Тяжёлая артиллерия Пак Чимина

Юнги стоял на пороге квартиры в своих спортивных штанах и синем пуловере, что лежали в рюкзаке, и неловко прятал руки в карманы, разглядывая коридор незнакомой квартиры, цепляя взглядом любые мелочи. Например, такие как неплотно закрытая зеркальная дверца большого шкафа в прихожей, совершенно не подходящей к корейской культуре, такое чаще всего встретишь в американском декоре, почти незаметные следы грязи, видимо, отпечатались от обуви друзей, на вешалке висел один-единственный длинный плащ, выключатель, розетка, светильник, подстветка, орнамент обоев… Почему-то ему было любопытно абсолютно всё. Скорее всего из-за того, что сам Мин, хоть и жил в большой, возможно дорогой квартире, но та казалось ему не его, не живой, в отличие от Паковской, где каждый угол был наполнен какой-то внутренней тёплой энергией, заполнявшей любого, кто заходит в гости. Именно от этого чувства наполненности брюнет и стоял в лёгком оцепенении до тех пор, пока на встречу не вышел Чимин, неся в руках фен. — У тебя волосы ещё мокрые, надо высушить, а то можешь заболеть, — требовательно проговорил Чим, включая фен и начиная расчёсывать тёмные пряди. Юнги очень хотел сейчас наорать на него, но трезво решил, что это будет выглядеть так, словно он боится прикосновений сероволосого. Это было не так. Ему просто противно ощущать его короткие смешные пальцы, больше походящие на стручковые бобы, на своей голове. К тому же, как только мысли доходят до того, что эти ладони могли делать что-то с кем-то в постели (с парнем!!!), Мин сдерживает рвотный рефлекс и двумя ловкими движениями перехватывает фен и расчёску. — Я сам, — а в голове у Чимина тихое продолжение «помощь маме, и папе». Но на самом деле Паку немного неприятно, он действительно хотел бы попробовать наладить отношения со своим хёном. Да, он злой, замкнутый, вечно недовольный, ленивый, странный, и вообще дед, но… Наверняка, в нём есть что-то хорошее, раз сам Намджун с ним подружился, да и все остальные тоже к нему хорошо относятся. Только вот Чимин не знает, как себя вести… в целом, раньше всё было до жути просто, все сами к нему тянулись и первыми знакомились, иногда даже сближались, а тут надо как-то подход найти к этому чёрствому хлебу, у которого ни одной эмоции на лице не проявляется, кроме редкой ухмылки, хотя вчера он даже видел его улыбку и слышал смех, но те воспоминания всплывают тихими отрывками, будто через огромную толщу воды. — И зачем мне это? — вслух спросил сероволосый. — В смысле? — предмет его раздумий закончил сушить волосы и протягивал хозяину его вещи. — Мы идём или как? — более грубо спросил Юнги, первым выходя за дверь. — Да-да, идём, — вздохнул Чимин, выходя следом. Пак набирал в корзину много разной всячины вроде огромного количества конфет и булочек, хлопьев, мяса, каких-то пакетиков с приправами, овощей и всего в этом духе. Брюнет, воткнув в уши наушники, молча следовал за ним по пятам. Лишь возле кассы кинул в общую кучу пачку сигарет, протягивая хубэ пять тысяч вон. — Ты куришь? — неверяще спросил Чимин на улице по пути домой. — Нет, это моей кошке, — хмыкнул Юнги. — А, понятно, — пожал плечами Пак, — стоп, у тебя нет кошки. — А то, что кошки не курят тебя не смутило? Иди ровно и смотри вперёд, а то я не буду отдирать твою тушу с асфальта, если ты споткнёшься. — Больно надо, — буркнул парень и молча продолжил путь, ощущая едкий дым, невольно вырвавшийся в лёгкие. «Странно, что от него никогда не пахло табаком», — подумал Чимин и отвлёкся на красивую витрину магазина