***
Сероглазый подросток сидел на койке своего отца. Тот уже семь месяцев находился в коме. Только чертовы машины показывали признаки его жизни. Не частое дыхание вот и всё… Мать мальчика с причудливой прической уже пол года не находила себе места. Её любимый муж серьёзно болен, хотя являлся сильным человеком. Как морально, так и физически. Юный Торд, некогда очень общительный человек, отличник, любимчик многих личностей, каждый день навещает больного отца. Он очень разочарован. В матери. Она уже не та… Всегда любящая всё вокруг, Ларссон старшая уже давно похоронила своего мужа. Не осознанно… Она не позволяет сыну кормить своего отца, разговаривать с ним, даже посещать его в чем-то, кроме чёрного строгого костюма. Если Торд захочет принести коматознику цветы, то букет должен быть из похоронных растений. Только чётное количество цветов. Сама Ларссон давно перестала посещать мужа по своей воле. Только по наставлениям сына. Она уже не будет той. Она живёт только снаружи. Внутри она мертва. Ларссон не верил, что его мать так быстро сдалась. Не верил, что отец нашёл кого-то настолько слабого. Не верил, что отец сам проиграл. Некогда сильный, статный мужчина просто валяется в койке. Он бросил всех, бросил Торда… Однажды, сероглазый коммунист снова посетил отца. Но в тот раз он решил остаться на ночь. Матери все равно, в школу не надо. Что мешает? Правильно, ничего. Ларссон сидел и гладил своего отца по основанию руки, что-то шептал. После он услышал противный и протяжный писк. В глазах темнеет, а сознание подростка отключается. Торд подорвался со стула и начал искать кнопку, которая, по идеи, должна была помочь. Помочь сохранить отца… Он ненароком свернул некоторые приборы. Он просто не хотел его терять… На следующее утро прибегает мать Торда. Её муж теперь действительно мёртв. За что ей это? Она просто мирно спала и ей звонят из ненавистной больницы, монотонным голосом сообщая о смерти её любви. После она тихо засыпает, так и ничего не ответив. Осторожно входит в палату, наблюдая пустующую койку, полный хаос, а рядом сына. Тот сидел, устремив пустой серый взгляд в пол. Его щеки слегка красные. Видать, плакал. От того унылого безразличия не осталось и следа. Мисс Ларссон подошла к Торду, вцепившись тонкими пальцами в горло парню. — М-мам-ма? Ты ч-то т-творишь?! — тихо проговорил сероглазый. Он чувствовал, как под рубашку стекает тёплая и тягучая кровь. Да, у его матери определённо были когти. — Это ты! — взревела она, сжимая изящный кулак на горле родного сына: — Это ты во всём виноват! Ты его убил! Ты, ты, ты и только ты! Всё. Остатки рассудка потеряны. Ларссон задыхается от рук родной матери. Такая хрупкая, но сильная. В палату врывается врач, а за ним мед сестра. Они оттаскивают буйную женщину, вкалывают ей успокоительное и уносят прочь. Торд остался один. Отца нет в живых уже пять часов, а мать его явно ненавидит. Да, она этого не говорила, но это было и так понятно. Скорее всего, её запрут в психушке. А этот уже одинокий подросток никогда её не навестит. Он сам себе это пообещал…***
Сероглазый сидел на подоконнике своей комнаты. Мэтт ушёл на какую-то важную встречу, а Эдд с Томом уже неделю не появлялись в учебном заведении. Ларссон считал себя ошибкой. Всё вокруг него разрушается, страдает. Несколько месяцев назад Торд сравнивал черноглазого с подзаборными шлюхами, а сейчас все его мысли заняты этой омегой. Всего за несколько месяцев Том натерпелся всякого дерьма и всё из-за самого норвежца. Может, он проклят? Чушь. Нелепица. Абсурд. Альфа должен что-то делать. Ну, вот он и пошёл домой к Риджуэллу и Гоулду.***
