Солнечный зайчик

О длительной прогулке сейчас не стоило и думать. Ясная погода испортилась буквально за двадцать минут, холодный осенний ветер нагнал угрюмо-серых туч — опять запахло дождем, где-то на другом берегу речушки Коук гремел гром. Громкий звук заставил Петунию очнутся и широко распахнуть глаза. У нее в голове гудел рой мыслей, с которыми она не могла справиться. Будь она младше и экзальтированнее, то заламывала бы руки и, надрывно плача, устроила отвратительный скандал или, что не менее банально, тихо плакала бы, а затем ходила по дому неприкаянным призраком, так и напрашиваясь на вопрос: «Кто обидел?» Нет, Петуния решила откинуть опыт детства и поступить иначе: разобрать свои реакции на составляющие, чтобы понять причину реакции, тем более ни скандал, ни стенания ни разу не помогли так, как хотелось. Вздохнув, она достала тетрадь, красиво вывела сегодняшнее число на свободной странице и замерла с карандашом в руке, совершенно не зная, с чего начать анализ.

Дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать боль и унижения, которые я испытала сегодня…

— Бред, — Петуния фыркнула, облокотившись на спинку стула. Она посмотрела на написанное, вертя в пальцах карандаш, и решительно зачеркнула. — Упаси Господь такое писать в двадцать три. Так, Туни, это не сочинение и не рассказ. Думай. Аккуратно отложив карандаш, она отодвинула тетрадь и положила голову на скрещенные руки. Петуния не чувствовала себя оскорбленной, нет, это чувство она позабыла в старших классах, когда играла в школьном театре. Руководство школы в добровольно-принудительном прядке проводило конкурс среди выпускных классов и… На фоне остальных бледная Петуния в сером платье особо не выделялась, но последующая поездка в Лондон была ужасна, особенно встреча с одноклассниками сестры. Не то чтобы события июня 1976 года как-то влияли на нее сегодня… Но с тех пор она почти профессионально и в рекордные сроки делала макияж, а также всегда имела сменную одежду и перестала опаздывать. Еще один раскат грома пробудил ее к действиям: резко подняться, подождать несколько секунд, пока исчезнут круги перед глазами, в два шага оказаться у шкафа и вновь замереть. Действительно, Петуния не была замарана, унижена, оскорблена или как-либо еще обижена, а Вернон хоть и друг, но совершенно не тот человек, чьи суждения и слова имели значение. Все произнесенное было лишь словами и совершенно не имело ни веса, ни влияния на нее. Но слова Верни, пускай и незначительные, неважные и совершенно бессмысленные, уничтожили, растоптали, разбили веру и надежду во что-то хрупкое, нежное и совершенно непонятное, то самое, что было скрыто глубоко в сердце даже от нее самой. Петуния не винила его ни в чем, не утверждала, что он обманул, но в нем исчезла та черта безупречной правдивости и искренности, пускай довольно грубой, которая была такой ценной и редкой. Особенно в семье Эванс. — Не красавица, — она снова фыркнула, рассматривая отражение в ростовом зеркале: высокий рост, худоба, светлые волосы, светлая кожа, светлые глаза — весь ее облик был каким-то блеклым и призрачным. Петуния цокнула языком, отмечая пятно джема на платье, а затем решительно открыла шкаф и выбросила одежду. Анализ не получился, и она решила пойти проверенным способом — побег. Петуния обожала убегать. Она так часто убегала от ответственности, бесконечных нравоучений, скандалов, проблем, что в конце-концов овладела этим умением на почти профессиональном уровне. Она становилась почти магическим образом неуловимой, неблагонадежной, а порой и больной, перед любыми выступлениями, конкурсами, олимпиадами, соревнованиями. И все происходило настолько непроизвольно, что ни один преподаватель и тренер не мог придраться — только подозревать неладное в подозрительной активности, точнее, ее своевременному спаду. И были совершенно не важны никакие рейтинги и баллы при поступлении. Желание скрываться от проблем стало ее сутью, передалось с молоком вечно убегающей матери. Эта, присущая слабовольным людям, черта невероятным образом переплелась со вспыльчивостью, нежеланием держать язык за зубами и граничащей с грубостью язвительностью — особенностями характера, которые так и не смогла (или не захотела) переломить Астер. От чего и страдала вся семья, и сама Петуния, в первую очередь. От родителей или Вернона она стабильно убегала к бабушке мадам Астер, от нее - к Вернону или на речку в детстве. Позже, от призрака младшей сестры