***
Такой роскоши Акасуна не видел никогда. Поместье Учиха, которое занимал всего один Учиха, окруженное цитаделями охраны и прислуги, сковывали непреступные врата, начиненные камерами наблюдения. Но ошибки быть не могло. По адресной книге Сасори смог обнаружить только одного Учиху Мадару, как на город, так и на всю страну. Ему не было назначено. Он беспардонно вторгся в чертоги местного богача, о чьей деятельности мог только догадываться. Но он был либо местным якудза, либо тем, кто сколотил нехилое наследство у какой-нибудь бабули, которую наверняка сам и отравил. Пункт досмотра Сасори прошел, будто проходил в императорский дворец. Но, не обнаружив у посетителя оружия и получив благословения свыше, охрана пропустила его. Дородный мужчина с темными узкими очками и блутуз-наушником — точно сошедший с фильма персонаж — проводил его к кабинету босса. И, получив одобрение на вход, остался дежурить за дверью, подарив призрачное ощущение свободы. Сасори чувствовал себя маленькой незначительной деталью в огромном особняке. Не вяжущимся атрибутом в убранстве лоснящегося поместья, которое будто никогда и не знало, что такое грязь. За дубовым столом сидел мужчина неопределенного возраста, скорее всего, повидавший не одну пластическую операцию в погоне за угасающей молодостью, а быть может и вечностью. Тяжелым хмурым взглядом он прошелся по гостю, но не произнес ни слова, позволяя или заставляя объясниться за столь беспардонное вторжение. — Здравствуйте, мое имя Сасори Акасуна. Можете ли вы уделить мне время? — Акасуна прочистил горло, кашлянув в кулак, и прошел ближе, присел на гостевое место только после повелительно-приглашающего жеста хозяина. — Чем могу вам помочь? — Я по личному вопросу… — По личному? — Мадара изогнул бровь, претенциозно хмыкнув. — И что же это за вопрос, что вы проникли в мой дом, едва не умоляя охрану на коленях пропустить ко мне? — Это касается ваших племянников, — весьма деликатно начал разговор Акасуна, не зная как подойти к проблеме. Ему еще никогда не предоставлялась возможность сообщать о смерти. Никогда он не был вестником смерти. О смерти сообщали только ему. — Племянников? Хм, они что-то натворили? — Я работаю в психиатрической клинике «Красная Луна», где два год назад ваши племянники проходили лечение, и в этой клинике они… погибли. Сасори замолчал, опустив взгляд, не в силах смотреть в глаза побледневшего Учихи. Мужчина рухнул на спинку кожаного кресла и судорожно расслабил узел на галстуке, вместо вопроса из груди его вырвалось хриплое кряхтенье, которое он подавил вызванным кашлем. — Умерли? Психиатрическая клиника? — непонимающе переспросил Мадара, вымученно хохотнув как на плохую шутку. — Верно. Прошу прощения, что сообщаю вам о подобном в такой форме. Сначала в данное учреждение попал Саске, а позже и Итачи. Дело в том, что я недавно работаю в данном учреждении и наткнулся на такие вещи, как незаконные эксперименты на пациентках. Ваши племянники оказались их жертвами, вот тому доказательство, — Сасори достал из черного пакета папки и аккуратно протянул их Учихе. Папки сильно помялись, и стали мягким покоцанным куском из-за пролитого на них дождя, призванного противопожарной системой. Но данные сохранились, ни строчки не повредилось на пожелтевших листах. Учиха дрожащими пальцами листал документы, читая каждую страницу. И покончив с ознакомлением истории жизни и смерти племянников, отшвырнул папку, бегло пробежавшись взглядом по столу. А после как пораженный громом сгорбился, схватившись за голову, как отчаявшийся человек, потерявший последнюю надежду. — Я