Ветер с Севера

      Ночь прошла спокойно и мирно. Ретта быстро уснула, пристроившись у самого плеча Аудмунда, и крепко спала сном младенца. Ей снились луга, каких она никогда не видала в родной Месаине и каких, наверное, не встречается и в Вотростене. Широкие, словно море, они были сплошь усеяны одуванчиками. Она шла, не торопясь, руками осторожно касаясь желтых головок, и любовалась их нежной, неброской, но такой одухотворяющей красотой. Небо было чистым, пронзительно-синим, над головой летали стрижи и ласточки. По сторонам Ретта не оглядывалась, но отчего-то была уверена, что за спиной на расстоянии полета стрелы кто-то есть. Некто неопасный для нее, ведь страха не было, напротив — в сердце чувствовались предвкушение и ликование. Она плела из цветов гирлянду и рассматривала ее, размышляя, не лучше ли превратить свое творение в венок. Затем она остановилась, словно бы в нерешительности, и в этот самый момент вдруг явственно раздались шаги, осторожные и мягкие, будто кошачьи. Сердце радостно вздрогнуло, шеи коснулось теплое дыхание… И тут Ретта неожиданно для самой себя открыла глаза в ее нынешних, общих с мужем покоях.       Серые утренние лучи заглядывали сквозь распахнутые тяжелые занавеси. Она повернула голову и увидела, что Аудмунд на этот раз не гуляет где-то по комнате, а лежит спокойно рядом с ней, опершись щекой на ладонь, и внимательно ее рассматривает. Быть может, именно этот взгляд и разбудил ее? Или все же нет? А впрочем, не все ли равно?       — С добрым утром, — все еще немного сонно проговорила она и, находясь под действием ночных видений, потянулась к мужу.       — Доброе утро, жена моя, — вкрадчиво прошептал Аудмунд, и от его голоса, в котором отчетливо послышались утробные звериные нотки ласкового ворчания, душу ее охватил неподдельный восторг, а по спине побежали мурашки.       Подавшись навстречу, муж осторожно сдвинул прядь волос с ее плеча и коснулся его губами. Усы приятно защекотали кожу, и это прикосновение отдалось где-то в самой глубине ее естества волной непонятного, доселе незнакомого, но такого неожиданно приятного, острого чувства. Она замерла, прислушиваясь к себе, и оборотень, по-видимому ощутив напряжение, отпустил ее, вызвав укол огорчения в сердце. Но, в конце концов, не он ли сам говорил, что не будет ее торопить? «Вот он и держит слово», — подумала Ретта и поспешила прогнать неуместную и несвоевременную досаду.       — Как вы себя чувствуете сегодня? — спросила она.       — Гораздо лучше, — откликнулся с видимой охотой Аудмунд. — Правда, Ингдун, этот старый перестраховщик, вряд ли еще разрешит покинуть покои, так что придется поработать здесь.       — Поработать? — с легким удивлением переспросила она. — Вопросы, которые нельзя доверить даже преданным советникам?       Ретта села на кровати и принялась приводить в порядок растрепавшиеся за ночь волосы. Аудмунд протянул руку и, запустив в них пальцы, принялся лениво перебирать.       — Именно так. Есть пара приказов, которые могу отдать только я.       — Какие же? — заинтересовалась она.       — Первый связан с погребением моего брата, а второй с нашими новыми колониями.       — Это та война, что вы вели незадолго до смерти князя Эргарда? — уточнила Ретта.       Бои тогда, насколько она помнила из докладов, были жаркими и яростными. Плодородные острова, до которых не доставали холодные морские течения, обогреваемые жаркими ветрами пустыни, долетающими через перевал, формально принадлежали Гроиму, но по сути были заброшены за ненадобностью, ведь благодатных территорий у имперцев и без того имелось более чем достаточно. Однако когда это они за здорово живешь отдавали свое? Для Вотростена же это был вопрос жизни — они бы там могли сеять собственный хлеб, поэтому князья время от времени пытались завоевать их. И вот Аудмунду это наконец удалось. Настал день, когда Гроим подписал договор о передаче вожделенных территорий Вотростену. Войска вернулись с победой, молодого маршала прославлял народ, и даже старший брат при всех поздравил его. Это было в начале осени, а вскоре князь Эргард умер.       — Именно так, — ответил Аудмунд, вставая. — Пора уже начинать их осваивать. К весне все должно быть готово к посевной.       «Ну да, — подумала Ретта, — не влезь тогда отец со своим несчастным нападением на другие их колонии, они могли бы уже снять один урожай. Представляю досаду знати и Горгрида».       — Что ж, — ответила Ретта, от души потягиваясь и сладко зевая, — в таком случае, я полагаю, мне стоит пойти прогуляться по замку. Пусть подданные увидят наконец свою новую княгиню.       — Хорошая мысль, — одобрил Аудмунд, — они наверняка сгорают от любопытства. Однако официальное представление вас двору все же состоится, хотя и чуть позже, чем следовало бы.       — Когда же?       — Сразу после окончания траура.       Плечи Ретты поникли.       — Хотела бы я, — вздохнула она, — чтобы он был с нами.       — Я тоже, — ответил чуть дрогнувшим голосом Аудмунд.       Взгляд его заледенел, будто ветер зимой, скулы заострились.       «Если Горгрид ему был словно второй отец, то сколь же велико должно быть теперь его горе? Хотя он и не показывает».       Она встала и подошла ближе, обняла осторожно мужа, прижавшись щекой к его плечу, и Аудмунд, доселе каменно-неподвижный, дрогнул. Медленно подняв руку, он ласково и бережно обнял Ретту и прошептал ей в макушку:       — Когда эта проклятая тварь, магистр Джараак, наконец умрет, Горгрид будет отомщен.       «А после этого, как утверждает Аудмунд, на Фатраине начнется смута. Что ж, в самом деле достойная тризна», — подумала Ретта, всем сердцем ощущая мрачное удовлетворение. Зло должно быть наказано!       — Надеюсь, у Кьярбьерна все получится, — горячо продолжила она вслух. — Я буду молиться за успех его предприятия.       Аудмунд осторожно коснулся пальцем ее подбородка и приподнял его. В потемневших, почти грозовых глазах мужа светилось восхищение.       — Вы истинная маленькая княгиня, — проговорил он серьезно.       В стекло ударили первые крупные капли дождя. Ветер взвыл бешено, словно голодный зверь, накинулся на стены домов и верхушки деревьев. Серое небо сливалось у горизонта с такой же свинцово-темной полоской моря. Жители Асгволда спешили укрыться в тепле, и только стража терпеливо стояла на своих постах, будто отлитая из металла, да с площадки под окнами доносился звон мечей.       — Неужели они тренируются даже в дождь? — спросила Ретта растерянно.       Князь чуть заметно усмехнулся:       — Враг не будет ждать, пока распогодится, надо уметь биться в любых условиях. Впрочем, для совсем уж яростного ненастья есть закрытый зал.       Он быстро поцеловал ее в щеку и отправился одеваться.       «Интересно, принесли уже платья или еще нет?» — подумала Ретта, направляясь вслед за ним в собственную часть гардеробной.       Там ее уже дожидались служанки и Бериса.       — Доброе утро, госпожа, — поздоровались девушки.       Всегда веселые и приветливые, сегодня они выглядели грустными. Тоже скорбят? А почему бы и нет. Советник прожил в Асгволде всю жизнь, и, зная его, было сложно представить, что он когда-либо был груб со слугами. Скорее всего, не только они, но вся челядь в замке теперь в подавленном настроении.       На одном из сундуков лежали наряды.       — Помощницы прямо с рассветом доставили, — пояснила Бериса. — Похоже, сами торопились вручить, чтоб тебя порадовать.       