и недовольных родителей - в Лондон на факультет журналистики, а затем, из-за нелепых слухов - в другой университет, на педагогический, и на работу. Дома Туни старалась не появляться больше необходимого, то есть не дольше полутора недель в год (если с праздниками) и старалась по возможности уходить в дом Астер. Этот месяц в Коукворте — первое исключение за последние пять лет. И то, она регулярно оставалась у мадам Астер. Не сосчитать, сколько раз она искала там покоя после ссор с родителями и сестрой, а после истории с Альфредом провела у бабушки неделю, слушая о собственной глупости, тщеславии и неумении находить общий язык с людьми. Сейчас, почти десять лет спустя, этот дом, который в тринадцать она грозилась сжечь до основания, стал убежищем — тихой гаванью, где можно найти тишину и гармонию. Петуния выглянула в окно: в самом деле, о длительной прогулке сейчас не стоило и думать. Погода испортилась, завывал холодный осенний ветер, графитно-серые тучи цеплялись за верхушки сосен, вот-вот на землю грозился обрушиться дождь. И вполне вероятно, что, как и в любой другой день, она бы бродила по единственной дорожке облетевшего сада, запряталась в беседке или просто убежала в «Пряничный домик» мадам. Но сегодня, вопреки негласной традиции, Петуния Эванс не забралась на кухню Астер через черный вход или окно, решила пойти не к ворчливой родственнице, а в лес, презрительно именуемый парком. Она, сменив платье на видавшие лучшие времена рубашку и широкие льняные штаны серо-синего цвета, не глядя достала несколько мелков сухой пастели из ящика стола и вылезла через окно. Опять. Постоянно оборачиваясь, как мелкий воришка, она двигалась перебежками, и, стараясь остаться незамеченной, отправилась в парк, который когда-то давно, лет пятьдесят назад, был лесом. Петуния не узнавала окрестности: в памяти они запечатлелись прекрасным, сказочным местом. Десять лет назад здесь раздавались птичьи трели, росли цветы, солнечные блики пробивались сквозь кроны деревьев, даря неуловимое тепло... Сейчас же парк был мертвенно тих и как никогда враждебен: черно-зеленые заросли; огромные сосны-исполины, которые застали еще первых заселенцев этого места, были насквозь пропитаны запахом прелой и мокрой земли — вчера здесь была буря. Сейчас же она когда переступала, когда обходила обломанные ветки и не чувствовала ни малейшего ветерка, не слышала ни одной птичьей трели или даже шороха, только крик серых ворон. Природа затаилась в ожидании новой бури, вокруг уже сгущалась духота, воздух становился терпким и сухим, как вата, и Петуния знала, что непременно будет дождь. Только как скоро? Она прибавила шаг — под обутыми в легкие домашние туфли ногами хрустели ветки, в ушах хриплым шумом отдавалось дыхание, она шла, плутая и постоянно сворачивая или возвращаясь обратно, пока не вспомнила забытую давно дорогу к поляне, той самой, где много лет назад они с сестрой устроили схрон на все случаи жизни. Она застыла на мгновение, переводя дух, и только спустя секунду-другую, убедившись, что на месте, и здесь никого нет, подошла к трухлявому пню, брезгливо поморщившись, носком туфли откинула камень и, обернув ладонь в платок, взяла его в руку. — Та-ак, — Петуния постучала камнем о пень, отряхивая налипшую землю, — куда мне идти тридцать шагов? Налево или направо? И зачем нам понадобилось все так зашифровывать? Вот какая польза от нацарапанной звезды на камне, если не знаешь куда идти? — она забросила камень обратно в корни дерева. Петуния осматрела круг деревьев и кустарников, а затем, крутанувшись на пятках, наугад ткнула пальцем. — Налево. Раз, — она сделала большой шаг, — два, три... На двадцать девятом шаге, она почувствовала, как изменилась почва, и стукнула пяткой у корней. Раздался глухой стук. — Виват, — победно усмехнулась Петуния, — И как же тебя достать? Она обошла дерево несколько раз, прежде чем вспомнила алгоритм и, махнув на все, не мудрствуя лукаво, подняла палку и подкопала рыхлую землю в поисках тайника. Под конец она, совершенно не беспокоясь о чистоте рук, залезла под корни и вслепую нащупала два маленьких сундучка. Ей не надо было их доставать, чтобы вспомнить их цвет, содержимое и, конечно же, гравировку. ПЭ и ЛЭ. — Мое сокровище, — она достала большую, когда-то багровую, деревянную шкатулку с навесным замочком, которую они с сестрой в детстве гордо именовали «сундук». У них были одинаковые шкатулки, отличавшиеся лишь цветом и гравировкой. Отряхивая