Дочь графа Дракулы или Изабелла Цепеш

Я не смогу тебя простить. Твой выстрел был издалека. Настало время уходить, ведь рана слишком глубока. Ты не увидишь слезы на моих щеках. Сегодня я уйду и не заплачу. И никогда больше не вернусь назад — Не ищи, не зови, для тебя меня нет. Я буду сильней день ото дня. Пока я дышу, мне светит солнце. Я переживу даже тебя, И новая «Я», во мне проснется! Я буду сильней, я буду сильней, Я буду сильней, мне светит солнце! Я буду сильней, я буду сильней, Я буду сильней, и сердце бьется — Я буду сильней! Я не смогу тебя простить, мне не нужны твои слова. Зачем уж что-то говорить, просто раздели на два. Ты не увидишь слезы на моих щеках. Сегодня я уйду и не заплачу. И никогда больше не вернусь назад — Не ищи, не зови, для меня тебя нет. Я буду сильней день ото дня. Пока я дышу, мне светит солнце. Я переживу даже тебя, И новая «Я», во мне проснется! Я буду сильней, я буду сильней, Я буду сильней, мне светит солнце! Я буду сильней, я буду сильней, Я буду сильней, и сердце бьется — Я буду сильней! Я буду сильней, буду сильней, Буду сильней, мне светит солнце. Я буду сильней, буду сильней, Буду сильней и сердце бьется. Я буду сильней день ото дня. Пока я дышу, мне светит солнце. Я переживу даже тебя, И новая «Я», во мне проснется! Я буду сильней, я буду сильней, Я буду сильней, мне светит солнце! Я буду сильней, я буду сильней, Я буду сильней, и сердце бьется — Я буду сильней! Татьяна Котова — Я буду сильней.       Боль была ужасной, пронзающей. Именно так: я словно обезумела, ничего не соображала, не понимала, что происходит.       Мое тело пыталось отгородиться от боли, и меня снова и снова засасывало во тьму, которая на секунды или даже на целые минуты отрезала меня от страданий, зато не давала воспринимать реальность.       Я попробовала отделить их друг от друга.       Небытие было черным, безболезненным. Реальность была красной, и меня словно сбивал автобус, колотил профессиональный боксер и топтали быки одновременно; меня окунали в кислоту и распиливали на части.       В реальности мое тело дергалось и извивалось, но от боли моему сознанию казалось, что сама я пошевелиться не могла.       В реальности я осознавала: есть нечто гораздо более важное, чем эти пытки, хотя что именно, вспомнить не могла.       И вдруг боль отступила, на удивление закончилась быстро, быстрее, чем я ожидала. Теперь я не ощущала ничего.       Неужели обращение так быстро завершилось, или это я потеряла счет времени? Не знаю… Но ожидала от обращения нечто худшего…       Наслышалась. Или это Эдвард нарочно пугал? Эдвард… Как же ненавижу!       Меня затопила тьма чернее прежней — будто на глаза быстро надели плотную повязку. Причем она закрыла не только глаза, меня саму придавило тяжеленным грузом. Сопротивляться я не могла. Проще сдаться. Позволить тьме столкнуть меня вниз, вниз, вниз, где нет боли, нет усталости и нет страха.       Внезапно, мое единение с тьмой нарушило ощущение тепла, оно было такое слабое, что казалось было за грани реального.       Тут я снова ощутила боль — единственный теплый укол.       Тепло становилось все более и более реальным. Горячим. Жар был настоящий, не вымышленный.       И он усиливался.       Так, теперь уже слишком. Чересчур горячо.       Как будто я схватилась за раскаленный кусок железа — первым желанием было уронить обжигающий предмет. Но ведь в моих руках ничего не было! Я не прижимала их к груди. Они безжизненно лежали по бокам. Горело у меня внутри.       За бушующим в груди огнем я ощутила пульс и поняла, что снова нашла свое сердце — как раз тогда, когда пожелала его не чувствовать. Пожелала принять черноту, хотя у меня еще был шанс. Я хотела поднять руки, разорвать грудную клетку и выдрать из нее сердце — только бы прекратилась пытка. Но рук я не чувствовала, не могла пошевелить ни одним бесследно исчезнувшим пальцем.       