Солнечный зайчик

В Коукворте погожие деньки большая редкость, особенно осенью. Ласковое солнце едва ощутимо согревало открытую веранду, где собрались все жильцы Дома на Холме. Здесь же стоял теперь многострадальный стол-людовик, тот самый, который еще недавно был почти разрушен в беседке. Странная традиция собираться несколько раз в день в одном месте была совершенно не ясна Сириусу, особенно в свете недавних событий. Удивляло еще и то, что о вчерашних происшествиях напоминали лишь тишина и отсутствие ставших привычными разговоров. Обстановка была комфортной, несмотря на молчание в доме Эвансов царил уют. И дело обстояло вовсе не в светлых стенах, высоких потолках, мягкой мебели с обилием подушек и не в залитой солнечным светом террасе, где находились сейчас стол и стулья. Причина была в самом доме, в семье, которая жила в Доме на Холме. Эвансы странные, дом странный, Коукворт странный. Сириус знал, что цветы можно любить, что женщины любят цветы... Судя по имени миссис Эванс и ее дочерей — могут обожать, но... Не настолько же! В прошлый раз он не обратил внимание на то, как много здесь цветов! Растения были здесь везде: под потолком в навесных кашпо, в длинных кадках, наполненных мелкими камушками, в горшочках и вазонах на полочках; что-то растительное вилось, оплетая столбы и веранды. Три женщины в этом буйстве зеленого, желтого и багрового цвета смотрелись невероятно естественной частью этого живого мира. Словно нимфы. Сириус очень сожалел, что Джеймс уехал в Аврорат и не может сейчас сравнить свою драгоценную с духом природы. От того, насколько порой красива Лили, захватывает дух даже у него, и сегодня она постаралась на славу, а ее сестра, словно в противовес, бледнее обычного и какая-то выцветшая, но спокойная. Девушки сидели напротив, но не пересеклись взглядами ни разу. Сириус рассматривал сестер и поражался тому, насколько они похожи внешне: овал лица, острый подбородок, тонкие губы, прямой нос, высокие скулы и идентичное созвездие веснушек, разрез глаз, даже длина волос и прическа. Лили и Петуния одинаково держали осанку, склоняли голову, прислушиваясь к шуму на проезжей части, синхронно и выверенно поправляли волосы. Они выглядели одинаково, с поправкой на возраст, одежду и ... цвет. Если Лили вобрала в себя все оттенки алого и зеленого, то Петуния казалась ее блеклым вариантом: светло-русые волосы, светлые глаза, болезненно бледная кожа, даже веснушки были светлее. С их последней встречи она изменилась и при свете дня совершенно не походила на кузину Нарциссу, но это не прибавило баллов симпатии. Браслет с подвеской жег карман, призывая разобраться, чтобы отстоять честь семьи, запястье сжимала невидимая лента обещания, а еще вновь начиналась мигрень: пока ещё терпимая боль пульсировала у висков — на яркую и такую солнечную Лили становилось больно смотреть. Но она не замечала ничего, думая о своем, с загадочной улыбкой поглаживала запястье. — Как ночь на новом месте? — нейтрально начала Лаванда, отвлекаясь от вышивки. — Неплохо, — приветливо отозвался Сириус, не сводя взгляда с пожимающей плечами Петунии, не оторвавшейся от рисования. — Замечательно! Так приятно вновь быть дома! Не правда ли, Петуния? Лили улыбнулась широко и искренне, до ямочек на щеках, до золотых искр в глазах, и Сириусу неожиданно захотелось узнать: одинаково ли улыбаются сестры. — Неправда ли, Лили, — подняла взгляд старшая сестра. — Тебе виднее, ведь в последний раз ты была дома в 1976, на пятом курсе. — Я приезжала и после, но тебя не было, сестричка. Ты сама-то дома часто бывала? Ведь даже в детстве ты проводила больше времени у бабушки. Лили отбросила салфетку и скрестила руки, облокотившись на спинку стула. — Ты сердишься, Юпитер*... — многозначительно уронила Петуния и продолжила рисовать. Лаванда с опаской посматривала на дочерей, но молчала. Не проронила