от комьев влажной земли давно забытую капсулу времени, Петуния ожидала воодушевления или хоть какого-то волнения, но никак не усталости, духоты и раздражения из-за прилипшей к спине льняной рубашки. Отсыревшая шкатулка с облезшей краской навевала грусть, Туни вспоминала свои детские мечты, планы, надежды, что со временем растаяли, словно утренний туман. И видит Бог, она бы ни за что не открыла свой схрон детских желаний и секретов, если бы не забыла блокнот и не захотела порисовать. Накануне дождя. — Серьезно? — она подняла бровь. — Ключ? Петуния брезгливо поддела крохотный замочек пальцем, дернула на пробу и достала шпильку. — Кого обманываю, — она покрутила ее между пальцев. — К такому замку нужен ключ, это не защелка в буфете. Осмотревшись, она вернула сундучок обратно, тщательно замаскировала и села на поваленное дерево в пяти шагах от пня . Петуния сидела с закрытыми глазами, чувствуя, как вокруг сгущается мрак, а мысли её были подобны темному и бурному приливу. Новый залп грома - и она, нервно дернувшись, не обращая внимания на грязные руки, резкими движениями выдернула шпильки из прически, роняя их на землю, сдернула резинку и прицепила ее на запястье. Петуния снова замерла, глубоко дыша, ей не хватало воздуха, словно она сейчас была не в лесу, а лежала на дне глубоководной реки. Перед мысленным взором проносились воспоминания, в ушах все звучали слова единственного, а потому лучшего, друга. Вновь и вновь она переживала паршивое утро и не менее замечательную ночь, которую провела в поисках браслета. «Ты нищая, не самая красивая и умная, твоя семья в долгах, а ты, вместо того, чтобы смиренно, как и полагается женщине принять свою долю...» Вернон не повышал голос, нет, но каждое слово словно ввинчивалось в мозг, а ненависть в налитых кровью глазах откровенно пугала. Петуния слово наяву услышала звук невидимой лопнувшей струны и закричала, пугая несколько нахохлившихся ворон. На небе промелькнул разряд молнии, и начался дождь. Сперва тихий, ласковый, почти нежный, он в несколько минут превратился в ливень. Проливной дождь шел, словно из ведра, и Петунии казалось, что это сама природа за нее плачет и очищает не только деревья и стены домов, но и ее душу. Новый крик утонул в грохоте, новом громовом раскате. Петуния закричала еще раз и не замолкла до тех пор, пока ее голос не превратился с хрип, а дыхание не перехватило. Она судорожно всхлипнула, воздуха не хватало и невозможно было сделать новый вдох, подрагивающими руками Петуния достала маленький флакончик, сделала три глотка и спрятала обратно в карман. Обняв колени, она сидела на земле в окружении кустарников и мысленно засекала время, через десять минут пришел покой, и пропало желание плакать, собственно, как и рисовать, зато появился дикий голод. — Жду принца? — запоздало ответила она сиплым голосом воображаемому Вернону. — Чушь! Не нужен мне принц! С ними слишком много мороки, — она нервно дернулась от еще одного раската грома. — Пф, мне бы простого, нормального парня без косоглазия. Вот за такого… — продолжение утонуло в очередном раскате грома. Поднимаясь с земли, она прогнулась в спине, безрезультатно попыталась отряхнуть штаны от земли и пошла вперед, не разбирая дороги. Глаза ослепил свет фар — недалеко проехал голубой форд, как у Вернона, и Петуния сразу свернула, избегая общества людей. Куда-нибудь да придет, ведь это Коукворт, крохотный город с пятью улицами, где от леса лишь название, а все дороги ведут на площадь Благодарения. Едва ли пассажир и водитель форда оценили бы самопожертвование Петунии, которая, сама того не желая, направилась домой дальней дорогой под проливным дождем. Невольные свидетели даже не заметили ее, переругиваясь о том, кому пришла в голову замечательная идея устроить пикник «как подруженьки», и кто виноват в том, что они не развернулись обратно с первой каплей «летнего» дождика. Машина петляла между деревьев, чудом не врезаясь в деревья и не попадая в ямы, пока пассажир пытался вырвать руль «стальной кареты». — Стой! — завопил Сириус, и пререкающийся Вернон от неожиданности нажал на тормоза. Мужчины перевели дыхание, синхронно вытерли пот со лба и начали хохотать. — Ладно, — отсмеявшись, ударил о руль руками Вернон, — как выбираться будем? Учти, маг, машину не брошу. Местные дети или Петуния мне окно разобьют. Не смотри так, детям я не нравлюсь, а Пет как-то угрожала. — Странный ты, — протянул Блэк удивленно. — Будем здесь. Смотри, какая