Шарлах

      Захлёстывает пограничное ощущение, то самое, которое можно отнести к недоверию. Когда новенький мобильный падает, ты поднимаешь его, переворачиваешь, а он в сетке трещин. Когда видишь свои ноги под неестественным углом, сломанными. Ощущение осознания, как сейчас, принятия того, что это не грим и не CGI-эффект, и это не кино, а реальность.       Страх сжавшиеся на моём горле пальцы не усиливают, а вот то, что происходит с «лицом» маньяка — вполне, переводит его в разряд животного ужаса. Оно, и без того выглядевшее, как звериный череп, наспех обтянутый грубой кожей, меняется. Сплющивается, тянется, черты плывут, пасть сужается, формируя подобие губ, а глаза смещаются к центру. Глаза… это что-то невообразимое. Серые мембраны, на вид шершавые, а вот внутри у них загорается холодный фосфорный свет и видно, что они словно прозрачные ёлочные шары. Похитил меня… не человек! Неужели бредни из жёлтой прессы — правда, и инопланетяне всё-таки существуют? Никто никогда мне не поверит!       Он рассматривает меня, чуть склоняет голову. Замечаю, что волосы у него заменяют какие-то тяжи или жгуты, уходящие на спину. Вот они не меняются, а на лице проступили подобия носа, надбровных дуг, оформились скулы. Любопытство немного притупило страх и я понимаю, что этот пришелец просто… копирует меня! В общих чертах, и когда разжимает хватку, отстранившись и снова превратившись в смутный силуэт, его лицо далеко не идеально, лишь грубая имитация. Острота зрения меня сильно подводит, но не настолько, чтобы я, тяжело осевший на землю без сил, не понял самое важное. Рук, которые, как ни странно, выглядят полностью как человеческие, у этого существа — четыре. Вторая пара — сразу под первой и чуть позади, а плечи более покатые. И то, что я принял за лохматую одежду, — части его кожи, похожие на листья или ошмётки коры.       Тру горло. Насчёт криков теперь точно разобрался — этот маньяк-пришелец их ненавидит, а птиц приплетает из-за недостаточного знания языка. Может, что и солнечный свет не переносит и днём где-то прятался. И не то чтобы я в существование ему подобных совсем не верил — глупо думать, что во вселенной, полной звёзд и целых галактик, мы единственные уникальные разумные. Но что пришельцы уже здесь, на нашей планете, и уж тем более поймали меня для своих опытов — это пока не осознаётся полностью.       — Пойдём, — настаивает представитель внеземной цивилизации и тянет меня одной из дополнительных рук.       Я близок к истерике. Меня вот сейчас пытаются заволочь в летающее блюдце или что? А где же пресловутый луч с неба, по мощности способный туда затянуть хоть корову? Осознав, что добровольно сотрудничать я не собираюсь, пришелец просто хватает меня за плечи, но не поднимает на ноги, а прижимает к себе, ещё крепче стиснув. Как только пробую посопротивляться, больше инстинктивно, чем осознанно, меня ещё и оплетает верёвками, как коконом. Дышать можно, хоть запах влажной почвы и нестерпим. Но управление моими путами это вот что? Телекинез? Моментальный синтез материи?       Истерика немного захлёстывает, я кажусь себе уже кенгурёнком в сумке, хотя передвигается пришелец не длинными прыжками, а как ему сподручней — по-звериному. Иногда перебежками, а иногда и по стволам деревьев, так же активно, как и по земле. Куда и зачем несёт было бы видно — голову я повернул, чтобы не задохнуться, — только вот кому-нибудь другому. Мне же — всполохи смазанной светотени.       Поэтому, как только похититель останавливается и сбрасывает меня на землю, убрав верёвки и оттолкнув, тут же осматриваюсь. Никаких космических кораблей или других инопланетян поблизости от этого, замершего неподалёку, не вижу. Я на поляне с короткой густой травой, почти посередине. А вот рядом — мощёная натуральным камнем дорожка, которую опасливо трогаю. Настоящая. А неподалёку смутные очертания низкого кустарника и светлых пятен на тёмном. Это клумба! Значит, я нахожусь в местах, обжитых человеком, пусть лунного света и недостаточно, чтобы разглядеть подробности, основное невозможно не заметить, когда оборачиваюсь.       