не знал! Даже не знал! Я не поддерживал с ними связь, думал, что Итачи со всем справится. Что же я наделал…. — Я понимаю, какое для вас это горе. Примите мои искренние соболезнования. Но ваших племянников уже не вернуть. Но есть другие пациенты, которые подвергаются тем же страданиям, что когда-то Итачи и Саске. Один я не справлюсь. Один голос против десятков из клиники. Если бы вы только… — Да, безусловно! — воскликнул в сердцах Учиха, выпрямившись, и втянув воздух так, будто все это время плакал, помассировал переносицу, все так же не глядя на Акасуну. — Я сделаю все, что будет в моих силах. Я подъеду завтра же утром. Сделаю обход. Думаю, разоблачить их не будет проблем. Привлечем экспертов, напишем жалобу в прокуратуру. Тем более, если у вас есть веские доказательства, — и указал на лежащие папки, наконец-то взглянув на Сасори твердым решительным взглядом. — Мне поехать завтра с вами? — Нет. Думаю, вам лучше вернуться и сделать вид, что все в порядке, чтобы они не заподозрили вас. — Действительно. Вы правы, — растеряно отозвался Акасуна, сконфуженно и неуклюже почувствовав себя в обществе этого властного человека. Как если бы сила и мощь могли принять материальную форму. Он давил одним своим присутствием. И Акасуна поспешил встать, лишь бы установить с ним дистанцию. — Тогда до завтра. — До скорого, — улыбнувшись краешком губ, кивнул Мадара, проводив его странным скользким взглядом, будто подталкивающим прочь из мира, где ему не было места.***
Матильда слушала всю ночь. Никогда ранее она не тратила ночи или дни на книги или фильмы, ничто не могло её увлечь так, как трагичная история Конан Хаюми. Не способная сомкнуть глаз, будто пораженная вернувшейся бессонницей, которая заразила её через рассказ Итачи, Леруа не прослушала ни строчки. А когда Учиха кончил, стерла выступившие слезы, втянула носом влагу и затерла ладонями щеки до красноты, пытаясь содрать будто не только влагу, но и кожу, впитавшую её. — И больше ты никогда её не видел? После смерти. — Она ушла, прогнанная, бессильная. Безумием Пейна. Матильда с глухим стоном вдохнула и выдохнула так, будто плакала в голос всю ночь, и сильнее закуталась в халат Сасори — холодно. В темноте холод усиливался, обостренный разыгравшейся фантазией. Даже шорохи за стенами казались громче и страшнее, будто рыскающие крысы, пытающиеся проникнуть к добыче. Но крысы не могли тихонько, будто в страхе быть застигнутым, стучаться в дверь. Леруа, переглянувшись с Красными Глазами, поползла в сторону звука, где, вероятно, находилась дверь. И, нащупав мягкую стену, прошлась пальцами по выступу косяка. — Матильда? — шепотом позвал голос за дверью. — Дейдара? — пораженная его приходом, Леруа обернулась к светящимся кровавым огонькам, что моргнули в знак одобрения. — Собственной персоной! — отозвался Тсукури, как и всегда с ноткой гордости в своем существовании. — Ты что тут делаешь? С ума сошел? А если тебя заметят! Что вообще с тобой случилось? Я уже едва не похоронила тебя! Этот пидор…!! — Со мной все нормально, Пейн меня забрал и наказал. Я полдня приходил в себя после электрошоковой терапии. Давно меня на электрический стул не сажали! — Прости, это я все виновата! Тебе следовало послушать меня и уйти! — Да ладно тебе, — завибрировавший смех прокатился эхом. — Взбодриться никогда не помешает. Зато я отвлекся от своей язвы! — Хрен редьки не слаще! — хлопнув ладошкой по мягкой стене, сентенциозно возмутилась Леруа. — И то верно. А ты, я смотрю, без проблем не можешь! — Дейдара в ответ забарабанил пальцами по обратной металлической