Связанные садом

Александр приоткрыл дверь в комнаты Павла. — Павел, ты хотел поговорить со мной насчет поместья. — Заходи. Что будешь? — Что и ты. — Я буду анжуйское. Только одной бутылки нам на двоих, наверное, будет мало. — Значит, откроем вторую. Или у тебя запасы перевелись? Так скажи, я пришлю тебе пару ящиков. — Дожил до того, что сын предлагает снабжать меня вином… — усмехнулся Павел. — А что делать, коли твой… сын вырос, и доход у него все же поболее твоего? — ответил точно такой же усмешкой Александр. Павел разлил вино. — Саша, как раз о доходе я и хотел с тобой поговорить. Имение в Вайваре, там две усадьбы, которые давно купил твой прадед, они обе сдаются в наем. — Да, я знаю. — Одна из них — бывшая усадьба Штольманов, та, где вырос Яков. Его отец, ну приемный отец, продал ее кому-то сразу, как Дмитрий забрал Якова в Петербург… и после этого не оставил ему ни копейки… — Вот сволочь! Единственный сын, пусть и не родной… Как можно было оставить его безо всего? — Ну мотивов его поведения мы не узнаем никогда. Пусть это останется на его совести… А у нас с тобой своя совесть имеется. — Ты хочешь, чтоб мы вернули усадьбу Якову? Думаю, это было бы правильно… Павел, а почему отец не оставил эту усадьбу Якову сам, так, как сделал с квартирой в Петербурге? — Саша, потому что он не мог распоряжаться твоим имением, оно никогда не было его собственностью как квартира в Петербурге. Прадед оставил его тебе, Дмитрий мог лишь управлять им до того времени, когда ты станешь дееспособным. — О, а я и не подумал… Но почему он если не мне, то хотя бы тебе об этом не сказал? Ведь знал же, что эта усадьба — дом его родного сына… Неужели думал, что я буду против того, чтоб вернуть ее Якову? Не так меня воспитал батюшка, чтоб я утаил это от своего кузена… или брата? Не знаю даже в каком родстве мне считать Якова… — Ну поскольку Дмитрий — твой официальный отец, следовательно, для посторонних Яков — твой брат… В обществе вас обоих будут считать сыновьями Дмитрия Александровича… А какие родственные связи на самом деле между нами, Ливенами — пусть останется в тайне… — Ну так почему он не сказал нам про усадьбу? — Саша, я не знаю… Тебе он ведь не сказал даже про самого Якова… А относительно твоего вопроса, возможно, потому… что считал, что усадьбы Яков никогда не примет. Не только потому, что Ливены хотели бы ему ее вернуть, но и потому, что она была владением Штольмана… Не был он там счастлив… — Плохие воспоминания? — Да уж хорошего мало, если мать умерла, а отцу, пусть и неродному, ты не нужен… Александр вздохнул. Своему-то батюшке, хоть, как и недавно оказалось, неродному, он был нужен, лучшего отца он и не мог себе представить. — Мда, с тем, чтоб отдать усадьбу Якову могут быть сложности… Но деньги ведь - не усадьба… — Ты прав. — Может, продать ее, а деньги отдать Якову? Пусть купит себе на них что-нибудь другое. Что-нибудь небольшое, но ближе к Петербургу. На то, чтоб мы ему своих денег добавили, он ведь и вовсе не согласится. — Да он и на те деньги, что были бы получены от продажи усадьбы, не согласится… Я пока предлагаю деньги от сдачи усадьбы в наем просто перечислять на счет, который откроем… А там посмотрим… Есть у меня одна мысль… на потом. — Да говори уж. — Ну будут же у Якова с Анной когда-нибудь дети, хоть один… Так что можно потом ему или ей купить усадьбу, с этим-то Яков ничего сделать не сможет. Дарственная будет не ему, а его ребенку… например, от крестного… — А крестным будешь ты? — Хотелось бы… — честно сказал Павел. — Хорошо, на эту роль я претендовать не буду… И, когда