Шарлах

      Руки подрагивают, когда доцарапываю последнюю руну. Неужели. Неужели всё так просто? Глубоко вдохнув-выдохнув, успокоившись, перецарапываю и на другую руку Знаки. Конечно, ещё более криво. Надеюсь, Шарлах не заметит такой ничтожной перемены во мне. Хотя куда ему, пню, он и щетину-то заметил только тогда, когда облизнул. Почёсываю щёку. Зараза. Бородатая невеста — это что-то.       Поозиравшись, сую в карманы плаща-дождевика ещё несколько небольших, но изящных безделушек — вряд ли Шарлах считает богатства, судя по тому, как обращается с ними — всё рассыпано и перепутано, завалилось в одеяла, подушки и куски тканей. Но разве они имеют для него какую-то ценность, кроме как «невесте» в подарок?       А были ли нужны самим невестам, запертым в замке и обречённым? Может, каждая из них пыталась спастись, может — никто. Надо спросить у Шарлаха, но как-нибудь ненавязчиво и аккуратно это сделать, чтобы он не всполошился. Покрутив в пальцах кулон и глянув через него на огонь, окончательно успокаиваюсь. Нужно вести себя так, как вёл раньше. Естественно. Я задавал вопросы — и буду задавать. Замок, по крайней мере этот, предназначен для того, чтобы в нём жили именно люди, и жили долго — запасы масла и материи, постройки во дворе, полноценная кухня и убранство множество комнат это доказывают. Но зачем, если вся цель Шарлаха и ему подобных до него — размножение? Что стоило оставить меня там же, где насиловал — внутри старого дерева, иногда подбрасывая еду и воду? Или запереть в каком-нибудь каменном колодце и ждать, пока ребёнок прорастёт? К чему вся эта забота, чуть ли не игра в семью?       Сжимаю кулон до боли в пальцах. А что, если девушкам до меня просто не говорили об их участи? Что, если только рано осиротевший Шарлах попался такой честный? Может, тут раньше кипела жизнь — жила не только пленница, но и её слуги? И никуда сбежать и не хотела — роскошь, богатство, сытость.       Сажусь ровнее, отбрасываю кулон. А почему нет? Что, если никакого ритуального акта оплодотворения не было, а если и был — сильно ли он отличался от средневековой брачной ночи? Те, кто до меня нуждались в сорочке с прорезью, точно не были мастерицами постельных дел. Полная темнота или завязанные у девушки глаза — и не было никакого монстра, по доброй воле жениху отдалась, роль которого мог сыграть кто угодно за дармовые бриллианты.       Шарлах мало развит, но достаточно разумен. Каким был его отец и предки, если у них с людьми был союз? Дикими? Очень сомневаюсь. У него же и спрошу. С побегом эту информацию не связать, так что точно ответит. А если где-то здесь проживали условный повар и конюх, а также тот, кто играл роль подсадного жениха — должно что-то кроме опротивевших платьев найтись!       Развязав дождевик, откладываю его в сторону. С платьем приходится повозиться, но всё равно его стаскиваю с себя и с наслаждением отбрасываю прочь. Чулки долго дёргаю — подвязки затянулись на них слишком плотно, но тоже стягиваю. Дурацкий маскарад. Как бы Шарлаха убедить, что невесте всё это не нужно?       Он, кстати, вернулся. Прокрался в комнату почти неслышно, ступая по разбросанным накидкам и тряпкам. Валяющееся платье переступил и протянул мне цветную книгу. Но как только я хочу её взять, отдёргивает щупальца.       — Буду держать. Фарид — читать.       — Ну хорошо, хорошо! — нервно соглашаюсь. — Но её темно разглядывать, ты хоть свет зажги.       — Огонь? — уточняет Шарлах.       — Если ты тут найдёшь электрическую лампочку, зажги её.       — Лампочку?       — Любой светильник, — выдыхаю. — Не видно, что какого цвета.       Думает Шарлах как всегда — замерев и долго. Ну что взять с растения, чем он там вообще соображает? Корой или почками? Соком? Решение у него странное. Протягивает книгу, кладёт мне на закутанные в плед колени. Наставляет:       — Хранить. Не читать.       — Ладно, ладно, — тут же соглашаюсь. — Как я прочту, свет нужен.       — Свет будет, — обещает Шарлах.       Снова уходит. Конечно, подмывает тут же начать листать, но я веду себя примерно и прилично. Шарлаха нет смысла злить, как и нет смысла теперь с ним воевать. Лучшая защита — это отвлечение. Сколько мне понадобится времени, чтобы начёркать на берегу ручья руны? Минута? Попроситься погулять тоже будет вполне нормально и естественно. Когда только кончится этот жуткий, холодный дождь.       