поверхности. — Ну! Хватит издеваться! Зато у меня все получилось! Документы уже за пределами этого места! Но на подобную радостную новость Дейдара стих, будто спугнутая галлюцинация. А отозвался тихим, поникшим голосом без тени энтузиазма: — О-о-о, и где они? В прокуратуре? В полиции? И кто же их понес — Красные Глаза? — кончив вымученным смешком, снова постучал, и почему-то Матильде показалось, что если бы не дверь, то жест этот достался бы её голове. Леруа вновь переглянулась с Учихой, чей кровавый взор глядел укоризненно, глаза качнулись в лево и право — он отрицательно покачал головой. — Понятия не имею! — соврала Леруа. — Может, мне это и приснилось. В голове такая каша, что уже не разберешь, где сон, а где реальность! — Ага, значит, я не зря пришел спасти твою неусидчивую задницу! — еще громче рассмеялся блондин, вернув голосу прежнюю беззаботность и непринуждённость. — Эй! — обиделась Матильда, но поняв смысл услышанного, со всей силой хлопнула по двери. — Ты принес ключи?! — Увы и ах. Но я собираюсь предложить тебе вместе, взявшись за руки, совершить увлекательный побег через тернии лабиринта к нашему свету свободы! Внизу послышалось шуршание, будто сминающийся пакет в руках старухи. Матильда почувствовала, как ногу кольнуло нечто тонкое. Вслепую она подняла большой, но тонкий лист бумаги. Карцер озарил свет, отчего Леруа с болезненным стоном зажмурилась. С непривычки освещение резало заслезившиеся глаза. Поблагодарив Тсукури за включенный свет, привыкнуть к которому понадобилась почти минута, Леруа смотрела на начерченную карту на стариной, пожелтевшей измятой бумаге, повидавшей явно многое на своем веку. — Что это? — Это карта замка! Смотри, вон те схемы внизу — это подвалы, что ведут по запасному туннелю через канализационный канал прямиком в лес. Первый владелец, построивший этот дом ужасов, выстроил что-то вроде черного входа, а точнее, выхода на экстренный случай. — Дейдара, — восторженно прошептала Леруа, — откуда ты, черт возьми, это достал?! — За два года, пока я собирал хлам для своих взрывчаток, чего я только не нашел! Уже и не помню, где она мне попалась! Так вот, я однажды рискнул и спустился, и действительно, в указанном месте есть дверь, ведущая к этому подвалу. Нужно только взорвать замок! — Господи! Если у Сасори не получится, у них все равно есть шанс сбежать, благодаря прозорливости и неусидчивости на одном месте Дейдары. Леруа, словно хвалящийся родителю ребенок, развернула её Итачи, который отнюдь не разделял её радости. В летаргической неподвижности он сидел с закрытыми глазами, будто уснувший старик, не желающий участвовать в беседе молодежи. — Дейдара, ты понимаешь, что я вовек твоя должница! — С тебя поцелуй! Так что как только тебя выпустят из карцера, можешь бежать из этого санатория Сатаны! Я приготовлю бомбу для замка, подручных средств как раз должно хватить! Придешь ко мне, как будешь готова! — и, постучав на прощание, Тсукури удалился. Прислушиваясь к отдаляющимся шагом, убедившись, что они стихли, Леруа подскочила, как козлик, согнув ноги. — Матильда, — одернул её полный стали и строгости голос открывшего глаза Итачи. Призрак поднялся, протянув руку. — Дай мне карту. Леруа, наиграно надув губки, якобы размышляя отдавать её или нет, энергично протянула её Учихе. — Правда, все идеально складывается? Мы нашли не просто одно решение проблемы, а сразу два! Если у Сасори не получится, мы, по крайней мере, сможем сбежать! Итачи? Итачи, что с тобой? — с каждым словом голос Матильды тускнел, становясь тише и тише, точно голосовые связки сжимали тени, заструившиеся по телу Учихи Итачи, по щекам которого стекали алые слезы, полностью окрасившие глазные яблоки в небо мира Цукиеми. Черные полосы, будто копошащиеся черви, извивались под смертельно бледной, почти прозрачной кожей. — Матильда, — эхом прокатился глас Итачи. — Ты не выберешься по этой карте. — Почему? — голос осип от страха, сковавшего Леруа. Красные Глаза, единственным ярким источником оставшиеся на темно-прозрачной фигуре, источавшей отчаяние, поднялись от карты. — Потому что тем, кто убил меня, был Дейдара Тсукури.***
