Связанные садом

Анна снова проснулась рано, и следующей мыслью за той, как там в Затонске Яков, все ли с ним благополучно, была та, как Павел после вчерашнего, после того, какие новости она принесла ему, и как он был потрясен. Она не видела его с того момента, как вышла днем из комнаты Лизы… Спал ли он вообще или всю оставшуюся часть дня и ночь пил, хоть и обещал ей не напиваться… Она поспешила в сад, где по утрам бывал Павел, надеясь застать его там. Он как и в прошлый раз сидел на скамье. На их скамье, как он назвал ее. Снова грустный. Но он не выглядел с похмелья, как, бывало, ее дядюшка Петр. И пахло от него не перегаром, а тем же одеколоном что и накануне. — Доброе утро, девочка моя, — Ливен привстал со скамьи и поцеловал ей ладонь. — Зачем же подниматься в такую рань? Это мне нужно на службу… — Павел, я за тебя беспокоилась… как ты… вдруг тебе… нездоровится… — Иными словами, не напился ли я вчера до потери рассудка и не мучаюсь ли с похмелья? — усмехнулся Ливен. Анна промолчала. — Аня, я же тебе обещал, что не напьюсь, а свое слово я стараюсь держать. Кроме того, мне сегодня на службу, у меня с утра важная встреча. Вчера мне нужно было к ней подготовиться, изучить кучу документов. Больше, чем я предполагал. Так что как бы мне не было горько, я бы не позволил себе лишнего. Служба для меня превыше всего. — Значит, ты правда вчера был занят бумагами до ночи? — Ну не до ночи, но мне пришлось просидеть над ними гораздо дольше, чем хотелось бы… А потом я очень устал… от всего… и от бумаг… и от того, что произошло ранее… — Ты… хоть ел что-нибудь? Ты ведь вчера не вышел ни к обеду, ни к ужину… — Аня, когда у меня много дел, я, бывает, не выхожу из кабинета, Демьян или Матвей приносят мне что-нибудь прямо туда — как вчера. Я поел немного, ни настроения, ни аппетита не было… За весь вечер я выпил бутылку анжуйского вина, но для меня это… как для тебя пара стаканов компота… Если честно, сам я не люблю крепкие напитки, коньяк пью больше в компании или как вчера… чтоб немного затуманить разум… Виски, ром, водку и другие напитки я держу только для гостей. Не знаю, сколько бутылок вина мне нужно, чтоб напиться, никогда не пробовал, а того коньяка, что был у меня в кабинете, мне все равно бы не хватило… дойти до того состояния… чтоб вообще ни о чем не думать… — Значит, думал? — осторожно спросила Анна. — Конечно, думал… — И что же ты надумал… я могу узнать? — Попросить у тебя прощение за вчерашнее. Я вел себя неподобающе… — Павел, я тебя уже простила. Да и прощать, собственно говоря, было нечего… — Спасибо, Анюшка, для меня это очень важно… — взгляд зелено-синих глаза пронзил Анну, как это уже бывало. — Павел, я не об этом… — А я об этом. Аня, если б тебя не было, я не знаю, что бы было… Да, мог напиться до потери сознания… не вчера, так сегодня или в любой другой день… мог вообще пойти в разнос… Но не могу. Потому что ты рядом… Я не сделаю или по крайней мере попытаюсь не делать ничего… что могло бы причинить тебе боль, страдание или расстроить тебя… Постараюсь оградить тебя от подобного… И от неприятностей в целом… — А как же твои боль и страдания? — Мои? Постараюсь справиться… А если не смогу… Ты ведь мне поможешь?.. — грустно улыбнулся Ливен. — Но я очень надеюсь, что теперь смогу справиться сам… Поскольку ты уже помогла… Больше, чем ты это можешь себе представить… Спасибо тебе, девочка моя, — он снова поцеловал ей ладонь. Анна подумала, что Павел попросил у нее прощения. Два раза — вчера и сегодня. За то, что, как он считал, он вел с ней себя неподобающе. А она сама — было ли это подобающе прийти к нему и рассказать такое, от чего можно сойти с ума, а не только захотеть напиться до беспамятства? Вчера она считала, что она должна была рассказать ему про обидчика Лизы… А потом, когда он видела Павла в его кабинете, а затем в комнате Лизы — человека в последней степени отчаяния… узнавшего, кем оказался шантажист, и кем мог оказаться в связи с этим его любимый брат… Она очень сомневалась, что сделала правильно, рассказав ему о своем видении… Кому от этого стало лучше? Уж точно не Павлу. И не ей самой. Но Павел ни в чем ее не обвинил, даже не