Тяжёлая артиллерия Пак Чимина

Юнги проснулся от тихого хлопка входной двери, что странно, ведь сон у него практически всегда, как у медведя, но времени размышлять не было, часы показывали два часа ночи. Брюнет так и остался в том, в чём спал, успел лишь сунуть ноги в кроссовки, взять телефон с кошельком и накинуть кожаную чёрную куртку, висевшую в коридоре. Тень младшего скрылась из виду и Мин чуть ли не сорвался на бег. Он следовал за Паком так, чтобы тот его не заметил. Конечно, Юнги удивился, когда тонсен остановился напротив гей-бара, но не сильно. Следовать за сероволосым внутрь было немного унизительно, да и он вообще-то в пижамных штанах, растянутой майке и шухером на голове, но благо кошелёк был под рукой – пара бумажек и охранники, косясь, пропустили парня в заведение. Он ожидал увидеть тут пьяную молодежь, кучу педиков, сосущихся всюду без капли стеснения, на грани секса, но тут было спокойно. Да, молодёжь. Да, целовались. Но это выглядело как-то... не пошло, что-ли. Пошло выглядела лишь лапища амбала на хрупком, оголённом от дыр, колене Чимина. Ещё пошлее выглядел его взгляд, насилующий младшего во все дыры несколько раз. А Паку это вроде как даже нравилось. К Юнги подошёл какой-то совсем щуплый малец, разве что ростом вышедший, и нагло принялся выцеловывать ладони. Заломленой руки незнакомца оказалось достаточно для того, чтобы от него отстали. Тем временем Чимин с мужиком сомнительного вида поднимались вверх по лестнице. Зачем итак понятно. Юнги всё ещё стоял посреди бара и тупо пялился на удаляющуюся пару. Он было уже собрался уходить, ругая себя за то, что вообще сюда пришёл. Ведь Пак уже совершеннолетний и пусть делает то, что хочет. Ноги сами пошли в сторону к выхода. Но вот Юнги не привык себе отказывать в удовольствии. Толком не понимая того, что делает, он разворачивается и бежит в сторону бара, спрашивает в какой номер ушла определённая пара. Информация, оказывается, конфидециальная, но опять же, деньги решают многое. Мин некоторое время мнётся перед дверью, не зная зачем он здесь стоит и вообще, что надо делать. Как назло, комната звукоизолирующая, продумано. "Да похуй", — с этими мыслями брюнет открывает дверь ключом, взятым у бармена, и огромная бушующая волна ненависти поднимается изнутри, выхлёстывая всё остальное. Амбал был слишком занят, чтобы заметить вошедшего. Оглушить его не составило труда. — Я, блять, тебя сейчас лично здесь прибью, изнасилую, расчленю и сожгу, сволочь безмозглая! — прикрывая глаза, угрожающим шёпотом сказал Юнги. — Хён?! — неверяще прошептал Чимин, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Секунда. И удар, точный и резкий, пришёлся на челюсть Пака. Не самый сильный и грубый, но достаточный для того, чтобы разбить нижнюю губу в уголке рта. В это действие Мин вложил вселенское отчаяние и страх, он просто не знал, как по другому выразить свои чувства, и куда деть собственные неуправляемые эмоции. Не говоря больше ни слова, брюнет схватил под локоть младшего и потащил на улицу. — Хён! Ты что тут забыл? — всё-таки подал голос Пак. — Тебя, сука, забыл, — выплюнул Мин и остановился напротив аптеки, — сидеть, — приказал словно собаке, — или точно на поводок посажу, ошейник, смотрю уже есть, — он мазнул взглядом по широкому ремню чокера и направился в сторону магазина. — Больно! — зашипел Чимин, кривясь от боли, но главной причиной было смущение. Юнги не особо церемонился, просто ваткой, смоченной перекисью, вытер кровь, и залепил пластырем. К счастью, от удара амбала не осталось никаких следов. — Хён! — в третий раз не выдержал сероволосый, останавливаясь напротив входа в гостиницу. — Чего тебе? — Как ты там оказался? — Просто я гей и пришёл соблазнять мужиков в пижамных штанах, а твой горилла мне очень приглянулся, вот и завалился в комнату, — нервно ответил Юнги, причём тем самым бесячим нейтральным голосом, когда мозгом понимаешь, что