Утро наступало мучительно долго. Все это время Сасори спал в припаркованном у обочины автомобиле в пяти километрах от замка. Как только ласковые лучи солнца, проскользнувшие сквозь лобовое стекло, укусили за подставленную свету щеку, Сасори проснулся. И, не теряя времени, завел автомобиль, тут же помчавшийся будто черный дракон во владения Орочимару. Ворота приветливо раскрылись, будто вывернутые задом наперед объятья. — Только бы все получилось, — Акасуна прикрыл на мгновение глаза, молясь, и, сжав руль, покинул машину. Единственной надеждой на разоблачение клиники был только Мадара. Приезд Мадары ознаменовался для него как пришествие божественного промысла, способного спасти от чумы по имени Орочимару, которого Акасуна и считал центром всех бед. На входе его встретила дежурившая охрана, которая будто только его и ждала, заграждая вход. — Сасори, Орочимару просил передать, чтобы вы, как только вернетесь, немедленно зашли к нему. — Хорошо, — ответил парень таким же механическим безжизненным голосом, как и все вокруг. Но вопреки просьбе или, скорее, приказу, свернул на иной путь. Какой сейчас мог быть Орочимару? Когда в голове вертелось только одно — забрать Матильду. Убедиться, что если она и не в целости и в сохранности, то хотя бы жива. Открыв нужный изолятор, Акасуна удивился, обнаружив свет включенным. Орочимару бы шкуру спустил, позволь кто-то из персонала подобную вольность. Этот кто-то был либо дураком, либо бессмертным. Но Сасори поблагодарил его за то, что, возможно, в этом аду есть еще не полностью погрязшие в пороке души. У стенки, сжавшись в клубочек, лежала Матильда, закутанная в его халат. Она так крепко спала, что Сасори было страшно дышать, двигаться. Но он опустился рядом, и, пригладив спутавшиеся локоны, взял девушку на руки. Матильда, коротко кашлянув, пробудилась, и охрипше еле выдавила из себя единственное, что волновало её эти сутки: — Получилось? — Да, я отвез документы Мадаре, он сказал, что обо всем позаботится, — успокоил её лечащий врач и вынес из изолятора. — Я так скучала… — охрипшим голосом выговорила девушка, обвив шею Акасуну. — Я тоже, моя хорошая. Не волнуйся, я вытащу тебя отсюда сегодня же, у меня все продумано, — через закрытую лестницу Сасори вышел на второй этаж и незаметно прошел в свой кабинет. Положив обессиленную Матильду на кушетку, парень закрыл дверь на ключ и налил Матильде стакан воды. Придерживая Леруа за спину, он помог ей сделать несколько судорожных жадных глотков. — Они с тобой ничего за это время не успели сделать? Матильда отрицательно покачала головой. Не они. Не они причинили ей боль за это время. Когда Учиха Итачи произнес имя виновника его смерти, он разинул пасть как монстр в немом крике. Леруа зажала уши в страхе быть оглушенной. Но крик не достиг её. Итачи исчез, как больное наваждение, покинувшее душевнобольного. И упав на колени, Леруа простояла так, пока не потеряла сознание от бессилия. Будто в немом крике она молила за грехи людские. За грехи Дейдары Тсукури. Проникшись всей душой к блондину, она