Ветер с Севера

      С самого утра погода хмурилась. Небо затянули тяжелые кучевые облака, потом вдруг налетели порывы ветра, словно стремящиеся сорвать листву с деревьев.       После завтрака, впрочем, наступило затишье. Казалось, ни единая травинка не шелохнется в полях. Было душно и томно, и Ретта бродила по замку, подобно бесплотной тени, и никак не могла найти себе места.       В Асгволде царила непривычная, какая-то вязкая, словно старый мед, тишина. В коридорах не слышались оживленные голоса, не переговаривались свободные от караула стражи. Советников тоже не было видно, и только гвардейцы в дверях и коридорах напоминали, что замок пока не обезлюдел.       Что она будет делать, если в грядущей битве Аудмунд сможет одержать победу? Ретта подошла к окошку в библиотеке и теперь размышляла, глядя на волнующуюся бескрайнюю даль. Вновь разрезвившийся ветер играл метелками вереска, и ей казалось, что цветы танцуют загадочный, диковинный танец, приветствуя своего господина.       Ретта вздрогнула. От последней мысли ей вдруг стало холодно и неуютно, и она плотно обхватила себя двумя руками. Победа. Столь манящая и желанная. Пусть боги пошлют ее Аудмунду! Но все же, что станет с нею самою потом? Вернется домой?       Тяжелый вздох сорвался против воли с губ Ретты. Месаина. Удивительно, но теперь, по прошествии многих дней перспектива вновь ступить на родную землю вызывала грусть. Уплыть навсегда и больше не видеть ни этого неба, такого переменчивого и каждый раз нового, ни местной зимы с ее вьюгами и снегами, ни щедрого лета? Печальная участь.       — Скажи мне, няня, — спросила она Берису, безмолвно сидевшую у камина в одном из кресел, — а почему ты сама отказалась вернуться?       Старуха молчала, и Ретта, оглянувшись, встретилась с ее внимательным, умным взглядом.       — Ты имеешь в виду то письмо, в котором я просила отца меня не искать? — уточнила она.       Ее воспитанница кивнула.       — Понимаешь, — коротко вздохнув, начала объяснять няня, — мне не к чему было возвращаться.       — О чем ты?       — Отец бы меня, несомненно, выкупил, но что ждало бы здесь, по прибытии? Одинокая жизнь? Замуж бы я, конечно, не пошла. Детей бы тоже не было. А там, в Месаине, жила ты, моя маленькая герцогиня, и я успела тебя полюбить. Конечно, я скучала по Вотростену, но предпочла оставить прошлое за плечами и не оглядываться назад.       — Что ж, понимаю, — ответила тихо Ретта.       И вновь повисла гулкая, надрывная тишина. Вода сочилась сквозь клепсидру, отсчитывая минуты. Те складывались в часы. Говорить не хотелось, читать не было сил — строчки прыгали перед глазами, сливались, образуя нечто невнятное, и в конце концов Ретта оставила это занятие. Сходив за арфой, она попробовала играть, но музыка выходила нестройная и рваная, словно убогий инвалид, и инструмент вскоре вернулся на каминную полку.       — Сколько времени? — уже в который раз задала вопрос Ретта.       — Два часа пополудни, — ответила Бериса.       В одном дне пути, сказал Аудмунд. Значит, Бардульв прибудет вечером.       В груди вдруг образовалась пустота, ноги ослабели, и чтобы не упасть, она предпочла сесть в кресло.       «Скорее бы он приехал», — подумала она, и сердце сжалось от страха.       Однако ожидание было совершенно невыносимо!       — Пора и обедать, — объявила няня, и Ретта покорно поднялась и пошла вслед за ней.       Погода портилась все сильней. В стекло ударили первые капли дождя, и она вдруг подумала, не задержит ли это ее будущего супруга?       «Ну нет, пусть поскорее приедет! — решила она. — Любая опасность, встреченная лицом к лицу, лучше, чем бесконечное ожидание!»       Стражи распахнули двери столовой, Ретта вошла и почти сразу встретила взгляд Аудмунда. Он встрепенулся, заслышав шаги, посмотрел на нее, а потом стремительно подошел и обхватил руками за плечи:       — Я рядом, Ретта, ничего не бойтесь, — сказал он твердо, глядя прямо в глаза. — Клянусь, что не дам вас в обиду!       — Не оставляйте меня, — попросила она.       