Подойдя ближе, Ретта оглядела их. Изящные, отделанные мехом глубокие вырезы, широкие, почти до самого пола рукава верхних туник и богато расшитые нижние. Одно платье из золотой парчи с вышивкой в виде цветов, отделанное жемчугом, два других соответственно винное с черным и изумрудное.       — Какое наденешь? — спросила няня.       — Вот это, — решительно указала она на второе.       По цветовому решению для траура оно подходило больше всего, тогда как первое и третье были скорее праздничными и веселыми. Их время придет чуть позже. С помощью служанок Ретта облачилась, и девушки туго затянули шнуровки по бокам.       С украшениями же княгиня решила повременить, лишь вплела одну жемчужную нить в косу.       «Больше в траур надевать не стоит», — решила Ретта и приказала уложить волосы венцом.       Накрыв голову белой накидкой, она осталась вполне довольна внешним видом.       — Ну как, я соответствую обстановке? — спросила она няню, оторвав изучающий взгляд от зеркала.       — Конечно, милая, — кивнула та, — не переживай. Ты выглядишь красиво, достойно и сдержанно. Никто, глядя на тебя, не обвинит княжескую семью в легкомыслии.       — Спасибо, — поблагодарила она.       Девушки убрали остальные платья, а Ретта вернулась назад в спальню.       Как оказалось, Аудмунда уже осматривал Ингдун. Повязки были сняты, и лекарь с самым сосредоточенным видом исследовал рану.       Буря за окном, налетевшая столь внезапно, уже успела рассеяться. В просвет между мрачных, тяжелых туч пробивался бойкий радостный солнечный лучик. Однако ветер по-прежнему трепал верхушки деревьев, и было очевидно, что осень в самом деле уже у порога.       «Только бы завтра погода была хорошая», — подумала она, бросив взгляд в окно, и поздоровалась:       — Рада вас видеть, мастер Ингдун.       — Доброе утро, госпожа, — обрадовался ее появлению старик. — Вы как раз вовремя. Хотите полюбоваться, как заживает шов у нашего непоседы? Уверяю вас, ничего подобного вам прежде видеть не доводилось.       Заинтересованная Ретта подошла ближе и присмотрелась.       — О боги! — воскликнула она и всплеснула руками, не в силах сдержать изумления.       Довольный оборотень чуть ехидно сощурился. Глубокое поражение, лишь чудом не задевшее внутренних органов, теперь стало меньше почти на две трети. Подобная рана, конечно же, опасений больше не вызывала. Случись такое в армии, Аудмунда даже в госпиталь бы никто не отправил.       — Но это не значит, — проворчал старик, — что ты можешь прямо сейчас хвататься за меч. Сегодня еще побудь в покоях. Можешь читать, играть на свирели, разговаривать, но вот перенапрягаться я решительно запрещаю, так что никаких упражнений.       — Я понял тебя, — ответил тепло и даже вполне ласково князь. — Я должен завтра быть в форме, так что глупостей не будет.       — Завтра…       Старый лекарь посерьезнел и тяжело вздохнул, словно разом выпустил из груди весь воздух, а вслух пробормотал:       — Есть ли предел подлости Фатраина?       — Нет, и не было никогда, — быстро и решительно ответил Аудмунд.       Ингдун нахмурился и с каким-то особенно яростным ожесточением захлопнул сундучок:       — От этих магов одно лишь зло! Зачем только боги сотворили их?       — Этого никто не знает, — отозвался князь.       — Что ж, мне пора, — вздохнул вновь лекарь. — Приду завтра рано. Если вдруг что-то случится, госпожа, пришлите за мной.       — Непременно, — пообещала Ретта.       Вскоре слуга принес завтрак, и она с удовольствием воздала должное ягодному десерту со взбитыми сливками.       — По вкусу ничем не отличается от тех блюд, что делают при дворе в Эссе.       Муж улыбнулся, и в глазах его она прочла искреннее умиление.       «Словно на маленького ребенка смотрит», — подумала она, но обижаться все же не стала. Ведь в самом деле, вполне возможно, что ее восторги выглядят для коренного вотростенца наивно.       — Очень рад, что вам понравилось, — ответил он. — Значит, вы не будете скучать по лакомствам, к которым привыкли дома.       Тут уже настала очередь Ретты весело и беспечно пожать плечами:       — На самом деле я не такая уж сладкоежка, — призналась она. — Хотя от вкусненького не откажусь, если мне предложат. Но и более суровый, аскетичный рацион перенесу без проблем.       — Выходит, одной заботой у нас у всех меньше, — резюмировал князь.       — Именно так, — охотно подтвердила Ретта.       Посуду вскоре унесли, и Аудмунд наконец встал с кровати. Взяв с кресла приготовленную заранее котту, натянул на ходу и распахнул дверь:       — Пригласите Весгарда, — велел он ординарцу.       — Слушаюсь, — донесся бодрый ответ, и вскоре на лестнице послышался топот ног.       Глубоко вздохнув, Ретта тоже поднялась и, поправив накидку на голове, тревожно застыла, собираясь с мыслями. Конечно, это не первый ее выход в свет, однако прежде при дворе Вотростена она в качестве княгини не появлялась, лишь в роли невесты князя. Теперь как будто внешне ничего не переменилось, и все же сердце отчего-то взволнованно билось, а пальцы слегка дрожали.       Аудмунд подошел и, обняв осторожно за плечи, посмотрел ей в глаза:       — Если хотите, я могу плюнуть на распоряжения Ингдуна и пойти с вами.       — О нет! — встрепенулась немного испуганно Ретта. — Вы должны поправляться! Мне было бы совестно, если бы из-за меня ваша рана вдруг осложнилась. Не стоит так рисковать, со мной все будет хорошо.       Несколько секунд муж молча смотрел, потом кивнул сдержанно и поцеловал ее в щеку.       — Хорошо, — сказал он, — быть по сему. Но дайте слово, что если вдруг возникнут какие-либо непредвиденные осложнения, вы дадите мне знать.       — Непременно, — без колебаний пообещала она.       Князь в ожидании советника прошел в гостиную и уселся в кресло рядом с камином. Ретта же посмотрела на изваяние Таты, стоящее на полочке в углу, и принялась горячо молиться:       «Спасибо, что откликнулась на просьбу мою и даровала ему победу. Пожалуйста, не оставь Аудмунда и впредь. Пусть удача сопутствует ему и лорду Кьярбьерну в их опасном предприятии. Фатраин должен понести наказание за тот подлый удар».       Тихонько отворилась дверь, и вошла Бериса. В ожидании, пока Ретта закончит, она без слов замерла у порога. Княгиня же еще некоторое время стояла перед божницей, поверяя Великой Матери свои мысли и чувства. Вотростен. До сих пор загадочный и не до конца понятный. С каждым днем он становился ей все роднее и ближе. Но в чем причина? В мужчине, что теперь принял власть? Или в самих людях? Их заботы и проблемы она воспринимала теперь близко к сердцу, как свои собственные. Но, в конце концов, не этому ли самому ее учила мать много лет назад? Значит, у Исалины все получилось?       Родной теплый край все больше отдалялся, скрываясь за горизонтом в туманной дымке. Холодный, суровый Север манил, предлагая узнать его получше, и Ретта не могла устоять перед подобным искушением. Да и не хотела сопротивляться, положа руку на сердце.       Закончив молитву, она опустила руки и вернулась мыслями в реальный мир.       — Ну что, идем? — спросила она Берису.       — Пошли, девочка, — с готовностью отозвалась няня и распахнула дверь.       Увидев княгиню, стража вытянулась по струнке, и Ретта поприветствовала их кивком головы.       — Куда теперь направимся? — уточнила деловито няня.       Ретта задумалась над вопросом на мгновение, а потом решила:       — На тренировочную площадку.       Весьма ожесточенный звон мечей доносился до окон покоев все утро, поэтому теперь ее разбирало любопытство. Конечно, она не собиралась каким-либо образом мешать, однако просто взглянуть на происходящее было решительно необходимо!       