атмосфера, самое то для страшных историй о жизни Мишки-Верни. Сириус улыбался, а Вернон сильнее сжимал руль, борясь с непреодолимым желанием откорректировать прикус* наглого хлыща. И самым обидным было то, что новый знакомый понимал это, Дурсль посмотрел на его сияющие энтузиазмом глаза и, вспомнив о том, чему учил отец, глубоко вздохнул: — Хорошо, — Сириус достал волшебную палочку, — но прошу ответить взаимной любезностью. — он закончил в пустоту и дернулся не то от очередного раската грома, не то от слишком сильного удара дверью. — Господи, дай мне сил пережить эту ночь. Вернон потянулся на заднее сидение за зонтиком, не найдя, прошипел ругательство и, посмотрев на придурошного волшебника, что не мог наколдовать зонт, решительно вышел из машины в новом светлом костюме. — Вот это ливень! — заорал Сириус, прикрыв голову найденной в машине газетой. — В этом проклятом месте всегда так, — прокричал в ответ Вернон, прикрывая голову папкой, — Может, все же в Лондон? Он с тоской осматривал округу, понимая, что обратно на форде они не выедут — завязнут, а этого мага будет очень сложно заставить помогать, а не показывать балаганные фокусы. Да и переубедить будет почти невозможно, он уныло вздохнул, глядя, как маг расчищает от мусора поляну. — Ты поможешь выехать, — аккуратно начинал Дурсль, — а потом мы оставим машину в гараже, и ты перенесешь нас в Лондон. — А у тебя губа не дура, — по-доброму рассмеялся Блэк,.— Не привыкай к хорошему! — Чего? — переспросил Вернон, не расслышав слов из-за дождя. — Громче! Сириус дернулся, отступая и почти подскальзываясь на мокрой земле. — Не ори, — он потёр ухо, и оглянувшись по сторонам, взмахнул волшебной палочкой, возводя купол над их головами; еще один взмах - и шум дождя затих. — Как тебе? Вернон по-хозяйски прошёлся по небольшому пятачку, на который не попадало ни капли воды, стряхнул влагу с волос и пристально посмотрел на крутившегося на месте, словно волчок, Блэка. Все было хорошо, Вернон сказал бы даже отлично, на пятачке диаметром в несколько метров стало почти чисто, сухо и, кажется, светлее, теплее, по крайней мере, ветер стих. И он бы похвалил, но что-то в душе не давало вырваться добрым словам. — Неплохо, — он растянул губы в улыбке, обнажая зубы, — А сидеть мы будем в машине на заднем сидении? Учти, так секретами делятся не «подруженьки», а ты мне не настолько нравишься, — и отвернулся, избегая взгляда мага. Блэк пугал, особенно сейчас, когда небо озарила молния. Вернон пропустил реакцию на свои слова, рассматривая, как шквалистый ветер гнет деревья и ломает ветки. Погода была отвратительной, и, ругая себя за собственную наглость, он теперь боялся оказаться там, за невидимой границей неприхотливого уюта. — Всего лишь? Да ты обнаглел, маггл, — притворно возмутился Сириуас. — Снимай пиджак, — он протянул руку. Дурсль задумчиво посмотрел на него, а затем решительно стянул пиджак: во второй раз наглость могла не прокатить, и теперь он готов был отдать даже кошелек. — Я не маггл, фрик, — фыркнул он, но послушно отдал одежду, — Ты же не из этих? Сириус прошептал длинное заклинание, и Вернон высох полностью, но поменял цвет волос на розовый, а рубашка с брюками превратились в пижаму. — Понятия не имею о ком ты, но если о магах, то да. Думаю, это было очевидно еще с первого дня знакомства., — жестом Сириус заставил замолчать Вернона. — Не ной, «маггл» - это твоя видовая принадлежность. Смотри и не смей запоминать, хотя… Он почесал подбородок и оценивающе посмотрел на открывающего и закрывающего рот маггла. Сириус чувствовал, как Вернон боится, как просчитывает вероятности, подбирает матрицы поведения. Не то чтобы безуспешно, Вернон неплох, умеет приспосабливаться, но зашоренный и слишком... маггл. В Хогвартсе он мог пойти к уютным пуффам, для воронов же был очевидно туп, для гриффов - слишком слюнтяй, для змей - рожей не вышел. — Никто тебе, не поверит, а память потом подчищу, красуясь, Блэк достал маленький бархатный мешочек с монограммой "С.О.Б.", опустил вовнутрь руку по локоть и достал несколько соломинок, моток ниток и, Вернон ущипнул себя, игрушечную мебель. В несколько мгновений он деланно небрежно превратил две соломинки в колышки, пиджак в тент, оторвав нитку обратил ее в веревку, игрушечную мебель увеличил и, приманив ветки из парка, высушил их и разжёг огонь. — Ну как? — довольно спросил Сириус через пять минут. — Неплохо? До завтра должно хватить, а там уже… О том, что там уже произойдет, Вернон побоялся спрашивать, он лишь крякнул, потер щегольские щегольские усы и тонким голосом, подражая девичьему, произнёс: — Ты хотел провести вечер, как "подруженьки". Атмосфера соответствует: костер, палатка, алкоголь, — он кивнул на коробку с бутылками и достал две. — Обо мне ты знаешь, уверен, сестры Эванс уже на этот счёт просветили.