врёт, а всё равно веришь. Паку было безумно больно, но не от удара, вовсе нет. А от того, что вся эта ситуация наталкивала на мысль, что старшему не всё равно на него, но возможно ли это? — Юнги?... — опустив голову, вновь позвал тонсен. — Молчи, — брюнет повёл парня в номер, снял с него верхнюю одежду и обувь, возможно, Чим и хотел бы сделать это сам, но конечно не хотел, ведь это жутко будоражит. В ванной Мин снял пластырь с губы, наклонил голову младшего и в очередной раз ополоснул место удара водой, пусть теперь само заживает. Невесомым жестом, Юнги, схватившись за волосы на затылке, поднял лицо Чимина, — пидор, — прошептал брюнет, возможно, впервые не обзывая соседа, а ставя себе диагноз и запечатал губы Пака в свои. Пальцы тонсена до побеления впились в мрамор раковины, и это единственная опора, не позволяющая ему упасть, — идиот, — донеслось до него сквозь туман, отдаваясь вибрациями во рту. Брюнет оторвался от поцелуя с неровной отдышкой и тонкая нить слюны протянулась между ними, она показалась какой-то слишком интимной, пошлой и чертовски сексуальной, особенно если её размазать по пухлым губам Чима, что, собственно, и сделал Юнги. После, Мин аккуратно провёл ладонью по щеке Пака, слегка надавил, заставляя смотреть в глаза, и спросил, — ты же любишь меня? Чимин смог лишь шумно сглотнуть и закивать головой, потому что если он откроет рот, то вместе со звуком раздасться и всхлип. Он просто не выдержит подобного давления, сейчас, как никогда ранее хотелось рыдать в голос, ибо нервы сдают окончательно. — Так какого хуя ты попёрся в эту гейскую берлогу и согласился, блять, пойти в номер, или ты действительно шлюха? — задал вопрос старший, голос его был ледяной и колкий до дрожжи, но глаза смотрели с глубоко-скрытой теплотой, заботой, и всё тем же потайным страхом. Нервы всё-таки сдали и из глаз брызнули слёзы, Чимин закусил костяшку кисти, чтобы не подать голос, а взгляд всё так же был устремлён на возлюбленного. Озноб бил изнутри, ноги слабели всё больше с каждой секундой, а на выдохе, он рваным и высоким голосом чуть ли не крикнул в отчаянии, — люблю! — и столько эмоций в одном слове, что Пак обессиленно рухнул на пол. — Дитя, — цокнул языком Юнги, поднимая на руки пострадавшего, как тогда на кемпинге, и отнёс в кровать, — ревёшь-то ты чего? — Не знаю, — прошептал сероволосый, отводя взгляд в сторону. Возможно, Чимин и сам мог раздеться, но Юнги был уверен, что нет и начал делать это самостоятельно. Под удивленный, и ничего не понимающий взгляд, он начал снимать свитшот, но был перехвачен маленькой лапкой, — хён, ты чего? Я с-сам, — Мин, перехватил ладонь Пака и продолжил своё дело, плавно поднимая края, постепенно оголяя стан. В какой-то момент взгляд Юнги зацепился за широкую и накаченную грудь младшего – никогда раньше оголённое мужское тело не вызывало тягу от возбуждения внизу живота. Думать старший будет завтра, а сейчас он уже связывает руки Чимина его же свитшотом, отталкивает назад, укладывая, и наклоняется вперёд за поцелуем. — Юнги! — наконец-то начинает паниковать сероволосый, извиваясь, — развяжи! Ты что, блять, делать собираешься? — Пока ещё не знаю, — отрешённо отвечает тот и кусает губу в той части, где она разбита. И это чертовски больно: Чимин скулит и сжимается всем телом. Тем сильнее распаляя азарт внутри Юнги. Он мажет языком по ране, слизывая выступившую кровь. — Извращенец, — тянет Пак, поддаваясь навстречу. — Эта вся дичь из-за тебя. Ладони Мина опускаются на грудь, надавливая. Эмоции топили младшего, он же топил себя в слезах, совершенно не сдерживаясь. Ему казалось всё происходящее игрой, что вот, Юнги сейчас уйдёт и оставит его одного, а этого Пак точно не выдержит. Страх засел глубоко внутри, практически не допуская мысли о том, что это всё настоящее. Однако один-единственный луч пробивается, тихо крича: "а вдруг?". Мин проводит языком по ключицам, тщательно