придет время, можешь рассчитывать на мои финансы… для племянника или племянницы… — А теперь я хотел бы поговорить с тобой о другом. Как тебе в голову пришло отправить Якову молитвенник с курьером? Из-за этого произошло столько… неприятностей в жизни Якова и Анны… — Так я не думал, что так получится. — Именно, что не думал… Разве нельзя было подождать, когда Вы с Яковом встретитесь, и ты отдашь ему молитвенник из рук в руки? — Павел, просто я очень порадовался, когда увидел, что отец записал в нем Якова… — Порадовался? — Ну да… За Якова порадовался… Если отец занес его в наше фамильное древо, значит, признал его своим сыном… по крайней мере для себя самого… И мне хотелось поделиться этой новостью с Яковом как можно скорее. А тут как раз Баллинг подвернулся. Батюшка знал его давно и доверял ему, поэтому я и решился отправить Якову молитвенник с ним, ведь я не знал, когда мы встретимся в следующий раз… — Саша, насколько внимательно ты рассмотрел ту страницу с фамильным древом Ливенов? — А что там было рассматривать? Кроме Якова и того, кто его мать, страница точно такая же как и в Библии, что в особняке в Петербурге. — Такая да не такая… Там еще про одного Ливена было… кое-что, чего нет в фамильном древе в Библии… — Еще одного? Я не заметил. — Если б ты не ликовал так по поводу Якова, думаю, что мог бы заметить, поскольку это касается тебя самого. — Меня?? Павел, о чем ты говоришь? Что там может быть иным, чем в Библии? — Например, маленькая, еле заметная черточка… которую провел Дмитрий… — Куда провел? — От моего имени к твоему… — Что??? — Александр вскочил с кресла вместе с бокалом и чуть не расплескал вино. — Батюшка соединил наши имена?? Указал, что… мой настоящий отец — это ты?? — Да, он сделал именно это. — Вот чёрт!! Но зачем?? — Видимо, хотел, чтоб ты когда-нибудь узнал правду. Даже если он сам не решится рассказать тебе. — Павел… я тебя очень люблю. Так же как отца. Но… — Но отец у тебя один — твой батюшка Дмитрий Александрович… Да, ты сейчас шутишь по поводу того, что… твоим настоящим отцом оказался я… Но всерьез ты этого никогда не примешь. Точнее, рассудком примешь, уже принял, а сердцем — нет. И ни на что другое я не надеюсь. — А хотел бы… надеяться? — Хотел бы… — признался Павел. — Но… Саша, Дмитрий был тебе замечательным отцом, я ни в коей мере не хотел бы занять его место… Хоть и люблю тебя… и всегда любил тебя именно как своего сына… — Павел, я помню, ты не раз говорил мне об этом… что любишь меня как сына… Ты тогда… имел ввиду то, что я и есть твой сын? — Саша, я говорил об этом по той причине, что когда ты родился, Дмитрий был уже немолод, и мы оба понимали, что пожилой отец — это не то же, что мужчина в расцвете лет… Чтоб ты знал, что у тебя кроме него есть еще один родной человек, который любит тебя всем сердцем… Ты понимаешь, о чем я? — Понимаю… о том, что случилось зимой… Что это могло произойти и раньше… и я бы остался один… точнее только с тобой… — Да… — Павел, я хочу спросить тебя о чем-то… Только ответь честно… Обещаешь? — Обещаю. — У тебя кроме меня еще есть дети? — Что?? Какие дети?? — удивился Ливен-старший. — Павел, ну какие? Те, что бывают у мужчины… у которого много женщин… — Саша, это совершенно не одно и тоже… Кстати, мне кажется, подобным предположением ты очень… расстроил Якова… — Каким образом? — Ну судя по твоим словам, он составил о Дмитрии впечатление, что у него бастардов целая куча… и он — один из этого множества… А он у Дмитрия единственный… Как ты у меня… — Как я у тебя? — Да, как ты у меня. У меня только ты. — Точно? — Абсолютно. — Павел, я