ни слова и Лили, лишь крайне хмуро посмотрела на тихую Петунию. Старшая сестра Эванс вообще сегодня была непривычно кроткая и смирная, не проронив ни слова, лишь кивая и выверенно улыбалась. Сириус, росший с тремя кузинами, видел в таком поведении предзнаменование проблем, Джеймс, вероятно, поддержал бы опасения друга, но отсутствовал. Блэк ожидал скандала, который начнет очевидно закипающая Лили, и не был уверен, что Лаванда Эванс способна разрешить конфликт так же молниеносно, как ее муж — одним словом и тихим ударом по столу раскрытой ладонью. Миссис Эванс вообще казалась тихой, отстранённой и какой-то неземной. Она выглядела до неприличия молодо и походила, скорее, на старшую сестру девушек, нежели на мать. Сириус рассматривал женщину и вспоминал собственную мать, способную укротить гиппогрифа, а не то что справиться с двумя детьми. Рядом с Вальпургой даже кузины вели себя примерно, собственно поэтому они и проводили в детстве почти все время на Гриммо 12. Но матушка - из семьи Блэк, в отличие от Друэллы и Лаванды. Может, дело в этом? Неизвестно, как скоро напряженная тишина переросла бы в первоклассную ссору, но в один момент все изменилось. — Что это? Сириус закрутил головой в поисках источника звука, Лили тоже начала оглядываться, прислушиваясь к музыке. — Старайтесь не обращать внимания, — Лаванда начала складывать вышивание, — это все Эрни, то есть Эрнест Гарден. Если эта ужасная музыка будет сильно мешать, можете просто уйти в дом. Сколько раз говорила ему делать тише, — она покачала головой, — все без толку. Если что, я буду в комнатах. Нет сил моих такое слушать. Словно в ответ на ее слова музыка стала еще громче, будто источник звуков приблизился, на это Лаванда сердито поджала губы и громко хлопнула дверью. — Так что это, мисс Петуния? Ты у нас эксперт по маггловской жизни. "Эксперт", придирчиво изучавшая собственный рисунок на расстоянии вытянутой руки, удивленно переспросила: — Простите? — Что это? — терпеливо повторил Сириус. — Музыка, — медленно пояснила Петуния, — Эрнест Гарден, который живет в соседнем доме, у нас любитель музыки и имеет профессиональное оборудование. — Я о другом, о музыке, — почти шепотом произнёс Сириус, ловя растерянный взгляд. Он, не отрываясь, смотрел в широко распахнутые, словно удивленные, глаза и наконец-то разобрал их оттенок четко: темно-серые, почти синие, как бы невероятно это не звучало. Петуния подняла брови, в затуманенном недавними мыслями взгляде мелькнуло что-то неизвестно, но неимоверно притягательное, она облизнула губы, желая сказать о... — Да что ты ее спрашиваешь, Сириус? — воскликнула Лили. — Словно наша Туни что-то знает о современной музыке! Это Битлз, кажется. Не слышала эту композицию. Надо как-нибудь сходить на концерт - теперь не надо спрашивать разрешение у родителей. Лили отсалютовала чайной чашкой Блэку, мысленно делая заметку о разнообразии досуга. Дома оказалось поразительно скучно. Серый и унылый Коукворт, что в детстве напоминал шкатулку с сокровищами, еще в юности начал отдавать безнадегой после яркого Хогвартса, а теперь... Она не могла здесь находится, чувствуя себя тем самым Гулливером**, которого связали лилипуты. Она переросла этот город и все эти мамины ужимки; папина строгость, язвительные выражения сестрицы — совершенно не задевали никаких струн в душе, разве что поднималось ленивое раздражение от их глупости и ограниченности. Размышления Лили прервал резкий звук автомобильного клаксона, от которого вздрогнули все трое, но лишь Петуния довольно улыбнулась, выглянув во двор. — Едва ли у вас, магов, разрешены путешествия во времени, - она отложила тетрадь, в которой рисовала, заложив страницу карандашом. Петуния опёрлась подбородком о скрещенные пальцы, и Сириус невольно отметил, что те испачканы в грифеле — сестра Лили левша. Посигналили еще раз и стало