Шарлах

      Щупальца снова сжали меня плотным коконом, Шарлах тут же, без подготовки и разбега, прыгнул. Вцепился в камни на уровне второго этажа, повисел немного и прыгнул ещё раз, выше, перемахнул через замковую стену и соскочил с неё. Остро пахнуло смятой травой и взрытой, влажной почвой — сильнее, чем пахнет от монстра. По земле на всех шести конечностях он тоже не ходит, а прыгает. Я опять будто в кенгуриной сумке, и ох как не завидую австралийским детёнышам!       Бросает меня Шарлах чуть не на кости, я прокатываюсь боком по траве, ободрав кожу. Сажусь, зажимая ссадину на локте и не зная, что меня ждёт.       — Здесь?! — чудовище не то спрашивает, не то восклицает.       Как будто это не очевидно, и череп девушки не в считанных дюймах от моих ног.       — Ну… да, — жалко отвечаю.       — Фарид умрёт, — повторяет Шарлах. — Как она умрёт.       — А… а что с ней? — хочу спросить твёрдо, но голос предательски срывается на писк и хрип.       — Древо, — старается пояснить Шарлах. — Древо вырастет, Фарид — умрёт.       — Как вырастет? — тупо и тихо переспрашиваю. — Изнутри?       Шарлах не отвечает, глядя на меня своими пустыми глазами с блестящими стенками. Ответ прост, и я его знаю. Снова хватаюсь за живот. Да как же так? Не может быть, чтобы деревья росли из людей! Хотя и растительных монстров со щупальцами тоже не может быть.       — А как… как скоро? Сколько?       Шарлах меня понимает:       — Когда новая луна появится.       Месяц. Дерево из меня вырастет за месяц. Хотя какой там месяц, я умру намного раньше, чем такой дуб вымахает.       — Это больно?       — Больно? — переспрашивает чудовище, но понимает. — Нет. Плод зреет. Растёт одной ночью.       — Значит, хотя бы быстро, — бормочу. — А кто она? Твоя невеста? Тоже выбрала тебя, сорвала цветок? Каждое дерево в этом саду что, тоже так выросло?       — Не выбрала. Не Шарлаха, — монстр пытается ответить на все вопросы сразу. — Это — Шарлах.       Прижимает одну из верхних рук к коре дерева, растущего на костях, и оно как магии повинуется — от пальцев чудовища идёт вверх и вниз тонкая трещина, потом всё ширится и ширится, пока не образует дупло. Солнце бьёт внутрь ствола, и я вижу, что он пустой, розоватый, покрыт изнутри как будто тёмными сосудами. Это утроба. Шарлах из неё появился на свет. Выходит, эта девушка…       — Твоя мама… — я уже без омерзения дотрагиваюсь до сохранившихся завитков светлых волос, они влажные и пружинят. — Здесь лежит твоя мама. Просто так! Ты даже не похоронил её!       Почему-то это вдруг важно. Монстр не убивал её, по крайней мере, не специально. Но так и оставил. Конечно, для него она всегда была мёртвой, просто почвой для Древа, но человеком же!       — Похоронил? — Шарлах наклоняет голову.       — Закопал. В землю. Людей закапывают в землю, — терпеливо поясняю. — Как плоды. Как семена.       — Люди растут?       — Нет, — мотаю головой. — Мёртвые люди спят. И уже не пугают проклятых птиц.       — Закопать? — спрашивает Шарлах, и его щупальца, расплетаясь, расползаются по костям, трогают их, но не сдвигают.       — Да, — киваю. — Сделай это.       Монстр осматривается, находит место, наиболее свободное от кустарника, присаживается, почти ложится рядом с ним и смотрит на землю. И если раньше чудеса и превращения можно было хоть как-то списать на разновидность галлюцинаций или необычную биологию Шарлаха, то теперь это точно не обман зрения. Растения на земле шевелятся, тянутся прочь, ползут. Корешки травы вытягиваются из земли, расплетаются и медленно перебрасываются на две стороны. Весь верхний слой почвы как будто ожил, шевелится и освобождается от травинок, что скучиваются, пытаются втиснуться между остальных. Лишившись дома, суетятся и пытаются спрятаться от света мелкие насекомые, Шарлах вспугнул даже небольшую серо-коричневую жабку, что лениво поскакала ближе к ручью.       