Эр-князь кивнул, и она почувствовала, как от него через взгляд его, через тепло рук передается сила и уверенность.       «Наверное, я не так уж мужественна, как думала о себе».       Но что из того? Пока ей есть на кого опереться, но ведь маршал уедет на свою битву, оставив ее наедине с Бардульвом.       Хотелось кричать, чтобы выпустить наружу боль и страх, но было нельзя. Советники стояли, внимательно наблюдая за каждым ее шагом, и когда Аудмунд ответил, кивнув: «Конечно», она вздохнула, улыбнулась через силу и, расправив плечи, пошла к столу. Что бы ни было у нее в душе, никто из подданных не должен этого видеть.       Уха была ароматной, густой и наваристой. Съев полную порцию, Ретта попросила налить ей еще и заметила, что советник Горгрид усмехнулся одобрительно, а глаза его блеснули весельем.       Она выпила полную кружку травяного чая с ягодным пирогом, и стало как будто теплее. Бросив на Аудмунда быстрый, умоляющий взгляд, вновь безмолвно попросила не покидать ее, и он кивнул, а затем подошел и подал руку.       — Спасибо вам, — непонятно за что поблагодарила Ретта советников.       Быть может, за присутствие рядом и ту поддержку, что оказывали они ей все время. Или за иное, чему пока сама не могла подобрать названия?       Стекла дрожали. Буря разъяренным зверем кидалась на стены замка, как будто хотела отомстить за что-то.       — Ничего не бойтесь, — прошептал ей Аудмунд, когда они оба оказались в библиотеке. — Когда я уеду, в Асгволде останутся трое рысей. Они присмотрят за вами.       — Спасибо вам, князь! — порывисто, от всего сердца поблагодарила она и снова не заметила невольной оговорки.       В тяжелой массе туч блеснул просвет, и Ретта подумала, сколь переменчива, в самом деле, северная погода. Однако для нее теперь при слове «Вотростен» перед мысленным взором вставали не дожди и вьюги, но вересковые поля, лесная тропинка, залитая солнцем, и водопад Таты. Красивое, не похожее ни на что, виденное ею ранее, зрелище. Дивная картина из волшебной сказки.       — Я полюбила ваш край, — призналась она, глядя на узор стола, и ощутила, как пальцы Аудмунда, сильные и горячие, взяли ее тоненькую, хрупкую ладонь и осторожно сжали. И больше не отпускали.       Пять минут ли прошло или целый час, она не знала. Наверное, даже много больше. За окном почернело, и было похоже, что свет дневной успел покинуть небосвод, уступив место ночи.       Послышалась шаги, уверенные и легкие, и Ретта побледнела, а сердце ее трепыхнулось где-то у самого горла.       — Это он? — резко выпалила она.       — Да, — ответил Аудмунд и отпустил ее руку, которую до сих пор держал в ладонях.       Она гордо выпрямилась, тряхнула головой, расправив плечи, и в этот самый момент дверь с шумом распахнулась, и вошел тот, кто занимал все эти дни их мысли.       Она не думала, в общем-то, каким ожидает увидеть будущего супруга. Портретов его она не встречала, а расспрашивать о внешности князя Вотростена как-то не приходилось. Миниатюра с изображением магистра Джараака давала лишь общее представление, но теперь, узрев воочию, она могла бы сказать только одно: «Похож». На кого? На самого себя. Порывистый и стремительный, напоминающий сгусток энергии, он словно дышал силой.       «И ничего общего с Аудмундом», — определила для себя Ретта, разглядывая Бардульва.       Маршал монументален и основателен, словно гранитная скала, его же старший брат подвижен и изменчив, как ртуть. И это не считая совершенно разной внешности. Если при взгляде на Аудмунда в сердце рождались уверенность и спокойствие, то вид Бардульва порождал бурю.       Князь Вотростена остановился, окинул выразительным, цепким взглядом их группу, и чуть заметная усмешка показалась на его губах.       — С возвращением в Вотростен, — сказал спокойно, с достоинством Аудмунд. — Мы ждали тебя.       — Нисколько не сомневаюсь, — ответил Бардульв и, скинув мокрый плащ и перчатки, швырнул их на деревянный столик.       