очевидно, что приехали именно к Эвансам. — Лили, это к тебе, — приторно улыбнулась сестра. — Поясни, —та проигнорировала еще один призывной сигнал. — Вернон, — многозначительно произнесла Петуния. — Ты поняла, о чем я, — Лили бросила напряженный взгляд на Сириуса. — У меня жених, разбирайтесь между собой сами. — Скучная ты, — Петуния закатила глаза, — "битлы" распались в 70х. Сейчас играет, — она демонстративно прислушалась, — "The Queen", композицию не знаю, — и извиняющимся тоном пояснила, — действительно новая композиция. В эти выходные едем на концерт, если хотите присоединяйтесь, но за билеты платите сами. К слову, — подмигнула она Сириусу, — если нужны советы по одежде, обращайтесь, господа маги. Мне не в первой. Раздался еще один сигнал, и Петуния встала из-за стола, подпевая песне, которую совершенно "не знает", танцующей походкой спустилась к крыльцу, на ходу здороваясь с только появившимся Джеймсом. — В этот раз без истерики? Поттер поцеловал в щеку невесту, пожал руку другу и присел на место Петунии. — Как видишь, — кивнул Сириус, насмешливо поглядывая на насупившуюся Лили. — К слову, наша ядовитая Петуния пригласила на концерт. — Камерный оркестр? Опера? Или куда там ходят такие Синие чулки? Джеймс открыл тетрадь, бегло листая страницы, а увидев последнюю страницу, словно закаменел. — Ни за что не угадаешь — "The Queen"! — Что за зверь? — напряженно спросил Поттер. — Королевский бард? — Не-а, — с видом эксперта, старательно игнорируя подозрительное поведение друга, ответил Блэк, — слышишь, играет? — Недурно, — автоматически ответил Джеймс. — Кто бы мог подумать... Вы, сестрички, не так уж и отличаетесь. Лили, может, тебе стоит помириться с сестрой и поговорить о своем, о девичьем? — Ты серьезно? Мы с ней поссоримся в первые десять минут. Слышал выражение: "Худой мир лучше доброй войны"? Это о нас. Слишком много произошло между нами. — Вы семья, а не враги. Если, не дай Мерлин, в будущем произойдет непоправимое, только семья поможет. Прозвучало это настолько весомо, что ни у кого не было слов возражения. Правда, Сириус Блэк мог прочесть целую лекцию о том, почему братья и сестры враги. Природные и естественные, несмотря на кровное родство. Благо у него было, что первых, что вторых более чем в достатке и примеров была масса, особенно, если речь шла о женщинах. У Сириуса имелись три кузины, которые друг друга не убили лишь потому, что их интересы ни разу не пересекались. Беллатрикс мечтала о карьере в Аврорате и предпочитала компанию таких же повернутых на экстриме стерв. Андромеда увлекалась наукой и жила в каком-то своем мире. Нарцисса с виду выглядела сахарной феей и маминой доченькой, но только самоубийца мог встать у нее на пути. Всех троих сестер Сириус любил нежно и трепетно, но предпочитал любоваться их красотой на большом расстоянии. А лучше из другой страны. Сириус, сын Вальбурги и Ориона, выросший в доме Блэк, где оскорбления зачастую были частью общения, порой откровенно побаивался своих жутких кузин (кто из сестер страшнее, он до сих пор не решил). Яростная Белла, заумная Меда и утонченная Нарцисса... Одна убьет в пылу спора и скажет, что так и было; вторая сперва унизит интеллектуально, а потом заковыристо проклянет; третья же посмотрит так, что сам радостно убьешься во славу имени и красоты ее. Более странных и различных девушек он не встречал никогда, а их манера общения между собой была язвительно-куртуазной и крайне оскорбительной, но перед лицом общего врага они становились бастионом. И оставалось надеяться, что на такое способны все родственники, а не только Блэки, но мама не в счет. — Я попробую. — Попробуй и сделай. Джеймс согласился настолько милостиво и непреклонно, не обращая внимания на вспыхнувшую Лили, что Сириусу вмиг стало спокойно за будущее Поттеров. Может, их сын вырастет нормальным магом, не боготворящим