разозлился на нее за такие ужасные новости. А еще и просил прощения за свое поведение. Нет, это ей нужно просить у него прощения. Хотя бы сейчас… — Павел, и ты меня прости… Я не думала, что это принесет тебе столько боли. Я виновата перед тобой. — Аня, ты ни в чем не виновата. Виноват лишь Гришка, больше никто. Я мог узнать о том, что было в твоем видении, например, из дневников Дмитрия, которых множество, и на которые мог бы наткнуться сам или, что намного хуже, Саша. Вот тогда без сомнения мне было бы намного тяжелее. Я никогда не пожелал бы, чтоб у Саши зародились те же подозрения про Дмитрия, что и у меня. Не думаю, чтоб в дневнике он написал что-то прямо. Но додумать суть произошедшего… Саша смог бы без труда. — Думаешь, Дмитрий Александрович действительно мог написать о таком в дневнике? — Кто его знает… Очень надеюсь, что нет… И что Саша об этом никогда не узнает… И прошу тебя, никогда не говори об этом Якову. Это ему знать совершенно не нужно. Обещаешь? — Обещаю. — И я хотел попросить тебя еще об одном. Пожалуйста, не вызывай духов ни Лизы, ни Дмитрия, ни Гришки. Я действительно очень за тебя переживаю. Не хочу, чтоб тебе снова было нехорошо… Кроме того, возможно, о некоторых вещах лучше догадываться, чем знать о них наверняка… Я очень стараюсь настроить себя на мысль, что Гришка все же умер своей смертью… Не очень пока получается… Но, думаю, со временем, я смогу себя в этом убедить, — немного приврал Ливен Анне. Он прекрасно знал, что эта мысль будет приходить к нему, как бы он не хотел от нее избавиться… — Павел, я очень на это надеюсь… А насчет твоей просьбы, а что если их духи сами ко мне придут — как бывает… — Ну тогда уж ничего не поделать… если сами придут… Единственное, на что я очень надеюсь, что тебе не станет снова плохо… Ну будет об этом… — Ливен решил закрыть неприятную тему. — Какие цветы ты бы хотела сегодня? Я срежу для тебя. — Цветы? Зачем? Розы все еще очень хороши. — Давай тогда я сорву букетик Анютиных глазок? Анютины глазки для Анюты. Можешь поставить их в спальне, если захочешь. Они пошли к одной из клумб с Анютиными глазками, и Павел сорвал несколько нежно-голубых: — Анюшка, эти цвета твоих глаз. В следующий раз я сделаю букетик из разноцветных — мне очень нравятся синие и фиолетовые с желтым. Они такие… радостные. — Павел, а какой букет ты соберешь завтра для Натальи Николаевны? — Для графини? — князь с недоумением посмотрел на Анну. — Аня, для того, чтоб делать букеты в комнаты гостей, у меня есть садовники. Матвей нашел прелестную маленькую вазочку, куда поставили собранный князем букетик. Дворецкий разлил чай в любимый мейсен Его Сиятельства. Глядя на счастливую улыбку князя, ему хотелось улыбнуться самому. Такая улыбка у Его Сиятельства бывала только тогда, когда приезжал Александр Дмитриевич. Не дал Бог князю детей, а из него ведь получился бы замечательный отец. Александра Дмитриевича любит как своего сына, да и к девочке вон как сердцем прикипел. Стал бы он для какой-то дамы на коленках ползать и Анютины глазки собирать, то ли у него садовников нет, чтоб букет составить… Его Сиятельство махнул дворецкому, чтоб тот оставил их с племянницей одних. — Аня, меня снова не будет примерно до полудня, а графиня уедет на целый день и вернется завтра. Так что ты сегодня будешь полдня одна, и тебе придется занимать себя самой. — Откуда ты знаешь, что Наталья Николаевна уедет? — Она сказала Матвею, а он мне. — Ты не против, что она, будучи у тебя в гостях, посещает других знакомых? — Почему я должен быть против? Она — свободная женщина. Едет к своей давней приятельнице, с которой не виделась долгое время… И могу предотвратить твой вопрос, я ей верю на слово. Действительно ли она едет к этой даме или какому-то другому человеку, я не собираюсь проверять. Как говорится, чему быть, того не миновать. — Павел, неужели ты не ревнуешь ее к другим мужчинам? Ведь Наталья Николаевна такая красивая женщина. Должно быть, многие мужчины оказывают ей знаки внимания… — Да, Наталья Николаевна очень красивая женщина. И это естественно, что мужчины оказывают ей знаки внимания. Поверь мне, дальше банального флирта в свете вряд ли