Ретта поморщилась, подумав, что столь неделикатное обращение может повредить изящную, ценную вещь, и князь, заметив, по-видимому, ее взгляд, ответил:       — Простите, не подумал. Не буду так больше.       И, к ее великому изумлению, взял собственные вещи и швырнул их на пол, затем стремительно прошелся по комнате. А Ретта, посмотрев на Аудмунда, ощутила, как успокаивается, наконец, душа. Конечно, страх не ушел до конца, нет, но залег на самое дно, свернувшись клубочком, а присутствие рядом эр-князя, его спокойный вид без слов внушали ей, что все и в самом деле будет хорошо.       — Так значит, вы и есть моя будущая жена? — спросил Бардульв, останавливаясь напротив нее и глядя внимательно.       — Я Алеретт Месаинская, — спокойно ответила та, сцепив перед собой пальцы, и вновь замолчала.       Князь усмехнулся:       — Все верно, именно на вас я, кажется, и собираюсь жениться.       «Но почему? — возопила мысленно Ретта, и руки ее дрогнули. — Зачем именно я?»       Аудмунд пошевелился, передернул плечами и вальяжно, словно без определенной цели прошелся по комнате. Остановившись за спиной брата, он поймал заметавшийся было взгляд Ретты, и пошатнувшееся спокойствие вернулось, потеснив панику.       «Спасибо вам», — поблагодарила она эр-князя мысленно, хотя, конечно, слышать мысли ее он не мог.       Но ведь он зверь. Быть может, он улавливает эмоции как-то иначе?       Как бы то ни было, Аудмунд чуть заметно кивнул, на короткое мгновение прикрыв глаза, и вновь надел маску уверенного безразличия.       А Ретта тем временем попыталась прочесть душу князя. Ее словно отталкивала от него непонятная сила, хотелось бежать, но еще сильнее — выяснить, что же скрывается за внешне спокойным, безразличным видом. Ведь иной возможности может не представиться, ибо кто знает, что случится завтра? Верхние слои души занимает тьма. Это жизни тех, кого он убил, забрав силу. Они расплываются на поверхности, словно маслянистые грязные пятна, разъедают свет и питаются им. А из-под них прорывается… Нет, не чистота, но нечто, что есть в каждом — любовь к матери и, как ни странно, к отцу.       «Хотя, а почему странно? — одернула сама себя Ретта. — Ведь, несмотря на то что Эргард обожал младшего сына столь верно и преданно, никто им в Месаине не сообщал, что он не обращает внимания на Бардульва. Хотя тот и не оправдал его ожиданий, родившись магом».       Легко читалось то самое личное мужество, о котором говорил капитан и которое, должно быть, заставляло самого Аудмунда относиться к старшему брату с возможным почтением. Но за всем этим стояла, заглушая все, сила мага. Она подавляла, подминая под себя, и Ретта ясно видела, что борьба в душе Бардульва с некоторых пор уже не идет. Он некромант, совсем недавно напившийся человеческой крови, и именно этим объясняется ощущение фонтана, бури, что буквально выплескивается из него. Он маг. Он не человек. И никогда больше им не будет.       «Чью жизнь он забрал?» — со стоном в душе спросила себя Ретта.       Как ночной демон возвышается он перед ней, спокойный и безжалостный, и нет того, кто может его остановить. Или есть?       В ушах вдруг зашумело, воздуха стало не хватать. Вновь захотелось закричать, выплеснуть наружу боль и страх, но позволить себе подобного поведения она не могла. Не теперь, когда тот, кто может все уничтожить, стоит и смотрит столь безразлично и холодно. Перед глазами поплыло, она покачнулась, и Аудмунд, наплевав на присутствие брата, бросился к ней и подхватил, не позволив упасть.       — Бериса! — крикнул он.       Вбежала няня.       Бардульв отвернулся и махнул рукой:       — Я вижу, вы слегка не в себе. Ступайте в свои покои и отдохните. А ты, Аудмунд, останешься здесь и доложишь мне обо всем, чего я не знаю.       Эр-князь промолчал, и лишь убедившись, что Ретта вполне уже пришла в себя, позволил няньке принять заботы о подопечной и увести ее.       — Мы еще после поговорим, — сказал ей вслед Бардульв.       А в ушах ее звучал голос Аудмунда, повторявший: «Ничего не бойтесь».       «Пусть Тата будет с вами и ведет вас за руку, — взмолилась она. — Пусть защитит вас».       В покоях горел камин, даря мятущейся душе и исстрадавшемуся телу тепло, разгоняя тени. Под окнами слышались приглушенные голоса, но сил, чтобы пойти и посмотреть, что там происходит, не было.       Усевшись в кресло, Ретта задумалась. Эр-князь велел ей готовиться к свадьбе, но он, конечно, подразумевал не то, что ей следует подумать о брачной ночи, о нет. Но что же тогда?       «Быть может, мои целительские занятия?» — предположила она.       Завтра он уедет. Удачи ему. Она станет ждать. И, без сомнения, будет готова.       — Останься до утра со мной в покоях, — попросила Ретта.       Няня уже успела разжечь камин и укрыть ноги воспитанницы теплым пледом.       — Ты боишься Бардульва? — уточнила она и посмотрела внимательно, изучающе.       Та коротко кивнула в ответ. Старуха вздохнула:       — Не думаю, что он захочет прийти до свадьбы, — он некромант, а не глупец. Такого поступка не поймет ни знать, ни гвардия. Зачем бы он стал портить с ними отношения накануне решающей битвы? Нет, это совершенно исключено. Но я, конечно, останусь.       Бериса села на ручку кресла, крепко обняла воспитанницу, прижав к сердцу, и улыбнулась тепло и ласково.       — Мне отчего-то кажется, девочка, что все закончится хорошо, — сказала она. — Аудмунд из тех, кому можно верить.       — Пусть ему сопутствует удача, — прошептала она и со всей силой обняла няню, прижавшись щекой к ее плечу.       За окошком постепенно стихала буря. Нежный серебристый свет пробивался сквозь тучи и заглядывал внутрь покоев осторожно и с любопытством. Словно спрашивал, что здесь происходит, но будущей княгине нечего было ему сказать. Как описать все те метания, что терзали душу?       Она судорожно вздохнула. Горло сковал спазм, сердце бешено заколотилось о ребра, и Ретта вскочила порывисто, будто намереваясь куда-то бежать. Аудмунд! Один, без охраны, под удар некромантов! Хорошо, если его сородичи-оборотни успеют вовремя, а если нет? А она не сможет ему помочь ничем!       — Что с тобой? — спросила няня, и Ретте потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл слов.       — Мне бы хотелось иметь в покоях изображения богов, — наконец заметила она.       — Вотростенских? — деловито уточнила Бериса.       — Да.       Некоторое время няня явно обдумывала ее слова.       — Подожди, я сейчас, — в конце концов сказала она и вышла, дав указание стражам никого не впускать.       Ретта подошла к окошку и распахнула створки. Холодный ветер ворвался, мгновенно пробрав до самых костей, однако судорога отпустила, и воздух, наконец, проник в легкие.       Аудмунд. Ни брат, ни жених, однако, странное дело, именно о нем сейчас все ее мысли. Не о собственной весьма плачевной судьбе, не о том, кто ходит, должно быть, теперь внизу, словно роковая тень нависнув над ее будущим.       Мысли путались, вероятно от страха, и Ретта махнула в конце концов на все рукой. Пусть идет так, как идет, она еще успеет обо всем подумать. Потом, когда свадьба останется позади.       Вошла Бериса и поставила на каминную полку деревянное изваяние Таты.       — Вот, — сказала она. — В спальне князя Эргарда нашлась лишь Великая Мать. Завтра велю принести остальные фигурки и повесить божницу.       — Благодарю, — словно эхо, откликнулась Ретта.       Старуха вышла, и через пять минут вернулась в сопровождении стражей, несущих небольшую банкетку.       — Вот здесь, поближе к двери, — скомандовала она.       Вздохнув свободней, Ретта встала на колени перед изображением местной владычицы и начала шептать слова молитвы.       Прямоугольник лунного света полз по полу, смещаясь ко входу в спальню. Занавески чуть колыхались. Она то и дело вздрагивала от ветра и сырости, пока Бериса не встала и решительно не закрыла окно.       Губы будущей княгини беззвучно шевелились. Из сердца шли все те же слова, что и накануне вечером.       «Пусть Аудмунду сопутствует завтра удача, — просила она. — Защити его».       