***
Учёный нашёл себя в длинном коридоре сплошь исписанным шрамами старости и боли. Он огляделся скучающим видом, фокусы старого дома начинали откровенно раздражать, в них не было никакого смысла, никакой рациональности - один сплошной нелогичный абсурдизм. Уилсон абсурд не любил, как и любой учёный. Из разбросанных тут и там дверей мелькал слабый свет, он видел хоть нечётко детали окружения и сжал топор. На этот жест коридор раздался звонким девичьим смехом, как бы заигрывая или пугая, но Уилсон лишь сладостно оскалился. Он спрятал топор за спину и ровно зашагал на голос. В тёмных мелькающих пятнах пряталось много силуэтов, но Уилсон не обращал на них внимания, шёл вперёд как заворожённый, услаждая уши прекрасным девичьим голосом. Не позволял себе отвлекаться и моргать, как бы не пропустить её грациозный силуэт, какой он запомнил с самого первого их знакомства. Он ускорился. Голову поражали сладостные мысли и пах наливался кровью от их наваждений. Вдалеке замерцало серое пятнышко и мужчина подавляя рычание, стремглав бросился следом. — Бегут ромашки по полю, красуясь на виду, а я стою как вкопанный и глаз не отведу, — запел он тягучим басом вспомненный стишок, не останавливаясь. — Бегут ромашки по полю, не прячутся в траве. А я с букетом топаю, с цветами по Москве. Смех зазвенел громче и силуэт крохотных ножек затоптался ритмичным постукиванием вокруг. — Смотрю — какой-то дяденька заулыбался сладенько: «Хорош букет, хорош! За сколько отдаешь?» — запел девичий голос в ответ; совсем близко, прячась в тени. Мужчина широко улыбнулся сверкнув янтарями, он медленно настигал тень плавными шагами, крепко сжимая в руке топор. — И произносит дяденька подкупные слова: «Договорились? Ладненько? Не рупь даю, а два*», — заскрежетал он. И вот из тени показались серые глаза, Уилсон восхитился их звенящим изгибом грациозного животного и ахнул. Девочка услышала его восхищённый вздох, она приосанилась незрелыми формами и лёгкой неуверенной поступью вышла на свет. Уилсон попятился назад, не отрывая глаз и незнакомка широко улыбнулась жемчужными зубками. Она хитро прищурилась и прыгнула на его тень, мужчина попятился резвее, словно сам хотел спрятаться в сумраке. Подумав об этом, девочка звонко засмеялась и вскинула тонкими ручками: — Бу! Уилсон сверкнул янтарями, унимая широкую похотливую улыбку. Он наклонил голову в бок и плавно качнулся в сторону, как бы осматривал, держался осторожно и опасливо; нос его тем не менее широко распахивал узкие ноздри, услаждая рецепторы тёплым молочным запахом детской кожи, неведомым ему доселе. Малышка заулыбалась и повертелась на месте, она безустанно разглядывала мужчину заинтересованными лисьими глазами и всё крутилась, как бесноватая. Любила плутовка всех вокруг пугать, вот и радовалась, что напугала жуткого гостя. А потом заурчала сладостным голосом: — А ты меня искал, правда? — засмеялась она. — Нашёл. Теперь я тебя ищу! Уилсон улыбнулся. Не успела девочка вдохнуть, как мужчина впечатал её в стену, нависая над дрожащим худым тельцем всей своей мужской статью. — Нашла, — прохрипел он.***
Тейнат не пошёл следом. Он в это время бродил по дому и оценивал ущерб их стычек, избегая встречи с чудовищами. Искал он так же новые бреши, но ни в одной комнате их не появилось. Миролог удивился этому. Плохие вещи случались всегда, но сейчас они волшебным образом предпочли отдохнуть. Это плохое ознаменование, Тейнат понимал когда всё затихает — быть беде; тем самым крался ещё тише и невзрачней, как сводясь с тенью. Не может так запросто всё уйти, как есть придёт снова и даже хуже, ведь они столько бед наворотили! Некоторая мебель стояла сломанная, ножи разбросаны по полу и не все находились на своих этажах. Сожаление наступало невозмутимо и жестоко, заполняя собой брешь от одиночества, самое худшее какое оно могло предстать, но Тейнат её сглатывал. Гордо; пристыжая, держался молодцом и очевидно радовался этому. Давно он не чувствовал себя таким живым, а если и недавно то забыл. Он не помнил ни единого дня до вчерашнего постыдного ужаса. Всё как будто растворялось в мрачном тумане грёз, всеми