кто-то отважится зайти, зная, что она — моя любовница. А попытаться отбить ее у меня — что ж, пусть попробует… Но, как я уже сказал тебе, чему быть, того не миновать… Если ей встретится порядочный мужчина, который полюбит ее и будет готов связать с ней свою жизнь, а не взять на содержание или просто… посещать ее, и пробудит в ней ответные чувства, я отойду в сторону, ее возможному счастью я мешать не буду. — Павел, ты альтруист? — улыбнулась Анна. — Вовсе нет. Просто каждый человек заслуживает счастья. А насильно мил не будешь… Но если внимания графини будет искать ловелас, цель которого пополнить список своих побед еще одной привлекательной дамой, то такого я не потерплю. Но Наталья Николаевна достаточно проницательная и разумная женщина, чтоб не дать подобному кавалеру шанса в то время как у нее уже есть любовник, который ее устраивает… Так что, как ты видишь, о ревности здесь и речи быть не может… «Интересная точка зрения у Его Сиятельства», — подумала Анна. — Павел, ты, пожалуйста, извинись перед Натальей Николаевной. Вчера очень нехорошо получилось… — Да, я был непростительно несдержан и резок. Просто я очень за тебя беспокоился… А когда увидел, как тебе было… неловко от расспросов графини, вспылил… Я извинюсь, как только увижу ее. Я сделал бы это сам, без твоей просьбы. Но мне приятно, что ты тоже думаешь о том, чтоб мои отношения с графиней не были омрачены вот такими… недоразумениями… — Вы часто с ней ссоритесь? — Ссоримся? Нет, разногласия у нас, конечно, бывают… Разные мнения, как было при обсуждении «Анны Карениной»… Но это нормально, у каждого человека свои взгляды, своя точка зрения… Но ссоры… Если часто ссориться, зачем вообще поддерживать отношения? «Анну Каренину», кстати, перечитать не желаешь? — Перечитать? — Аня, вот уж ни за что не поверю, что ты не читала этот роман. Ты же просто решила не встревать в мой спор с графиней. — Ты… считаешь, что настолько хорошо меня знаешь? — усмехнулась Анна. — Насколько я могу представить, ты никогда не была кокеткой и не стремилась кружить головы кавалерам, чем заняты многие барышни… А у… необычной… образованной барышни из небольшого городка не так уж много развлечений помимо чтения… И такой роман как «Анна Каренина» вряд ли прошел мимо нее. — А ты действительно считаешь Анну Аркадьевну эгоисткой и истеричкой? — Действительно. Иного мнения у меня о ней никогда не было… Я считаю, Вронского она не любила, любила только саму себя… Иначе бы жила с ним душа в душу и любила дочку от него… Анна задала следующий вопрос очень тихо, почти шепотом — чтоб, не дай Бог, не услышал Матвей, который был в буфетной: — Ты это… по своему личному опыту… судишь? — Да, ты правильно поняла. По личному опыту. Как это было с Лизой… — так же тихо ответил Павел. — Очень разное… отношение женщин в похожей ситуации и к мужчине, и к ребенку… Лиза любила меня и Сашеньку, а мадам Каренина — только себя… Так что, дать тебе «Анну Каренину»? — уже громче спросил он. — Нет, не стоит. Я бы что-нибудь другое почитала. — У меня есть очень интересная история про сыщика Шерлока Холмса, но она на английском языке. Хочешь попробовать почитать ее? Мне она очень понравилась. — А про что она? — Прочитаешь и узнаешь. Обещаю тебе, ты не разочаруешься. Пойдем я дам тебе журнал. Ливен нашел журнал Beeton’s Christmas Annual 1887 года, в котором была опубликован рассказ. Рассказ, который посоветовал ей Павел, был очень увлекательным. Но все же, видимо, ей было читать на английском сложнее, чем Павлу, так как чтение продвигалось не так быстро. Кроме того, ей попадались слова, значение которых она не знала. Они не влияли на понимание содержания истории в целом, но было бы неплохо не упускать некоторых деталей. Наверное, у Павла есть где-нибудь английский словарь, тогда она перечитает рассказ снова. А если нет, придется спрашивать значение слов у него самого. Сыщик мистер Шерлок Холмс напомнил ей Штольмана, а его помощник доктор Ватсон — Коробейникова. Нужно будет потом рассказать Якову об этих героях. И можно спросить Павла, находит ли он какое-то сходство Штольмана и Коробейникова с литературными персонажами… Павел, как у него проходит