Лаванда на твоих запястьях

Прошло с десяток дней, после появления злосчастной метки, а Гэвин так и не определил объект своего обожания. Все больше деталей появлялось на месте раны, лента стала заметнее, цветы приобрели бледно-лиловый оттенок, прорисовавшись до мельчайших подробностей. Кожица вокруг покрывалась мелкими трещинами, изредка кровоточа, заставляя Рида постоянно ее перематывать. Но виновница этого происшествия все еще где-то пряталась, заставляя столь нелюдимого брюнета отчаянно пытаться найти тварь, с которой он свяжет жизнь. Впервые за последние полгода он заговорил с девушкой, кусая губы и отводя глаза в левый нижний угол. Но всякий раз разглядывая фигуры в коридоре, юный детектив возвращался в свою комнату в разбитых чувствах. Чувствах… Как давно он не вспоминал об этом слове? Со времен своей первой любви, наверное. К сожалению, тогда этот треклятый рисунок не вылез. Зато теперь Гэвин не мог спать по ночам от боли в руке и мыслях о соулмейте. Сдавшись, не в силах более терпеть все это, Гэвин решил обратиться к единственному молчаливому свидетелю сия проишествия, к Коннору. Протискиваясь между учеников, блуждая мутным от боли, что пронизывала запястье, взглядом, Рид двигался к кафедре защиты от темных искусств. Он знал, что парень частенько задерживался в кабинете, якобы для дополнительных заданий и вопросов по теме. Никого не смущало данное действие, ведь Коннор задерживался и после множества других занятий. Как ни странно, около, да и в самом кабинете, было пусто, наверное, у Хэнка был пропуск. Патлатый и агрессивный мужчина лет 50 как нельзя лучше подходил на роль профессора по защите от темных сил. И Рид бы ушел, не заметь он открытой двери в подсобке, откуда доносились странные шорохи. На цыпочках, тихо, как мышь, брюнет подкрался к ней, впадая в молчаливый шок от следующей картины. Приобнимая младшего брата Ричарда за талию, прикусывая нижнюю губу ученика, Андерсон навис над ним. Седые волосы прикрывали покрасневшие щеки парнишки, робко отвечающего на поцелуй. Вторая рука профессора хозяйничала в шелковых волосах Коннора, от которых всегда ярко пахнуло корицей, что не раз отмечали девушки, ласково поглаживая, успокаивая стеснительного ученика. Вообще темноволосый пользовался популярностей не меньше брата. Но ухоженные, как у первоклассной модели, руки Коннора обвивали массивную шею Хэнка, сцепляясь сзади в надежный замок. Создавалось впечатление, что даже костяшки пальцев парня, добродушного и всегда находящего общую нить для общения, покраснели от стеснения и неловкости всего творящегося. Лениво оторвавшись от алых, будто накрашенных дорогой помадой, губ, профессор вытер тыльной стороной рот, улыбаясь сжавшемуся в комочек Коннору. Легонько, по-детски, потеревшись лбом об лоб, их руки расцепились, а Гэвин вылетел из кабинета, притаившись за первым углом, ожидая младшего для выяснения причины чертовой метки. Уж этот соблазнитель стариков хоть что-то должен знать об этом. Как не странно, Рид не собирался допытываться что это было и чем думает Коннор. Он был слишком эгоистичен для этого, однако, как туз в рукаве данный факт не помешает. Услышав знакомую легкую поступь, Гэвин, якобы нечаянно вышел из-за угла, изображая удивление и радость, он был отличным актером. Темноволосый пугливо дернулся, облегченно вздыхая и неловко маша рукой носителю метки. — Оу, Коннор, а я тебя как раз ищу — по-змеиному улыбаясь, приобнимая за хрупкие плечи, начал свою речь Гэвин. Кажется, парнишка уже понял, что ничего хорошего его не ждет. — Да? — как котенок, которой оказался перед оскалом свирепого пса, пролепетал Коннор. В глазах его переливалась вся гамма эмоций, что есть в глазах похищенного ребенка, достаточно смышленого, чтобы понять всю безысходность ситуации, но чересчур наивного, не в силах отличить доброго человека от злого. — Как я могу узнать своего гребаного соулмейта, дружок? — вновь ухмыляясь и почти над самым ухом прошипел Рид. Колючая трехдневная щетина наверняка колола нежную шейку Коннора, но Гэвин не задавался такими мелочами. — Я... я не знаю, Гэв. Тебе должно подсказать твое сердце — заглядывая зеркальцами своей невинной, белой и пушистой души в зеркала кромешного мрака и ненависти, темноволосый отшатнулся. Зрачки Рида были расширены, почти полностью занимая глаза. Дыхание было частым и тяжелым. Шрам на носу был как никогда заметен, словно давая понять, что Коннору лучше отвечать положительно, не вызывая агрессию со стороны брюнета, не раз набившего лица храбрейшим ученикам школы волшебства. — Ты не понял меня, да!? Ты думаешь, я такой тупой, что не понимаю таких очевидных вещей? Возомнил себя умнейшим созданием на планете, да, Коннор!? Я спрашиваю, как мне узнать кто он, потому что я без малейшего понятия кто эта мразь! Понимаешь!? — со всей силой врезая кулаком в стену рядом с мордашкой младшего, брызжа слюной, заорал Гэвин, забывая о Хэнке. Побледневший парнишка был готов отключиться от страха. На глазах, размером с блюдце, обильно выступили слезы, мешая обзору на покрасневшее от ярости лицо Гэвина. Сердце Коннора билось, будто птица в клетке, готовое разорвать к чертям грудную клетку, переломать ребра, порвать кожу. В голове мерцал красный сигнал опасности, оповещая о всей отчаянности ситуации. — Я знаю твой секрет, Коннор, так что, будь добр,придумай что-нибудь — тихо рыкнул на самое ухо Гэвин. Глаза парнишки округлились и подкатились, в секунды он обмяк, теряя сознание, а в свете окон показалась фигура Хэнка, явно не настроенного на мягкий разговор по душам.