Amnesia / Амнезия

      Она заставила его пойти на вечеринку, потому что, по её мнению, он слишком много торчал дома. Она сказала, что всё под контролем, ибо он в любом случае никого бы там не знал. Она высыпала линию кокса в ванной, прежде чем они вышли, и это заставило Микки вести себя почти так же, как раньше.       Придя на вечеринку, он понятия не имел, куда себя деть, поэтому просто прислонился к стене и закурил, в руке держа выпивку и разглядывая всё, что происходило вокруг. Он ощущал, как кокс течёт по его венам вместе с кровью, и из-за этого он постоянно дёргался, но всё-таки он слишком боялся сделать что-то, что Мэнди бы не одобрила.       Закусив нижнюю губу, он оторвался, наконец, от стены и вышел на улицу, когда какая-то девушка решила поболтать с ним. Он прекрасно понимал, что независимо от того, кем он был и за кого его принимали люди, он не хотел, чтобы с ним флиртовали.       Нет, ему не нравилась она, ему не нравились девушки. Ему нравились… а что ему нравилось?       Ему нравилось чувствовать укусы на плече, руки на бёдрах, член, входящий в его задницу. Ему нравился запах лимонного мыла и рваные стоны, издаваемые человеком, трахающим его. Ему нравилась бледная кожа. Ему нравились веснушки и влюблённые взгляды, которые он, конечно, замечал, пусть и не показывал этого. Ему нравилось тяжело дышать и трахаться где попало. Ему нравилось, когда сильно, быстро и жёстко, и он никогда не хотел медлить.       Он понятия не имел, откуда знал это. Просто знал.       Он знал это, даже не помня своего имени.       Микки тихо выругался, поворачиваясь спиной ко всему миру, прислоняясь к внешней стене дома, слушая дерьмовое музло и желая, чтобы они включили что-нибудь другое. Просто он не знал, что именно.       — После всего, что я пережил из-за тебя, скажи, почему я всё ещё люблю тебя, ну почему, почему я всё ещё жду твоего звонка…*       — Прошу, хватит петь уже!       Нет, не останавливайся, пожалуйста, никогда не останавливайся.       — Отъебись, Мик. Мне нравится петь.       Он закатил глаза.       — То, что тебе нравится, нихуя не значит, что ты умеешь.        — Как будто у тебя лучше получится.       «Ещё как получится» — подумал он, но вместо этого сказал абсолютно другое:       — И схуяли я теперь хочу спеть какую-нибудь ебланскую песню, чтоб ты своей же слюной подавился и сдох?       Он не знал, что делать с такими сценами, возникавшими в его голове. Они были словно строчками из пьес, которые он когда-то учил, а сейчас вспоминал. Однако он не мог сопоставить лица и голоса, а точнее — лицо и голос. В его голове всегда звучал лишь один голос. Лишь один человек, и Микки понятия не имел, кто.       — Отъебись от меня, — он услышал рык Мэнди и отошёл от стены раньше, чем вообще понял, что делает. Как-будто какой-то инстинкт. Он оскалился, раскидываясь кулаками, сплетавшимися с плотью и костью. Он услышал хруст, когда ударился лбом о лицо какого-то мудака — вот так неудача, да, но ему было похер.       Он оторвал кулак от челюсти, рассмеялся и сплюнул кровь, удивляясь, потому что совсем не чувствовал боли. После такого-то удара точно должно быть хуёво, но его голова, похоже, уже привыкла к подобному.       — Микки, просто, блять, уйди!       Кто-то потянул его за руку, дабы предотвратить последующие удары, и что-то внутри него, казалось, узнало обращавшийся к нему голос. Мэнди дёрнула его за руку, пытаясь оттащить, и он поддался. Он мог бы сопротивляться, но ведь Мэнди была той, кому он доверял и о ком хотел заботиться, так схерали он должен был противиться? Словно необходимость вмазать кому-то медленно угасала.       — Эта вечеринка всё равно то ещё дерьмище, — сказала Мэнди, показывая нескольким смотревшим на них средний палец.       Она взяла Микки под руку и потянула его за собой, убедившись, что он не сможет развернуться. Или, может, это помогало ей стоять на ногах, ведь её немного пошатывало. И сколько же она выпила…       — Почему ты, блять, помнишь, как пиздить людей, а меня вспомнить не можешь? — спросила она, когда они ушли с вечеринки, и остались вдвоём.       Он пожал плечами.       — Инстинкты?       — Наверное, — пробормотала она, фыркнув так, будто это было очевидно. — Приятно думать, что ты всё ещё можешь вмазать кому-нибудь за меня, — заметила она, ударяя его бедром и слегка покачиваясь.       — Ну, был бы я твоим братом, если б не хотел убить всех за тебя? — ответил он, проводя рукой по волосам и потирая буквы на костяшках пальцев. Это уже вошло в привычку — так он как будто пытался вернуть свои воспоминания.       Он всё ещё не до конца решил, хотелось ли ему стать прежним, но ради Мэнди он должен был попытаться. Он понимал, что порой Мэнди мечтала, чтобы он вернулся. Да, для неё это было нелегко, пусть она этого и не показывала. Мэнди умела отлично притворяться, как, впрочем, и он.       — Сядь туда, — сказала она, указывая на диван, когда они зашли домой.       Она сбросила с себя туфли, и один улетел хер пойми куда. Микки знал — когда в следующий раз Мэнди решит надеть их, верещать она будет на всю квартиру, пытаясь их найти.       — Ты чё делаешь? — спросил он, наблюдая, как она, слегка пошатываясь, шла на кухню. — Ты сколько выпила?       — Маловато, — ответила она, и её слова сопровождались открытием и закрытием холодильника. Она вернулась с мешочком замороженного горошка в руках, который, как они оба понимали, есть они точно не будут.       — У тебя щёки пухнут, вот, приложи это к лицу, чтоб завтра не быть похожим на Человека-Слона.       — Я раньше часто дрался? — почему-то спросил он.       Мэнди лишь пожала плечами.       — Все мы так делали. Это у нас наследственное.       Он понятия не имел, как к этому относиться. Как воспринимать то, что его тело помнит бандитские повадки, а мозг — нет? И вообще, удастся ли ему однажды всё вспомнить, или он так и ограничится случайными фразами, возникающими в голове, и воспоминаниями, которые появляются в его жизни только сейчас?       И он не знал, на самом ли деле всё так плохо. Может, и нет. Он чувствовал себя виноватым, потому что понимал — ему нужно попытаться вернуть самого себя. Но вот загвоздка — он не знал, как это сделать.