с красивыми декоративными тортами. Квартиру наполнил шум шипящей сковородки, кипящей воды, размеренный стук ножа об разделочную доску, запах жареного риса и чего-то сладкого, похожего на мёд, из магнитофона тихо играла мелодия ныне популярной айдол-группы. Чимин растворялся в этой атмосфере, позволяя делу поглощать себя с головой, укутывая и засасывая в пучину без задних мыслей. А потому спокойный голос гостя сильно напугал: — Чего? — высоким испуганным голосом переспросил Пак, оборачиваясь к Юнги. — Во-первых, хочу кофе. — А во-вторых? — спросил парень, игнорируя завуалированную просьбу. — А во-вторых, мне поспать бы не помешало, — и уже тише добавил, — завтра снова тяжёлый день. — Всё в том ящике, — Чимин кивнул на шкафчик, висящий над столешницей, — турка под духовкой, делай сам, я занят. К удурчающему запаху еды добавился и терпкий вкус кофе. — Юн, подай мне сахар, он рядом с тобой. — Как ты меня назвал? — округлил глаза брюнет. — Ой, блять, сам уже возьму, — Пак оттолкнул гостя, взял сахарницу и вновь подошёл к плите, добавляя щепотку белого песка прямо в сковороду. — Ты, кстати, такой же белый, похожий чем-то на сахар, — забывшись, болтает Чимин, не следя за языком, — сахарок, — улыбается, помешивая мясо с овощами, — шуга, — вспоминает английский язык, увеличивая огонь. — Точно! Ты теперь будешь Шуга! Ну как? Нравится? — весело щебечет парень, поворачиваясь, забыв, кто именно находится перед ним. Мин как и всегда стоит с ледяной рожей, лишь слегка сводит брови, и то Чим уверен, что ему показалось. Юнги выливает кофе в кружку, ставит посуду в раковину и молча уходит в гостевую комнату. — Шуга, — словно в бреду повторяет Пак, — почему никто раньше его так не называл? Он же действительно словно сахар. Испорченный. Плесневелый. А сахар вообще покрывается плесенью?.. Чёрт, горит! К трём часам, как и договаривались, все снова пришли к Паку. Хосок, разбудив Юнги, очень долго извинялся перед ним, отдавая ключи, но на его удивление Мин лишь молча кивнул, прощая. — А где маты? Крики? — разочаровано протянул Чонгук, ожидавший крупное зрелище. — Там же, где твоя голова, — Джин щёлкнул Гукка по носу. — Куда пойдём? — заискрился Тэхён, обнимая Чимина сзади, положа подбородок на его плечо. — Джун предложил в парк аттракционов, — ответил рыжий. — Тогда подождите, — Чим хотел сказать: «минут тридцать-сорок», но это, наверно, не очень красиво и гостеприимно, — минут десять, — жалостно выдавил он, думая, что придётся идти без макияжа и уложенных волос. — Умники блять нашлись, — наконец-то проснулся окончательно Мин, подавая голос, — а я в чём пойду? В потной спортивной одежде? А вообще я не пойду с вами, я домой, — и не дожидаясь ответа, встал, схватил рюкзак и выбежал из квартиры. — Ну почему? — захныкал Тэ, провожая Юнги взглядом. — Ладно, ничего страшного, я буду ему фотки присылать! Чимини, ты где? — Я готов, — Пак улыбнулся своему отражению в зеркале и, выпроводив всех, закрыл дверь на замок. Сейчас в парке было относительно мало народа, ведь, как ни крути, а сегодня будний день и большинство учатся или работают. Парни купили семейный абонемент, на что Тэ шутил о мамке-Джине, папке-Джуне и их принцессках. — Кто со мной на американские горки? — спросил Чимин, заворожено глядя на отвесные подъемы, петли, крутые спуски, и кровь в жилах бурлила от предвкушения. Тэхён жутко боялся, он вообще не любит испытывать адреналин. Ему надо, чтобы всё было мило, софтово и спокойно, а не эти вот крики, страхи и прочее. — Я с тобой! — с радостью согласился Хосок и