Они спустились из донжона вниз и направились к выходу. Ретта принялась считать стражей в дверях и вскоре поняла, что ей не показалось: число караульных действительно было удвоено. Но она не помнила, чтобы Аудмунд отдавал такой приказ. Значит, либо это случилось без нее, либо Весгард распорядился сам.       «Хотя раз сейчас такая напряженная обстановка с Фатраином, то ничего удивительного. Потом, когда Аудмунд вернется к делам по-настоящему, он, конечно, решит и этот вопрос».       В коридорах было удивительно, непривычно тихо. Занавеси в залах были наполовину задернуты, а в коридорах закрыты совсем, все зеркала задрапировали белой полупрозрачной тканью. Встречавшиеся им время от времени придворные и слуги выглядели сумрачными и подавленными, молча кланялись княгине и торопились поскорее вернуться к оставленным делам. У Ретты и самой на душе лежал тяжелый камень, и лишь мысли о муже, то и дело возвращавшиеся, рассеивали мрак.       Дверь в тронный зал была слегка приоткрыта, ярко горели светильники, и княгиня сделала движение, намереваясь войти, однако Бериса воспротивилась, преградив ей путь. Ретта удивленно приподняла брови.       — Не нужно им мешать, — ответила ей няня и принялась объяснять: — Там пока сыновья. Сегодняшний день принадлежит семье павшего, таков обычай. С наступлением вечера откроют ворота замка для горожан, а князь и его домочадцы прощаются последними, перед самым погребением. Завтра.       — Хорошо, — послушно согласилась Ретта и отпустила ручку двери. — Принесешь мне к церемонии букет цветов?       Ведь если церемония будет официальной, она как княгиня должна сделать нечто большее, чем просто продемонстрировать скорбь.       — Обязательно, — пообещала Бериса.       В конце коридора показалась служанка. Остановившись, она бросила быстрый взгляд в сторону дверей, громко всхлипнула и, вытерев глаза краем платка, стремглав убежала.       Ретта проводила ее взглядом и горько вздохнула: «Вот и челядь скорбит».       Пламя светильников слегка дрожало, отбрасывая на стены и пол кривые, дрожащие тени.       Она совсем было уже хотела продолжить путь, как дверь неожиданно распахнулась и на пороге тронного зала появился Бёрдбрандт. Осунувшийся и бледный, с поникшими широкими плечами, он всем своим видом напоминал незаслуженно обиженного медведя и вызывал острую жалость, однако глаза его по-прежнему смотрели живо и бодро.       — А, это вы, Ретта, — сказал он, вздохнув с заметным облегчением.       — Да, я, — ответила она, подтверждая очевидное. — Простите, Бёрди, что потревожила вас.       — Все хорошо, — успокоил он, — не переживайте.       — Скорблю вместе с вами. И князь тоже. Не знаю, как словами выразить то горе, что принесла всем нам смерть советника. Эту потерю ничем не восполнишь.       Бёрдбрандт вдруг помотал головой, вздохнул судорожно и рвано и провел ладонями по лицу.       — Спасибо вам, — прошептал он. — Я до сих пор не могу поверить. Все кажется, что это дурной сон, что я открою сейчас глаза и отец войдет, как всегда бодрый и жизнерадостный.       — Лишь время утешит всех нас, — ответила Ретта.       — Да, конечно. Как Аудмунд?       — Ему так же тяжело, как и вам.       — Представляю. Ведь он вырос у отца на руках.       — Вы вместе проводили, должно быть, много времени?       Быть может, разговор о детстве отвлечет его? И ей самой, конечно же, было бы очень интересно.       Бёрдбрандт кивнул:       — Мы часто играли. Когда родился Аудмунд, мне было уже десять лет. Отец нередко приводил настырного, любознательного непоседу в наш дом, и он крутился вокруг меня, изрядно, признаюсь, досаждая. Но он ведь оборотень, а значит, быстро рос. Не прошло и трех лет, как мы практически сравнялись, и вскоре уже мне пришлось его догонять. Вот тогда-то мы и подружились по-настоящему.       