мамочку слюнтяем, как Нытик Снейп. Но Блэки все равно должны участвовать в воспитании ребенка. На всякий случай, если просветление в сознании друга мимолетно. Как, например, у Вернона. Был нормальный шанс у магла на счастливое будущее с нормальной женщиной, а не с ядовитой мегерой. Так нет же, наивный магл сам стремится в сети Петунии. Ведь если бы любил... — Все тайное становится явным, — тихо пробормотал Сириус. Он, не отрывая взгляда, наблюдал, как недавний собутыльник Вернон рассыпался в извинениях, а Петуния, кивая головой на каждое сказанное слово, прижимала к груди букет. Они выглядели так органично, что становилось тошно от такой пасторальной картины. — Что? — переспросил Джеймс, отводя взгляд от воркующей парочки. Ему сейчас, как никогда ранее, хотелось овладеть искусством легилименции и понять, о чем так напряженно думает друг. Но, чего нет, того нет. Любой из Поттеров способен пробить стену и свернуть горы и абсолютно бездарными в точных науках и политике. Отец, Дядя, Соломон и Саломея, а также ещё несколько Поттеров были скорее исключением, о котором стараются не говорить в приличном обществе. Что, называется, в семье не без Темного мага. И вообще, они приемные. Шутка. — Ничего, просто интересно, как скоро она отошьет придурка и наконец-то устроит обещанную экскурсию по Коукворту. Сириус недобро прищурил глаза, не понимая ничего и раздражаясь от этого, а явно собирающийся куда-то увести потенциального гида по местным закоулкам тип не добавлял хорошего настроения. — Почему придурка? — не понял Джеймс. — Извиняется по правилам, с комплиментами, букетом и шикарным объяснением. Не знаю, что парень говорит, но явно убедительно и с выражением. — Только все бестолку, — вздохнули рядом. — У Вернона проблемы с объяснениями, а у моей старшей дочери — с пониманием. Смотрите, он опять сказал какую-то чепуху, а она не знает, как реагировать. Лаванда подошла неслышно и теперь тоже смотрела, как молодой человек наматывал круги напротив замершей, словно статуя, Петунии. — Тогда, может, ну его? Мам, он ведь ей даже не нравится, - Лили не видела лица сестры, но точно доверяла ее вкусу на мужчин, который едва ли претерпел такие сильные изменения. Петуния, с ее запросами и требованиями к избранникам, на Вернона, как на мужчину, едва ли посмотрела бы. Непритязательная к внешности и обеспеченности, сестрица непроизвольно отдавала сердце лишь умным и харизматичным (пусть и богатым) мужчинам. Мишка не тянул ни на первое, ни на второе. — А потом приходит его сестра и начинает разборки, — снова вздохнула Лаванда, не обращая внимание на слова любимой дочери, лишь мысленно сетуя на наивность своего солнышка. — Кстати, о птичках. Мамочка, ты ничего не хочешь объяснить? Петуния нервно поправила волосы, попыталась вернуть букет и уйти, но вспыхнувший Верни, спустя несколько попыток, выхватил цветы и отбросил их на тротуар. Они опять начали ссориться, Дурсль кричал о дурах и самомнении, Петуния тихо что-то говорила, заламывая руки и медленно отходя к дому. — Что именно? — Почему Марджори Дурсль имеет право так вести себя в нашем доме? — Ты уверена, что хочешь знать? Дочь замешкалась на несколько мгновений, но ответила стойко, вызывая не то гордость, не то сожаление у матери о том, какой она еще ребенок, куда ей замуж — загрызут ведь. — У меня нет секретов. Лили смотрела на Лаванду в упор, словно пытаясь прочесть мысли, краем взгляда замечая, как Сириус решительно встал, подхватив жующего Джеймса под локоть, и с целеустремленностью ледокола направился к парочке. Она не успела подумать о своевременном уходе магов, когда мать спустя несколько минут молчания все же ответила: — Она была слишком взволнованна. — "Слегка"? Мама, она оборвала карниз, пытаясь содрать штору! Она не адекватна! — Тебе виднее, — легко согласилась Лаванда. — Именно после ваших с сестрой споров