побежал отдавать билеты. Чимини любил скорость. Помнится, у него даже был свой мотоцикл — любимая YAMAHA, но её, к сожалению, нельзя было взять с собой в Сеул. Горячая жидкость разлилась по всему телу с очередным крутым поворотом: глаза слезятся, волосы в гнездо (читать «в ничто»), руки трясутся, а губы улыбаются так широко и так счастливо, что вот-вот лыба треснет. — Ещё? — спросил парень, но, получив отказ, не расстроился, тем более он увидел кондитерскую. — Пойдёмте? Пак заказал огромную порцию мороженного ассорти на двоих с Тэхёном. — Жопа не слипнется? — спросил Намджун, скромно поедая свой кусочек ягодного пирога, а в ответ получил отрицательное мычание и возмущённо-округлённые глаза. — Жалко, что Юнги-хён с нами не пошёл. Кстати, а куда он так быстро свалил? — подперев голову, спросил Чонгук. — Да фиг пойми этого идиота. Хотя, может, у него дела какие-нибудь, — ответил рыжий, бессовестно воруя у Чимина его угощение. — Пойдём на колесо обозрения? — спросил Джин. Первокурсники хором заголдели, что да. На Сеул медленно, но верно опускался полумрак, покрывая прозрачным тёмным полотном оживлённый парк. Кабинка большого аттракциона плавно рассекала ранний вечер; друзья сидели тихо, не произнося и слова, каждый любовался невероятно-волшебным и завораживающим видом, думая о своём. Чимин почему-то вспомнил о Мине, которого сейчас не было рядом, и вроде как бы должен быть счастлив, что нет этого гомофоба, но радоваться не получалось, Пак и не заметил, как пришло время выходить. Он так и не успел посмотреть на город сквозь стекло с высоты: «Ничего, в следующий раз…» — Булочка, ты чего такой грустный? — спросил Тэхён, забирая у Чима его бутылку со сладкой газировкой. — Я? — рассеяно переспросил парень, хотя точно знал, что обращались к нему. — Да нет, — он выдавил слабую улыбку, — просто устал. Тэ не поверил ни на йоту, но промолчал, хотя Чимин действительно выглядит немного больным и помятым. — Ну что, тогда по домам? Завтра ещё на пары. — Ага, — промычал Пак и, распрощавшись со всеми, пошёл в сторону нужной остановки. Он не мог объяснить причину внезапной подавленности, но сейчас мир вокруг казался тленом. Такое часто бывает после шумных и весёлых гулянок, но только не у вечно оптимистичного Чима. Утром сероволосый как всегда сделал маску на лицо, приготовил завтрак, и так далее по списку, однако шаблонное начало дня испортило то, что Юнги пришёл самым первым и ждал всех на крыльце, а ещё он был в маске и молчал. Совсем. Не произнёс ни единого слова. Абсолютно всех насторожило то, что в течение дня Мин так и не снял чёрную маску. Нет, в Корее это обыденное дело, но до этого никто и никогда не видел брюнета в ней, тем более не обычной, медицинской, а тряпичной, чёрной, будто у знаменитости, закрывающей всю нижнюю часть лица. — Ты болеешь? — в тысячный раз спросил переживающий Чонгук, а в ответ получил слабое потряхивание волос — что хочешь, то и думай, называется. — Чимини, — подбежала к парню первокурсница, — я сделала бенто, хочешь попробовать? — Пак хмыкнул, вспоминая типичную сценку любой манги. После кемпинга прошла неделя, и с тех пор, как они приехали, эта второкурсница ни на шаг не отходила от предмета своего обожания — Чимина: то в столовой подсядет к нему, то бенто в очередной раз приготовит, то за руку бесцеремонно схватит и начнёт щебетать обо всём на свете, а самое комичное в этой ситуации то, что парень даже её имени не знал. Вот и сейчас они стояли на улице в небольшом университетском сквере: — Сколько раз повторить, чтобы ты поняла