***
- …Ах ты, мелкий паршивец! - Я не позволю тебе его трогать. Ты больше не прикоснешься к Томми. - Ты хоть осознаешь, на кого руку поднял? На родного отца! Еще и подстилку свою защищаешь. - Не смей его так называть…***
От спокойного и ледяного голоса Дила из воспоминаний по телу снова идут мелкие мурашки. За все годы нашей дружбы я ни разу не видел его таким: сосредоточенным, холодным, жестким, доминирующим. Это завораживает и пугает одновременно.***
- …Да срать я хотел на твое «не смей». Пусть знает, с кем имеет дело. - С гребаным психом? Так он это и так знает. - Да как ты… - Выметайся из моей комнаты и из моей жизни. Видеть тебя не хочу. - Я твой отец! - Какая честь. Только вот ты лишился этой роли уже давно – после того, как избил меня в первый раз…***
А чай все продолжает наливаться цветом. Теперь он напоминает цвет крови. Той, которая была размазана по лицу мистера О’Брайена из-за разбитой губы. Той, которая сейчас красуется на лице друга: следующим ударом мужчина рассек сыну бровь.***
- …Несносный мальчишка, я научу тебя уважать старших. У тебя есть двадцать минут, чтобы собрать вещи. - Ты оглох? Я никуда не поеду. И, думаю, мать не обрадуется, узнав, как именно ты пытаешься вернуть меня домой. - Шантажировать вздумал, чертов пидорас? Да я тебя в психушку запру до конца жизни…***
Но все обошлось. После того, как человек в костюме поднял руку на Дила, я больше не смог оставаться в стороне. Пока они продолжали свою уже словесную перепалку, а тиран начинал пускать в ход угрозы, я ринулся к вещам, оставленным на кровати, и начал искать телефон. А когда нашел, уведомил мистера О’Брайена, что если он сейчас же не уберется, то я вызову полицию. И это, на удивление, возымело нужный эффект – бросив в наш адрес еще несколько оскорблений и пообещав вернуться, он покинул комнату. А я не мог поверить в произошедшее. У нас действительно получилось? Дилан не уехал? Он остался здесь, со мной? И будто отвечая на эти непроизнесенные вопросы, он подошел и заключил меня в объятья. А сейчас мы сидим, наблюдая за чаинками в чайнике, и просто молчим. Нужно все осмыслить. Отрываю взгляд от красного варева и перевожу его на друга. Понурый вид, уставшее, бледное лицо и кровоточащая левая бровь возвращают в реальность и заставляют поверить, что все это на самом деле. - Знаешь, тебе бы рану обработать, – короткое «угу» и отрешенность парня служат мне ответом. Встаю и направляюсь к холодильнику, на котором всегда, сколько я помню, стояла аптечка. Обеззараживающее средство, вата, заживляющая мазь – все перекочевывает на стол, поближе к травмированному. Для удобства Дилану приходится повернуться ко мне всем телом, а я же становлюсь аккурат меж его разведенных ног. Согласен, со стороны выглядит довольно двусмысленно, но надо же мне как-то к нему подступиться. - А, по-моему, все вышло довольно неплохо, – надо же как-то вывести парня из транса. Мои руки в это время смачивают обрывок ватки в жидкости. От прикосновений к ранке Дил хмурится и шипит, но голову не отдергивает. - Ты действительно так считаешь? – друг посмеивается и стреляет глазами в направлении рассеченной брови. - Конечно, без жертв не обошлось, – тыльной стороной руки неосознанно провожу по своей щеке, – но ты ведь остался. - Остался, – вторит мне Дилан и своей рукой перехватывает мою, отводя ее в сторону. А затем, приподнявшись, легко прикасается губами к месту пощечины. Краснота, еще не успевшая сойти, теперь заливает все лицо. А он, как ни в чем не бывало, садится обратно и уже с довольной ухмылкой смотрит на меня. – Ты такой милый сейчас. - Кхм… Эм… Осталось только обработать мазью и будешь как новенький, – пытаюсь сделать лицо как можно более серьезным, но губы сами растягиваются в улыбке от таких слов. Выдавливаю немного мази на пальцы и откладываю тюбик в сторону. Прозрачная вязкая субстанция легко наносится на кожу и немного холодит ее, отчего друг хмурится, но при этом не отводит от меня взгляда карих глаз. - Томми. - Ммм? - Я совсем не могу быть друзьями. Пальцы замирают, прекращая обрабатывать рану. Пытаюсь отыскать на его лице хоть толику того, что могло бы выдать присутствие шутки в словах, но безрезультатно. Руки опускаются, и я уже собираюсь отступить на шаг назад, но тут же начинаю чувствовать легкие прикосновения к пояснице и то, как меня уже более настойчиво притягивают с себе. - Ты ведь сам сказал, что все закончилось хорошо, так почему бы не попробовать сделать еще лучше? Посмотри на меня и скажи, что ничего не чувствуешь ко мне. - Не могу, – единственное, что могу сейчас произнести. - Тогда в чем дело? – кажется, что своим взглядом он заглядывает прямо в душу. Этим мягким, теплым, родным, обволакивающим и затягивающим в глубину взглядом. Хочется погрузиться в него с головой. И когда все это успело со мной произойти? - Я боюсь, что не… что… я не знаю, – сдаюсь я. – Боюсь не ответить достаточно на твои чувства. Что это не то, что чувствуешь ты ко мне. А если все будет не так? О, боги! Я сопли на кулак наматываю как тринадцатилетняя девчонка. Это все ты виноват, Дил. - Я? – от удивления брови друга ползут вверх, что заставляет его зашипеть от болезненных ощущений. - Ну не я же, – так и хочется закатить глаза. – Это именно ты подсел тогда ко мне в кафе и завел разговор, именно ты заставил привязаться к тебе за все эти годы. И кто? Правильно! Ты влюбил меня в себя! - Так значит, влюбил всё-таки, – и только после этих слов и довольной ухмылочки я осознаю, ЧТО ИМЕННО произнес. - Эээ… нет, я не это хотел сказать, – попытка вырваться из рук Дила, которыми он все еще продолжает держать меня, оказывается безрезультатной: меня только сильней притягивают к себе.– Ладно, слушай, это не то чтобы влюбленность. Как вообще можно влюбиться в кого-то за несколько дней, ну серьезно? Это просто… сильная привязанность? Да, да, так больше подходит. Слушай, я просто не то слово подобрал. - А мне кажется, что как раз то. Возразить мне не удается, так как друг (ох, не факт) резко встает, сокращая расстояние между нами, и, приблизившись, произносит почти шепотом: - Можно тебя поцеловать? Теплое дыхание опаляет кожу, а по спине пробегает табун мурашек. Всего за секунду в голове пролетают сотни мыслей и вопросов. Но все они отходят на второй план, так как тело настойчиво кричит «да». И я повинуюсь.