не желала верить в подлость Дейдары, приведшую к смерти Учихи Итачи. Дейдара, которого она знала, не мог так поступить. Нет. Дейдара, которого она видела. Леруа всей своей доброй, наивной душой верила в людей и не желала признавать, что карта, спрятанная за резинкой её штанов, может привести её к погибели. Но она молчала о ней, ни словом не обмолвилась о ней с Акасуной. — Я так рада, что ты вернулся. Я боялась, что это ловушка, и они убьют тебя. — Не посмели бы, — Сасори обнял Матильду, прижав к груди, сжав так сильно, будто боялся, что дверь его маленького убежища может открыться в любой момент, и Леруа вырвут из его сердца. — Я поселю тебя у себя дома, пока все не уляжется. Потом верну тебя родителям. — Можешь не возвращать, если хочешь, — с улыбкой на лице прошептала Матильда и, приподнявшись с кушетки, обвила шею парня и впилась в его губы страстным поцелуем. Сасори, обняв её за талию, прижал к себе еще крепче, углубляя поцелуй. Прервав поцелуй, Матильда прошептала в губы парня: — Я тоже люблю тебя. Для Сасори это была словно музыка для сердца. Он лишь крепче поцеловал девушку. Но их прервали настойчивым стуком в дверь. Леруа задрожала, но Акасуна успокаивающе сжал её руку и прошептал: — Дверь заперта, все в порядке. — Сасори, Орочимару немедленно требует тебя к себе, — настойчиво повторил охранник. Сасори нехотя оторвался от Матильды, напоследок поцеловав в лоб. — Я сейчас подойду, — спокойно ответил он. — Что? Ты собираешься идти к нему? — возмущено прошипела Матильда, не собираясь отпускать того, кого только обрела. — Если я не приду, это будет выглядеть подозрительно. Я должен вести себя естественно до приезда Мадары. Все будет хорошо, я тебе обещаю. Я отдаю ключ тебе, — Сасори вложил в её ледяную ладошку ключи, и крепко сжал её пальцы, — закроешь и никому кроме меня не открывай! Поняла, Матильда? Никому, и не выходи ни при каких обстоятельствах! Матильда закивала и разжала ладонь, направившись за Акасуной, спряталась за шкафом. А когда он вышел, заперла дверь.***
Орочимару с перебинтованной шеей и заклеенным пластырем носом вел себя непринужденно, точно не вчера его едва не придушили, затем расквасив лицо. Он перебирал бумаги, создавая рабочую атмосферу, а при появлении Сасори даже не рассердился его опозданию, а с ноткой обеспокоенности спросил: — Я надеюсь, ты остудил свой пыл, и мы сможем теперь нормально поговорить? Сасори не спешил отвечать. Стоило для начала напомнить себе, что скоро все закончится, сцена подходит к концу, и нужно лишь доиграть свою роль. — Думаю — да, — привычным надменным манером ответил парень. — Отлично, в таком случае я перейду сразу к делу. То, что я тебе расскажу, является огромнейшей тайной нашей клиники. Я и так слишком долго тянул, оставляя тебя в неведении. Прости нас. Но ты не слишком-то располагал к себе доверие. А сейчас, после вчерашнего поступка, признаюсь, не слишком стал мне импонировать, — и в напоминание к своим словам потер разбитый нос. — Но хочу тебя уверить, ответ на мою историю никак не повлияет на твою судьбу. Разве что не выдам тебе рекомендацию для следующего места работы, — и благовейно улыбнулся, ожидая реакции на его шутку. Но ни единый мускул не дрогнул на лице Акасуны. И Орочимару, хлопнув по подлокотникам, вернулся к теме: — Ты готов слушать? — Да. — Эта клиника была куплена не мной. Она принадлежит одному из наших работников. Он скрывается в тени, не желая ненужных почестей. Кто он — не имеет сейчас значения. Он и создал систему, в которой назначил меня главным врачом. В данном месте проводятся фармацевтические