Позади себя вижу густую аллею, и в её конце… замок. Миниатюрный, но настоящий, мать его, замок из светлого камня, с башенками, стенами-террасами, тёмными пятнышками окон. Точнее, видно мне только правое крыло и ворота, но и этого достаточно, чтобы оцепенело замереть.       Меня никогда не тянуло на всякие путешествия с историческим уклоном, поэтому видел я такие сооружения только как декорации в фильмах. Фамильное поместье было большим, но всё-таки домом, причём выстроенным в стиле «сумасшедший вампир», как мы шутили с кузинами, имея в виду, естественно, деда или любого из предков. А это здание ну никак не вязалось с пришельцем рядом, это всё равно, что балет с примами в виде Джейсона и Фредди Крюгера. И я в свадебном платье. Абсурд, на который не знаешь как реагировать.       — Пойдём? — теперь уже вроде как уговаривает меня инопланетянин.       Что бывает, если его не слушаться, я понял, поэтому с трудом поднимаюсь на ноги и робко протягиваю ему руку. Вдруг откусит? Что, если замок — это возведённая в рыцарские времена их временная база, куда притаскивают людей и зверей со всей округи, варят из них питательный бульон целыми бассейнами и нежатся в них? Я и такое читал.       Моя ладонь осторожно сжата, а похититель теперь передвигается на двух ногах и гораздо медленнее, так что я и босиком за ним без труда поспеваю, тем более что идти по широкой аллее намного легче, чем по лесной подстилке. Смотрю под ноги, боясь споткнуться, потому что под сенью деревьев полный мрак с редкими прогалами, в котором, тем не менее, похитивший меня ориентируется уверенно. Дорожка в высветах от луны кажется очень ухоженной — ни травинки не пробивается меж камней, ни мха. Деревья по краям тоже аккуратные, подвязаны или подстрижены — ветки не топорщатся.       Перед самой замковой стеной — газон-лужайка, ровного цвета, без пятен — значит, там ни камешка, ни листочка. Рва перед замком нет, да и сам он вблизи уже не кажется громадным — этажей в четыре-пять высотой, не больше. Каменный загородный особняк, стилизованный под замок, так будет вернее. И почему наш семейный не построили таким? Вместо ворот так и вовсе подобие решётки, но не из прутьев, а из стволов и ветвей молодых деревьев, посаженных как будто специально для этой цели.       Задуматься, как же мы попадём внутрь, успеваю всего на секунду — ветви расступаются сами, образуя достаточный проход. Может, это и не деревья вовсе, и сам замок — замаскированный космолёт.       Но внутри выглядит вполне обыкновенно, настолько обыкновенно, насколько привычен замковый двор. Более крупные булыжники мостовой, навесы, крытые просмолённой корой, коновязи. Рассмотреть всё невозможно, потому что ночь, а проводник не собирается останавливаться, поднимаясь по одной из боковых лестниц, ведущих куда-то вглубь стен, в коридор, погружённый в абсолютную тьму.       Ковыляю следом осторожно, паника подступает снова, усиливаемая шорохом шлейфа платья. Неведомое существо, намерения которого явно враждебные, где-то впереди и не выпустит, волочит меня в гнездо, где будет то ли ставить опыты, а то ли вновь насиловать. И хуй его знает, что случится раньше — найду ли я способ сбежать или сдохну.       В поперечном коридоре, куда мы выходим, светлее, — в нём множество витражных окон, — но не теплее, а каменные ступени сменила гладкость мраморных или гранитных плит. Двери здесь уже самые обычные, одну из них, третью по счёту, мой проводник тянет на себя, а потом с силой заталкивает меня внутрь.       