вылизывает ярёмную вырезку, опускается ниже к розовым бусинами, твёрдым и безумно чувствительным. Он не боится кусать их, так как знает, видит, что Чимина это заводит. — Кто ещё тут извращенец? — смеётся Юнги, — смотри, как тело реагирует на боль, — он вновь показательно, сильно сжав, вывернул сосок, моментально припадая к нему ртом, зализывая и теребя зубами. Мелодичные всхлипы разрезал тихий утробный стон, — мне нравится как ты стонешь, плачешь, и возбуждаешься, — Мин сжал твёрдый бугор в штанах, заставляя младшего подтянуть колени. — Остановись! — хнычет Чимин и нагло врёт, он готов душу продать, лишь бы тот только не останавливался. Но черти явно сегодня злорадствуют, и Юнги действительно отстраняется, подарив слабую надежду на разрядку. Нет, такой поворот событий он не может оставить, Чимин слезает с кровати, устраиваясь между ног старшего, зубами расстёгивает ширинку и озадаченно смотрит, не зная что делать дальше. Он не может ртом стянуть джинсы, а пальцы рук утонули в свитшоте, что связывал руки. На помощь приходит сам Юнги, снимая штаны. Пак, утыкается носом в паховую зону и чувствует себя блядским фетишистом, потому что запах естественной смазки сводит его с ума. Он целует внутреннюю часть бедра, оттягивая зубами нежную кожу, щекоча языком и оставляя засосы, — пиздец, — шепчет Мин, толкаясь бёдрами в лицо младшему. Чимин оттягивает ткань трусов за резинку, освобождая возбуждённый член. Он проводит языком от основания и до кончика, еле касаясь кожи, только распаляя желание и электрические заряды. Затем обхватывает головку только губами, не позволяя большего, чмокает аккурат в кончик и тает от тихого стона, сорвавшегося с губ хёна. У Юнги в голове шторм, ураган, смерч. То, что не описать словами. Он смотрит на прикрытые глаза Пака, что увлечённо делает минет, и не может отрицать – само осознание, что это делает Чимин заводит гораздо больше, чем его не хилые умения в этом деле. Руки Мина метаются по кровати в поисках того, за что можно зацепиться, пока правая не хватает платиновые пряди, а левая не сжимает простыню. Пак забывается в процессе настолько, что теряет связь с миром, лишь контакт глаза-в-глаза удерживает его на грани реальности. На задворках сознания мельком пробегает мысль, что осталось совсем немного перед тем, как сон закончится. Колени Мина предательски дрожат, будто он бежит марафон, дыхание сбито к чертям, бёдра автоматически толкаются вперёд... Чимин отстраняется, слизывая слюну, перемешанную с естественной смазкой. — Блять, — с некой угрозой и отчаянием в голосе, шепчет брюнет, не выдерживая, хватая Пака за затылок и буквально насаживаясь на его рот. Сероволосый задыхается и у него саднит горло от довольно грубых толчков, но лишь сильнее возбуждается, пытаясь сдержать скопившиеся влажные капельки. Юнги кусает губы практически до крови, совершенно не замечая боли, ему не до этого, у него перед глазами маячки, огоньки и всё, что угодно, только не комната в гостинице. Вместе с ассоциативными фейерверками, Мин, выстанывая имя Чимина, изливается ему в рот, получая наконец-то долгожданное расслабление. — Ты знаешь, как ты сейчас ахуенно выглядишь? — спросил Юнги, тихим баритоном, разглядывая Пака, слизывающего сперму с пухлых губ. А Чимин знал, что да, он сексуален, но услышать подобное от старшего – верх издевательского пика, это слишком нереально, завораживающе и прекрасно. Тёплая агония разливается от кистей рук и до пальчиков ног, электризуюя каждый кубический миллиметр. Юнги старается восстановить дыхание, но один только вид младшего, улёгшегося ему на колени, заставляет сердце разгоняться похлеще спорткара, а собственное семя, стекающее изо рта, капающее и пачкающее грудь, выглядит как метка, — ты мой, — шепчет Мин, но Пак его слышит, и удивлённо поднимает голову, напрасно ища ответ в карих омутах хёна. — Если так будет каждый раз после похода в клуб, то