На сердце было так тяжело, что хотелось плакать. В конце концов сон начал одолевать ее, и Ретта легла в постель, даже не раздеваясь.       «Он нужен мне», — была последняя мысль, и сон, наконец, поглотил ее.       Наверное, этого стоило ожидать, но снился ей Аудмунд. В доспехах, но без шлема. Он улыбался умиротворенно, и Ретта любовалась его красотой, однако подойти не решалась. Та самая сила, что ее завораживала, одновременно сковывала по рукам и ногам. В груди теснилось непонятное чувство, и она даже обрадовалась, услышав лязг оружия.       Вскочив с постели, она сообразила, что звук металла ей не пригрезился.       — Караульные сменяются, — пояснила Бериса.       Ретта прислушалась и поняла, что няня права. Вздохнув, она потерла пальцами разламывающиеся виски и выглянула в окошко. На востоке занималось серое, мутное утро.       — Скажи советникам, что есть я буду сегодня в покоях, — попросила она.       — Хорошо, девочка.       Позвав служанок, Ретта отправилась приводить себя в порядок.       Сидеть в комнате не было сил, и после одевания она, накинув легкий плащ, направилась в сад. Уже открыв дверь, оглянулась на фигурку Таты, и вдруг ей показалось, что Великая Мать улыбается.       «Прошу тебя, помоги Аудмунду», — вновь мысленно попросила она и выбежала стремительно, хлопнув дверью.       Бериса шла за ней, но держалась поодаль, не мешая воспитаннице, явно не желая лезть ей в душу без приглашения.       Прозрачный туман оседал на дорожки, на веточки жимолости, и Ретта остановилась, любуясь ее продолговатыми темно-синими ягодами.       «Интересно, где сейчас Бардульв?» — подумала она.       А впрочем, не все ли равно? Она что, без оглядки на некроманта не может побеседовать с его братом?       Презрительно фыркнув, Ретта зябко передернула плечами и решительным шагом направилась в сторону конюшни.       Слышалось ржание лошадей, приглушенные голоса конюхов, но эр-князя поблизости пока не наблюдалось, и она стала бродить, стараясь не отходить чересчур далеко.       — Это вы, Ретта? — услышала она вскоре за спиной голос и, обернувшись, увидела его.       — Аудмунд! — воскликнула она, порывисто бросаясь навстречу.       В двух шагах, впрочем, остановилась и посмотрела испытующе, не решаясь приблизиться. Он сам подошел, преодолев разделяющее их расстояние, и спросил, посмотрев прямо в глаза:       — Как вы, Ретта?       Ноздри его чутко вздрогнули, звериные зрачки сузились, и по ее спине побежали мурашки, но то был отнюдь не страх, нет. Но, может быть, предвкушение? Предчувствие опасного приключения, которое горячит кровь, заставляя ее быстрее бежать по жилам?       — Все хорошо, — сказала она. — Я пришла, чтобы пожелать вам удачи.       — О боги, Ретта, — прошептал он хриплым голосом, переменившись в лице.       Ей показалось, что не только она сама, но и он, и все окружающие слышат оглушительный стук ее мятущегося сердца. Аудмунд молчал, и выражение благодарности на лице его сменилось мрачной решимостью.       — Все будет хорошо, — сказал он наконец. — Я вернусь, не бойтесь ничего. Я не оставлю вас.       — Пусть вас хранят боги.       Он взял ее за руки, прикрыл глаза, приложив ладони к своему лбу, и Ретта вспомнила, что в Вотростене это жест благословения. Едва он отпустил ее, она, беззвучно шевеля губами, вновь призвала на него милость Великой Матери.       — До скорой встречи, — отрывисто бросил он и посмотрел в лицо.       — Я буду ждать вас, — ответила Ретта.       Конюх вывел жеребца, и Аудмунд, подавив тяжкий вздох, вскочил в седло. Раздался лязг открывающихся ворот, и вскоре фигура его исчезла, поглощенная туманом. Гораздо быстрее, чем ей бы того хотелось.       Больше, кажется, от грядущего дня ждать было нечего. Опустив голову, Ретта отправилась в донжон, в свои покои. Пока она гуляла, мастера успели прибить в переднем углу недалеко от окна полочку, и нянька теперь расставляла там изваяния Великой Матери и ее сыновей.       