сильно осложнил Якову жизнь тем, что отправил молитвенник с Баллингом? Да? — Да, ему с Анной пришлось несладко. Понимаешь, провинциальный городок — это не столица, где такие как Яков… есть чуть ли не в каждой аристократической семье… В провинции уклад жизни другой, отношение к некоторым вещам может тоже быть иным, чем у нас… Яков и так был там… как белая ворона — бывший чиновник по особым поручениям из Петербурга, а тут еще и оказался княжеским бастардом… Кто-то отнесся к этому спокойно, кто-то с пониманием… а кто-то и с презрением и злобой… К его начальнику полковнику Трегубову даже пару раз ходили делегации, чтоб Якова перевели куда-нибудь подальше из Затонска… — А служба-то какое отношение имеет к его частной жизни? Что, от того, что он незаконный сын князя, он сразу стал плохим следователем? Что за чушь? Вон бастарды и не такие должности занимают… — Да, но не в провинциальном Затонске… — Только эта проблема? — Нет, не только… много еще чего… — Павел рассказал то, что ему удалось узнать самому и от Якова. — Павел, мне так жаль… — покачал головой Александр. — Какие люди жестокие… А того подонка Никанорова я бы сам на дуэль вызвал, если б его арестовывать не за что было! — Тебе бы очередь пришлось занимать, — рассмеялся Павел, — за офицерами из гарнизона. — Ну я как родственник, возможно, получил бы, преимущество в желании искать сатисфакции? — Ну тогда бы ты был в очереди после меня… Я занимал ее раньше… — усмехнулся Павел. — Саша, это уже в прошлом, человек понесет свое наказание и без дуэли… Но твои чувства я понимаю, ведь именно из-за его пьяной выходки Яков по сути и попал в переплет… — Но ты, когда туда ездил… ведь постарался сделать так, чтоб отношение к Якову стало другим? — Конечно, я ведь за этим и ездил… Надеюсь, что все успокоится… Но Яков переживал, что с моим появлением там у некоторых людей будет еще больше поводов для выплеска негативных эмоций… Так что я на всякий случай увез Анну, чтоб хоть ей не досталось от этих «сердобольных» людишек. В любом месте найдутся личности, которые не упустят малейшего повода, чтобы сделать другому больно… — А как Баллинг умер? Его убийцу нашли? — Он не был убит, от умер сам, от разрыва сердца. — Не может быть! Павел, он был молодым, сильным мужчиной! — Но сердце у него было слабое — так сказал доктор, что делал вскрытие. Кстати, оказалось, что мы с ним были знакомы — он лечил меня, когда я был подростком… Так вот, Баллинг перенервничал… и сердце не выдержало. — Перенервничал от того, что его ограбили? — Да. — И что он мог такого везти, что ему стало так плохо? Не золотой запас Империи ведь… — Он вез молитвенник Ливенов… — И что испугался, что из-за того, что про Якова мог кто-то узнать, Ливены могут с ним расправиться? — Саша, когда ты ему молитвенник отдавал, ты его во что-нибудь завернул? — ответил вопросом на вопрос Павел. — Ну в бумагу обычную завернул, Баллинг сказал, что б я об этом не беспокоился, так он все равно будет все перекладывать… — Я думаю, что он из любопытства пролистал молитвенник и… увидел ту злосчастную черточку… А когда его ограбили, подумал, что грабитель тоже мог увидеть не только запись о Якове, но и связь между тобой и мной… и шантажировать нас… И что тогда… я ему спокойно жить не дам… — И ты не дал бы? — Не дал, ты это сам знаешь… — Но про… черточку… это только предположение? — Конечно, предположение, версия, как сказал бы Яков… Кстати, он эту черточку и нашел. А потом показал мне, и я ее не сразу разглядел… — И я ее не увидел… Иначе бы точно молитвенник Баллингу не поручил везти… А… как