я пью таблетки, а соседи даже пару раз вызывали полицию и "скорую". Лили смутилась, вспоминая те три самых громких скандала, из-за которых пришлось менять дверь: полицейские выломали её, думая что в этом доме совершили убийство. — Вижу, вспомнила. — фыркнула мать. — Как думаешь, такой оттенок голубого подходит? Лаванда протянула вышитую ткань Лили. — Я не вижу разницы между голубым и голубым, тем более ты вышиваешь сирень, - отрезала дочь. — Пожалуйста, мама, не переводи тему. Мне не семь лет, когда можно было задать встречный вопрос или дать интересную книгу. Лаванда отвела взгляд: она ожидала этого, но чуть позже - Лили в детстве часто задавала неудобные вопросы о старшей сестре, но потом перестала, учеба занимала все свободное время. Лили вообще была удивительным ребенком, она больше всего любила учиться. Ей нравилось учить историю, сравнивая два мира; бороться с латынью, сопоставлять язык древних текстов из отцовских книг и "обновленную" латынь из учебников углубленного курса чар; разучивать новые гаммы на пианино так долго, что болели кисти, но зато потом руки буквально порхали над клавишами, и давалась легко импровизация. С высоты своего опыта Лаванда понимала, что дочери больше всего нравится не столько учить, сколько поражать своей эрудицией. И если раньше все решалось просто, то теперь... — Зачем ты привечаешь эту женщину? Мы ей не нравимся, она нам не нравится. — Это просто вежливость, вы обе были слишком грубы. Она зашла уточнить, не видели ли мы ее брата, заодно поинтересовалась, как мы поживаем. Лили передернуло от воспоминаний о кричащей Марджори: растрепавшийся пучок, блестящая от пота кожа, покрасневшие щеки и шея, искривленный рот и налитые кровью, полные ненависти глаза, — она, как никогда раньше, походила на своих любимых бойцовых американских бульдогов, не хватало рычания и мертвой хватки. — Мама, вежливость - это когда говорят о погоде и спрашивают о здоровье, а не допрашивают о стоимости новой обивки дивана, строительных материалов и твоих новых украшений. Я думала, что она на меня кинется. — Не стоило провоцировать, — отрезала Лаванда, — Дурсль материалисты, Лили, ни Вернон, ни Марджори не могут вести пространные беседы... И если их родители еще делают над собой усилия, Вернон иногда проявляет чудеса общения, то для Мардж слишком сложно говорить о погоде и сплетнях. Она человек действия. Марджори Дурсль — делец и не способна говорить о возвышенном. Лаванда глубоко вздохнула, вспоминая будущую невестку, слишком громкую и резкую даже для Дурслей — нуворишей из большого города, название которого она все никак не может запомнить. — Она бешеная. Ей не место среди нормальных людей, мама. Ответь мне на один вопрос: почему? — Лили, — попыталась урезонить дочь Лаванда. — Ты слишком юна, категорична и беспечна. Есть в мире обстоятельства, которые от нас не зависят, существуют люди, которые тебе не нравятся, и они отвечают тебе взаимностью. Невероятно, правда? Есть те, кому не нравится Лили Эванс, — Лаванда сделала паузу, собираясь с мыслями. — Дочь, скажу один раз, ты не можешь задавать мне такие вопросы и что-либо требовать. Ты приезжаешь раз в пять лет, не пишешь письма, не передаешь весточки о том, что ты жива... Лили, ты даже не представляешь, как мы жили эти годы... Цветочек мой ненаглядный, скажи мне курс фунта к галеону? Не скажешь? Вот-вот, зато уверена, ты точно знаешь стоимость книг, нарядов и завтраков в кафе и штрафов за не вовремя сданную книгу в общественную библиотеку. В золотых галеонах. Мы знали о том, что наш ребенок жив лишь благодаря движению средств на счету. Может, и ты тогда объяснишь, почему? Почему мы не можем узнать - где, как, с кем живет наша дочь на наши деньги. Немалые, к слову. Отчего наша дочь не желает, нет, не приехать на Рождество и Пасху, а хотя бы отправить открытку? — Прости, я не думала, что