Душа томилась, и Ретта, вновь опустившись на колени, как минувшей ночью, зашептала молитвы.       Мысли ее то и дело улетали вдаль. Туда, где ехал теперь по лесным дорогам маршал Вотростена. Совершенно один. Он чутко оглядывается, должно быть, прислушиваясь к далеким шагам и шороху веток, а из темноты глядят глаза. Друзей и врагов. Но кто же ближе из них? Кто успеет первым? О, если б она могла знать ответы! Но их не было. Мироздание и боги молчали, и снова и снова возносила Ретта молитву в безмолвные небеса.       Завтрак няня в конце концов съела сама, а вот пообедать заставила, подняв подопечную с колен практически силой.       — Если ты от голода ослабеешь, — ворчала старуха, придвигая тарелку с густым, ароматным супом, — то уж точно ничем не поможешь делу. Давай-ка, поешь.       Ретта подчинилась, а после снова вернулась к прерванному занятию.       О Бардульве думать совершенно не хотелось. Ведь, если задуматься, она ничего ему не должна. Их даже узы брака пока не связывают. Он пришел в ее жизнь победителем и молча забрал, не спросив мнения, как военный трофей. Он оскорбил, не уделив должного внимания в самом начале, и с чего бы ей, Ретте, теперь переживать о нем? Некромант. Маг-недоучка.       Презрительная улыбка тронула уголки губ Ретты. Конечно, мать не могла бы научить его всему, а в Академии наследник князя Эргарда не учился. Амбиции и гордыня — вот что скрывается за его безжалостным спокойным взглядом.       В дверь постучали, и Ретта бросила, поднимаясь с колен:       — Входите.       На пороге показался незнакомый слуга.       «Должно быть, порученец Бардульва», — решила она.       — Князь просит вас спуститься к ужину, — проговорил тот.       Ретта чуть заметно вздохнула. Нарушить прямой приказ было бы безумием. К чему злить демона накануне битвы?       — Хорошо, я сейчас, — ответила она, делая знак убираться.       Посыльный вышел за дверь, а Ретта, выбрав одно из своих месаинских платьев, сняла все украшения и, кивнув Берисе, вышла за дверь.       Осторожные шаги отдавались в коридорах гулким эхом. Она шла, но образ будущего супруга заслонялся в мыслях ее другим — золотоволосым и зеленоглазым. Быть может, поэтому в сердце ее теперь почти не ощущалось страха?       Дверь распахнулась, и Ретта увидела длинный дубовый стол, заставленный блюдами. В разных концах его стояли ровно два прибора, и герцогиня в мыслях своих должным образом оценила чуткость Бардульва.       — Рад видеть вас, — сказал он тем временем, вставая навстречу.       Охотничьи трофеи на стенах, панели темного дерева без резьбы, на которых, однако, хорошо читался природный узор. Комнату можно было назвать уютной и спокойной, и только фигура князя заставляла то и дело вздрагивать.       — Садитесь, княгиня, — сделал он приглашающий жест, и Ретта подчинилась.       Рагу из зайчатины, пироги, капуста, сыр и овощи. Меню не отличалось разнообразием, но было сытным.       — А где советники? — спросила она и демонстративно огляделась по сторонам.       — Уже поели, — ответил князь. — Не желаете?       Он взял со стола бутылку, и Ретта поняла, что это месаинское. Один из тех сортов, что собирают в северных горах, отличающееся изысканным вкусом, легкое и волнующее кровь.       — Откуда? — не смогла сдержать она изумления.       Бардульв улыбнулся:       — Хотел сделать вам приятное.       Однако взгляд его не вязался со словами — глаза оставались спокойными и холодными, и от этого Ретте делалось не по себе.       Сквозь плотно задернутые шторы не было видно ни облачка. Она пожалела, что на обеде нет слуг и некого попросить открыть окна.       — Вы не спустились ни к завтраку, ни к обеду, — заметил Бардульв, все так же не сводя с невесты пристального взгляда. — Я надеюсь, вы не намерены до конца своих дней бегать от меня? Почему вы трясетесь? Кажется, лично вам я еще не успел сделать ничего плохого.       