Ретта слушала, пытаясь представить себе маленького Аудмунда, и рисовавшаяся ей картина выходила светлой и очаровательной. Совсем еще крохотный котенок-оборотень, который с энтузиазмом познавал новый для него, такой увлекательный и захватывающий мир! На сердце у нее потеплело, и горести последних дней отступили.       За дверью раздались чуть слышные шорохи, и Бёрди нахмурился.       — Меня беспокоит Тэньяти, — признался он. — Ему гораздо тяжелее, чем нам, его братьям-людям. Мы хотя бы постоянно находились рядом с отцом, он же лишь время от времени. Ему всегда не хватало общения с ним. Он не выходит из этого зала уже второй день и если оживает, то только для того, чтоб поинтересоваться новостями от сами знаете кого.       — Мы тоже думаем о том непрестанно, — подтвердила Ретта. — Но как же вы сами?       Бёрдбрандт пожал плечами:       — Ничего, я сильный. К тому же у меня теперь много забот, они не дают утонуть в печали.       — Как ваша невеста? — вновь спросила она.       Он улыбнулся:       — Что, Аудмунд вам уже рассказал? Навещает меня и, конечно, очень тревожится.       — Приводите ее, когда все закончится. Быть может, она подойдет для моего двора.       — Благодарю, непременно.       Бёрдбрандт откланялся и вновь скрылся в тронном зале, а Ретта, дав знак Берисе, направилась на тренировочную площадку.       С моря дул пронзительный, стылый ветер, от которого не спасали даже стены замка, и Ретта зябко поежилась. Пожалуй, долго она без плаща тут не простоит.       Впереди и справа от мощеной площадки, окаймленной кустами можжевельника, тянулись какие-то одноэтажные строения, вероятней всего конюшни или казармы. Звон мечей по-прежнему не стихал, и она принялась искать знакомые лица. Нашлись почти сразу советники, Айтольв и еще пара лиц, которые она как будто видела среди охраны замка.       — Даже смотреть на такое безобразие холодно, — заметила в шутку Ретта, и Бериса, вторя ей, тихонько фыркнула себе под нос.       Одеты тренирующиеся были лишь в штаны и тонкие рубашки, а некоторые и вовсе обнажились по пояс. И бой их с виду вовсе не походил на формальный.       Ни к чему подобному дома она не привыкла. В Месаине была армия и были все остальные люди, чье боевое искусство зачастую ограничивалось лишь умением разрезать хлеб и бумагу.       «Ну и шпагой иногда на дуэли махать, — подумала она, припомнив пару громких скандалов. — Но это точно не в счет».       — Военную подготовку проходят все мужчины независимо от общественного положения, — ответила Бериса на ее вопрос. — И каменотесы, и пекари. Но для аристократа служба не ограничивается тремя годами — для них это на всю жизнь.       — Вот как? — приподняла брови Ретта.       — Именно. С них спрашивают даже строже, чем с солдат регулярных войск. Здесь, в Вотростене, титул лорда — это прежде всего обязанности, и притом тяжкие. Любое хоть сколько-нибудь высокое положение всегда сопровождается серьезным грузом забот, и ты не найдешь в Асгволде ни одного бездельника-юнца, праздно шатающегося с дружками по тавернам и продажным девкам, как часто бывает в Эссе. Здесь сыновья знати на плацу и в учебных классах, иначе им просто-напросто ничего не светит в жизни. Женщина еще может рассчитывать на красоту и приятный нрав, но в мужчинах ценятся только умения.       Ретта прищурилась задумчиво и посмотрела на няньку.       — Интересно, откуда ты обо всем этом так хорошо знаешь? — спросила она. — И на какое такое происхождение намекал Горгрид?       Старуха с самым невинным видом пожала плечами:       — Как на какое? Моя мать была двоюродной теткой Весгарда.       — Что?! — чуть не подпрыгнула от неожиданности Ретта. — Советник Весгард твой кузен?!       — Ну да, — пожала плечами нянька.       — И ты молчала?       — А о чем говорить? Когда мама влюбилась в купеческого сына, ее семья, разумеется, в восторг не пришла. Пусть сословные границы у нас весьма размытые, однако совесть все же надо иметь. Многие тогда прекратили с ней всякое общение и стали делать вид, будто никогда не знали. Однако дед и бабка ее все же любили, потому и жизнь вотростенского двора мне знакома не понаслышке.       — Там ты и познакомилась с Горгридом? — полюбопытствовала Ретта.       — Конечно. Он даже был моей первой детской любовью, — старуха улыбнулась мечтательно и светло. — Конечно, вскоре она прошла, а я влюбилась в юношу своего круга.       «С которым тоже жизнь не сложилась», — подумала Ретта.       Тем временем на площадке раздались крики, и Айтольв вскинул в победном жесте меч.       — Поздравляю вас, — крикнула Ретта капитану.       — Спасибо, княгиня! — ответил тот. — Как там Аудмунд? Скоро к нам присоединится?       Словно в ответ на эти слова, в ее сторону сразу повернулись головы всех присутствующих.       — Увы, — ответила она, — вынуждена вас огорчить: Ингдун пока запрещает ему покидать покои.       — Старый перестраховщик, — вполголоса заворчали воины. — Хотя, конечно, надо отдать должное, у него еще ни один пациент не отдал концы.       Ветер налетел с новой силой, и Ретта поняла, что пора возвращаться в замок.       — До свидания, — попрощалась она со всеми.       — До свидания, княгиня, — раздалось ей вслед.       Оказавшись внутри, в тепле гостиной залы, она с удовольствием расправила плечи. Перед глазами ее стояло видение Аудмунда, такого, каким она видела его тогда на поляне. Живо вспомнилась вдруг утренняя ласка, и Ретта даже чуть закусила губу, чтобы сдержать мечтательный вздох. Как жаль, что все так быстро закончилось!       Мысль о том, как именно утро могло бы продолжиться, томила ее и не давала покоя, однако дальше она пока заглядывать опасалась.       — Как думаешь, Аудмунд скоро освободится? — спросила она Берису.       — Полагаю, что да, — отозвалась та. — Весгарду не нужна нянька, а с насущными вопросами они наверняка управятся быстро.       — Хорошо, если так.       Ретта прошла через зал, намереваясь подняться обратно в донжон, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась женщина.       — О, княгиня, прошу прощения за беспокойство, — присела в легком поклоне та.       Лет сорока на вид, худая, даже почти тощая, с некогда черными, а теперь порядком поблекшими волосами, она тем не менее производила впечатление красавицы. И даже сложно было сразу сказать, в чем тут дело. В искусно уложенной прическе, в приятной, искренней улыбке, украшавшей лицо, или в глазах, светившихся изнутри неподдельным счастьем?       — Рада видеть тебя, — сказала ей Бериса и повернулась к своей воспитаннице. — Позвольте представить, Ретта, это леди Хельвека, жена советника Весгарда.       — Счастлива познакомиться, — отозвалась та и приветливо улыбнулась. — Я уже слышала о вас. Вы в замке по делу?       Тут дама замялась, и княгиня приподняла брови, давая понять, что ждет и готова выслушать просьбу. Ведь, в самом деле, невозможно, чтобы их сегодняшняя встреча была случайной. Раз женского двора в Асгволде нет, то что еще могла тут делать супруга советника, как не искать ее?       — Прошу прощения, княгиня, — заговорила наконец Хельвека, — понимаете, у меня есть дочь шестнадцати лет. Я хотела бы просить разрешения представить ее вам.       — С удовольствием познакомлюсь, — заверила Ретта. — Приходите после похорон советника Горгрида.       Ведь Аудмунд не будет возражать? Впрочем, потом, когда кандидатуры для женского двора будут отобраны, их список, конечно, представят князю.       — Благодарю вас, княгиня, — ответила леди Хельвека и присела в поклоне.