Связанные садом

Анна услышала сквозь дрему какие-то голоса. — Ваше Сиятельство, Ее Милость пропала. — Как пропала? — Так не знаем. В спальне ее не было. Мы уже весь дом обыскали и сад… Нет ее нигде, и никто ее не видел. — Да я с вас всех шкуру спущу! Человек ведь не иголка, не мог исчезнуть! Вы точно весь дом обыскали? — А как же! Все комнаты… И остальное… Нет ее… — Я сам все осмотрю! Иди уж! Не путайся под ногами! Через секунду грозный голос из коридора прозвучал у нее над головой: — Анна, так вот ты где! Она открыла глаза. Рядом стоял Павел и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. — Как ты посмела сюда зайти? Сюда никому входить не положено! Никому! И ты не исключение! Анна недоуменно посмотрела — спросонья она не поняла, почему так зол Павел. — Как ты сюда попала? Здесь всегда заперто! Где ты взяла ключ? — Ключ? Какой ключ? — Тот, которым ты открыла дверь! Где ты его взяла? У меня в комнате? — Я не понимаю, о чем Вы. — Я спросил, как ты попала в запертую комнату! — Меня сюда привел дух… — Дух, значит, привел?? И ключ из моего стола тоже он стащил? Ты бы хоть что-нибудь более правдоподобное придумала! Только теперь Анна поняла, в чем ее обвинял Павел. В том, что она рылась у него в столе, нашла там ключ и отперла эту комнату. — Дядя Павел, я этого не делала! — Ваше Сиятельство!! — еще больше повысил голос князь. — Ваше Сиятельство, я этого не делала! Это дух! — Дух?? Ты издеваешься надо мной?? У Анны от обиды выступили слезы. — Я над Вами не издеваюсь… Ночью мне показалось, что я слышала шаги в коридоре. Я выглянула и увидела фигуру высокого мужчины. Он был похож на Якова, только старше. Это был Дмитрий Александрович. Я пошла за ним. Он привел меня сюда. Здесь не было заперто. Он сюда зашел, а я за ним. Он приходил к Лизе. В один из последних ее дней. Это она пригласила его. Она просила его позаботиться о Сашеньке. Он пообещал ей это, — про то, что Дмитрий дал слово Лизе позаботиться и о Якове, она говорить не стала. — Тебя действительно сюда привел Дмитрий? И ты видела все, о чем мне сказала? — гнев в голосе князя сменился волнением. Анна кивнула, глотая слезы. — Я бы не стала Вас обманывать… Лиза, она была так слаба… тяжело дышала. Но все же говорила… для нее это было важно… А когда Дмитрий Александрович ушел, она закашлялась и, не найдя платка, вытерла губы левым рукавом рубашки. На рубашке были вышиты листики… Лиза посмотрела на кровь… и заплакала… Павел понял, что Анна не могла такого придумать, она действительно видела дух Лизы. Его Лизы. Он на мгновение закрыл глаза. И попытался прийти в себя. — Аня, она ведь тогда извинялась из-за той рубашки, что запачкала ее… Это была такая безделица… А она переживала… Он хорошо помнил эту сцену за несколько дней до смерти Лизы. Она была еще более душещипательной, поскольку человек на пороге смерти переживал о какой-то испорченной вещи так, будто собирался еще носить ее и носить… годами, пока она совсем не износится… А не в последний раз… Его сердце разрывалось… Еще ему было очень стыдно. Он обидел Анну, накричал на нее, обвинил Бог знает в чем… Он присел перед Анной на колени, взял ее руки в свои и стал целовать их: — Анечка, прости меня… Прости дурака… Простишь, девочка моя? Анна видела, какое сильное впечатление на Павла произвело то, что она увидела дух его любимой женщины. Как это его взволновало, потрясло, можно сказать, пронзило в самое сердце. О какой обиде теперь могла идти речь? Это он теперь нуждался в утешении, а не она. Она высвободила одну руку и погладила князя по голове. — Ваше Сиятельство, Павел Александрович… Павел посмотрел на нее своими зелено-голубыми глазами, полными боли и грусти: — Павел, просто Павел… Она провела по его волосам еще раз. Затем еще. И еще. Он смотрел на нее так, будто… безмолвно молил ее о чем-то. — Павел. Павлуша… Что на нее нашло, что она назвала Павла ласковым именем, она не могла объяснить. Просто почувствовала, что так нужно. Ему нужно. Когда Анна ласково назвала его, с той интонацией, как называла его Лиза, ему на мгновение показалось, что он сошел с ума. Этого не могло быть. Но это было. Он уткнулся лицом в колени Анне, а она продолжила гладить его по голове… Ему казалось, что с каждой невинной лаской она отдавала ему частичку своей души… Что между ними образовалась какая-то особая связь… Подобное он чувствовал в Затонске, когда держал ее руку в своих руках, смотрел ей в глаза… и хотел поделиться с ней частью своей души… дать ей понять, что она всегда может рассчитывать на него, когда он будет нужен ей… чтоб поддержать ее, утешить… Теперь же он чувствовал, что это он нуждался в ее поддержке, в ее утешении… в ее нежности… в ее ласке… в ней… как