Теперь твоя очередь. Бери. Вернон кривлялся, играл голосом, двигал бровями — в общем, делал все, чтобы сойти за своего, и в другое время Сириус обязательно сравнил бы Вернона с Питером или Римусом, которые в своем стремлении войти в компанию, несмотря на прилежность и скромность зачастую были авторами самых жестоких шуток. — Рассказать… — рассеянно заулыбался Сириус, он мог бы поведать многое, ведь с магглом-Верноном они никогда не пересекутся. — У Блэков нет проблем. Мы величественны и непобедимы. Смотри, — он показал на черное небо, — там вся моя семья. — Соболезную, — тихо ответил после продолжительной паузы Дурсль, — мир их праху. — Да нет, нас просто в честь звезд называют. Сириус - это звезда, альфа Большого Пса, если знаешь такое. А моего отца зовут Орион, в честь созвездия. Созвездия - это ... — Я знаю, что это! — Да? По тебе и не скажешь. Смотри, мой отец, точнее, его созвездие где-то там, — Блэк показал пальцем, — в другое время и в другом месте было бы видно. Созвездие сие одно из самых прекрасных и ярких на небесном своде. В ясную погоду там можно увидеть 120 звезд! Невероятно? — он подмигнул подавившемуся Вернону. — Я знаю каждую из них! Не буду засорять твое сознание, самыми примечательными в нем являются несколько избранных, — иронично продолжил Сириус, видя интерессобеседника. — Первая из них — альфа Ориона, или Бетельгейзе, имя которой берет начало от арабского «Ибт-аль-джауза», что означает «Подмышка великана». Занимательное название, а? Затем идет бета Ориона, которая получила название Ригель; это бело-голубая звезда, — он провел пальцем дальше, — как и гамма Ориона, также известная под именем Беллатрикс, или Воительница. Вместе с Саиф они представляют собой гигантский четырехугольник, широко распростертый от севера к югу и более узкий от востока к западу... — Вернон следил за указательным пальцем, едва поспевая за торопливыми словами, чувствуя себя словно на уроке астрономии в университете, правда, более интересном, но все равно непонятном. Сириус прервал повествование, чтобы перевести дух, но никак не мог отвести блестящий взгляд от неба. Он не замечал косого взгляда Вернона, который и в ясную ночь не всегда различал созвездия, не говоря об облачном небе. Дождь прекратился и Вернон расслабленно растекся на заколдованном кресле, пока странный волшебник рассматривал видимые только ему просторы Вселенной, где вечный следопыт, сын Посейдона и Океаниды, продолжал свою охоту. — М-да, — первым нарушил он, — а я думал, у садоводов Гарденов странная традиция называть детей. — Ты хотел сказать, Эвансов? — задумчиво покрутил массивный перстень на указательном пальце Блэк. — Лили, Петуния, Лаванда... Наверняка есть еще какие-нибудь Ирис, Бегония и Чертополох. Вернон покачал головой, но, не видя реакции, сказал громко: — Нет, у Эвансов, конечно, тоже свои заморочки, но вся эта лабудень с цветочными именами от Гарденов: там целый ботанический сад. Какой нормальный человек назовет ребенка Виссарион (лесной)? Плевать на значение. Как ребенку с таким именем жить? — Спокойно, — Сириус повернулся. — Нормальное имя. Огден хуже. Хотя в пятнадцать я так сына назвать хотел. Вернон не понял иронию, собственно, маг и сам не совсем понимал, в чем соль, но должно быть забавно так назвать сына. Причина совершенно не важна, ему сейчас слишком хорошо. Сириус ощутил восторг: они с магглом (мама была бы в ярости) пили терпкое пиво в Мерлином забытой деревне. Как сын истинного ценителя алкоголя — Ориона Блэка - он с пятнадцати не пил ничего, дешевле десяти галеонов и слабее виски. Маггловский алкоголь гадкий — Сириус сперва плевался, а потом привык. Теперь в голове чувствовалась приятная тяжесть, мысли путались, а на испачканные усы маггла стало смотреть не так противно. — Ну да, ты же Сириус. — А ты Вернон, — он протянул руку для пожатия, но получил еще бутылку пива. — Мило. Так что у вас там произошло? Из-за тебя у Эвансов скандалы не прекращаются. — Дело не во мне, а в желании одной женщины командовать, и нежелании подчиняться у другой. Если есть амбиции, но нет ни мозгов, ни силы - как быть? — Вернон устроился поудобнее, после третьей бутылки его стабильно тянуло на философию, а еще совершенно не страшно оказалось наглеть при общении с магом. — Здесь ведь по большей части тот еще гадюшник! — Радикально ты о малой родине, — не то восхитился, не то осудил Сириус. — Я почти не местный. Мы с Пэт, — Дурсль мгновенно помрачнел, вспоминая ссору, — планируем переехать ближе к Лондону. — Плохо планируешь, раз сейчас вы в Коукворте. Я, например, совершенно не собирался сбегать из дома в шестнадцать, захватив лишь школьный сундук и гордость. — Ты серьезно? Вернон недоверчиво переспросил еще несколько раз, мысленно пытаясь прикинуть, как этот маг вообще выжил на улице и достиг чего-то. — Да, мама прогнала мою девушку, и я ушел вместе с ней. — Так ты женат? — взглядом Дурсль попытался найти обручальное кольцо. — Твоя супруга святая женщина. — Не-а, Марлин, конечно ждет, но не меня. Они замолчали; дождь прошел, и дышать стало легче не то о запаха озона, не то от непонятного им самим разговора без капли лжи и смысла, не то от того, что небо становилось ясным. Вернон порывался задать вопрос, но замолк, не решаясь выдавить хоть один лишний звук; фыркнув, он решил заесть неуместную робость колбаской. Сириус хмурился, но молчал, лишь поднял камень и бросил его на границу купола, отгоняя любопытную лису. Рыжая нахалка взвизгнула, но увернулась и убежала в глубь парка. — Если говорить откровенно, — Блэк глубоко вздохнул и с непонятным даже себе самому наслаждением бросил следующий камень, — технически, она ждет мужа, фактически, — он искоса взглянул на нового знакомого, — ждет козла. — Характер? — понимающе переспросил Вернон, маг со слишком смазливой внешностью ему был интересен, но вызывал здравые опасения и желание опробовать пару глав из настольной книги прадеда-инквизитора. — Рога. Сириус заразительно засмеялся, Вернон же лишь растянул губы в кривой улыбке, похлопал мага по плечу и поклялся про себя ни при каких обстоятельствах не оставлять его с Пэт, даже ненадолго. Ей не нужны сыночки богатеньких родителей в списке знакомств, эти лорденыши ничего хорошего не приносят честным девушкам. Конечно, такие как он, редко выбираются из задымленных кулуаров или игорных столов и никогда не обратят внимания на девушку из Коукворта, но мало ли... Вернон оценивающе посмотрел на очевидно шелковую рубашку, темно-синий, под цвет глаз, шейный платок (кажется, Петуния называла это "галстук Аскот", когда пыталась приучить друга к моде). Нет, все же он подозрительный тип, тем более, еще не ясен способ заработка этого хлыща. — Ветвистые? — Сириус кивнул. — Тогда олень. — Олень он будет, если останется с Марлин после рождения синеглазого брюнета, — на непонимающий взгляд отмахнулся, — она блондинка, Гидеон вообще рыжий, и так несколько поколений. — Может, неучтенный ген? — блеснул знаниями Вернон, смутно вспоминая рассуждения сестры о наследственности. — Не-а. У нас, Блэков, кровь сильнее и род древнее. — Сириус бросил вельветовый сюртук на траву. — Куда ты меня привез? Что это за лужа? Он осмотрелся и показал на едва заметную за деревьями речушку. — Река Коук, — поддержал внезапную смену темы Вернон, — третья достопримечательность Коукворта после куска леса, именуемого местными «парк», и площади Благодарения. — Река это Темза, Нил, Сена, Дунай, Нева… — начал перечислять виденное за время путешествий с семьей Блэк. — А Коук, прости, дружище, лужа. — Так я, что ли, спорю? — пожал Вернон плечами. — главное, местным не говори — удавят, несмотря на то, что этим старухам давно пора на тот свет. — А тебе, значит, можно? — Сириус принял предложенную бутылку. —Я из Лондона, здесь живут мать с сестрой. В Коукворте провел детство, пока отец не забрал в столицу. — Опа! — громко удивился Блэк. — Так почему невесту выбираешь в глубинке? Учти, именно в таких местах девицы прынца ждут и верят в любовь до гроба. Не потянешь запросы такой девицы. — Отец также говорит и советует присмотреться к дочерям его партнеров или сотрудников. — Понимаю, — Сириус кивнул. — Так из-за чего сыр-бор? Он действительно понимал, сперва мать знакомила его со всеми волшебницами, в которых есть хоть капля крови Блэков, затем с дочерьми подруг и знакомых, потом отец намекал о будущем, затем леди Дорея сватала дочерей своих знакомых, в результате он прячется в маггловской дыре, давится маггловскм пивом в обществе странного маггла-неудачника. Может, Вернону тоже посоветовать