день? Хорошо, что у него есть служба, на которой у него, скорее всего, нет возможности думать о произошедшем вчера. Она не хотела, чтоб ему было больно… Она подумала о том, что Павел теперь стал занимать важное место в ее жизни, раз она так беспокоилась о нем. Раньше такое место в ее жизни занимал дядюшка Петр. Сейчас таким человеком для нее стал Павел… Тоже дядя, только по мужу, но без сомнения не только дядя… Она вытащила из кармана платья часы князя — время приближалось к полудню. Перед тем как пойти в дом и подождать Павла там, она решила прогуляться в глубине сада, точнее в его конце, куда собиралась, но так и не попала, упав в обморок, когда ей привиделась Лиза. Со стороны фруктовых деревьев она услышала голоса, а затем и увидела в отдалении садовника, шедшего с каким-то мужчиной. Тот его спросил: — А кто та мамзелька, что появилась в доме? — Приживалка князя. — Только приживалка? А не…? — Ты его дамочку видел? У него все как над подбор писаные красавицы… как графиня… С такой как эта он не снизошел бы даже до того, чтоб ее так… мимоходом… оприходовать… не то что пустить ее в свою постель… — Тогда кто она ему? — Да, говорят, молодуха его племянника, ублюдка его братца… Из жалости, видно, привез… О чем дальше говорили мужчины, Анна не слышала, ей с лихвой хватило и этого. За ними она не пошла, наоборот, развернулась и поплелась в сторону их с Павлом скамьи, откуда только что ушла. Села на нее полубоком, положила руки на спинку и уткнулась лицом, и только потом разрыдалась. В голос. Взахлеб… Сколько она плакала, она не знала. Слезы все не кончались и не кончались. Потом она почувствовала, как ее кто-то обнял — тихонько, осторожно… и спросил: — И какое горе приключилось у моей девочки? Анна подняла заплаканное лицо: — Так, ничего особенного… — От ничего особенного так не страдают. Что произошло? Не скрывай от меня. — Я… случайно подслушала разговор садовника с другим мужчиной. Там было… много обидного… — Аня, расскажи, что именно он сказал, слово в слово, — Павел сел рядом с ней, приобнял и взял ее руку, а другой рукой вытащил из кармана платок с вензелем и протянул ей — все как на лавке у них во дворе в Затонске. — Ну же. — Мне стыдно… — Анна! Она тяжело вздохнула и пересказала то, что услышала. Такой ярости на лице Павла Анна не видела никогда. Даже тогда, когда он вообразил, что она украла ключи и вторглась в комнату Лизы… В сравнении с тем, как он выглядел сейчас, тогда он был просто очень рассержен… Что сказал про себя Ливен, лучше было не слышать никому. Не должен так выражаться князь, да и офицер тоже… это был лексикон… портовых грузчиков? Ему хотелось пойти и избить этого скота до полусмерти, потом в прямом смысле заставить его своим поганым ртом жрать землю, которую он так любил обрабатывать, чтоб он ей подавился и сдох… Он отвернулся, посидел так несколько мгновений, стараясь унять свою ярость, чтоб не напугать Анну, и снова повернулся к ней — уже с более спокойным лицом. — Анечка, девочка моя, посмотри на меня. Ты у меня красавица, самая красивая. Для любого мужчины была бы честь, чтоб ты стала не просто его возлюбленной, а супругой. Яков очень гордится, что у него такая красивая жена. Никого не слушай. И Яков — вовсе не такой, это тот недоносок, кто его так назвал, такой… И если уж он так в курсе моей личной жизни, с кем я и как, должен был знать, что женщин я в свою спальню не приглашаю… И уж тем более не веду себя с ними так, как он сказал… Это так, к слову… Аня, этот помощник садовника — он очень хороший работник, как говорится, руки золотые, но… человек гнилой, язык у него грязный, я слышал, что он злословил по поводу других слуг… Но они сами между собой разбирались… Сейчас же он получит по полной. За все. Трофим поучит его хорошим манерам. От души. Я бы и сам с ним расправился, да не княжеское это дело, для этого слуги есть… — Павел, не трогай его… — Ну уж нет! Я этого так не оставлю! Извини, я должен немедленно идти. А ты постарайся успокоиться, — он погладил ее по плечу — совсем как она сама его когда-то и быстрыми шагами пошел к дому. Анна вздохнула несколько раз и медленно пошла к дому сама. Ей хотелось подняться