его похоронили? — Местные жители насобирали денег, чтоб похоронить его на лютеранском кладбище в соседнем городке, так мне сказал батюшка, которому я оставил от всех Ливенов определенную сумму, чтоб ему поставили надгробие и ограду. — Это хорошо, что ты об этом побеспокоился. Хоть ты… Давай, помянем Баллинга что ли… Мужчины выпили по бокалу вина и помолчали. — Ты не знаешь, у него есть семья? — спросил Саша. — Не знаю, но думаю, что вряд ли… Таким промыслом стараются заниматься одинокие люди, чтоб как раз, если с ними что-то случится… никто из близких не пострадал… Когда я буду в Петербурге, я постараюсь узнать о нем побольше. Если у него были родственники, я сообщу им… — Павел… твоя служба… я иногда так за тебя беспокоюсь, так беспокоюсь, — признался Саша. — Ну что ты, мой родной, — Павел поставил свой бокал на стол, подошел к взрослому сыну и поцеловал его в макушку, как делал это сотни раз, когда он был маленьким. — Ты бы не хотел проветриться? — Проветриться? Павел, я не пьян… — Саша, я вовсе не имел в виду, что ты выпил лишнего, здесь и пить-то нечего… Я о том, что мы могли бы прогуляться с дамами, а то совсем их бросили… Пойдем пройдемся по саду? — Пойдем. Ты, как я полагаю, с графиней?.. Хочешь, чтоб я… повел гулять Анну в другую сторону? — ухмыльнулся Александр. — Совсем не обязательно. Мужчины нашли дам в малой гостиной и предложили пойти на прогулку. Князь с графиней пошли впереди. Александр с Анной постоянно останавливался, рассказывая про то, каким он помнил этот сад, и как он изменился за последние года два. Анна подумала, что изменился он благодаря трудам Кузьмы… которого выгнали из усадьбы, а потом убили… Интересно, рассказал ли Павел Саше о том, что произошло? Или посчитал лишним говорить ему про такие… страсти? Когда они прошли розарий, Анна увидела, что чуть в далеке под деревом князь держал в объятиях графиню и целовал ее. Платье графини на одном плече было спущено, а ее шляпка лежала в траве. Эта картина навеяла ей воспоминания, как они с Яковом стояли в аллее, скрытые ветками деревьев, и обнимались и целовались перед тем, как она уехала в усадьбу. Такие тёплые и… сладкие воспоминания… — Александр Дмитриевич, пойдёмте другой дорожкой, — Анна попыталась развернуть Александра, которого держала под руку. — Анна Викторовна, Вы смущены? Не ожидали увидеть подобного? Очень даже ожидала! — Нет, отчего же… Я знаю, что Наталья Николаевна дама Павла Александровича. Но мне не бы хотелось, чтоб мы смутили их… — Чтоб Павел смутился, что его застали с дамой… в объятьях? — засмеялся Александр. — Плохо же Вы его еще знаете. Какой же Саша еще мальчишка… Такому только кошку гладить… А не даму… — Я вообще-то о Наталье Николаевне подумала, каково бы ей было… — Ну если только о Наталье Николаевне, — еще раз хихикнул Александр. — Ну хорошо, пойдемте что ли во фруктовый сад? — Давайте, — Анне было все равно, куда идти, только бы подальше от Павла и графини — чтоб не помешать им… — Знаете, Анна Викторовна, а я ведь когда маленький был, в этом саду воровал вишню и сливы, — признался Александр. — То есть как воровали? Мне кажется, Вы здесь в усадьбе Павла Саныча как у себя дома… Разве можно воровать у самого себя? — Можно, если тебе не разрешают срывать их… Это я теперь понимаю, почему Павел это делал. Разреши он мне рвать сколько угодно, я бы, наверное, постоянно объедался и болел от этого. А тайком много не съешь… Так одну-две горсти… за раз… Правда, Павел потом ругался, что у меня рубашки в пятнах, я же ягоды, бывало, под рубашку прятал… если набирал побольше… Анна