это так важно. Маги не отмечают эти праздники, а еще Петуния... — Нелепая отговорка, — отмахнулась миссис Эванс. — Это все наша с отцом вина, мы слишком тебя берегли и лелеяли, дочь. Мне не нужны оправдания, отцу тоже, главное - ты вернулась. Мардж... — она начала перебирать ленты. — Не твоя забота. Она, скорее всего, будет жить в другом городе, если не графстве. Вернон любит свою сестру, но только с возрастающим расстоянием любовь перерастает в обожание. Прими ее такой, какая она есть; Марджори, хотим мы или нет — будет частью нашей жизни. Ты уедешь, а мы здесь останемся. И мы общаемся с такими прагматичными, практичными, наглыми людьми. Таков наш круг общения: люди, умеющие не только тратить, но и работать. Просто потерпи глупых магглов. Лили молчала, не зная, что ответить. Она могла бы рассказать о том, как сильно любит свою семью, о надвигающейся войне, о продвинутых курсах зельеварения при Мунго, о том, как знакомая, Мадлен Малкин, продает ей мантии с огромной скидкой, потому что именно Лили подает идеи новых моделей, что завтракает в кафе за свой счет лишь тогда, когда Джеймс занят и не может присоединиться... Но все, что сейчас не сказал бы Лили, будет неуместным, кроме, пожалуй: — Бенджамину Яксли Мардж написала поэму. На запальчивые слова мать покачала головой, ей не надо владеть магией, чтобы понять смущение дочери. Она присела, мягко взяла руку дочери, совершенно не представляя, как верящей в справедливость и честь Лили рассказать такое, и никак не могла решиться, хотя многое из сказанного Лили и сама уже должна была понимать. Невольно она вспомнила ту нелёгкую неделю, когда Марджори разучивала слова баллады о каком-то герое. Петуния тогда еще играла на скрипке... Вернее, пыталась. Страшное было время, Говард даже порывался пожить у Астер, его не останавливал даже обещанный заботливой тещей коврик у двери, ибо вторая спальня "для внучек". — Она ее выучила, — уступила Лаванда, поддерживая смену темы, — поменяв лишь имя. — Она фыркнула. — "Прыткий конь", это не метафора, там действительно речь шла о коне, а не о мотоцикле. Едва уговорила не петь ее, а зачитать с выражением. И то... получился речитатив. — Серьезно? Лили не верила: так переиначить готовое произведение невозможно. — Спроси у сестры, — миссис Эванс пожала плечами, — Твоя сестра, помнится, тогда ... Лаванда попыталась взглядом найти старшую дочь, но не сумела. Сириус и Джеймс разговаривали у беседки, голубой форд стремительно уезжал, и интуиция подсказывала женщине — Вернон там один. Петунии нигде не было. — Неужели опять... — Что-то случилось? У Петунии проблемы? Мама, если Верни ее обижает... Я могу... — Лили прочистила горло — Решить проблему или попросить помощи у специалистов. Никто даже не заметит пропажи. Влюбится и уедет в Гваделупу. Удивленная своим порывом Лили сцепила руки, она совершенно не ожидала такой кровожадности от себя и такого сильного желания обезопасить сестру. — Скорее, у нас из-за нее, — неопределённо ответила Лаванда. — Все потом, мужчины скоро придут. — Она прикрыла глаза, ей становилось слишком больно смотреть на яркие, цветные вещи, а от сладкого парфюма младшей дочери начало подташнивать. Она слишком стара, чтобы контролировать всех, и слишком безразлична, чтобы требовать послушания, а еще у нее слишком болит голова от наивности любимой дочери. — Мам, я серьезно. Они не пара. — Дочь, я тоже. Не лезь в дела магглов. Ты волшебница, тебе не понять. Лаванда еще раз глубоко вздохнула и расслабленно улыбнулась подходящим к дому гостям. — Если все дело в деньгах... — сделала новую попытку Лили. — Довольно. Никто, — Лаванда вспомнила пропавшую без вести сестру, — из Роуз-Гарденов не выходит замуж по любви. — Но она Эванс. Роуз-Гарден это твоя девичья фамилия. — Цветочек мой, — Лаванда подрагивающей рукой провела по щеке дочери, — Эванс здесь только ты.