Шарлах

      Сил у меня оказалось меньше, чем я себе навоображал, поэтому вместо побега, пока Шарлах отправился бродить по замку, а то и нескольким, я героически уснул, а проснувшись, едва смог пошевелиться. Шарлах от щедрости натащил в «гнездо» наверно все украшения, которые были. И они жутко много весили, покрывая одеяло блистающим миллионами граней ковром. Золото, серебро, бриллианты и десятки других драгоценных камней искрились в отсветах огня камина. Настоящие. Ничего из этого не было бижутерией, не нужно было быть ювелиром, чтобы понять. Кольца, браслеты, броши, колье и кулоны, диадемы и тиары… не было жемчуга. Странно, но и продав любую из этих вещей я стану сказочно богат. А ещё… поклясться могу, что многие из украшений уже где-то видел. Окончательно убеждаюсь, что тут сотни не просто цацок, а музейных копий, когда замечаю «Сердце океана», а затем корону Марии-Луизы, но не в бирюзе, а в изумрудах!       Шарлах тут же, подпихивает ко мне щупальцами то одно, то другое. Я разглядываю камею-кулон. Снова растительный орнамент. И работ того же Фаберже тут нет, как и милых ключиков от Тиффани… очень избирательно и странно всё.       — Ты случаем не музеи ограбил? Лувр там, музей Виктории и Альберта? Метрополитен? Вашингтонский?       — Музеи?       — Так, — тру виски. — Прямым текстом спрошу. Как здесь появились эти драгоценности?       — Принёс, — абсолютно логично отвечает Шарлах.       — Это я понимаю, — стараюсь сохранять спокойствие. — А в замках они как появляются?       — Дары невестам. Их приносят, замок хранит. Уносят. Невеста не должна ни в чём нуждаться.       — Ага, на свободу это не распространяется. И на X-box.       — Фариду должны принести дары, — убеждённо утверждает Шарлах.       — Вот тут беда, понимаешь ли. Никто там, — киваю в сторону окна, — не знает, что я здесь. Никто не помнит о каком-то там растении, которое благословляло поля, а невесты — просто глупая традиция. Дед и сёстры думают, что я заблудился в лесу, утонул в озере или меня волки сожрали. Или маньяк украл. Вот на это-то больше всего и похоже.       — Маньяк?       — Как бы тебе объяснить… — вздыхаю. — Это тот, кто похищает других, держит взаперти, причиняет им боль. Убивает. Никого не напоминает?       Шарлах задумывается. Молчит долго, иногда шевеля щупальцами, яркость глаз меняется. В такой момент он похож на какую-нибудь технику в спящем режиме — питание подаётся, но никакой работы, только индикатор. Я продолжаю перебирать украшения, но первый восторг уже прошёл. Конечно, моё желание стащить пару-тройку вещичек с особо крупными бриллиантами никуда не пропало, я даже начал подбирать их, взвешивая на ладони. Но головная боль и слабость, а ещё барабанящий в окно мелкий дождь угнетали.       — Фариду больно? — Шарлах после размышлений пришёл к ему одному понятным умозаключениям.       — Сейчас — нет, — обманываю. — Но когда твой ребёнок начнёт расти, это будет ещё как больно! И напомнить тебе о том, что ты делал со мной в лесу? Отчего у меня такие следы?       Тру запястья. Как он меня вообще не придушил? Может, и жаль, что не придушил… так, нужно отставить хандру. Я ещё жив, значит, не всё потеряно.       — Помню, — невозмутимо отзывается Шарлах.       Дуб дубом же. Даром что разумный. Помнит. А выводы сделал?       — Обязательно было так делать? Душить меня, приволакивать в это «священное место», мало того, что изнасиловать, чуть не убить там!       — Отец не учил меня.       — Давай, свали всё на отца! — злюсь, с раздражением сталкивая с одеяла драгоценности. – Он же мёртв, возразить не сможет!       Упоминание о смерти родителя Шарлаха на вид расстроила. Он сел на край гнезда «по-собачьи», и разглядывает упавшие драгоценности. Молчит. Вот пусть и подумает о жизни!       Заворачиваюсь в одеяло плотнее. Снова озноб, а это плохо. Пить почему-то не хочется. Хочется только спать. Но Шарлах даже задремать мне не даёт, тормоша за плечо щупальцем:       — Фарид, Проводник здесь.       — И что? — раздражённо ворчу. — Зачем мне эта колченогая лошадь?       — Пойдём, — непреклонно толкает меня Шарлах.       — Куда пойдём? На улицу? Нет, знаешь ли, если тебе дождь — это еда, то мне — смерть! Я и так болен, чтобы ещё в одних чулках там глубину луж измерять!       — Зачем? — интересуется Шарлах.       — Говорят так, потому что не знаешь, какой глубины лужа, в которую наступишь. Вообще-то мы, — сев, подтягиваю одеяло к подбородку, — через кожу не питаемся, и холодной воде с неба не радуемся. Ты меня уже облил, птица обожгла — я заболел. Ещё раз прогуляюсь — заболею так, что завтра умру. И я не шучу.       — Надо идти, — Шарлах настаивает.       — Никуда не пойду, — продолжаю протестовать. — Тебе надо, ты и иди.       На удивление, Шарлах не стал меня заворачивать в кокон из одеяла щупальцами, а, постояв, уходит.       С наслаждением откидываюсь на подушках и вытягиваюсь. Сейчас я не пленник, а наложник какой-то. В одних чулках, на шикарных одеялах и в окружении россыпи драгоценностей. Паранджу нацепить только на лицо или как там этот платок называется, и пирсинг в пупок. И всё, хоть порно снимай про будни гарема султана. Ага. Только лицо мне прикрыть потому придётся, что борода отросла, а не для пущей таинственности. Шкрябаю щетину с характерным звуком. Зря, теперь все лицо чешется. Ну в средние века вроде всякие аристократы бороды брили, может, в замке найдётся что-то вроде бритвы. Или они ножами брились? Или вообще не брились? Да не, должны были. Только вряд ли Шарлах разрешит. Отнимет, заявит, что «опасно».       Интересно, а чем я в таком случае убить его планирую? Ещё и во время разврата, когда он брюхом кверху валяется? Прямо на кухне с ним возлечь, на трупе очередной невинно задушенной зверюшки? Бр-р. Но может, и без убийства сбежать получится и зря я не согласился к коню идти? Он точно знает больше, чем говорит. Точнее, слишком громко в чужих бошках думает. Если бы он был человеком, сказал бы, что он из тех, кому нравится иметь власть. Чтобы его все о чём-то просили, умоляли, пресмыкались. А я что. Я готов. Подумаешь, поцеловать копыто и в слезах-соплях на коленях поползать. Зато жив останусь, а если из леса выбраться успею до того, как дерево внутри проснётся, то ещё и относительно здоров. Физически. А психиатры, боюсь, заебутся моё душевное равновесие из клочков собирать. Зато таблеток навыписывают, год-два попью, на третий буду уверен, что Шарлах мне приснился.       А вот сейчас он вполне реальный, и на свиданку с конём единолично уходить не хочет. Потому что вернулся за мной, можно сказать, что во всеооружии. Принёс очередное невообразимое и неизменно белое платье, но к нему ещё и накидку. Удивляющую меня прежде всего тёмно-синим насыщенным цветом, а ещё меховой отделкой. Мех, судя по блеску, натуральный, а вот накидка — из обработанной кожи. Такой древний дождевик, что ли?       Приходится из одеяла выбираться, потому как всё равно Шарлах меня оттуда щупальцами вытащит. Без травматизма, конечно, но с дискомфортом. Я недостаточно расторопный и достаточно «вкусный». Щупальца всё равно охватывают, а лицо мне Шарлах облизывает, наклонясь. Я уже не сопротивляюсь ничему — так всё быстрее закончится, а объяснять этому дубине какие-то тонкие материи вроде личного пространства заведомо бесполезно. Язык липкий, скребёт мне по щетине с неприятным звуком. Озадачившись, Шарлах отмечает это, отстранившись:       — Шипы?       — Что-то вроде того. Но от тебя не помогут, поэтому я бы от них избавился.       — Как?       — Мы называем это «бритьём». Потом расскажу, ты ж от меня с этой лошадью не отстанешь?       — Проводник? — уточняет Шарлах.       — Он самый. Ты что, никогда лошадей не видел? — спрашиваю, пока при помощи щупалец забираюсь в платье снизу.       — Нет.       — Ну животные такие. Люди на них ездят. Точно такие же, как Проводник этот твой, только хвост не от рыбы. Только не говори, что ты не знаешь, как выглядят рыбы!       — Рыбу знаю.       — Вот чаще к людям надо ходить! — ворчу. — Да они у тебя даже в книге нарисованы!       — Проводник нарисован.       Ну да, с талантом того художника, что их изобразил, можно не только кусты от жопы не отличить, но и вообще за ушастые баклажаны их принять. И лучше бы он постарался над внятным рисунком полового акта, чтобы даже до последнего бревна с короедами в башке дошло, что должно быть у человека между ног, чтобы его считать невестой, и куда именно надо пихать всякие пестики с тычинками! А то как платья с листиками и птичками, так талант! А мне теперь шурши подолом!       Мех на накидке оказывается неожиданно жёстким и упругим. Зато изнутри она подбита тонким стриженным. Похоже, что кролик, но я не разбираюсь. Главное, что в ней так тепло, что я бы в ней насовсем жить остался. Ещё и карманы изнутри нашиты на уровне пояса! Это ж сколько в них можно брюликов насовать! Накидка и платье, конечно, хорошо, но есть ещё одна проблема.       — Шарлах, у меня нет обуви.       — Обувь? — удивляется.       — Ты серьёзно? — выдыхаю, поводя плечами. — Тогда, как в старые времена. Сапоги, сандалии, туфли, ботинки, кеды, кроссовки?       — Нет.       — Никаких ассоциаций?       — Ассоциаций?       Я готов заорать от перспективы объяснять всё подряд. Поэтому просто демонстрирую Шарлаху ногу, туго обтянутую плотным чулком, и заявляю:        — Поверх него что надевают?       — О! — и глаза Шарлаха вспыхивают.       Уносится из комнаты быстрой рысью. Облегчённо вздыхаю. Неужели у меня будет, что нацепить на ноги, чтобы не гулять по этим жутко холодным полам до хронического воспаления почек? Если только мой размер найдётся…       Размечтался. Вместо пары туфель на каблуке или чего-то хотя бы отдалённо похожего на домашние тапочки, получаю… отрезы шёлковых лент.       Спросить ещё не успеваю, зачем они, как Шарлах всё наглядно демонстрирует. Бесстыдно задирает мне щупальцами подол и повязывает одну по верху чулка плотно и аккуратно, оформив сбоку что-то похожее на бантик. И то же самое проделывает с другой ногой. Ясно. Это такие допотопные подвязки. И не знал бы, да спасибо порносайтам.       — Обувь? — с надеждой интересуется у меня Шарлах.       Не хочется его сильно разочаровывать, похоже, он собой очень гордится. Но приходится:       — Не обувь. Эта штука называется подвязки. Хорошая вещь, конечно, но ноги от промокания не защитят. А людям нельзя мочить ноги.       — А купаться? — Шарлах крайне логичен в своих, хоть и тупых, вопросах.       — Купаться тепло. А от дождя мы заболеваем, — для убедительности хлюпаю носом. — Так что я пойду с тобой только в том случае, если ты мне добудешь обувь.       Похоже, осознание этого изобретения человечества Шарлаху не знакомо. Но логика по-прежнему с ним:       — Фариду не нужно мочить ноги и всё?       Я бы хотел разныться о своей жизни, но с разумным деревом не прокатит. Ещё хуже сделаю — и так гиперопека постоянная. Поэтому просто соглашаюсь, кивнув и для убедительности угукнув.       Шарлах снова радуется — это можно понять по освещению глаз и лёгкому вздрагиванию щупалец. А ещё он без труда подхватывает меня средней рукой под привередливую задницу и поднимает на уровень груди, так, что моя голова оказывается выше, чем его. Без усилий, небрежно. Сидеть, как ни странно, так удобно, особенно когда и верхней рукой перехватывает меня поперёк туловища. Но жутко осознавать, какой он на самом деле здоровенный и высокий, когда стоит на задних лапах. У меня ноги болтаются высоко над полом. Как будто мне три и отец несёт домой. Только вот Шарлах решает, что это опасно, и заботливо одёргивает на мне платье.       Хотел бы я себя сейчас видеть. В платье с кучей юбок с оборками, в чулках с подвязками и с накидкой на плечах. Больного, злого и небритого. На руках у монстра. Хотя, с другой стороны, от такого образа потом ни один мозгоправ не поможет, просыпаться буду обоссавшись.       Никаких трудностей Шарлах не испытывает и с передвижением. Ходить прямо он уже научился, больше не выглядит, как канатоходец, которому канат маслом намазали. Уверенно цокает по плитам коридора. Кстати, я так и не рассмотрел его ноги нормально. Что там? Копытца? У деревьев бывают копыта?       Зато они уж точно есть у Проводника, хоть и два. И он ими весело плюхается по лужам на дорожке перед замком, активно разгребая воду хвостом. Вот кому погода в радость! Но, завидев нас, принимает снова серьёзный вид, тянется узкой мордой к полоске мокрой травы. Будто бы так всегда и было, просто пасся, подёргивая ушами.       И вроде бы я наблюдаю за ним, но взгляд неестественно-серых глаз становится неожиданностью:       — Хорошо, что ты тоже пришёл. Ты же убил цицимиме, не Хранитель?       Вспоминаю крошечную птичку и машинально смотрю на ладонь. Даже следов от шрамов не осталось. Из слюны… сока Шарлаха можно такую мазь сделать и продать формулу фармацевтической компании, что до конца дней своих будешь светило науки с личной яхтой. Только вот с поставкой сырья могут быть проблемы.       — Ну и чушь у тебя в голове, — ехидно комментирует мои мысли Проводник.       — А я тебя к себе в голову тоже не звал, — ворчу вслух. — Хотел ты чего?       — Вы молодцы, конечно. Герои, мир спасли. Только убираться кто будет?       Проводник отводит взгляд, раздражённо мотает головой, словно отгоняя несуществующее насекомое. Всего лишь так указывает на чёрные обугленные палки около ручья. Я из-за искалеченных настоящих деревьев и зрения не сразу понимаю, что это не ветви, а кости мёртвой огненной птицы.       Шарлах что-то невнятно ворчит. Я спиной слышу рокот в его груди. Интересно, у него лёгкие есть? Ну, он не дышит ими уж точно. Но звуки же как-то издаёт!       Проводник к нам интерес утрачивает, обретя для него новый предмет — особо сочные листья кустика и мелкие незрелые ягодки. Интересно, ему работать не пора? Может, пока он тут чавкает, в другие миры огненные птицы вырываются. Так бы и дёрнул его за чешуйчатый хвост! Но нельзя, коняга эта точно знает, как из замка сбежать, причём даже не убивая Шарлаха.       Если его вообще можно убить. Не дышит, сердца нет — не бьётся. Тем более, разве он не дерево? Почти такое же, какое обвивает щупальцами нежно, поглаживая растрескавшуюся кору. И через неё то там, то тут начинают пробиваться робкие росточки. Нежно-белые, иногда жёлтые, но совсем не слабые на вид. И пока отрастают те, что повыше, нижние уже крупнеют до ветвей и робко зеленеют. А ещё к Шарлаху тянется уцелевшая трава, и из пепла растёт новая, заплетаясь живым ковром.       Живым. Прикоснувшись к гладкой, совсем молодой и тонкой, как кожица фрукта, коре снова выросшей ветки я ощущаю смутную вибрацию. Сок? Или жизненная энергия?       Шарлах пользуется магией щедро и беззастенчиво, касаясь то одного, то другого дерева, ступая по молодой траве. Как какой-нибудь бог плодородия. Может, легенды оттуда и пошли? Конечно, невесты для расы Шарлаха больше подошли под визуализации богинь. Исида, Деметра, Флора… девушки, которые шли босиком в лапы чудовища. А потом наступала весна и изобилие. Только эти Аиды своих Персефон обратно уже не отпускали.       Шарлах вдруг словно спотыкается на ровном месте, покачивается. И следующий шаг даётся ему уже с трудом, и следующий… ходить разучился?       — Шарлах? — оборачиваюсь к нему.       Он чуть приподнимает голову, так, что на лицо попадает дождь и стекает по коже-коре в веерных шрамах. И его не беспокоит, когда она затекает в глаза. Веки у него для того, чтобы слегка щуриться, и не более.       — Да, Фарид?       — С тобой всё нормально?       — Устал, — честно признаётся. — Пойдём.       Отпускает щупальцами очередное излеченное дерево и направляется к ручью. И вскоре я уже вижу остов птицы, распростёртый на выжженной земле и камнях, во всей устрашающей красе.       Теперь кажется, что это и не птица была вовсе, а… дракон. Я замечаю и небольшие передние лапы на груди, и ряды острых зубов в распахнутой в немом крике пасти. А ещё то, что у неё совершенно нет плоти. Только кости, причём как у больного животного – парные немного отличаются по размеру и цвету, как и когти, и даже зубы. Череп вообще искривлённый с такими острыми углами, которые бы точно пробили шкуру, если бы она была. Как будто птица — чудовище Франкенштейна, или собрана из неверных, но похожих блоков «Lego», вроде и по инструкции, но что-то не так.       Шарлах же точно собирается отдохнуть. Бесцеремонно заломил у птицы крыло, убирая пластины, и опускает меня на камни под ними. Пятачок сухости подо мной быстро сужается до подола платья, и скоро ноги у меня замёрзнут. Но не обидишься же — не промокают.       А Шарлах, как будто ему мало дождя, забирается в ручей, садится. Он для него как всегда мелкий. Может, дело и не в самой воде, а в магии? Вот эта вот бесконечная глубина, по которой можно путешествовать хоть мне, хоть коню, хоть огненной птице… как там Проводник её обдразнил? Так вот, это очень сильное колдунство! Но стоять просто так под дождём не весело.       — Шарлах, ты меня вообще зачем с собой взял? На тучи посмотреть или на вот это? — легко пинаю ближайшее ребро птичьего скелета.       — Мы будем его хоронить, — заявляет Шарлах.       И вот даже и возразить ничего не могу. Во-первых, «мы» это значит вместе. Во-вторых, мне придётся что-то делать, и судя по размерам убитой, как считает Проводник, мной птицы, я устану. А в-третьих, выкопать для неё могилу даже со способностями Шарлаха — это как окоп для конной стрельбы с танка из положения стоя в стременах! И не одного танка…