Горло, как ни странно, уже не болит — похоже, чудесное варево по рецепту коня помогло. Не удивлюсь, если Шарлах туда плюнул или со щупалец сока нацедил целебного. Зелёная аптека, тоже мне. Хмыкаю.       Разглядываю обложку доверенной книги. Яркая абстракция переплетённых узоров. Я и не ждал названия, но что-то вразумительное могли же изобразить? Может, это и не книга вовсе, а чей-нибудь скетчбук?       Шарлах моей послушностью остаётся доволен. По крайней мере, книгу не отбирает тут же и ничего не говорит. Я же не могу сдержать восторга:       — Ух ты!       Абсолютно искренне поражён. Лампа, которую принёс шарлах, похожа на какой-то магический артефакт — огромный шар, разрисованный под Луну, лежащий в керамической лодке. Тонко выполненной, раскрашенной, как настоящая, даже с маленькими вёслами и продетыми в петли канатиками-верёвочками. Материал выдаёт только блеск. Шарлах щурится, и пододвигает поближе маленький столик, на который водружает это чудо.       — Так она не светит, — озадаченно заявляю, оторвавшись от разглядывания пятен на шаре, которые, могу поклясться, в точности повторяют лунные моря.       Но Шарлах уже наготове с зажжённой от камина щепкой. Просовывает её в небольшое отверстие в лампе сверху. Удивляюсь второй раз. Оказывается, сама Луна — стеклянная, половина у неё прозрачная, а вторая — нет, и сильно зеркалит. Пятна-моря, которые казались нарисованными на поверхности, на самом деле изнутри. Вогнутая форма работает, как линза — от крошечного плавающего в масле фитиля света, как от обычной электрической настольной лампы.       Ещё немного полюбовавшись чудом функционального дизайна, наконец открываю книгу. Шарлах не протестует — решил доверить мне своё сокровище. Но фосфоресцирующих глаз с неё не спускает, да и меня никуда в «опасное» место не выпустит — обвил щупальцами вокруг, как оградой.       Не убегу и не собирался. Нагребаю под спину побольше подушек, одеяло подтягиваю повыше. Удобно, светло. На первых страницах книги ничего не изменилось — всё то же отплытие с острова, больше напоминающее выпадение из шипованной вазы, и то же напутствие от тёмного бога.       Следующий разворот одновременно более конкретный, но и трудно расшифровываемый. Уже знакомый мне рисунок рассматриваю внимательнее, чем в библиотеке. Маленькие человечки теперь путешествовали по серо-зелёным полоскам по охристому полю, чтобы собраться вокруг большого раскидистого определённо кактуса. На нём сидел вполне узнаваемый орёл, держащий в когтях змею. Значит, это книжка либо из нашего мира, либо из очень похожего на наш.       — Что это может значить? — интересуюсь у Шарлаха, как будто он подскажет.       На удивление, да.       — Город. Дома, — указывает кончиком одного из щупалец на незамеченные мной галочки и квадратики.       — Получается, люди приплыли с какого-то острова на материк, и основали город ради этого вот кактуса? — постукиваю по картинке.       — Птицы, — резонно замечает Шарлах.       — Тогда это из одной с тобой секты ребята, — ворчу.       — Секты?       — Ну, ты тоже всяких этих птиц защищаешь. Не пугать их, всё такое.       — Птицы — друзья, — неожиданно заявляет Шарлах в ответ. — Птицы есть в мире, откуда мой отец и все до него.       — Надеюсь, они у вас не огненные, — нервно хмыкаю.       — Крыльев три, — сообщает мне Шарлах любопытные подробности. — Огня нет.       — Ты их что, видел?       — Нет, — головой Шарлах не качает, но глаза тускнеют. — Хотел бы увидеть.       Больше ничего не переспрашиваю. Если сбросить со счетов то, что я вот-вот подохну, Шарлаху можно даже посочувствовать. Осиротевший, без возможности покинуть это место надолго, всего лишь хочет увидеть родину своих предков и птичек. Как ребёнок.       Переворачиваю страницу. Шарлах был прав — у человечков действительно город. Не только треугольники маленьких домиков, но и что-то похожее на дворец и каменные стены. Похоже, человечки обосновались капитально — вокруг города нарисованы цветные прямоугольники полей, есть даже рисунок животного, похожего на собачку. И на этом рисунке тоже есть те, кого я считаю богами — уже знакомый мне тёмный и ещё новый, посветлее и в модной пятнистой юбке. Женщина? Сомневаюсь.       На следующей странице не особо интересные рисунки примитивного, даже в чём-то первобытного времяпрепровождения. Из животных тут странные кучерявые лошадки с маленькими головами. Может, ламы?       