Князь замолчал, ожидая ответа, а внимательные глаза его, вперившись, все выискивали что-то, смущая ее и вызывая ужас. Но Ретта все же не была бы самой собой, герцогиней и дочерью Исалины, если бы дрогнула теперь. Расправив плечи, она смотрела на Бардульва в ответ, и сколько длился этот безмолвный поединок, не смог бы сказать никто.       — Мне нужно привыкнуть к вам, — наконец вслух произнесла она.       Бардульв вздохнул.       — Хорошо, — коротко бросил он, по-видимому принимая ответ, и, положив в ее тарелку рагу, сел на свое место.       Повисло неловкое молчание. Ретта мяла салфетку, не решаясь задать хотя бы один из десятка вопросов, что одолевали ее.       Попробовав зайчатины, она заметила вслух наконец:       — Очень вкусно.       И, дождавшись кивка, подтверждающего, что Бардульв услышал ее замечание, спросила порывисто, будто в холодную реку прыгнула:       — Скажите, князь, почему вы пощадили в конце концов Месаину? Отчего не добили? У вас ведь были для этого все возможности.       Он отложил прибор, откинулся на спинку стула и замер, скрестив руки на груди.       — Если у меня есть возможность прыгнуть с балкона, — наконец заговорил он медленно, со странной усмешкой в холодных глазах, — то это вовсе не значит, что я непременно должен это делать. Надеюсь, такая простая вещь вам понятна?       Ретта вздрогнула, словно ее окатили холодной водой, и кивнула. Плечи ее поникли.       — Но я, конечно, вам объясню подробнее, раз вы хотите, — продолжил Бардульв.       Было очень странно видеть на бесстрастном, не имеющем совершенно никакого выражения лице глаза, в которых попеременно отражались то гордость и надменность, то презрение.       — На самом деле, — проговорил он, — причин было три. Первая — ваш брат.       — Теональд? — воскликнула изумленная Ретта, и глаза князя блеснули насмешкой.       — У вас есть еще один? — уточнил он нарочито вдумчиво, и герцогиня смешалась.       — Конечно, нет.       — Значит, мы говорим о Теональде. Вот и разобрались. Тогда я продолжу, с вашего позволения. Так вот, в отличие от герцога Рамиэля он действительно способный мальчишка, а поскольку убить его, скорее всего, мне бы не удалось, то в будущем он бы изрядно попортил мне кровь, вздумай я его теперь лишить наследства. В мои планы это не входит.       Ретту покоробило такое циничное рассуждение о смерти брата, она вновь взяла вилку и принялась за ужин, чтобы только не видеть сидящего напротив некроманта. Однако следующая фраза опять заставила ее в удивлении вскинуть голову.       — Вторая причина, — продолжил объяснять Бардульв, — Аудмунд. Он из меня уже всю кровь выпил, настаивая на прекращении войны. Клянусь вам, проще было согласиться и подписать наконец этот проклятый мир. И третья причина — вы сами.       — Я?       Бардульв преувеличенно тяжело вздохнул:       — Послушайте, Алеретт, я что, невнятно говорю? Или у вас проблемы со слухом? Что вы все время переспрашиваете?       Он порывисто встал, стремительно обошел вокруг стола и, остановившись напротив, осторожно приподнял одним пальцем ее подбородок:       — В конце концов, мне действительно нужна жена, и ваша кандидатура меня вполне устраивает. Если, конечно, вы будете настолько любезны и перестанете трястись при виде меня так, словно я вас собираюсь убить.       В окно ударил резкий порыв ветра, заставив задрожать стекла, и Бардульв поморщился:       — Проклятая погода. В этой стране она меняется по пять раз на дню.       — В Фатраине, должно быть, не так? — спросила Ретта. — Скажите, князь, что вы любите?       — Вам правда это интересно? — уточнил он, и на лице его впервые отразилось искреннее удивление.       — Да, — ответила она.       «В конечном счете, ведь шанс на то, что он в итоге станет моим мужем, как планировалось, довольно велик, — подумала она. — Должна же я хотя бы попытаться его узнать?»       Бардульв подошел к окну и отдернул шторы.       — Вы любите Фатраин? — спросила Ретта.       Князь кивнул:       — Да. В отличие от Вотростена, две трети года там светло и тепло. Погоду на острове поддерживают природные маги с помощью Асцелины. Есть дюжина постоянно сменяющихся сильнейших волшебников, которые составляют ковен. Они быстро теряют силу, очень многие умирают. Аркан необычайно сложен, но оно того стоит. А еще я люблю свою силу.       