в комнату и побыть там одной. По дороге она задержалась у фонтана, умылась из него, смотреться в воду она не стала, она и так знала как выглядела — теперь уж точно так, что… ни один мужчина не посмотрит в ее сторону… У дома Анна увидела, как трое слуг шли в одном направлении. Она пошла за ними, сама не понимая, зачем. И встала в сторонке от толпы. Теперь стало ясно, по какой причине всех созвали на двор у конюшни. Там голый по пояс, привязанный за руки к столбу стоял садовник. А возле него с розгами в руках Трофим. Князь стоял в паре шагов от них, спиной к ней. Он оглядел свою челядь, словно пересчитал, все ли явились по его приказу. — Кузьма Сидоров будет наказан за то, что осмелился оскорбительно высказаться о Ее Милости Анне Викторовне и моем племяннике Якове Дмитриевиче. Трофим, приступай. На голую спину посыпались удары розг — один, два, три… Ливен не был жестоким человеком. Он был жестким — когда этого требовали обстоятельства, но не жестоким. Сейчас же, смотря как Трофим со свистом опускает розгу на спину садовника, а она рассекает кожу до крови, он чувствовал нечто вроде… удовлетворения. Что подонок, который обидел Анну, чувствует ту же боль, что причинил ей… и ему самому… Какой же мерзкой скотиной надо быть, чтоб подобным образом отозваться о женщине… Любая женщина, красивая или нет, заслуживала мужского внимания… и уважения… Уважения хотя бы в том, чтоб не дать ей почувствовать, что мужчина использовал ее, даже если у него к ней не было ничего кроме плотского желания… И уважения в том, чтоб не только самому получить удовольствие, но и дать его ей… или хотя бы попытаться дать… По-видимому, такое отношение к женщинам садовнику было не ведомо. Да и были ли у него вообще женщины? Какая женщина в своем уме пойдет с таким скотом? Если только уж совсем от отчаяния, что не может заполучить мужчину получше, или за деньги… Ну теперь у него не будет денег и на женщин, пока не найдет новое место, где его снова возьмут без рекомендаций, как сделали в усадьбе князя, увидев его способности к садоводству и решив, что его умения для усадьбы важнее всего остального. Да, с деньгами у него будет туго, если, конечно, он не наворовал больше, чем знал Его Сиятельство… Князь приказал Трофиму дать десять ударов, но со всей силы, не щадя мерзавца. Девять… десять… Теперь пусть убирается из усадьбы, зализывает свои раны в другом месте… Кузьма не проронил ни звука, пока продолжалась порка, но затем процедил сквозь зубы: — Вы еще пожалеете, Ваше Сиятельство. — Это ты будешь жалеть. В Уральских рудниках. Если, конечно, доедешь до них. А то ведь на этапе всякое случается. Думаешь, я не знаю, что ты из княжеского сада урожай на сторону сбывал? Или что садовый инструмент у тебя чересчур часто стал ломаться? На пару гривенных, даже целковых я глаза могу и закрыть, но того, что какая-то шваль оскорбляет членов моей семьи, семьи князя Ливена, никогда не потерплю! Убирайся, пока цел! Не то я не знаю, что с тобой сделаю! Его Сиятельство обвел грозным взглядом свою челядь еще раз: — Если я услышу, что еще кто-то сказал хоть одно дурное слово про мою племянницу Анну Викторовну или племянника Якова Дмитриевича, его ожидает то же самое — не взирая на возраст, пол и заслуги. Зарубите себе на носу! Князь оглянулся и, увидев Анну, подошел к ней. — Анечка, так было нужно. Чтоб другим было неповадно. Ты должна уяснить, я — хозяин, челядь обязана знать свое место. Иначе все рухнет в тартарары… В былые времена за оскорбление членов княжеской семьи засекли бы до смерти. А этот отделался десятью ударами и потерей места. — Я постараюсь… Можно мне пойти к себе? Мне как-то неважно. Я отдохну и выйду к обеду. Если смогу. — Конечно, иди. И не серчай на меня. Ей действительно было неважно. Человека высекли из-за нее. Да, он был виноват, не нужно слугам злословить о хозяине и его семье, за это могут наказать. Но сечь его розгами так, что на спине оставались кровавые вздутые полосы… не слишком ли это суровое наказание? Или Павел, точнее князь Ливен, прав, что садовник заслужил подобную экзекуцию? Возможно, понимание этой ситуации придет к ней позже… Но она в этом пока сомневалась…