забытых, леденящих душу. Миролог держался как мог, он всё не мог забыть опасность, бродящую сейчас невесть где; быть может в бесконечных коридорных извилинах пульсирующего мозга дома, аль в лесу среди сухих крючковатых деревьев, цепляющих за волосы и одежду. Какие ужасы, ухудшающие положение он творил, одним словом воображение катало по нервам наждачными поцелуями. Проходя коридоры он затаил дыхание, не считая времени до рассвета, в несвойственной ему манере; он плавно скользил меж мебели напрягая уши. Зачем и куда он шёл сам не знал, чем-то подсознательным, верно, желал утолить своё одиночество. Так болезненно наседающее на лёгких. Услышав шум, миролог встрепенулся и юркнул за кушет, крепко сжимая нож. Топот громыхал по мере приближения, от его невозмутимого грохота мужчина напрягся и глубоко вздохнул. Набираясь всей оставшейся храбрости, он выбежал и полоснул перед собой воздух. Знакомый силуэт аж подпрыгнул от неожиданности, но быстро вернулся из небытия, крепко ухватив Тейната за запястье. Последний сразу понял кто перед ним, но было в этом вытянутом лице что-то иное, отчего оно казалось незнакомым, словно глаза мерцали кровью больше обычного. Пока Уилсон выворачивал его запястье, он внимательно осмотрел силуэт и испуганно ахнул, тотчас отпрянув назад. — Она! — только и мог он вырвать из себя, желание убежать неумолимо росло, но его оперативно пресекали. — Так-так, — ядовито усмехается временный напарник. — А ты быстро учишься. Похвально. Хвалю тебя. Слышишь. — Это... На твоём плече... Уилсон оглядел девочку, она тихо всхлипывала и слегка подрагивала ножками и ручками, шептала глупости как безумная. Он похлопал её по крестцу и повернулся к Тейнату широкой-широкой улыбкой, как будто её одной было достаточно для ответа. Тейнат аж задохнулся от взгляда этой рожи, кажущейся Уилсону доброжелательным выражением. Ничего подобного оно не демонстрировало, а только ухудшало мирологовы предположения доводя их до совсем безумных представлений. Он сразу понял кто лежит на его плече и душу его, не то чтобы очень, но какая-то жалость поразила. Тейнат её ненавидел, появление лисьих глаз в доме всегда сулило беды, но никто не заслуживает участи быть пойманным Уилсоном. Порождение ли ада или дух, в конце концов она ребёнок. — Признаться честно, найти её было сложно, запах детей мне не знаком, — невинно усмехается Уилсон. — Теперь буду знать. Да-да… Тейнат чувствовал как зверел с каждой секундой наблюдения за этим лицом: — Что ты с ней сделал, блять? — Не нервничай, — он ровно улыбнулся. — Твоя дочка в порядке. Ничего я не сделал. — Что ты называешь порядком, ослоёб, она вся дрожит! Что ты с ней сделал, блять? — Провёл эксперимент, — сухо выдавил он из себя и как-то обиженно одернул голову, словно Тейнат заставил его сказать нечто интимное. — Рано ещё, бедра узкие. Забираю с собой. От шока миролог раскрыл рот, но так ничего и не смог сказать. Он даже не предполагал столь мерзкого поворота событий, даже не думал зачем малютка могла ему понадобится и предпочёл бы не знать дальше. Мужчина стиснул нож могучим неумолимым гневом, как будучи когда-то отцом не мог простить такого кощунства, не мог просто стоять в стороне. Сожаления одни за другим пожирали себе путь от желудка до лёгких и загорелись там праведным огнём. Да он готов был перенести сотни изнасилований, лишь бы никто не пострадал, ему себя не жалко, но детей пошто трогать! Этого психопата нельзя было оставлять одного, это он виноват. Во всём. Как обычно. — Ты грёбаный урод! — злостно завопил мужчина, ощетинившись. — Да как у тебя рука на ребёнка поднялась, чёртов садист? Ты совсем обезумел, мразь, блять? Уилсон аж поднял брови от удивления, но лицо его вскоре поразила кривая насмешка. От этой самодовольной буржуйской морды кровь кипела в жилах, чуть ли не доводя Тейната до безумия. Он направил в багряно-грязную грудь острие ножа и встал в провокационную стойку, какую Уилсон смог бы протаранить только через чей-то труп. — Отдай её и катись в ад, ублюдок, пока я не вспорол твои капиталистические кишки и не намотал вокруг длинного шнобеля. — Кто-то разрешал свинке