И это обычная комната, хоть и всё также залитая только лунным светом из окна — тяжёлые тёмные портьеры на том раздвинуты и подвязаны. Хотя обычная она в сравнении с грезившимися мне интерьерами космического корабля, потому что на самом деле — как уголок музея. Вся мебель — кровать, странный наклонный столик, низкий диван и высокий узкий комод или шкаф, — тёмная, из полированного дерева, резная. Обивка наоборот, светлая. Над кроватью даже не балдахин, а что-то вроде крыши на витых тонких колоннах. Стены с крупным неясным рисунком и молдингом понизу, а на полу наконец-то что-то похожее на ковёр. Подоконник странный, почти у пола и очень глубокий. Толщина стен здесь точно как в настоящем замке. Но мне рассматривать красоты некогда — я тут же дёргаю массивную медную дверную ручку позади, желая выбраться. Заперто. Сомневался ли я? Да ничуть. Но попробовать был обязан.       Тут же подхожу к окну, которое смутно прозрачно, но не из-за пыли, а из-за свойств самого стекла. Вся комната хоть и кажется нежилой, всё же поддерживается в безупречной чистоте. Так, если на кровати есть простыни, можно будет связать верёвку, а стекло высадить чем-нибудь тяжёлым, например, канделябром, в котором всё равно нет свеч, или этой вот… чернильницей?       Почему-то именно она меня поражает. Не столь сама, сколь натуральное страусовое перо, воткнутое рядом. Мне кажется, что как только я до него дотронусь — обратится в прах, но лишь колышутся отдельные пушистые ниточки, оно как будто только вчера росло из птичьей жопы. Чувствую, что градус сюра повышается, начинаю искренне сомневаться, что существуют наркотики, от которых могут быть настолько яркие, а главное, длительные приходы.       Прежде, чем окно разбивать, неплохо бы узнать, куда оно ведёт — но ночью сквозь него видно почти что ничего. Зато вверху, на стыке с простой гладкой рамой, обнаруживается довольно широкая щель, заткнутая чем-то плотным по всей длине. Отлепляю немного, и замазка эта как-то подозрительно пахнет, знакомо. Пока расковыриваю щель насквозь, вспоминаю. Так пахнут церковные свечи. Натуральный воск это.       В отверстие удаётся просунуть лишь кончики пальцев и попробовать пошатать само стекло. И не колыхнулось. Посмотреть в щель, как я ни кручу головой и ни прижимаюсь, не удаётся. Но поднимались мы долго, да и ветер залетает в комнату пронзительный. Можно заключить, что я в одной из башен. Заперт, как какая-нибудь принцесса. Или того хуже, невеста. И меня вот-вот заберут куда-нибудь в далёкую-далёкую галактику.       Значит, сбежать надо раньше. Хотя бы узнать, получится ли вообще связать верёвку и испытать её — в фильмах всё выходит легко и просто, а мне как бы не пришлось на полог кровати зацеплять и как на качелях кататься: если хоть один узел развяжется или материя порвётся — из меня внизу можно будет наделать вкуснейших ростбифов. Прежде всего — хватит ли материала?       Осматриваю сначала самый вероятный источник — кровать. На ней тяжёлый вышитый плед-накидка, два одеяла в странных пододеяльниках и матрац, несколько подушек. Негусто. Что ещё? Шторы. Да, это уже неплохо. Открываю дверцы узкого шкафа. Нет, он не пуст совсем, но из одежды там только несколько длинных белых не то платьев, не то рубашек, а во внутренних ящиках — какие-то штаны из плотной ткани, но сомневаюсь, что выдержат мой вес.       Однако при виде хоть какой-то иной, кроме свадебного платья, одежды, вдруг остро ощущаю, что всё тело у меня грязное и жутко зудит. Особенно содранные о кустарник и натёртые верёвками руки и ноги. Может, испытать инопланетного маньяка на реакцию? Заодно и выясню, услышит ли он звон и грохот, когда буду разбивать окно.       Прокашлявшись, ору:       — Эй, кто-нибудь! Эй!       Эха никакого, обитые тканью стены комнатки надёжно гасят звук. Но кажется, как будто весь замок замер, прислушиваюсь. Крикнуть ещё раз долго не решаюсь, и не зря — я услышан.       Дверь раскрывается вот точно так же, как до этого стена башни, на которую я даже не оглянулся, — просто раскрывается почти пополам, конусом, достаточно для того, чтобы похитивший меня пришелец зашёл в комнату. В этот раз — на двух ногах и пригнувшись в проёме. Останавливается, а дверь за ним «зарастает». Несмотря на то, что стою спиной к окну, не могу рассмотреть инопланетянина как следует. Впрочем, находясь, как сейчас, без очков или линз, я и с людьми на улице не здороваюсь, а права получил, признаюсь, за крупную взятку.       — Не пугать птиц? — обречённо вздыхаю.       — Нет, — неожиданно возражает мне пришелец, и в тесной комнате голос почти не ревербирует. — Тут нет птиц.       — А ванная есть? — спрашиваю, наберясь наглости. — Вода. Купаться. Река, озеро, ручей?       — Вода? — переспрашивает меня существо, что уже не кажется агрессивным.       Потому что протягивает ко мне ладони верхних рук, сложенные лодочкой. И я вижу прямое чудо, как будто мне их мало, — вода появляется прямо между пальцев, наполняет импровизированный сосуд, немного переливается через край.       — Да, спасибо, — осторожно делаю пару шагов вперёд и медленно зачерпываю воду в горсть.       Выливаю на лицо, делаю вид, как будто умываюсь. Холодная и ничем не пахнет. Спрашиваю и развожу руки в стороны:       — Есть больше? Мыться. Таз, бадья, ванна?       — Ванна? — пришелец оживляется. — Есть.       Вода в его ладонях пропадает так же быстро, как и появилась, и когда я дотрагиваюсь до протянутой ко мне руки — та абсолютно сухая. Лучше подчиниться добровольно этому «Пойдём».       Ванная оказывается рядом, буквально в соседней комнате, куда мы попадаем тем же способом, которым обычно, как я понял, передвигается пришелец — раздвинув дверь. Подмечаю, что меня одного таким способом он в комнату не заталкивал. Значит, это работает только в контакте с ним. Магия? Скорее, просто неизвестная технология.       А ванная на самом деле существует, и это не просто каморка с деревянным тазом, со смешной щёткой на рукоятке и суконным полотенцем рядом, чего можно было ожидать в замке, а полноценная комната с ванной, хоть и без признаков смесителя, похоже, что фарфоровой, стоящей на резных ножках. Есть тут и умывальник, и странная дырка в полу. Унитаз. Не самой современной модели, вынужден признать.       Пришелец замирает рядом с ванной, чуть склоняет голову, как бы оценивая ёмкость её залитого лунным светом нутра, и вдруг я вижу, откуда берутся верёвки. Просто удлиняются из «волос», забранных в пучок или косу на спине инопланетянина, которую удаётся сносно рассмотреть — но не грудь и лицо, допустим. Плети эти устремляются к окну: оно не застеклено, а забрано витой решёткой; пролезают меж прутьев наружу и больше их не видно. Через пару секунд, как будто что-то почувствовав, инопланетянин берётся за бортик ванной, и вода в неё наливается так же точно, как и появлялась ранее — сочится между пальцами, но в этот раз намного быстрее и обильнее.       — С-пасибо, — нерешительно благодарю.       Реакции — никакой. Я осторожно дотрагиваюсь до поверхности воды. Холодная. Но если я сейчас откажусь, как знать, не разозлю ли. Да и чего там, быстро залезть, обмыться, вылезти.       Только вот пришелец, наполнивший мне ванну, уходить не собирается, только отступил на пару шагов. Чёрт возьми. Стеснения я особо не чувствую, может, потому, что не угадать, куда именно он смотрит и насколько мной интересуется. Страха тоже почти нет. У чудовища есть какая-то цель, и моё убийство пока точно в неё не входит. Но резких движений стараюсь не делать и интимные места прикрываю руками — в темноте оно видит ещё как, своими этими глазами-искорками.       Платье стягиваю почти с истерическим наслаждением, как и промокшие и грязнющие трусы, а также изодранные чулки. Но мало того, что вода, в которой приходится сидеть, холодная, так ещё и ничего похожего на мочалку нет. Есть только мыло — гладкое, скользкое, пенится очень плохо и странно пахнет. Лучше, чем ничего, я намыливаюсь быстро, пытаясь не обращать внимания на пришельца рядом.       Он молчит, не двигается, если исключить редкие изменения интенсивности свечения глаз. Похоже, что следил за мной, но на самом деле его интересовала только вода — как только я вылезаю, тут же опускает руки в неё и происходит обратный процесс — вся впитывается. Вообще вся, отчего я нервно сглатываю. Воды там… больше, чем было изначально. А что сделаю, холод и физиология, я, похоже, всё же простудился.       