тесты на пациентах клиники, мы фиксируем все возможное побочные эффекты из группы седативных, психотропных и снотворных средств. И отправляем полученные результаты экспертам, которые решают, что следует выпускать на продажу, а что нет. Это, безусловно, сильно влияет на здоровье пациентов. И, как бы тебе не было противно это слушать, кто-то должен жертвовать собой во благо общества. Чтобы те люди, — Орочимару кивнул на окно, указывая за пределы клиники, — не умерли от побочных эффектов. Весь эксперимент проходит в двенадцати фазах. Точнее, все фармацевтические препараты делятся на двенадцать сортов. Пока что люди без смертельных исходов могут принимать максимум семь сортов препаратов, остальные пять находятся в доработке, совершенствуются и, пока что, естественно, не выпускаются на рынок. Таким образом, наша клиника всего лишь лаборатория фармацевтической компании «Красная Луна». Работаем во благое дело, — закончил свой рассказ Орочимару с улыбкой политика, сулящего светлое будущее. Сасори схватился за сжавшееся горло. Он уже все знал. Но одно дело строить теории и догадки, а другое — когда тебе в лицо заявляют, что твои пациенты всего лишь подопытные крысы, смерть которых превознесут «во благое дело». Заорать, что это не законно и накинуться с кулаками как вчера? Очень хочется, но колется. Акасуну тошнило от мысли, что происходило под его носом. Что происходило с Матильдой. Что не слышал крик помощи, уверяя себя, что помогает ей, что он специалист и знает свое дело. Сасори считал, что способен вылечить её. Что сможет помочь ей. Когда она просила совсем об иной помощи. — Ты явно не согласен с нашей системой? — с дежурной ухмылкой на лице спросил Орочимару. — Эту систему трудно принять сразу, — соврал Акасуна. — Но я думаю, что справлюсь. Все-таки это работа во благо общества. — Вот и отлично. Иначе бы мне пришлось тебя убить, — рассмеялся мужчина. — Шучу, конечно. Ну, а свое просвещение ты пройдешь сегодня, впервые поучаствовав в «исследовании». У нас есть очень интересный образец. Матильда Леруа — твоя пациентка, — сделав акцент на имени, Орочимару с наслаждением отметил, как не выдержал побледневший Акасуна и дернулся. — Она принимала лекарства нашей компании дома и в качестве побочных эффектов у неё начались галлюцинации. Мы сейчас наблюдаем за ней. Сегодня боссом «сверху» было принято решение продолжить и перейти на четвертую фазу. Ты должен будешь провести процедуру лично, если ты с нами. Сасори всего передернуло, сердце бухнуло, провалившись в пятки. Он всегда виртуозно скрывал эмоции, но сейчас, в стрессовой ситуации, он превратился в один невротический комок, начинённый иголками. Потяни одну и он весь затрепещет. — Когда? — Сегодня. Акасуна прикрыл глаза. Нет, он не может себя выдать. Но и медлить больше нельзя. Как только приедет Мадара, он заберет Матильду, затолкав в автомобиль, и увезет прочь. — Хорошо, я готов, — без тени сомнения заявил Акасуна. — Вот и отлично. Буду ждать тебя сегодня ночью в кабинете 99. Сасори не помнил, попрощался ли он с Орочимару; вышел как оглушенный, ушедший под лед, тонущий без надежды на спасение. Он направлялся в кабинет, когда остановился у окна. Подъехавший Ролс Ройс к воротам клиники смотрелся слишком роскошно для их маленького ада. Вышедший водитель открыл дверь пассажирского места, откуда вышел Учиха Мадара, чинно застегивающий пиджак. Окрыленный прибывшей надеждой, Сасори направился к лестничной площадке встречать родственника умерших пациентов. Вот она — последняя надежда на разоблачение проклятой клиники. Наконец-то судьба в его руках.