И вот скоро образовался участок земли безо всякой растительности, в форме неправильного овала. Шарлах осторожно ощупал его рукой, проверяя, не осталось ли ещё ему подобных, а затем копнул землю, как будто на пробу, и посмотрел на меня.       — Хорошо, я помогу, — опираясь рукой, хочу встать.       Но монстр уже меня не слушает, энергично разрывая землю верхними конечностями и отодвигая средними. И вскоре уже готова яма приемлемой глубины, но очень узкая для могилы. У Шарлаха, впрочем, появилось своё видение того, как нужно хоронить людей: щупальца обвивают кости несчастной, без труда выдёргивают их из земли и перемещают в яму одну за другой, аккуратно, но в беспорядке — рёбра на ноги, руки вперемешку с остатками извлечённого из-под ткани позвоночника… и поклясться могу, ни одно растение при этом и листа не утратило. Даже из-под замшелого платья монстр извлекает кости с филигранной осторожностью, а плетущиеся травы отпускают опоры сами, корни тоже медленно отползают.       Когда все кости скелета, вплоть до мельчайших, оказываются сложены на дне ямы причудливой фигурой, Шарлах осторожно поднимает череп, трясёт его так, что выпадают остатки почвы и, придерживая за нижнюю челюсть, опускает на остальные кости, как бы увенчав композицию. Видимо, доволен собой и спрашивает у меня:       — Хорошо? Остаётся здесь?       — Да, пусть так, — соглашаюсь.       Завитки полуистлевших волос разбросаны в траве, как и остатки одежды. Но сами кости теперь в земле, и это всяко лучше, чем было. Шарлах закапывает яму, уплотняя землю сразу, в конце концов получается такая же ровная прогалина, как и была. Но на этом импровизированные похороны не заканчиваются, — Шарлах сводит ладони вместе уже привычным жестом, и из них льётся вода. Обильно. Много. И тут я понимаю, где он её берёт: щупальца расползлись вокруг, прижались к ближайшим растениям, впились в почву. Одно даже обхватило «материнское» дерево. Он забирает воду у своих сородичей. Но не отнимает: когда последняя капля упала, ничего вокруг не завяло и не пожухло.       — Расти. Должна расти, — желает Шарлах.       Поляна теперь испытывает регресс — растения возвращаются обратно, вновь пытаются укорениться, теснятся, и вскоре уже ничего не напоминает о том, что здесь свежая могила. Объяснять Шарлаху, что люди, если их посадить в землю, не прорастут, бесполезно. С первого раза не понял — уже не поймёт. И девушку не волнует ничего много лет, а я беспокоюсь. Ну не придурок!       Тут о себе надо беспокоиться. Дерево прорастёт за считанные часы, но до этого у меня есть несколько дней. Где оно сейчас? Глубоко в кишках? Надо попробовать его вульгарнейшим образом высрать, но сначала избавиться от присмотра Шарлаха. Вдруг он, если не разгадает план, то решит, что я делюсь с ним «удобрением», которое тоже может оказаться внезапно «вкусным». Глубоко вдыхаю. Не хочется себе представлять подобное. Живот побаливает, но то ли на нервной почве, то ли от вчерашнего супа, а то ли добавки его просит, это Шарлаху хорошо — везде столовая. А зимой он как? В спячку впадает или радуется — снег-то тоже вода, и солнце светит? Не узнаю. Потому что не доживу.       Встаю, опираясь о ствол дерева, что «родило» Шарлаха. Ничего же особенного с виду, когда «утроба» закрылась. Кора, корни, ветки, листья. Может, форма у них немного необычная, смесь клёна и вяза, что-то такое. Но в парке или в лесу, не будучи полевым ботаником, пройдёшь мимо. Растёт и растёт. И внутри меня такое вырастет.       — Шарлах, — зову, и монстр поднимает голову. — Мне нужно в туалет.       — Туалет? — оживляется, это слово для него волшебное.       Киваю и протягиваю ему руку, что между нами уже наподобие условного сигнала. Но Шарлаху нужно всё и сразу — он не собирается меня никуда вести, а запускает мне под подол платья несколько щупалец, что тут же тянутся вверх, используя ноги, как опору.       — Нет, не то! — отскакиваю. — Отведи меня в замок!       — Замок? — Шарлах удивлён даже такому простому слову.       — Туда, — тычу пальцем и снова протягиваю руку.       Вот теперь слушается и стискивает мою ладонь. Такое ощущение, что я просто шантажирую его, как маленького ребёнка. «Не уберёшь в комнате — не получишь десерт!». Усмехаюсь своим мыслям и Шарлах, вышагивающий впереди, оборачивается и останавливается. Я ему ободряюще улыбаюсь, потому что не только попытаться избавиться от «нежелательной беременности» хочу, но и ссать, и побыстрее. Однако монстр чуть наклоняет голову и пытается искривить собственную пасть. Ничего у него не выходит, отвернувшись, он трясёт головой и снова ведёт меня. Кажется, его возможности подражания моему внешнему виду исчерпаны, но это монстра… расстраивает?       Вместо того, чтобы отвести меня куда нужно, Шарлах вновь притащил меня в большую комнату с камином и начал сооружать «гнездо» из всего того, что было аккуратно разложено совсем недавно. Мы так и не разделили понятия, и Шарлах предположил, что можно будет меня снова потопить в щупальцах и попытаться изнасиловать.       — Не, не такой «туалет»! — пытаюсь ему втолковать. — Когда много. Как в первый раз! Поссать хочу, короче! — психую.       — Поссать?       Вот же попугай необразованный! Такое ощущение, что его мать языку учила. А мёртвые, как известно, не особо болтливы. Кстати, а где его отец? Лучше не спрашивать, двух таких монстров рядом я точно не вынесу.       — Да, поссать. Там, наверху, — показываю. В туалет в конце коридора меня теперь силой не затащишь, тошнит от воспоминаний.       — Здесь, — упрямится монстр.       — Там, — настаиваю.       — Здесь.       Шарлах непреклонен, и щупальцами вдруг перестаёт складывать всякий хлам в кучу, приподнимает их почти угрожающе. Ну да, теперь мне никак уже не убедить монстра, что «опасно», сам же сознался, что нужно.       — Хорошо, хорошо, — соглашаюсь.       И тут же щупальца ползут ко мне.       — С условием, что ты не будешь меня трогать! Не трогай! Людей нельзя трогать, когда они ходят в туалет поссать! — убеждаю.       Шарлах вроде бы соглашается, по крайней мере, не препятствует мне отойти в угол и отвернуться. Если ему хочется, чтобы я зассал все комнаты — так тому и быть. Но как только кое-как задираю подол, монстр оказывается за спиной и просовывает вперёд по полу, между моих ног, пучок щупалец. Честно меня не касается, но это тоже раздражает.       — Шарлах, прекрати.       Тихо ворчит, это похоже на неудовольствие. Щупалец вокруг становится больше, и теперь я уже не смогу выйти из угла, не наступив на одно из них или пару.       — Хорошо, — сдаюсь. — Но после этого мне нужно будет побыть одному. Одному, понимаешь?       — Нет, — произносит Шарлах категорично. — Не один.       — Я никуда не убегу. Можешь меня запереть, как ночью. Там, в башне, — указываю свободной рукой наверх.       — Нет.       — Тогда я не буду делать тебе вкусно, — притворно сержусь.       Монстр, кажется, размышляет, и жадность в нём берёт верх:       — Фарид один. Ночью.       — Договорились, — выдыхаю и решаю всё-таки душу и тело облегчить.       Глаза закрыл и отвернулся вдобавок, потому что знать не желаю, что же там происходит. По звуку только понятно, что до пола ни капли не долетело, а щупальца шелестят. Закончив и стряхнув, открываю глаза и тут же отскакиваю, споткнувшись при этом и зашатавшись.       Потому что Шарлах весь переместился в угол и сидел там всё время, значит, я прямо на него…       Упасть мне не даёт, перехватив за талию одним из щупалец и без труда удержав. Никаких следов варварского нарушения санитарии вокруг нет, впитались в это зловредное растение. И я получил только временную амнистию — за одним обвившим меня щупальцем следует второе, третье, они лезут под платье, тискают ноги, и прежде, чем успеваю возразить, уже поднят ими на небольшое расстояние от пола. Сам Шарлах встаёт на ноги и тащит меня в свежесобранное «гнездо» за собой.       