write!tober 2018

Когда я был ребёнком, я потерялся в лесу. И сейчас я даже не могу сказать, как это произошло. Ушёл ли я с тропы, пока бабушка разговаривала с подругой? Сам ли оделся и вышел, перелез через забор? Отнёс ли куда-то хоронить кости кролика, подстреленного отцом на ужин? Не помню. Я не помню, как оказался в лесу, и ни мои родители, ни кто-либо из старых друзей не хотят говорить об этом. Мне было, конечно, страшно. Я провёл в лесу целые сутки — утром, я ступил на тропу, и только со следующим рассветом я вернулся домой. Когда мне сказали, что я пропал на сутки, я не поверил. Время для меня текло по-другому, в этом старом лесу. И когда меня спросили, где я провёл всё это время, я не смог ничего ответить. Я обещал ей молчать. Потом я не раз пытался найти это место. Хижина в лесу — она стояла прямо меж деревьев, была усыпана листьями. Рядом горел костерок, и белесый дым поднимался высоко-высоко к кронам. У входа в хижину сидела женщина, похожая на сову: у неё были длинные острые когти, глаза смотрели будто бы сквозь, а в широкую шаль, в которую она куталась, были воткнуты серые перья. Она дала мне ломоть твёрдого хлеба, растопила в турке для меня кусок сахара. Срезала прядь волос, дала уснуть, укрывшись её шалью. Женщина не произнесла ни слова за всё это время и меня просила вести себя тихо. Внутри хижины кто-то спал, и она вела себя так, словно боялась его разбудить. На прощание она дала мне перо из своей шали. Женщина поцеловала меня в лоб, обернула вокруг моей оси, и я оказался на самом краю леса, шагающим прямо навстречу протянувшей руки ко мне матери. Я уже давно уехал из тех мест, да и лес вырубили почти под корень. Перо потерялось, сны под шалью выветрелись из моей памяти. За спиной моих родителей говорили, что ребёнок не мог провести осенью сутки в лесу самостоятельно, и история обо мне разлетелась по всей округе. Но сейчас всё забыто. И только я, даже спустя столько лет, всё ещё хочу знать, что же спало в той хижине в лесу, и от чего меня спасла та самая женщина.