Он обернулся, и ей вдруг почудилась в его душе борьба. Как будто он действительно хотел, чтобы будущая жена его поняла, и одновременно сомневался, что такое возможно.       — Вы знаете, Алеретт, у меня не было выбора. Я родился тем, кем родился, и ничуть не жалею об этом. Вам, людям, это сложно понять, но магия — она часть меня, как голова и ноги. Я мог бы ею не пользоваться, но спросите любого калеку, как он себя ощущает, или попробуйте себе самой отрубить руки по локоть. Быть может, тогда вы поймете хоть что-то. И то не до конца.       Ретта слушала, затаив дыхание. Пока все, что он говорил, оставалось для нее набором слов. Но вдруг, если она будет внимательна, ей удастся проникнуться?       — Я должен пить кровь, — продолжил он. — Конечно, не саму жидкость, что течет в венах, но энергию, которая в ней содержится. Конечно, обряд сопряжен со смертью жертвы, но это всего лишь люди. И потом, только он дает мне возможность самому быть полноценным.       «Не проще ли отказаться тогда?» — хотела было спросить она, и тут же поняла, что нет. Он ведь уже сказал.       Всего лишь люди. Горькая оговорка. Так значит, между ними действительно нет ничего общего. Ведь если рядом не окажется другой жертвы, он запросто убьет ее, чтоб выжить самому. Просто еда. Подпитка. Не равная, не подруга, с кем можно провести остаток жизни.       — Но как же Вотростен? — спросила она, цепляясь за последнюю надежду.       — А что Вотростен? — спросил Бардульв безразлично, пожав плечами.       Непогода за окном усиливалась, начался ливень, и Ретта с болью подумала, как там Аудмунд. Добился ли того, чего хотел? Жив ли, здоров? Есть где укрыться?       Взгляд Ретты подернулся печалью, плечи поникли.       — Когда перед глазами вырастает Рагос, — проговорил Бардульв, — сияющий золотом шпилей, пронизанный силой до самого основания, то понимаешь, что не было и нет в мире ничего прекрасней. Он как желанная женщина, за которую готов жизнь отдать.       Голос князя дрогнул. Он обернулся, взгляд снова стал холодным и безразличным.       — Значит, Вотростен вы совсем не любите? — спросила Ретта.       — А что тут любить, вы можете мне сказать? Заносчивый нрав жителей, непроходимые леса, бурное море или, может быть, переменчивую погоду? Что именно из этого всего вас лично привлекает?       Бардульв стоял, сложив руки на груди, и ожидал ответа. Ветер неистовствовал, дождь хлестал в окна. Казалось, что время замерло, и не только князь, но и вся земля, само мироздание прислушивается тревожно.       А перед глазами девушки предстал не Бардульв, не вересковые поля или что-то иное. Ей вдруг привиделся Аудмунд, его смеющийся, теплый взгляд и ласковая улыбка. И полуобнаженный торс, когда он на стоянке обливался водой. В груди потеплело, и ей показалось, будто ласковым летним южным ветерком дохнуло.       — Та-а-ак, — медленно протянул Бардульв таким тоном, что Ретта вынырнула из грез и мгновенно похолодела. — Кажется, я понимаю. Мой братец уже успел вас очаровать? Ведь верно? Что ж, это он умеет, если захочет. Это в его проклятой кошачьей крови!       Он подошел к столу и, схватив нож, с силой воткнул его в дерево, вогнав почти до половины. Лезвие задрожало.       — Не смею вас больше задерживать, госпожа, — сквозь зубы процедил он. — Впрочем, замуж вам выйти за меня все равно придется, примите мои соболезнования. Завтра утром. Все, вы можете идти.       Ретта вскочила, спеша воспользоваться драгоценным разрешением.       — Доброй ночи, — с трудом выдавила она и побежала, путаясь в юбках и спотыкаясь на особенно крутых поворотах.       Стражники с удивлением смотрели ей вслед. С силой захлопнув дверь покоев, Ретта обессиленно прислонилась к стене. Сердце бешено колотилось.       — Завтра утром, — повторила она, и Бериса встала, поняв, что это только начало. — Нам надо спешить.