уехать далеко? Только куда уж дальше? — Не знаю! — Сириус от неожиданного восклицания дернул рукой, расплескав только открытую бутылочку. — Она просто нахамила и ушла! — От меня год назад невеста сбежала, от тебя, видимо, тоже, — фраза прозвучала достаточно едко. — Да не невеста она мне! — Тогда не убивайся. Пойди в… — Сириус задумался. — Куда там такие, как вы, ходят в поисках девочки, и успокойся. — Такие, как мы? — тупо переспросил Дурсль, — Мне кажется или ты наглеешь, Блэк? Наверное, стоило бы обидеться и уйти, расслабленно подумал Вернон, заметив полный ожидания взгляд странного гостя Коукворта, но ему было откровенно лень (недавний дождь здесь совершенно не причем) да и в чем-то прав этот Блэк. Если бы не случай с Пэт, они не то чтобы не стали близкими людьми — не познакомились бы. — Тебе показалось, — лениво протянул Сириус, не дождавшись реакции. — Просто я в душе не понимаю, где такие парни, как вы, находят себе девушек. Кладбище? Библиотека? Музей? Больница? Может, ты вообще ее похитил! А что? Ты увидел ее во время планового осмотра и решил спасти… Допустим, из психушки. Вариант? Эй! Не бей меня, я у родителей первенец! Сириус со смехом увернулся от еще одного удара и примиряюще поднял раскрытые ладони. — Блэк, ну что ты за человек? Как вообще дожил до своего возраста? — Вернон, тяжело вздохнув, потер подбородок. — Мы познакомились совершенно обычными образом. Я приехал к матери из Лондона, ее бабка была их соседкой. Было крайне скучное лето, мама все время проводила с собаками и Мардж, отец - в командировке в Белфасте, одногодок нет. В общем, особо этим не горжусь, но пошел на поиски приключений. — Столичный мальчик встретил деревенскую девочку, и она его стукнула дубинкой? — Врезать бы тебе, — ласково произнес Вернон, даже не повернув голову к магу. — Было скорее наоборот. Пэт жила у бабки, не знаю, почему, но довольно часто, особенно в детстве, она обитала в доме Астер — заросшей мхом халупе с круглыми окнами… Он прикрыл глаза, почти засыпая, говорить было совершенно лень, вспоминая о том, как пробрался в заросший двор, как потом абсолютно случайно разбил окно и потерял сознание от страха, увидев «призрака». Призраком оказалась сонная Петуния с толстой книгой в руках. — Эй! — Сириус толкнул его в бок. — А что дальше? — Дальше? К ним пробрались воры, а я тогда после Воггинза с тростью ходил, вот ею, на манер американской биты, и запустил в одного из них камнем. Придурки убежали, а с Пэт общаемся и сегодня. — Ясно, ты герой и девушка твоя. Сейчас все иначе? —Вернон кивнул.— Почему? Вы ссорились. Сириус явно пожалел о заданном вопросе, стоило лишь увидеть, как мгновенно загорелись глаза Вернона, Артур Уизли жаловался на свою снова беременную жену именно с таким одушевленным выражением лица. — Я между ними, как между молотом и наковальней! Блэк смотрел, как новый знакомый смешно фыркает в топорщащиеся усы, громко отхлебывает пиво из бутылки и громко отрыгивает. — Мардж порой перегибает, но Пэт… — увлеченный Вернон не обращал внимания на передернувшегося Блэка. — У нее же не язык — жало! Я извиниться пришел, а она! Стерва! — Да ну? — изобразил интерес Мириус, этот маггл начал утомлять. — Да! Она не имела права так говорить. Она должна была… Блэк вспомнил сероглазую блондинку с тонкими чертами лица и едкими ответами. Девушка чем-то напоминала Нарциссу, только у кузины цвет волос был другого оттенка, глаза синие и вид более здоровый. Незнакомка казалась какой-то болезненно хрупкой, неземной — дотронься и рассыпется. Сириусу отчего-то захотелось свернуть ей шею, так, из милосердия. Никто не имеет быть настолько похожей на Нарциссу Блэк, пусть она и без пяти минут Малфой. — Умолкни! — он жестом заставил собеседника замолчать. — Вернон, запомни: женщина может делать все, что хочет. Даже такая стерва, как сестра рыжей Эванс. Одного не понимаю... Сириус приподнялся на локтях, пробежался оценивающим взглядом по пухлой фигуре невысокого Вернона, особое внимание обратив на ровный пробор льняных волос, рыжеватые густые усы и безвольный, округлый подбородок. — Либо ты обладаешь невиданными душевными качествами, — задумчиво протянул он, — либо она слепа, либо… Вернон, ты не потянешь ее запросы, — Сириус вспомнил растянутые в улыбке губы, уложенные в прическу золотые локоны, — такие девочки требуют много денег. — Мардж то же самое говорит. — Слушай сестричку, — авторитетно заявил Блэк, — Точно говорю. У меня их три. На такую, как