я готов стать там постоянным гостем, — усмехается сероволосый. — Идиот, — упрекает Юнги, подтягивая Чима за железное кольцо на чокере, помогая тому сесть на диван, — ещё раз, и в живых тебе точно не остаться. За слова надо отвечать, раз сказал, что любишь, то будь добр не ходить налево. — Хён, я тебе нравлюсь? — обречённо спрашивает Пак, до физической боли боясь услышать ответ. Но ему надо знать, иначе он с ума сойдёт. Пусть лучше брюнет скажет, что это разовый перепихон, не сдержался, разозился и что-нибудь ещё. Чимин сильный – он стерпит. А Юнги в голове выстраивал логическую цепочку, вспоминая первую встречу возле клуба и яркое выражение: "Это что ещё за шлюха?", вспоминает университетский поход, и обстоятельства, что с завидной частотой сталкивали этих двоих, ударяя практически лбами. Тут же всплывают картины ребяческого поведения Мина когда он дразнил тонсена на пустом месте. Подколы. И то сжигающее чувство, когда керосином в душу с горящей спичкой, при виде беспомощного Чима под другим телом. Не под ним. Не то, чтобы Пак прям таки нравился Мину, но отдавать его он никому не собирается. Юнги хочет, чтобы взгляды, полные обожания, доставались только ему. Хочет, чтобы Чимин был его. И... блять... — Позволь это сделать мне, — просит Юнги, вновь укладывая Чима на кровать, — я не умею, но постараюсь. И происходит то, чего Пак не видел даже в самых мокрых снах. Мин обхватывает неудовлетворённый член ладонью и, водя верх-вниз, начинает надрачивать, языком вылизывая кончик, не решаясь взять полностью в рот. Юнги действительно думал, что как только орган окажется во рту, то его вырвет, но эффект оказался в точности обратным. Осознание того, что от его неумелых действий Чимин содрагается в конвульсиях – взрывает в голове последние мосты предубеждений. — Втяни щёки, — то ли просит, то ли приказывает Пак, но брюнет послушно следует указаниям, с садистским удовольствием наблюдая за покрасневшим и вспотевшим лицом младшего. — Айщ! — шипит Чимин, чувствуя зубы на нежной плоти, — Юнги! Но Мин уже зализыват свою ошибку и, чмокая член у самого основания, возвращается к основному. Наградой его стараний служат приглушённые подушкой стоны Чимина, еле удерживающегося в этом мире. Удивительными ньютонами Пак заставляет убрать лицо Юнги, так как сероволосый уверен, что хён морально не готов к сперме на себе, но не успевает – закатывая глаза, зубами зажимая белую наволочку, всё же кончает в руку брюнета. Где-то с минуту Юнги разглядывает собственную руку, растирая субстанцию между пальцами и даже (о боже!) пробует на вкус, Пак уверен, что за эти секунды он успел сгореть как минимум двадцать раз от неловкости и стыда, — вкусно, — задумчиво тянет он, подставляя палец ко рту Чимина. Тот всё же послушно размыкает губы и слизывает моло́ку, ища одобрение и отблеск эмоций в лице хёна. Мин улыбается, точно маньяк, и смотрит на Пака странно-горящими глазами, — нравишься, — отвечает он и тянется к пухлым манящим губам, — а может и нет, — Юнги останавливается, так и не соприкоснувшись, — но никому тебя не отдам, — выдыхает аккурат во влажный рот и наконец целует, чувствуя солоноватый вкус. Поцелуй не был пошлым и мокрым, не был невинным. В нём не было едкой агрономной смеси чувств. Не было однородной массы эмоций. Это был просто поцелуй, которым Мин расставляет всё на свои места. Чимин его и точка. Ничей больше. — Ты жуткий собственник, — улыбается Пак, не веря своему счастью. — Но ты меня любишь... — утверждает хён. — Люблю... Они засыпают вдвоём на мокрой кровати, укрываясь липким одеялом и подкладывая под голову слюнявую подушку. Суровая романтика. Но никто из них не думает о подобных мелочах. Юнги пребывает в культурном шоке от того, что практически переспал с парнем, и что он теперь вроде как тоже пидор. А вселенная Чимина с удвоенной силой начинает крутится вокруг Мина, совершенно не скрывая радости и счастья.