В нём тут же избавляет меня от одежды и кладёт на горку подушек. Я бы и сбежал, потому что щупальца втянулись и меня не держат, только вот Шарлах совсем близко и с весьма своеобразным намерением: обхватывает мне ноги четырьмя руками, у щиколоток и колен, разводит в стороны, придвигается ближе, ложится и высовывает язык. Чтобы тут же оплести им мне член, сжать его, а самым острым кончиком — забраться внутрь. Это и больновато, так что я пытаюсь вырваться, и приятно, потому что встаёт у меня почти сразу.       — Ш-шарлах, — хочу попросить его прекратить, но куда там.       Монстр мой член просто проглатывает. И внутри его рта… не знаю. Слюна ли, древесный сок, смола или слизь, но это тут же обволакивает член, стекает по нему, как только язык вновь сжимается.       Смотрю вниз, желая вызвать у себя реакцию отторжения и прекратить всё это. И да, там — монстр. Обхвативший мои ноги, распустивший щупальца вокруг, отчего напоминает гигантского кальмара, замерший, с тусклыми глазами. Он двигает только языком, этого я уже не вижу, но остро чувствую — медленно, ритмично, последовательно сжимая и разжимая витки-кольца, чуть сдвигая их вверх и вниз. Щедро залив всё соком. Внутри члена кончик языка едва шевелится, от этого и щекотно, и хочется снова ссать, и кончить до рези. И не страшно, чёрт возьми! И не противно!       Пытаюсь думать головой, втолковать себе же: «Смотри, чувак, это же монстр, монстр!», но член у меня собственного мнения на этот счёт и диктует приоритет, да такой, что я уже через несколько секунд откидываюсь на подушки, стискиваю бахрому на них в кулаках, закусываю губу и пытаюсь не издавать никаких звуков. Как убеждаю себя, чтобы не потерять остатки самоуважения. Но предательски знаю, что для того, чтобы не спугнуть Шарлаха, чтобы он не начал переспрашивать что и как, не перестал, не прекратил…       Кончаю, бесстыдно подаваясь бёдрами навстречу ему, глухо мыча. Быстро. Так быстро, как у меня и при первом сексе не было. И никогда ещё не было так… так приятно. Мне делали минет и профессиональные «жрицы любви», и влюблённые в меня девушки, я спал и с теми, и с другими, пробовал и анальный секс, и под наркотиками, и с применением всяких «игрушек», но такого… такого точно не было. И быть не могло.       Но самое, может быть, забавное, что для Шарлаха это и не секс вовсе, а угощение со мной в роли главного и единственного блюда — моё взмокшее тело оплетают щупальца, монстр выпускает член из пасти, как ни странно, абсолютно сухим, и облизывает мне живот.       И вот сейчас голова уже включается, мысли становятся на место. Он заботится обо мне. И животе. Ждёт, что внутри разовьётся семечко Древа, в конце концов вырастет и, не знаю, вылупится… новый маленький Шарлах. Да ещё и питается мной, и не запустит ли щупальца в останки, когда меня разорвёт изнутри, а кровь уже будет не «опасно»?       Я снова чувствую себя жутко беспомощным, кажется, что все мои попытки избавиться от растущего внутри плода будут заранее обречены на провал, как и попытки сбежать. Не может же быть такого, чтобы дети этих существ не были защищены от подобного. Человеческую беременность прервать тоже весьма непросто, и у самой женщины в таких условиях ничего сделать не получилось бы.       Только если опять украсть нож, но уже не для того, чтобы убить Шарлаха… нет. Я умру от болевого шока и потери крови. Значит, одно. Сбежать. Сбежать, пока не истёк месяц, доехать до ближайшей больницы и пусть уже врачи разбираются, как меня спасти. Этой ночью останусь один, и если никак не получится избавиться от этой хрени глубоко в кишках, то обязательно сделаю верёвку и крюк. Может, раздобуду нож. Ещё переговорю с Шарлахом, вдруг он окажется настолько наивен и любезен, что запрёт меня не в одной комнате. Или вовсе запирать не станет. Аргумент для убеждения найдётся — к вечеру точно захочу поссать.       Закончив меня облизывать и облапывать, отчего я стал не грязнее, а чище, Шарлах втягивает щупальца, сплетает их в хвост, садится и внимательно меня осматривает.       — Что? — я тоже сажусь.       — Останься здесь.       — Я и так здесь, — раздражаюсь.       Шарлах не находит слов, чтобы свою мысль как-то пояснить, наоборот, действия у него совершенно противоположные — протягивает мне руку.       Хочется немного полежать, отдышаться, но опять чувствовать себя кенгурёнком не хочется, поэтому встаю и за монстром следую. Он подводит меня к шкафу у стены, огромному, одна створка у которого с крыло от мельницы размером, распахивает его и подталкивает вперёд.       Наверное, в знак особого своего расположения, разрешает мне выбрать. Ага. Из всего многообразия совершенно одинаковых на вид белых платьев. Зато тут есть ещё кое-что, что достойно внимания. Кружевные бриджи. Теперь я уже точно уверен, что называется это панталонами, но всё равно. Не из шерсти они зато и размером вроде подойдут.       Вот их напяливаю с удовольствием, немного жмут в бёдрах, но, мать их так, это штаны. Наконец-то штаны. В которых я выгляжу так глупо, что платье всё равно приходится напялить. Но не только потому, что я бы сам с себя смеялся. На таком наряде настаивает монстр, а его слушаться всё же приходится.       Как только наряжаюсь, Шарлах выводит меня из замка во внешний двор. Тоже не обсуждается, видимо, все солнечные дни я должен буду проводить на свежем воздухе. Под солнцем и у воды. Потому что внутри меня развивается грёбаное Дерево!       Живот ноет, но уже больше не от нервов, а от голода. А Шарлах и не беспокоится — довёл меня до ручья, отпустил, сам улёгся на солнцепёке и греется. И мешает мне искать пути к побегу, а я как раз сейчас планировал добраться до того места, где ручей впадает в стену или вытекает из неё, и попробовать сунуть руку туда и пощупать с другой стороны — вряд ли каменная кладка очень толстая. Узнаю хотя бы, существует ли ручей снаружи замка и имеет ли он те же свойства.       Значит, монстра надо как-нибудь отвлечь, но можно убить двух птиц одним камнем.       — Шарлах, я есть хочу. Ты принесёшь на кухню плодов?       — Плоды. Есть, — уточняет.       — Да, туда, — машу в сторону замка. — Принеси.       Как только он срывается с места скачками, едва не добавляю: «…хороший пёс». Но на шутки времени нет, мне срочно нужно добраться до стены.       Благо, до неё не так уж далеко, а платье мне немного маловато и за счёт этого коротко — не цепляется за пни и ветки. Решительно сую руку в воду, став на колени перед истоком ручья — о безопасности таких экспериментов беспокоиться не приходится, жизнь на кону.       — Не получится.       Холодный голос без эмоций. Кажется, он звучит прямо у меня в голове. Отлично, я уже с ума схожу. Ничего, на воле всё исправят, психотерапевты свои деньги отработают.       — Не получится, — вновь повторяет голос. — Вода не пустит тебя.       Если он — галлюцинация, то невероятно, что оказался прав за секунду до того, как я нащупал пальцами ледяную упругую стену внутри ручья. Вода без проблем вытекала из неё, но я не мог её пробить. Магия, повсюду сраная магия!       Резко сев, вытер руку о подол и нервно разорвал его по боковому шву. Платье, бля! Херня полная! Если ещё и над стеной такой же твёрдый воздух, то всё, я погиб.       — Таков договор, — голос как будто издевался.       Не буду же я собственной психопатии потакать! Резко вскакиваю и шагаю вдоль ручья обратно, но вдруг замираю. Слышу плеск позади, оборачиваюсь.       Лошадь. Из воды высовывается чёрная лошадь до середины живота, и ей так, видимо, удобно — опёрлась копытами о берег, словно зацепившись за него и держась. Зная свойства ручья, так и есть. Остального её тела в воде не видно, только на поверхности плавают отдельные завитки длиннющей гривы. А ещё глаза у лошади необычные — светло-серые.       Буря мыслей проносится в голове тут же, и голос мне отвечает. Только не мой он, а принадлежит лошади, могу поклясться. Потому что знает то, чего я не знаю:       — Я Проводник. Но не для тебя. Для Хранителя.