Зато следующий разворот заинтересовывает — тут человечки строят пирамиды. Причём такие точно я видел. Мексиканцев принято презирать, как понаехавших, но не знать их древнюю культуру невозможно. Что, если эта книга — подлинник? Да ей же цены нет. Ну, есть, на какое-нибудь особо редкое украшение потянет. Ещё и сохранность идеальная.       Конечно, оставаться мирными человечки не могли — рисунки красочно и довольно подробно повествуют о сражениях с другими человечками. Богов-наблюдателей только прибавилось. Их я не разглядываю — мало ли что там воображали.       А вот жертвоприношения заинтересовывают — масштаб рисунка крупнее, чтобы отразить всякие неприглядности с максимальной художественной самоотдачей. Жрецы выглядят действительно пугающе — с чёрными руками и ногами, в масках и плащах, вооружённые ножами. Главный из них посередине рисунка вынимает из груди ещё живого бедолаги сердце. Круг конкретно подозреваемых в создании художеств племён сужается.       Шарлаха подобные ужасы живо интересуют, он разглядывает листы слишком уж пристально. Я с опаской его предупреждаю:       — Они тут людей убивают. Не советую повторять.       — Не повторять, — соглашается Шарлах. — Что это?       Тычет теперь уже пальцем в рисунок. Сдержав смешок, поясняю:       — Сердце. Есть у людей внутри, и без него мы жить не можем.       — Зачем? — живо интересуется Шарлах.       — Ну вот у тебя внутри сок движется. А у нас — кровь.       — Опасно! — заявляет Шарлах в ответ.       — Если вытекает — опасно, — соглашаюсь. — Сердце перегоняет кровь. Делает так, чтобы она текла внутри. Как насос.       — Насос?       — Попробую тебе показать.       Беру одну из Шарлаховых ладоней, переворачиваю. Он не сопротивляется.       — Сделай в неё воды немного. Налей.       Шарлах плотнее сжимает пальцы, и в самом деле материализует, хотя скорее выдавливает из себя воду.       — Представь, что твоя ладонь — это сердце. А вода — кровь. Теперь делаем вот так…       Сжимаю ладонь Шарлаха своими с силой. Вода выплёскивается сверху и между пальцами. Ледяная!       — Сердце сжимается, и кровь движется дальше, в сосуды. Потом возвращается и снова наполняет сердце, и снова. Вода не нужна больше, — отпускаю руку Шарлаха.       Он долго о чём-то думает, потом осторожно тянется ко мне и касается груди. Ладонь сухая, но жутко холодная. Терплю.       — Шумит. Сердце?       Выводы и наблюдения делает в совершенстве. Ну, если бонсаем родился, всю жизнь можно созерцать. Так сказал один мудрец. Я, конечно.       — Да. И не надо его трогать, пожалуйста.       — Не буду, — Шарлах будто обижается, так быстро убирает руку и тычет ей опять в лист: — А это?       Жрец рядом с потрошителем самозабвенно сдирает кожу с очередного бедолаги. Не очень хочется комментировать такие художества, но Шарлах же не отстанет       — Кожа. Кожура. Как вот у фруктов. У тебя, наверное, тоже что-то похожее. Если разрезать, потечёт кровь. Сок. Мы с тобой немного похожи, да?       Нервно улыбаюсь. Слишком уж похожи. Ещё и Шарлах как назло копирует мои движения, ходьбу, даже лицо попытался. Только вот зачем? На двух ногах ходить ему неудобно, лицо тоже не самая естественная форма морды. Руки ещё эти, пальцы… это должно успокаивать меня?       — Зачем? — Шарлах водит по картинке.       — Ну это пленники, наверное.       — Война и голод? — задаёт неожиданно умный вопрос.       — Мне кажется, нет, — осторожно отвечаю. — Что-то вроде ритуала. Поклонения богам. А это вроде как дары.       — Богам?       — А у таких, как ты, богов нет?       Шарлах задумывается, внимательно разглядывает большие фигуры в небе на рисунке, отчего мне становится не по себе. Потом спрашивает:       — А что такое «боги»?       — Ну… — собираюсь с мыслями. — Вроде таких высших существ. Которые и создали нас, и вроде как присматривают за нами и посылают всякие кары. Или награду. Но чаще — кару. Им молятся ещё.       — Они существуют?       Отличный вопрос. Никто ответить не может, а я должен. С другой стороны, тут не теологический диспут.       — Нет. Люди их придумали, чтобы было на кого всё свалить в случае чего. Когда несправедливости случайны, их сложнее пережить. И чтобы было, чем себя заеб… занять. Ну и ещё поднакопить богатства или статуса в обществе. То, что бога нет, никак не докажешь же, если он невидимый и вездесущий.       — А Древо существует, — неожиданно заявляет мне Шарлах. — Оно одно для всех миров. Мы зовём его Древо, но его ещё зовут Поток или Мост.       — Если существует, этому есть доказательства? — ехидничаю.       — Да. Когда мы умираем — мы возвращаемся в него. И видим, как кто-то уходит. Мы — как свет. И ты, — он снова легко касается моей груди ладонью, — и я. Всё живое.       — Замечательно, только мы ничего такого не видим. Умираем и всё.       — Пятнолюди тоже не видят, — парирует Шарлах. — Они знают.       — «Я не верю, я знаю», — бормочу.       Дедушка Юнг был прав, а я готов и не зная, поверить. Потому что, если бы мне ещё несколько дней назад рассказали, что существует множество миров, соединённых реками, через них водит лошадь-оборотень, деревья говорят и у всех есть душа, я бы посоветовал рассказывающим проспаться. А теперь я уже уверен, что Древо точно существует.       — А что происходит с теми, кто уходит в Древо?       — Они становятся ничем. И всем. И рождаются снова из всех.       — Ничего непонятно, но очень интересно, — из вежливости киваю.       — Объясню? — охотно вызывается Шарлах.       — Нет-нет, — отмахиваюсь. — Не нужно. Я не пойму.       Перевернув страницу, вижу слишком уж знакомый сюжет — один из жрецов около потока воды. Из-за странной перспективы рисунка кажется, что он там отдыхать прилёг на бочок. Но я привык уже к живописи — колдует он. Палка в руках — лишнее тому подтверждение. Интересно, а мне, чтобы сбежать, жезл тоже понадобится? Или какая отломанная ветка подойдёт?       Вокруг жреца много маленьких фигурок. С понятием количества у художника было сложно, но все человечки разные, как будто каждый представляет определённое сословие. Это весь народ? Тут какое-то мировое событие? Неужели это тоже тот самый исход, о котором было написано в обгоревшей книге?       Следующий разворот синий до боли в глазах. Это так непривычно после спокойных охристых цветов, что кажется, будто он не из этой книги, вклеен. Лишь присмотревшись, узнаю тот же стиль. Но почва теперь синяя, растения, небо, вода — разные оттенки. Людей по-прежнему много, и у них теперь странные дела — сбор каких-то ярких овалов, строительство не домов, а сразу пирамид. И с ними нет привычных собачек, лам и кроликов. Вместо этого тот же, что и раньше, или уже другой жрец протягивает руку к…       Протираю глаза, промаргиваюсь. Может, это вовсе не подлинник, а детская сказка с картинками? Иначе как объяснить этот грубоватый, но однозначно идентифицируемый рисунок? Это маленький дракон. Не пернатый змей, не восточный. Европейский, если можно так сказать, дракончик. С четырьмя лапами, крыльями, хвостом и рогатой головой.       — Шарлах? — надеюсь, что он хоть что-то прояснит.       — Дракон, Фарид, — только подтверждает мои догадки. — Такой убил моего отца. Но большой. Больше замка.       — А что, с ними не получилось дружить? Всё нарисованное что, правда?       — Да. Смотри.       Шарлах сам переворачивает лист, и там тоже всё синее. И рисунок не типичен — не одна застывшая сцена, а словно бы развитие снизу-вверх. Не могу сдержать нервный ассоциативный смешок — такими картинками извращенцы балуются. Превращение девушки в пони или ещё в кого. Только тут не порносайт для отбитых, а суровая правда изменения человеческого тела в… драконье?       — То есть это серьёзно? — тыкаю в лист. — Драконы — бывшие люди? Это как вообще? Магия?       — Магия, — утверждает Шарлах то, над чем пытаюсь нервно шутить. — Приспосабливались.       — А что, и огненные птицы тоже были людьми? — нервно сжимаю край листа, боюсь перевернуть страницу и узнать новые шокирующие откровения.       — Нет, — возражает Шарлах, но рано я радуюсь, добавляет: — Не все. Та, что мы убили, не была человеком. Она была драконом.       — Так, — я захлопываю книгу. — Хватит. С меня хватит такой ерунды, я знать не хочу, откуда ты это знаешь, и что именно я раздавил. Меня не должно это всё касаться.       — Фарид останется здесь?       Опять он за своё. Ещё и книгу у меня отобрал, в сторону отложил, переполз, голову мне на колени положил, в глаза заглядывает. По-собачьи как-то. Да чёрта с два я тут останусь и буду разбираться, кто человек, кто птица. И сдыхать. Как же.       — Конечно останусь, — делаю свой голос максимально спокойным и осторожно поглаживаю Шарлаха по голове, там, где начинает расти первый ряд щупалец.       Он прохладный и гладкий на ощупь, как осенний лист после дождя. Замер, позволяет себя трогать. Доверяет. Это хорошо. Плохо то, что тоже застыл не весь и тоже считает нужным меня потрогать — пара щупалец пролезла под одеяло и обвила мою ногу. С другой стороны, я и не против немного расслабиться.