несколько вещей: еду с чужих рук не принимаю, ты мне не нравишься, — Пак загибал пальцы, наступая на брюнетку, что была выше его сантиметров на пять-шесть, — и в-третьих, я — гей. Милая девочка вмиг выпрямилась, нервно смахнула чёлку, а взгляд стал стал презрительным. Она цокнула языком, обречённо выдохнула и начала: — Я знаю. Да что так мелочиться — весь университет знает. Слухи они такие, кому сказал — узнали все. Но я поспорила на то, что смогу добиться от тебя прилюдного поцелуя. Сказать, что Чимин прифигел — ничего не сказать. — Приз-то хоть какой? — Двадцать четыре тысячи вон. — Продешевили однако. Мой поцелуй бесценен, — но Пак не был бы собой, если бы его не зацепила эта идея, — что, так деньги нужны? — Не твоё дело, — фыркнула брюнетка, но было понятно, что она в весьма плачевной ситуации. — Что скажешь, если я тебя поцелую? Девушка округлила глаза и даже открыла рот, точно не ожидавшая такого поворота событий. — Я… — запнулась она, но моментально взяла себя в свои тервозные ручонки, — буду благодарна. — Благодарность в карман не положишь, — протянул сероволосый, — давай так, мы встречаемся на следующей перемене в парке перед входом, там как раз будет обедать много народа, я тебя целую, и ты получаешь деньги, а я получаю желание. — Какое? — Пока сам не придумал, Брюнетка стояла и с мелким прищуром рассматривала партнёра. Ей казалось это слишком простым и лёгким, она старалась найти подвох, и он чудился ей во всём: в позе Чимина, в его губах, искажённых усмешкой, в его дико дорогих шмотках, в небрежно уложенных волосах, что на самом деле являлось плодом шестидесяти минут у зеркала с расчёской и феном в руках, в его глазах, смотревших немного снизу вверх, исполненных при этом вселенским достоинством, значимостью и самоуверенностью. — Синтия Ким, — произнесла девушка, протягивая руку для знакомства. — Пак Чимин. Думаю, ты знаешь, — он пожал руку и спросил, — что за имя странное? — В смысле, блять, странное?! Какое есть, — раздражённо выплюнула Синтия — вот тебе и «хрупкая, наивная девочка, по уши влюблённая в Пака». Все девушки — прирождённые актрисы, наделённые умом пользоваться своим мастерством тогда, когда необходимо. Видимо, её этот вопрос достал окончательно за всё то время, что она провела в Корее. — Я родилась в Канаде. — Понятно, — Чим посмотрел на часы и подумал, что время сегодня летит слишком медленно — до начала следующей пары целых десять минут. — Я пошла, — голосом заядлого гопника произнесла Ким, но Чимин не дал ей этого сделать. — Не так быстро, — хрипло произнёс сероволосый, опаляя дыханием кончик уха девушки, — ты мне так и не сказала, согласна или нет, а то я, знаешь ли, до жути мелочный тип, а ты не внушаешь доверия и с лёгкостью можешь, получив деньги, съебаться куда-нибудь подальше, так и не исполнив желание, а я в этом вопросе слишком принципиальный, — выпрямился Чимин, задорно улыбаясь, а Синтия подумала, что она не одна такая, хамелеон в школе, только разница между ними в том, что Пак это делает ненарочно, а Ким притворяется милашкой умысленно. — Желание в пределах разумного, — она тут же встала в позу "руки в боки". — Смотря что для тебя является гранью разумного. — Слыш, не строй из себя пафосного героя мыльной мелодрамы. — Так что? — спросил Пак. — Будто у меня есть выбор, — выдохнула Синтия. — Не понял, — парень выгнул одну бровь (да, он часами стоял перед зеркалом и тренировался, увидев у Юнги то, как это круто выглядит). — Заебал, — прошептала девушка, потом подняла (опустила) глаза на Чимина, — согласна.