в воздухе, без которого невозможно дышать… И боялся, что она могла воспринять это по-другому… Через какое-то время он поднял голову и посмотрел на Анну влажными глазами. — Анюшка, не осуждай меня, что я позволил этому случиться… У меня не было подобного почти двадцать лет… Чтоб по отношению ко мне проявили нежность просто потому, что хотели утешить… Не желали меня как мужчину… А жалели и сочувствовали как человеку… Ливен встал на ноги. — Аня, извини, что я был зол на тебя. Ты поймешь почему… Видимо, я сам случайно не запер дверь… Но если бы даже комната не была заперта, сюда все равно никто бы не посмел зайти. Это запрещено. Сюда могу входить только я. И Демьян, когда нужно убрать. Больше здесь не бывает никто, даже Саша. Он был здесь, только когда я его маленького на руках приносил сюда, и все. Это… только мое… мое прошлое… Иди за мной… Он распахнул дверь, которая вела в другую комнату. Затем раздвинул плотные шторы, которые до этого погружали комнату во мрак. Свет упал на портрет на стене. На нем была красивая белокурая барышня с голубыми глазами. На губах была чуть грустная улыбка. Барышня была одета в белое бальное платье, скорее всего, платье дебютантки. От нее как бы исходило сияние… — И такой ангел был не нужен Дмитрию Александровичу? — только и смогла вымолвить Анна. — Нет, не нужен… Лиза была моим ангелом… И слишком рано ушла на небеса… слишком рано… Под портретом стояла та самая кровать, на которой в видении Анны лежала умиравшая Лиза. Анна вопросительно посмотрела на Павла. — Ты правильно увидела кровать в будуаре, она стояла там какое-то время по желанию Лизы. Ей там было уютнее. Туда и приходил Дмитрий. Кровать перенесли обратно в спальню за два дня до… Лиза хотела быть подальше ото всех. Кроме меня. Я сидел у ее кровати все время… выходил только по надобности… И еще, когда она попросила сыграть для нее ее любимую «Лунную сонату» — в последний раз… С того дня я ее не играл ни для кого кроме себя самого. Сыграл только недавно — для вас с Яковом… Лиза никого не хотела видеть кроме меня. А я видел, как она угасала на моих глазах… Я держал Лизу за руку до ее последнего вздоха. Затем закрыл ей глаза и поцеловал — в последний раз. С этим поцелуем из меня словно вытекла часть жизни. Не из князя Ливена, не из офицера, из меня самого… Я не знаю, сколько я тогда просидел в каком-то трансе… Потом пошел к Дмитрию и сказал, что его жена умерла. А он сказал, что это для меня она была женой, а для него она была княгиней Ливен… Не могу сосчитать, сколько раз я видел во сне те последние мгновения с ней… Сколько раз просыпался от кошмара, что она умирала на моих глазах снова и снова… — Как же давно Вы живете с этой болью… — Семнадцать лет, — отвел в сторону взгляд князь. Анна взяла его за руку, провела в будуар и посадила рядом с собой на диван. — Вам нужно это отпустить… — Не могу… Она положила руку ему на предплечье и стала тихонько гладить его. — Павлуша… Ты должен… Подумай, разве Лиза бы хотела, чтоб ты так страдал… Таких слов ему не говорил никто, даже Дмитрий, который сочувствовал его утрате. Боль, которая разрывала его сердце каждый раз, когда он заходил в эти комнаты, стала постепенно отступать — с каждым касанием нежных пальцев… — Анюшка, похоже, только ты понимаешь, что у меня на сердце… Спасибо тебе. За все, — он поцеловал Анне ладонь. — Павел Александрович… — Павел, для тебя Павел… Когда мы одни, только Павел… Или как сама захочешь называть меня… Но не Павел Александрович и не дядя Павел… — Павел… — Да, Павел, именно так… Только, прошу, постарайся не обращаться ко мне так на людях. По крайней мере пока. Хорошо? — Хорошо. — Вот и славно. А теперь иди переоденься и приходи в столовую, я еще не завтракал, да и ты тоже. После полудня приедет графиня. Ну беги же, девочка моя. Девочка моя… Его девочка. Его Анна. Его… Ему было почти пятьдесят, но он не понимал, что с ним происходит… Он хотел, чтоб Анна была в его жизни. Он больше не представлял своей жизни без нее… Он отчаянно нуждался в близости с ней… но не той, что бывает между мужчиной и женщиной… совсем не той… Как к женщине он не испытывал к Анне ничего. Совершенно ничего. Ее нежные, ласковые прикосновения никак не будоражили его, не вызывали в нем плотских желаний. Они умиротворяли его, приносили покой и затягивали раны на его сердце, которое до сих пор, казалось, было разорвано в клочья… Она была ЕГО Анной, но он не ревновал ее к Якову. Наоборот, он хотел, чтоб она была с ним счастлива, чтоб Яков дал ей все, что мог, и как жене, и как женщине. Но чувствовал, что если Яков ее обидит, то он не посмотрит на то, что он его племянник. Его Анну не смел обижать никто, ни Яков... ни уж тем более он сам…