подумала о том, что тоже видела рубашку с пятном от ягод — на Павле, когда приняла его за кровь, полученную на дуэли, которую она себе вообразила… Как она сначала испугалась за Павла, и как у нее потом отлегло от сердца, когда оказалось, что это лишь сок раздавленной ягоды… — И сколько же рубашек Вы тогда испортили? — Две или три… не больше… Просто Павел сказал, чтоб мне других рубашек не давали, чтоб только эти стирали, когда я по усадьбе бегаю, а то бы батюшка на рубашках разорился… Но в люди, конечно, чистые давали — когда, например, в город ездили… — А Вы часто бывали в этой усадьбе? — Когда как… Если мы с батюшкой в Гатчине были, то к Павлу приезжали почаще, а если, например, в Лифляндии, то, конечно, нет… — А Павла Саныча самого редко видели? — Нет, он ведь и сам к нам приезжал… Вот опять же сейчас, когда взрослый стал, начал многое понимать… Что он в дни, свободные от службы, старался к нам приехать… а не… с дамами это время проводить… А зимой мы, конечно, виделись чаще — в Петербурге. Батюшка зимой предпочитал столицу имениям, и Павел тоже был в Петербурге, раз сам Император там был. — А Вы, Александр Дмитриевич, сами Императора видели? — С нынешним, Александром Третьим, разговаривал как-то, а Александра Второго только видел пару раз, когда батюшка брал меня посмотреть, как он с… народом общается. — А где же Вы Александра Третьего видели? — В Петербурге видел да и в Гатчине тоже. Он же там с семьей много времени проводит, нравится ему там. И я его понимаю — красивое место… — А у Павла Александровича кабинет во дворце в Гатчине есть? — Есть, совсем небольшой кабинетик. Здесь, в Царском Селе побольше. — И Вы в обоих были? — Был, и не раз, но когда Государя в резиденциях не было. А Вы, Анна Викторовна? — Я была в Царском Селе… Когда, как оказалось, Император был во дворце… точнее он как раз из кабинета Павла Саныча выходил… А я его и не узнала, — призналась Анна. Александр засмеялся: — Так немудрено в мужике-то Государя не признать… Он же как огромный медведь… Говорят, по молодости подковы и монеты пальцами гнул… Это ведь заблуждение у людей, что если это Император, то он человек… рафинированный, утонченный… только по балам да ассамблеям… А на самом деле это прежде всего… управляющий огромной территорией… и ее главный защитник, то есть человек по сути дела военный… — А Вы не хотели сами быть военным — как Павел Александрович? — Военным? Нет, это не мое… Да и мне столько всего предстояло наследовать, что тут уж не до военной службы и карьеры… Да и батюшка никогда об этом даже не заикался… — Александр Дмитриевич, Вы всегда называли Дмитрия Александровича батюшка? — Всегда. — А почему? — Так он же старенький был… поэтому и батюшка. Как же иначе? — Старенький? — засмеялась Анна. — Так ему ведь чуть за пятьдесят было, когда Вы появились. — Разве это старый? Вон Павлу Александровичу почти пятьдесят… А он… так молод… — Так это Павел, с ним и сейчас можно наперегонки бегать, и лет через десять… — улыбнулся Саша. — А батюшка и правда был совсем немолодой… Я помню, как мы гулять с ним ходили в Петербурге… Отцы, ну молодые отцы, у других мальчиков с ними и в пятнашки играли, и в лапту… А мой… только в серсо и городки… и кораблики со мной пускал, а так все больше на скамеечке сидел… Только у одного из мальчиков отец был, наверное, еще старше моего. Но он вторым браком был женат, и жена у него совсем молоденькая была, думаю, моложе всех его сыновей от первого брака. Когда тот мальчик с родителями гулять ходил, все думали, что он с маменькой и дедом был… Но мне грех жаловаться, со