Ветер с Севера

      — Кого же вы назначите на место Горгрида? — спросила Ретта, когда дверь за лордом Весгардом закрылась.       — Бёрдбрандта, — ответил Аудмунд, практически не раздумывая. — С должностью советника по обороне он справится превосходно.       Она удивленно подняла брови:       — Но разве нет более опытных командиров? Бёрди всего тридцать лет.       Она все еще немного судорожно вздохнула и прошлась по комнате. Напряжение последних часов оставляло ее неохотно.       — Понимаете, Ретта, — принялся объяснять Аудмунд, и она поспешила вернуться к ложу, чтобы муж мог говорить тише, не напрягаясь, — солидный возраст не всегда преимущество. Те, кто давно командует, уже привыкли к определенному объему работ и ответственности. Перестроиться им будет гораздо сложнее. Сейчас, когда ситуация с Фатраином столь сильно напряжена, у меня нет возможности постоянно контролировать действия нового советника и долго вводить его в курс дела. Будь обстановка более спокойной, я бы, возможно, рискнул. Пока же преимущество за Бёрди — у него в силу молодости мышление более гибкое, к тому же он талантливый командир и организатор. Горгрид частенько делился со старшим сыном своими делами и планами, поэтому он во многом уже в курсе ситуации. А вот до должности старшего советника он еще не дорос, тут вы правы. Этот пост перейдет к Весгарду.       — Что ж, я согласна с вами, — улыбнулась Ретта и наклонилась, чтобы поправить Аудмунду подушки.       Впервые с тех пор, как она оказалась в его покоях, у нее появилась возможность оглядеться. Наборные панели темного дерева, лаконичность и простота. Наверное, обстановка максимально соответствовала характеру своего владельца. Во всяком случае, обдумав эту мысль еще раз, Ретта согласилась с ней.       Широкая кровать, как и в ее собственных покоях, была укрыта балдахином, у окна расположился стол с письменными принадлежностями, картами и стопкой книг. Ретта оглянулась, подошла и, взяв одну из них, повертела в руках. Знаки, начертанные на толстых пергаментных страницах, ничем не напоминали привычные ей месаинские или вотростенские буквы, скорее запятые и черточки, раскиданные в весьма странной последовательности. Ничего не поняв, она положила книгу обратно.       — Она написана на языке оборотней, — прокомментировал Аудмунд.       На каминной полке стоял лаковый миниатюрный портрет и лежала свирель. Подойдя ближе, она взяла инструмент и оглядела. Потертости и царапины неоспоримо свидетельствовали, что им пользуются.       — Вы умеете играть? — спросила Ретта, обернувшись к мужу.       Ибо кому еще, если не ему, она могла бы принадлежать? Капитан Клеволд говорил об образованности и интеллигентности ее супруга.       — Умею, но делаю это не часто и под настроение, — отозвался он.       На миниатюре же оказался изображен князь Эргард. Почти такой же, как на парадном портрете внизу, только моложе.       — Кто написал его? — вновь спросила она.       — Моя мать. Здесь отец такой, каким был в момент их знакомства.       Ретта пригляделась к изображению внимательней и наконец вынесла вердикт:       — В самом деле, очень красивый мужчина.       — Благодарю вас, — искренне отозвался Аудмунд.       — А кстати, — продолжила она, прищурившись и чуть склонив голову на бок, — скажите, в Вотростене есть свои собственные художники, поэты, музыканты? Я много слышала о талантливых полководцах или ученых, но ни разу при мне не упоминали имен тех, кто делает мир прекрасней.       Аудмунд собрался было отвечать, но вдруг закашлялся, и Ретта поспешила подать ему воды.       — Спасибо вам, — поблагодарил он, и она, снова присев на край ложа, приготовилась слушать. — Вы понимаете, люди творческих профессий у нас, конечно, рождаются, но крайне редко.       — Но почему? — в изумлении воскликнула Ретта.       Что может быть естественней для человеческой натуры, чем красота? И куда же подевались ее естественные проводники здесь, на северном краю света? Не повымерзли же, в самом деле?       — Когда Далира погибла, так получилось, что выжили по большей части военные и ученые, а также некоторое количество инженеров и мастеров. И именно они передали в конце концов свои таланты потомству. Знания в этих областях до сих пор не утрачены нами и, более того, активно развиваются. Художники же, поэты, торговцы, знать, императорская семья в полном составе — все погибли. Это связано со структурой магической энергии и особенностями архитектуры Далиры. Вижу, Ретта, что вы сейчас мало понимаете, но в двух словах я объяснить не смогу. Давайте отложим этот разговор до тех пор, пока я поправлюсь. Тогда я вам с удовольствием поведаю всю историю.       — Конечно, Аудмунд, отдыхайте, — с готовностью отозвалась Ретта. — Мне было бы совестно доставлять вам сейчас столько хлопот.       Но сколь загадочен и прекрасен, вероятно, был тот мир, что вставал теперь перед ее глазами, — мир утраченной прародины! И муж ее, что лежит сейчас в постели, оправляясь от ран, его прямой наследник!       «Даже несмотря на свою кошачью натуру», — подумала Ретта и ощутила, как в груди ее просыпается нежность. Хотелось заботиться о нем, ухаживать, помогая оправиться от раны, и, к ее счастью, он ничуть против этого не возражал. По крайней мере, пока.       Аудмунд облизнулся, откашлялся и заговорил:       — Что ж, как бы то ни было, нам с вами обоим, кажется, повезло.       В голосе его отчетливо послышались мурлыкающие интонации, глаза засветились лаской.       — О чем вы? — спросила она, немного смутившись, но глядя, тем не менее, прямо мужу в глаза.       — О том, — охотно ответил он, — что у нас с вами появилось время просто познакомиться друг с другом как следует.       — И снова я не могу не согласиться, — поддержала она.       Попробовать узнать хоть немного того, кто стал ей мужем, это ли не подарок богов!       Он положил тяжелую ладонь ей на бедро, и Ретта вздрогнула то ли от неожиданности, то ли оттого, что прикосновение оказалось приятно.       — Спать приходите сюда, — вдруг велел он и выразительно похлопал по кровати. — И вообще, я думаю, вы можете перенести ко мне свои вещи. Вы моя жена, и теперь ваше место в моих покоях. Не волнуйтесь, я пока не в том состоянии, чтобы требовать от вас выполнения супружеского долга, а для вас это хорошая возможность привыкнуть к моему присутствию рядом. Вы согласны?       «Супружеский долг»! От этих слов Ретту бросило сначала в жар, потом в дрожь. Сердце бешено заколотилось, норовя вырваться из груди, а ладони вспотели. Ведь как бы то ни было, а уже очень скоро ей все же предстоит разделить с ним ложе. И это не Бардульв, объятия которого можно было бы просто вытерпеть, это тот, кто нравится, к кому влечет! Что станет делать она?       Мысли метались, но Аудмунд смотрел спокойно и ласково, и от мерного дыхания его, от все понимающего взгляда они успокаивались и потихоньку начинали приходить в порядок.       — Конечно же, Аудмунд, вы совершенно правы, — наконец сумела сказать она.       И мысленно поддела саму себя: «Какая дивная покладистость».       — Ну, вот и славно, — ответил муж.       Вдруг как-то незаметно сгустилась тишина. Не было слышно ни голосов, ни шагов. Ретта встала и подошла к окну. Во дворе стояли стражи, их было на первый взгляд как будто больше, чем в прошлые дни. Лица, в обычное время совершенно бесстрастные, выражали скорбь. С моря натягивало облака, ветер усиливался. Быстро темнело, и княгиня поискала, чем бы ей зажечь светильники.       — Огниво на столе, — подсказал муж.       — Спасибо.       Отыскав небольшой холщовый мешочек, она затеплила свечи, разожгла камин и спросила:       — У вас есть помощники?       — Здесь, в покоях? — уточнил он.       — Да.       — Нету. Я все обычно делаю сам. Хотя кто-то здесь определенно убирает.       — Что ж, ясно. Тогда мне стоит сходить и попросить кого-нибудь, чтобы нам подали обед. Вы ведь наверняка голодны.       — Есть такое, — признался Аудмунд. — Последний раз я ел еще вчера вечером.       — Так что же вы молчали? — возмутилась она и, обернувшись, нахмурилась и уперла руки в боки. — Надеюсь, вы не хотите сказать, что вашему кошачьему организму не нужна пища?       Аудмунд закашлялся, пытаясь скрыть смех. Глаза его блеснули весельем:       — Конечно, нет. Напротив, чтобы поправиться, мне нужно много сил. Но ваш упрек справедлив, признаю.       — Ох, Аудмунд, — с упреком проговорила Ретта и покачала головой.       «Иногда мужчины как дети, — подумала она. — Даже самые лучшие из них».       — Для поручений там должен быть ординарец, — подсказал князь.       Распахнув дверь, она выглянула и, обнаружив стоящего навытяжку солдата, велела:       — Пусть принесут обед в покои. И найдите Берису.       — Слушаюсь, княгиня.       Солдат убежал, а Ретта вернулась обратно в спальню.       — Наверное, я виноват перед вами, — сказал вдруг Аудмунд.       Огонь в камине уже успел разгореться, стало тепло и уютно. Она снова уселась на краешек кровати и вопросительно посмотрела на мужа, ожидая пояснений. Тот тяжело вздохнул:       — Не таким должен был быть день вашей свадьбы. Сложись все иначе, после церемонии состоялся бы пир. Вы были бы там самая красивая, вам говорили бы комплименты. Я обязательно преподнес бы вам подарок. И мы бы танцевали. А вместо этого вам запомнятся бой, предательство Бардульва и траур. И в довершение всего вы вынуждены теперь исполнять обязанности сиделки.       — Какие пустяки! — воскликнула Ретта с укором в голосе и покачала головой. — Вы уже сделали этот день счастливым, потому что избавили от своего брата. Ухаживать за больными я привыкла, а что до всего остального… Что ж, жизнь вносит свои коррективы в наши радужные мечты.       — Я постараюсь исправиться, — пообещал он твердо. — Как только встану на ноги.       — Не думайте об этом, — отозвалась она.       Он потянулся, накрыл ее ладонь своей и прошептал:       — Вы истинное сокровище, Ретта. И я в самом деле счастлив, что вы достались именно мне.       Тихий, вкрадчивый голос Аудмунда проникал в душу. Голова ее слегка закружилась, а по коже пробежал приятный озноб. Рука чуть дрогнула, Ретта осторожно потянулась и положила трепещущие пальцы мужу на грудь. Сердце зверя под ними бешено колотилось. Это тоже расовая особенность оборотней или он просто волнуется, как и она сама? Опять вопросы, на которые она не знает ответов.       Аудмунд сжал ее пальцы и принялся осторожно перебирать.       — Все будет хорошо, — пообещал он твердо. — Я вас вовсе не тороплю. Мне не нужна ваша покорность долгу, Ретта. Я хочу, чтобы вы по собственному желанию пришли ко мне.       Многообещающие слова! Воображение тут же нарисовало счастливые сцены семейной жизни. Внимание. Понимание. Согласие и любовь. Она даже зажмурилась, опасаясь спугнуть видение. Но что, если это все правда, единственное, что ей нужно, это побороть собственную робость перед неизведанным и незнакомым, перед силой оборотня?       Ретта резко распахнула глаза и посмотрела на Аудмунда. В его вертикальных зрачках читались мудрость и понимание. Конечно, ведь опыт сотен и тысяч предков в его распоряжении, и ему вовсе не нужно блуждать во тьме, чтобы получить ответы.       — Я обещаю, — прошептала она уверенно. — Однажды. Не знаю, когда.       Он явно собирался что-то еще сказать, но в этот самый момент в дверь постучали. С сожалением вздохнув, Ретта встала и отправилась открывать. Вошли слуги и поставили на стол обед.       — Можете идти, — отпустила их княгиня, и они с поклоном удалились.       Желудок голодно булькнул, давая понять, что идея насчет еды ему однозначно нравится. Соблазнительно пахло хлебом и мясом, кашей с фруктами и травяным чаем.       — Наверное, вам хочется умыться, — предположила она, обернувшись к мужу. — Да и руки бы помыть не помешало.       — Тут вы правы, — живо откликнулся Аудмунд и сделал движение, совершенно очевидно намереваясь встать.       — Нет, лежите! — встрепенулась Ретта. — Еще не хватало, чтобы ваши раны опять закровили.       Князь заинтересованно посмотрел, слегка приподняв брови, но спорить не стал и покладисто лег обратно на подушки.       Сходив в купальню, она принесла полотенце и смочила его в той самой воде, что по-прежнему стояла на столике у кровати, отжала и, присев рядом, начала вытирать ему лицо.       — Так, признаюсь, мне еще умываться не приходилось, — прокомментировал он.       — Вам повезло. Многие раненые на моей памяти были не в состоянии обиходить сами себя.       Полотенце высохло, и она его смочила снова.       — Давайте я теперь сам, — протянул руку Аудмунд.       Поколебавшись одно мгновение, Ретта все-таки отдала лоскут ткани. Кот в человеческом обличье довольно уркнул и, откинув одеяло, принялся обтирать шею, руки и грудь. Быть может, это зрелище было и не столь эффектным, как тогда на поляне, но все же она с удовольствием наблюдала, как красиво вырисовываются под кожей мышцы. Меньше всего сейчас Аудмунд походил на больного. Дыхание стало гораздо ровнее, а на лицо вернулись краски. Что он там говорил про три дня? Вполне возможно, завтра утром он уже в самом деле в состоянии будет встать.       «Но в этом, конечно же, должен будет сперва убедиться Ингдун». Она поднесла ближе миску, чтобы мужу было удобней помыть руки, и, поставив использованную воду обратно на столик, вышла из спальни и велела ее забрать.       Когда ординарец скрылся, она перенесла поднос с едой поближе к кровати и задумалась:       — Как же вы будете есть?       — Сам, — решительно ответил Аудмунд. — Я не до такой степени болен и при необходимости вполне могу передвигаться.       — Да, я видела, — задумчиво ответила Ретта, вспомнив недавнюю церемонию.       Она подошла, взбила подушки и помогла мужу устроиться в постели полусидя. Сначала они воздали должное каше, потом переключились на вяленого фазана.       — Должно быть, в Вотростене успевают соскучиться за лето по свежему мясу.       — Вы правы, — подтвердил он. — Но что делать, если охотиться запрещено. Иначе что мы все будем есть зимой?       — А домашняя скотина?       — А чем прикажете ее кормить?       Аудмунд доел свою порцию мяса и с удовольствием обсосал косточку.       — Аппетит у вас на славу, — заметила она.       Оборотень прищурился:       — А я вам говорил, что вовсе не умираю.       «Но я своими глазами видела рану», — подумала она, но вслух ничего говорить не стала. Завтра, когда Ингдун придет перевязывать, она сможет увидеть воочию и наконец убедиться.       Заглянула Бериса, и Ретта, вытерев руки, встала.       — Собери мои вещи, — попросила она. — Я переезжаю сюда.       Старуха улыбнулась:       — Очень рада за вас обоих. Я до сих пор не поздравила, прошу прощения. Примите самые искренние пожелания счастья.       — Благодарю вас, — отозвался с постели князь. — Вы тоже можете переселиться на этаж, чтобы быть ближе к Ретте. Напротив есть свободная комната. Ну, а другие статс-дамы и фрейлины, когда они появятся, пусть остаются этажом ниже.       — Спасибо вам, князь, — ответила Бериса и чуть заметно усмехнулась. — Уверяю, мы не будем вам мешать и не нарушим покой. Пойду займусь вещами.       Она слегка поклонилась и, кивнув Ретте, вышла за дверь.             «Должно быть, такие перемены для него серьезное испытание, — подумала та. — Он привык быть хозяином своей жизни и своих покоев. И тут появляется кто-то, кто начинает претендовать на то и другое».       Правда, до сих пор он не высказывал никаких признаков неудовлетворенности своим изменившимся положением. Значит, и ей не стоит думать о подобных вещах.       Когда с поздним обедом было покончено, а посуду забрали, Ретта подумала, что ей тоже следовало бы привести себя в порядок. Платье было серьезно испачкано, волосы растрепались. Отдав приказ все тому же ординарцу, чтобы в купальню принесли горячей воды, она вернулась к мужу.       — Я полагаю, вы хотите спать, — сказала она.       — Отдохну позже, — покачал головой Аудмунд.       — Скажите, а куда делась ваша кольчуга? — спросила она. — Насколько я помню, вы уезжали именно в ней.       — Все верно, — подтвердил он. — Но после я должен был преодолеть серьезное расстояние. В человеческом облике я бы не успел, поэтому пришлось бежать в зверином. Кольчугу я оставил на месте, в ипостаси рыси она бы мне сильно мешала и тормозила. Кожаный доспех для этих целей гораздо удобнее. Чуть позже оборотни вернут мои вещи в замок вместе с лошадью.       Ретта вздохнула и покачала головой:       — Вы подвергались серьезной опасности. Хорошо, что вас в итоге не убили.       — Иногда приходится выбирать, — откликнулся тихо Аудмунд. — Что важней: успеть на место и не дать брату уничтожить Вотростен — или позаботиться о собственной жизни? Я решил, что выбор очевиден.       Князь говорил серьезно и проникновенно, не спуская с нее внимательных глаз. Ретта задумчиво прошлась по комнате и остановилась наконец перед портретом князя Эргарда.       — Я понимаю все, что вы сейчас сказали, — в конце концов заговорила она. — И доведись мне встать перед таким же выбором, я поступила бы, как и вы. Но вы мне муж. Для жены ваша личная безопасность всегда есть и будет важнее прочего. Вот такие противоречия.       Нахмурившееся было небо за окном вновь успело просветлеть. Буря так и не разразилась. Начинало смеркаться, хотя звезды появиться пока еще не успели.       — Открыть вам окно? — спросила она.       — Нет, не надо, — покачал головой Аудмунд. — Вам будет холодно.       Вошли слуги и начали готовить купальню.       — Сыграете мне потом, когда поправитесь? —попросила она, глядя на свирель.       — Обязательно, — с видимой готовностью ответил князь.       Ретта вздохнула и потерла виски.       — Хорошо, что этот день заканчивается, — заметила она и поглядела в окно.       Во дворе сменялся караул. Отсюда, из покоев Аудмунда, происходящее было видно гораздо лучше. Из ее прежних комнат проглядывался сад и небольшой кусочек двора, отсюда же тренировочная площадка и часть казарм, и куда лучше была видна дорога, ведущая к порту, и храм.       — Вода готова, госпожа, — объявили слуги и ушли, повинуясь жесту Ретты.       — Могу я положиться на ваше благоразумие и на некоторое время оставить вас одного? — спросила она.       Аудмунд сощурился чуть насмешливо, однако ответил вполне серьезно:       — Можете, не переживайте. Скорее выздороветь и в моих интересах тоже. Через два дня состоятся похороны Горгрида, я должен быть там.       При мысли о советнике сердце снова обдало печалью. Как выдерживают такое испытание его сыновья?       — У Бёрди есть жена? — спросила она Аудмунда.       — Невеста. Они собирались пожениться после окончания войны. Теперь свадьбу придется отложить до следующего лета.       — Да, понимаю. Но все же очень хорошо, что есть кому его поддержать.       Долгое время князь молчал. То ли не слышал ее слов, то ли размышлял о чем-то своем. Наконец он проговорил тихонько:       — Вы правы.       И принялся глядеть в окно. Лицо его исказила гримаса страдания, но Ретта не была уверена, нужны ли ему сейчас какие бы то ни было слова. Повинуясь порыву, она подошла, осторожно сжала руку мужа и удалилась в купальню.       Когда она вернулась, слуги как раз выходили из гардеробной. Бериса расставляла на каминной полке рядом с вещами князя ее пожитки. Заметив воспитанницу, старуха молча кивнула и выскользнула из покоев.       Аудмунд лежал, закрыв глаза, и чем-то отдаленно напоминал беспомощного котенка. Дыхание было неровным и рваным, и Ретта поняла, что муж не спит. Устроившись у окна поближе к камину, она взяла арфу и задумалась, что же сыграть.       Пальцы тронули струны. Мелодии задавало тон настроение, печальное и подавленное, и музыка выходила под стать ему. Она разливалась водой в полях по весне, набегала на песчаный берег морской волной. Напевная и лиричная, она словно шептала на ухо, стремясь о чем-то рассказать, и Аудмунд, вздохнув, проговорил в конце концов:       — Восхитительно.       Пальцы Ретты в последний раз коснулись струн, и инструмент занял место на полке.       — Отдыхайте, — прошептала она и, поправив одеяло, наклонилась и коснулась осторожно губами его виска.       — Спасибо, — прошептал князь, все так же не открывая глаз.       — Спокойных снов вам.       Она затушила светильники, задернула полог балдахина, затем обошла кровать и нырнула под одеяло.       Уснуть удалось далеко не сразу. Присутствие полузверя-мужа на соседней подушке волновало. Дыхание сбивалось, и ноздри его, чутко вздрагивающие, наводили на мысль, что он ощущает волнение ее по запаху.       Ретта повернулась на бок, осторожно дотронулась пальцами до лежащих на подушке волос Аудмунда и закрыла глаза. Он ранен и невероятно устал, ему необходим отдых, а она ему мешает спать. Нет, так не годится! Усилием воли вызвала она в памяти тот мотив, что сейчас наигрывала, а еще видение вересковых полей. Картина была завораживающая, и Ретта любовалась ею, почти физически ощущая ветер на коже.       Скоро дыхание Аудмунда выровнялось, и сама она вслед за ним не заметила, как провалилась в сон.       Ей виделась темнота, но не пугающая, а ласковая и нежная, словно мать. Ретта огляделась, гадая, куда попала, и вдруг увидела, что к ней идет женщина, молодая и красивая, с толстыми светлыми косами и в васильково-синем платье прямого покроя. На плечах красовалась накидка из волчьего меха. Женщина улыбнулась, остановившись прямо перед ней, и возложила ей на голову венок из цветов северного льна. Заиграла музыка, новоявленная княгиня закружилась в диковинном танце, а женщина исчезла, словно и не было ее никогда.       А тьма расступилась, и прямо над головой раскинулось бескрайнее голубое небо, по которому плыли белые облака. И на душе Ретты было легко и светло.