эта фифа, у тебя не хватит ни денег, ни терпения. — Мардж… — Да знаю! Твоя мудрая сестрица так же говорит. Поверь, такие, как эта Пэт, с легкой улыбкой переступают любого, кто стоит на их пути и… Мерлин! Едят сердца наивных лопухов на аперитив. — Она не такая, ты совершенно не знаешь ее, — отмахнулся Вернон. — Да какая, к бездне, мне разница? Мы только друзья, не фыркай, просто лучшие друзья детства. Блэк, Пэт язва, довольно часто стерва, но не такая. — Такая-не-такая, — Сириус скривился, вспоминая. — Все они не такие, пока не встретят вариант получше. Не дуйся, бурундучок. Хочешь, расскажу, как все было? Вы начали общаться со скуки. Потом стало интересно, в конце-концов, у подростков всегда есть общие темы для разговора. Возможно, вы даже уроки учили вместе, наверняка она что-то не понимала, наверняка жаловалась на злобных родственников, с которыми ты, несомненно, знаком в силу фамилии или соседства… — Блэк сделал глоток из горла бутылки. — Ты хвастался своими «подвигами», она смеялась и послушно восхищалась... Вы дружите до тех пор, пока она не признается тебе в любви. Ты смеешься над признанием, послушно сделав вид, что поверил в жалкое до нелепости оправдание: «проиграла спор». Все в порядке, пока в один момент ты совершенно внезапно не осознаешь! — крик громко ударил по ногам, отчего Вернон подпрыгнул. — Она, бледная моль, жалкая копия старших сестер, оказалась самой прекрасной девушкой на белом свете. Она, твою мать, выросла и перестала походить на домашнего эльфа! Больше нет той шмакодявки, которая плакала из-за сбитых на крутой лестнице коленок, плохой оценки по зельям или очередной ссоры с подружкой, да она умеет пить огневиски и целоваться! И знаешь, что самое дерьмовое? Ты понимаешь это только после встречи с ее парнем в самом неожиданном месте на земле. И тебе нечего ей предложить… Сириус глубоко и часто дышал, словно ему не хватало воздуха, а Вернон потрясенно молчал, не зная, как реагировать на эту исповедь. Новый знакомый угадал почти во всем, именно так все и происходило, Дурсль все пытался понять когда же произошло просветление, когда он осознал истину: Петуния должна быть с ним. — Думаешь, у Петунии кто-то есть? Сириус хлопнул ладонью по лицу и пробормотал что-то очевидно ругательное; Вернон не обратил на это внимания, он был занят — вспоминал странные исчезновения, подозрительные ночевки у несуществующей подруги в Лондоне. В последние несколько месяцев, да почти год, она выглядела иначе и часто получала письма: «Работа, Вернон, представляешь, меня заметили и взяли консультирующим специалистом!» Сириус смотрел на загибающего пальцы парня и думал — возможно, родители были правы и магглы на самом деле ошибка природы. Вернон перестал быть сонным, покраснел и надул щеки, явно готовясь к обличительной речи в сторону симпатичной «не невесты». — Ты понял только это? Парень, повторю, у тебя нет шансов. Блэк напрягся и, скрестив руки на груди, уже напряженно нащупывал волшебную палочку в аврорской портупее, готовясь послать усыпляющее заклинание, если Дурсль будет громко шуметь, как тот внезапно успокоился. — Нет, — Вернон скривил губы в усмешке. — Это у тебя нет шансов с той, что козла ждет, неудачник. — Он едва успел отклониться от внезапного алого луча проклятья и спрятаться за кресло. — Но ты сделал свой выбор. Я — свой. — И какой же? — Сириус насмешливо тянул слова, напоминая одного знакомого Петунии. Вернон нахмурился, вспоминая статного блондина, с которым как-то столкнулся в Коукворте ,и очень серьезно ответил, совершенно не то, что собирался сказать изначально: — В июле 1981 года я женюсь на Петунии. И мне плевать, есть у нее кто-то или нет. Сириус в неверии смотрел на него, пытаясь понять, каким противоестественным путем двигались его мысли, раз Вернон пришел к такому выводу. — Идиот, она тебя пошлет и правильно сделает. — Спорим, ответит согласием? Блэк с сомнением посмотрел на протянутую руку, вспомнил дядю Альфарда, с его поразительным кодексом чести, отца, с его знаменитым: "Есть ряд недопустимых для джентльмена вещей, а именно"... — Ни за что, — неожиданно сильно ответил на рукопожатие он. — Найди кого попроще. Сириус не отрываясь смотрел в блеклые глаза Вернона Дурсля и чувствовал надвигающиеся проблемы. Как знать, может, все дело в серебристом свечении и характерном покалывании запястья — верных признаках заключения неполного магического обещания? Но Вернон Дурсль абсолютно точно маггл! Или не совсем?