мной Павел и в пятнашки играл, и в прятки, и чижа… А с ними обоими мы в лото играли… А теперь уж только с Павлом… и если Вы захотите — с Вами… — Не хватает Вам батюшки, Александр Дмитриевич? — Конечно, не хватает… — вздохнул Александр, — Но у меня есть Павел… Конечно, хотелось бы, чтоб и матушка была. Елизавета Алексеевна ведь молодая была, когда меня родила… и когда умерла… Знаете, когда я ребенком был, один раз слышал кое-что… Как один человек другому сказал, что старый коб… в общем старик… сов… соблазнил молоденькую невинную девочку, и ему пришлось на ней жениться, так как она ребеночка понесла… А потом и вовсе довел бедняжку до гробовой доски… — Что за чушь? Придумают же люди такое! — рассердилась Анна. — Вы же у Ваших матушки с батюшкой появились через несколько лет после свадьбы… да и то… — С помощью Павла? — усмехнулся Саша… — Ну людям-то откуда такое знать? Они ведь как думают, если пожилой мужчина до этого никогда в браке не состоявший женился да еще на юной барышне, на это должна быть причина. А какая причина чаще всего людям в голову приходит? Что он был вынужден жениться… чтоб бесчестие юной особы скрыть… Но Елизавета Алексеевна совсем не такая была, чтоб с мужчиной… до венчания… Она была порядочной, не… порочной… хоть и родила меня не от законного супруга… — Елизавета Алексеевна? — Ну матушку мою Елизавета Алексеевна звали. Разве Вы не знали, Анна Викторовна? — Знала… Только почему же Елизавета Алексеевна? — Так батюшка ее так всегда называл… Говорил, Саша, матушка твоя, Елизавета Алексеевна, тебя очень любила… Только вот Господь забрал ее на небо к ангелам, но она оттуда на тебя смотрит… И Павел мне то же самое говорил… Я маленький, бывало, на небо смотрел и представлял, как матушка моя там среди ангелов… У Анны на глаза навернулись слезы. Сейчас Саша был не тем молодым мужчиной, что она увидела по приезду в усадьбу, а именно маленьким мальчиком… выросшим без матушки… Что же это у Ливенов за напасть такая? Дмитрий, первый сын в семье, видимо, от матери ласки не видел, Павел, последний, не видел не только материнской ласки, но и самой матери… У Якова матушка умерла, когда он был совсем маленьким… А Саша матушки и вовсе не знал… — О, вон и наша… сладострастная парочка, — усмехнулся Александр, мгновенно превратившись из мальчика обратно в молодого мужчину. Навстречу им шли Павел и Наталья Николаевна — переглядываясь и пересмеиваясь. Платье графини было в полном порядке, как и шляпка… как будто между ней и князем чуть раньше ничего и не было… — Анна Викторовна! Александр Дмитриевич! Павел Александрович предложил устроить сегодня музыкальный вечер! — Надеюсь, никто не против? — улыбнулся Павел. — Мы с тобой, Саша, должны как-то развлечь дам. — Непременно! Не хотелось бы, чтоб дамы скучали в нашем обществе. — Александр Дмитриевич, скучать в Вашем с Павлом Александровичем обществе невозможно, — графиня подарила улыбку молодому Ливену. — Надеюсь, что Анна Викторовна того же мнения, что и Вы, Наталья Николаевна. Анна подумала, что, возможно, время в усадьбе и текло довольно медленно, но чтоб ее одолела скука — этого точно сказать нельзя. Вон сколько новых впечатлений… — Не могу не согласиться, это действительно невозможно. — Вы не представляете, как я рад это слышать, Анна Викторовна! Это так… вдохновляет… Я весь в предвкушении предстоящего вечера! — воодушевился Александр. Никто не заметил, что у все еще улыбавшегося Ливена-старшего на мгновение поменялось выражение глаз… Этот мимолетный взгляд совершенно не соответствовал беззаботной улыбке, которая озаряла его лицо…