Нерешительно беру в руки край платья, но надеть не успеваю.       — Пойдём.       Протянутая рука это жест доверчивый и успокаивающий, но трудно сохранять полное спокойствие в его обществе — того, кто вообще не человек, ещё и меня насиловал с неизвестной целью. Хоть и не выглядит как агрессивный неадекват, и не ведёт себя очень уж необычно.       За исключением, пожалуй, его слов в комнате, которая теперь предназначена для меня:       — Ночью нет движения. Ночью молчать.       — Да-да, я понял, — киваю. — Я буду тут, спать нужно, да?       — Спать? — переспрашивает новое для себя слово пришелец.       — Не двигаться. Молчать, — поясняю и охотно прибавляю: — Не пугать птиц.       — Спать, — утверждает инопланетянин. — Да. Спать.       Сейчас мои надежды оправдываются — он оставляет меня одного, покинув комнату уже почему-то опять на четырёх конечностях. Бросаюсь к двери тут же, отбросив грязное платье — но магия больше не работает, меня встречает твёрдая гладкость оструганных досок.       И наваливается усталость. Стресс даёт о себе знать, а натруженные беготнёй и копанием мышцы ноют. Я максимально что делал — ходил до парковки и обратно, в туалет от ноутбука, ничего тяжелей кружки с кофе не держал уже не один год. В общем, я в крайне дерьмовой форме сейчас, и малейшая нагрузка жутко утомила.       А ещё нестерпимо болят спина и внутренности — насилие не прошло даром. Хочется лечь, пригреться, вытянуть ноги. А тут есть одеяло. Подушка. Полная неопределённость будущего.       Влезать обратно в платье не хочется и нет смысла — на этом никто не настаивает. Тем более, в шкафу я видел что-то отдалённо похожее, но хотя бы чистое.       Ночные балахоны это, конечно же, женские. Да и ладно бы, что терять-то уже, только вот на каждом спереди прорезана аккуратная щель с подвёрнутыми краями и вышитой около надписью, прочитать которую могу и не пытаться. И если я на себя такое напялю, тут либо член будет мёрзнуть на улице, либо у жопы будет незапланированное проветривание. Зачем вообще такое шить?       Остались штаны, или, видимо, панталоны. В которые я самоотверженно… не влез. Тем более, они жутко колючие. Шерстяные, что ли… да. Шерстяные.       Приходится залезть под одеяло в чём мать родила. Тут чисто и уютно. Так, как будто все эти вещи сделаны в этом году и ни разу не использовались. Но если это парень — парень ли? — владеет воплощением воды и прохождением сквозь стены, то какие проблемы в создании чего-либо другого? Да-да, это разумно. Вдох-выдох. Спокойно. Инопланетяне что? Правильно, где-то содержат людей во время опытов. Что, если в каких-то подобиях домов? Что, если когда они собирали информацию о планете, у нас был примерно век пятнадцатый? Отсюда и замок. Да, наверное. Цветок только не вяжется, но и его как-то можно объяснить. Спокойно. Может, я и не умру и не отправлюсь на органы. Многие пострадавшие от подобных похищений вспоминают всё только под гипнозом. Значит, стирание памяти? Отлично. Я это забуду. Всё забуду. Можно и нужно говорить что угодно, соглашаться вообще на всё, не задавать никаких вопросов и не протестовать. Спо-кой-но. Какая разница, сколько раз поимеют мой зад, если в результате я об этом не вспомню? Может, что и разом ограничатся — зачем нужен один и тот же эксперимент в нескольких вариантах? А что, если и не насиловали вовсе, а просто брали… ну, не знаю, анализ микрофлоры кишечника? Если я не первый подопытный, то вполне вероятно. Потом какую-нибудь ушную серу или соскоб роговицы. Так всегда бывает, когда пишешь, допустим, диссертацию или докторскую на основе собственных исследований, но в конце обнаруживаешь, что не хватает мелких данных и пары экспериментов. Так что без паники, всё уже продумано и придумано, а опыты с мёртвыми телами всегда происходят раньше, чем с живыми объектами.       Если только меня, как лабораторную мышь, не усыпят вне зависимости от результатов эксперимента.