хрюкать? — захрипел в ответ Уилсон. Он снял с ремня топор и поерзал плечом, на каком покоилась малышка. — Папаня, — Уилсон холодно улыбнулся. — Мне будет достаточно у невесты и одной ноги. Освободи путь. От ужаса и гнетущего бессилия Тейната всего передёрнуло: — Ты ёбанное чудовище, блять! Да чем ты лучше тех, кого убиваешь!? Лицо, некогда выражавшее капли разумности внезапно помрачнело, отчего рыжие глаза вспыхнули кровожадным пламенем. Тейнат вспомнил первую встречу, точно такой же взгляд как у животного: ни искры жалости, сострадания или понимания происходящего, только налившиеся угрозой белки и жажда неясных амбиций. Мгновением тело покинуло всё человеческое и даже выглядя при этом как представитель рода людского, никто из живущих на этой земле не узнал бы в нём человека. Психопат понурил голову, сглатывая ругательства, он словно спорил с кем-то, приводил аргументы заранее обречённые на неудачу и его это так злило, что он пытался вытряхнуть собеседника из головы. — Тихо! — пробормотал он, как в бреду, срываясь на фальшивый смех. — Тихо. Не дождётесь. Но ты же не хотел? Я хотел и я это сделал. Не правда, нам нужна помощь. Тихо. Я вырежу тебя из своей головы. Это крик о помощи. Закройте пасти, ничтожества. Тут главный я... Просмотрите на него! Величие разыгралось, паразит? Уилсон сгорбился и побелел, поражённый важдой принялся до крови расчесывать голову, слова миролога внезапно сработали как спусковой механизм и сам не понимая кого разбудил не медлил и тотчас зарядил мужчине в живот. Ему показалось, на мгновение, будто он ударил камень, но Уилсон сгорбился сильнее и зарычал. Окровавленной рукой он схватил миролога за пятку и с усилием потянул на себя. Тот аж упал, но готовый контратаковать, Тейнат нацелился ножом на пространство перед собой; к большому удивлению своему так и не получив удара. Он услышал глубокий рваный вздох и ошалело подняв голову, увидел что-то странное. — Надоело. Устал, — уставшим голосом пробормотал психопат и побрел назад, волоча тело за собой. — Спать. — Что? — только и выдавил из себя миролог. Все попытки вырваться и встать потерпели очевидный крах, всё что он мог, так это помочь себе руками, чтобы не собрать все занозы гнилых половиц по пути. Как это выглядело со стороны он даже представлять не хотел. Ему было не до смеха, он испугался новой реакции до чёртиков. Уилсон зашёл в первую попавшуюся комнату и бросил обоих на кровать. Он стоял над ними продолжительное время, разглядывая в человеческих очертаниях какие-то символы, выглядел крайне сосредоточенно, продолжал спорить. В конец ошалелый миролог, устав пытаться осознать хоть что-то в этом чёртовом доме пропал в ладонях, нервно массируя лоб. Он тоже устал, он очень устал. Некоторая мебель в доме стояла не на своём месте — как же это раздражало его; он от этого устал. Ножи не на своих местах, разбросанные на полу вселяли в него панический ужас. От этого тоже устал. Он так хотел навести порядок, но о каком порядке вообще идёт речь, когда в доме этот сволочной мутант — ломает мебель, насилует девочек, убивает его страхи. Усевшись на кровати, Тейнат посмотрел на Уилсона и не найдя в нём ничего очевидного, взглянул на девочку, та бессознательно смотрела в никуда. Трястись перестала, но и не реагировала ни на что, даже когда мужчина ткнул в неё пальцем дабы проверить. Она выглядела как сломанная фарфоровая кукла. — Прости, — прошептал миролог, слегка похлопав малютку по плечу. — Не уследил. Малышка ничего не ответила и прикрыла глаза. Даже не испытывая жалости, Тейнат всё равно чувствовал себя дурно. По большей части из-за беспорядка; он не знал как всё исправить и починить, как дальше уживаться с психопатом тоже не знал и очень устал от своего незнания. Девочку не хотел отдавать из принципа, но тот без девочки не уйдёт, — Тейнат снова осмотрел учёного и скривился. Как-то всё некрасиво вышло. Уилсон сел на край кровати и уставился в стену, шепча нечто несвязное. Пытаясь уйти, миролог был оперативно впечатан в подушку. — Спать. Оказавшись участником сумасшедшего трио лежавшего на кровати, Тейнат таращился в потолок до самого рассвета.