Story of My Life

Вернулась Лета встревоженной. — Все слышали, что сказал отец? — спросила она, а, когда мы синхронно кивнули, продолжила: — Это ладно. Не будет он ничего ни у кого спрашивать. Страшно другое, что вы, наверное, не слышали. — Мы свалили, когда услышали про то, что он хочет забрать тебя из Хога, — подтвердила я. — Ну вот. Короче, он хочет, чтобы я познакомилась с шармбатонцами. Типа земляки. — А ты из французского знаешь только «бонжур», «оревуар» и «мерси», — со смешком закончил Тесей. О, мой французский словарный запас! Еще «сова» — «как дела» — и вообще все! — Нет, с французским-то у меня все нормально. Я же, так сказать, юная аристократка! Воспитание из меня уже не выбить. Проблема в чем? Проблема в том, что он хочет, чтобы я подружилась с одной конкретной девчонкой. А именно… — Лета выдержала загадочную паузу, — с Виндоузом Розье! Мерлин, как же я ору с Виндоуза Розье! — В смысле? — поразилась Натали. — Она че, еще учится? — Папа сказал, что на пятом курсе. Отсюда следует вопрос: и как я познакомлюсь с пятикурсницей? С четвертым курсом еще куда бы ни шло, — Лета бросила быстрый взгляд на Тесея, — но общаться с пятым — это, по моему, самоубийство. Прям представляю, как я такая подхожу и вежливо так говорю: «бонжур, а можно с вами познакомиться?» Звучит как-то… не так. М-да, не завидую. Это как если бы мне папа сказал бы подружиться с девятиклассницей. — Но…трудности дочери нас вообще не волнуют! Главное, чтобы наша семья наладила контакт с теми, кто поддерживает правильные — Лета показала кавычки пальцами — идеи Гриндевальда! — А че, твой папа — сторонник идей Гришки? — удивился Фред. — Это странно? Мы же Лестрейнджи. Вон и в Гарри Поттере мы злые. — Но ты-то не злая! — В семье не без урода. Я думаю, что, если бы Корвус выжил, то вырос бы таким же мелочным гриндевальдовским прихвостнем, как и все у нас в роду. К тому же, его бы воспитывал отец. Поэтому мне щас на него относительно похуй, и я не особо так депрессивная. — Ну! Вон предполагаемый «Корвус», он же Аурелиус Дамблдор, он же Криденс Бэрбоун, тоже стал мелочным гриндевальдовским прихвостнем! Идиот потому что был и истеричка! — поддержал Ньют. Я была с ним согласна. Мне Криденс еще в первом фильме не нравился — трусливый, истеричный… слов нет, чтобы описать, как он меня бесит, этот Криденс! — А еще папа сказал мне обратить внимание на двух пацанов из Дурмстранга — Сергея Долохова и Михаила Каркарова. Я вспомнила «Антонин Долохов» и невольно прыснула. Нет такого русского имени — Антонин! Есть Антон, есть Антонина, но Антонин — это что-то из разряда треша. Видимо, Роулинг просто не знала, какие в России имена есть. — О, русские ребята, — заметила я. — Ну да. Во всех этих странах, где в Дуршлаге…ой, в Дурмстранге учатся, там больше идеи Гриндевальда распространены. В Германии, в Австрии, в Венгрии, в Польше, в России, в Хорватии, Болгарии, Румынии…в общем, многонациональная это школа. — А на каком там языке разговаривают? — заинтересовалась я. — А вот хз. Завтра и посмотрим! *** 24 февраля Я встала рано утром, как и все наши. Осталось только Ньюта дождаться. Вот ему уже, блин, ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ! Он меня на два года теперь старше! Если раньше я, фактически, встречалась с шестиклассником, то теперь — почти с семиклассником! Тринадцать лет, млять! Это же уже лоб здоровенный! Из гостиной Пуффендуя, наконец, вышел Ньют. — Давайте, начинаем шоу! — шепнула я, и мы впятером начали одинаково противным голосом: — Хэппи берздей ту ю! Хэппи берздей ту ю! Хэппи берздей, диа Ньют! Хэппи берздей ту ю! — Блять! С-сука, я испугался, что в нашу школу банши завезли! А это вы! — Шоковая терапия, — ухмыльнулась я. — Оно и видно. Ну, в общем, пасиб. Пойдемте завтракать! Мы загадочно переглянулись — он еще подарков не видел!