Коммунист стоит перед дверью своих… друзей? Он переминается с ноги на ногу, продумывает свои слова в своей же голове. Курильщик уже собирается постучаться в дверь, но его опережает Эдд, который, видимо, вышел в магазин. Бета неуклюже врезался в грудь лидеру. — Торд? Ты по делу или опять «погулять»? — в голосе шатена чувствовалась нотка раздражения. Ларссон, конечно, понимал, что темноглазый всё рассказал своему лучшему другу, но он не ожидал такой агрессии от Эдварда. Хоть сам Гоулд старался этого не показывать, но он был очень взбешен. «Какого черта этот дранный коммунист так портит жизнь Тома?! А сейчас он нагло заявляется на пороге нашего дома! А вдруг он выбрал Томаса для насмешек и все эти происшествия специальны?!» — в таком роде думал кареглазый парень. Но это же были только его мысли, правда ведь? Да, курильщик не часто общался с данной личностью, но он был жутко проницателен и видел, что Гоулд действительно волновался за Риджуэлла и готов был стоять за него до последнего. Ему больше нечего ловить от жизни, видимо. — Эдд… Я… Я пришёл поговорить с Томом. И извинится. Перед ним. Вами, — проговорил лидер. Он так хотел увидеть эту маленькую омежку. Провести по его «бунтующим» волосам, заглянуть в его глаза. Такие красивые, манящие. Вдохнуть тот аромат… — Как мне тебе верить, Ларссон? — а вот Эдвард явно желал прекратить их встречи. Слишком уж они дорого обходятся черноглазому пареньку. — Пожалуйста, Эдд, это очень важно! — Важно что? Какие твои цели, Торд? Неужели ты думаешь, что я действительно поверю, что всё это — случайности и ты тут не причём? — вот он. Совершенно другой, грубый и холодный Эдд. Восхитительно. — Да нет же! Мне важно знать, что с ним всё хорошо! — может быть бета и стал другим по отношению к курильщику, но он все равно настолько наивен. Однажды это его погубит. — Ла-адно, Торд, я в магазин, он не далеко. Чтоб к моему приходу ты уже был готов валить, — огрызнулся Эдвард, проходя на улицу. Ларссон же поблагодарил одного из хозяев дома и прошёл внутрь, закрывая за собой дверь. Ходил курильщик очень тихо, вдруг Том спит? Одновременно он рассматривал интерьер, подмечая для себя какие-то «не такие» вещи. Вот, он уже подошёл к ещё одной заветной двери, надавил на металлическую ручку и несчастный кусок фанеры с присущим скрипом отварился. Ларссон медленно пробрался в комнату омеги, подошёл к кровати, где лежал обладатель комнаты, что было видно по соответствующему бугру одеяла, присел на край четвероногой подруги большинства людей и слегка отдернул мягкую материю. Наконец-то. Наконец-то норвежец увидел это чудное личико. Кругленькое, маленькое, но через чур бледное. Томас не спал. Его блестящие глаза были открыты. Торд наклонился к омеге, невесомо поцеловав того в висок. — Привет, Томас… — Ларссон прервал ту тишину, которая, увы, не вечна. Но ответа он не получил: — Послушай… Я понимаю, что ты обижаешься. Да, я действительно не должен был тебя тогда оставлять, но я не хотел… Честно. Также я осознаю, что это очень противно и ты наверное сейчас ненавидишь того парня, ту девушку и меня, но, пожалуйста, прости. Это нелепая случайность, — медленно и тихо проговорил сероглазый. Он прилег рядом с Риджуэллом, ненавязчиво обнимая того за талию, уткнулся в его открытую шею и внюхался. Ничего? Что? Что такое? — Нелепая случайность? — подал голос темноглазый. Хриплый, но при этом все равно достаточно писклявый: — Да, Торд, я правда тебя ненавижу. Тебя и всю свою гребанную жизнь! Всё всегда шло по пизде! А потом появился ты! И во всех твоих похождениях всегда страдаю я! О да, это и впрямь не приятно. Не приятно, когда твоей сущностью пользуются для удовлетворения своих же желаний! — омега уже давно принял сидячее положение. Давно сорвался на крик. Давно потерял смысл жизни… — Грязные, похотливые звери! Вам бы только кого-нибудь в жопу выебать! — Том… – Я ненавижу этот сранный мир! — Том. — Я терпеть не могу людей! Тем более таких как ты или тот из клуба! — Томас Риджуэлл! — уже со злости крикнул Ларссон. Ну, а что, затыкать бомбящего омегу поцелуем было бы слишком банально. -Том, я понимаю всё твоё недовольство, но правда, извини. Да это глупое слово ничего не изменит, ничего не даст. Но я действительно сожалею. Очень сожалею, что так всё вышло, — обладатель причудливой прически тоже давно сидел на мягкой кровати. Он аккуратно потянулся к черноглазому маленькому парню перед собой, а потом обнял, проводя длинным с горбинкой носом по тонкой шее. Торд так хотел вновь почувствовать тот аромат. Но что-то явно не так. — Врачи сказали, что мой феромон исчез…