Когда Джеймс раздавил мою ногу, боль была ничтожной. По сравнению с теперешней — как мягкая пуховая перина. Я бы с радостью согласилась испытать ее сотни раз.       Огонь разгорелся сильнее, и мне захотелось кричать. Умолять, чтобы меня убили — я не могла вынести ни секунды этой боли. Но губы не шевелились. Гнет чего-то по-прежнему давил на меня. Будто говоря: «нельзя кричать».       Я поняла, что давит не тьма, а мое собственное тело. Такое тяжелое… Оно зарывало меня в пламя, которое теперь шло от сердца, прогрызало себе путь к плечам и животу, ошпаривало глотку, лизало лицо.       От невыносимости боли я не выдержала и закричала, тело тоже начало извиваться и выгибаться, уже ощутимо для моего сознания, пытаясь сбросить с себя горячее пламя, хотя начинаю понимать бесполезность этого действия, ведь пламя внутри меня, течет по моим жилам, разрушая человеческую оболочку — яд вампира.       Мой разум был невыносимо ясен — видимо, его обострила всепоглощающая боль, — поэтому я прекрасно осознавала, где жжет — там яд, который продвигается по моим венам и запечатывает их одну за другой.       Теперь-то, я понимаю, что мои мысли в начале — о легком завершении боли, всего лишь мечты — я бы с радостью испытала ту боль вновь, но не эту.       Я хотела только умереть. Никогда не появляться на свет. Вся моя жизнь не перевешивала этой боли, не стоила ни единого удара сердца. До меня донеслись свои собственные крики: — Убейте меня, убейте, убейте.       Правда как-то издалека. Ах да, я же сейчас тону в пламени, в самом жарком и мучительном пламени, которое почему-то меня не убивает. Может я уже мертва и сейчас в Аду? Нет, это точно яд. Я знаю.       Бесконечный космос мучений. Лишь огненная пытка, да еще мои безмолвные, и не совсем, мольбы о смерти. Больше не было ничего, не было даже времени. Боль казалась бескрайней, она не имела ни начала, ни конца. Один безбрежный миг страдания.       Единственная перемена произошла, когда внезапно боль удвоилась — разве такое возможно?       Бесконечное пламя все бушевало.       Прошли секунды или дни, недели или годы, но в конце концов время снова появилось.       Хотя огонь ни капельки не ослаб — наоборот, я даже научилась воспринимать его по-новому, ощущая каждый язык пламени в отдельности от других, — я вдруг обнаружила, что начинаю трезво мыслить.       Например, я вспомнила причину, по которой пошла на эти нестерпимые муки. Месть. Вспомнила я и, почему раньше ни за что бы не стала кричать, как я делаю это сейчас, хоть умудряюсь думать, не знаю как. Раньше я хотела, чтобы Эдвард обратил меня, а моя совесть бы не захотела, чтобы он слышал крики и жалел бы, что подверг такой муке. Но сейчас это не важно. Эдвард ушел. Ушел оставив меня, бросил, как ненужную вещь. И обращаюсь я не от его яда, поэтому могу кричать и извиваться сколько угодно.       Вспомнить-то все я вспомнила, но мне казалось невероятным, что я согласилась на такую пытку.       Потому что мое тело сейчас бьется в невообразимых конвульсиях, изворачиваясь в немыслимых позах, а голос до хрипа надрывается, моля о смерти. И тут я поняла. Я так надрываюсь, а это же еще не все, все самое-то впереди.       Это произошло как раз в тот миг, когда гнет, давящий на мое тело, полностью исчез. Для окружающих никаких перемен не произошло, если они конечно были, однако для меня это стало еще хуже, я думала вот-вот и сорву голос, но этого не случилось.       Я уже чувствовала, что устаю кричать и изгибаться, но ничего не могла с собой сделать, лишь продолжала это делать, снова и снова, сгорая заживо.       Тут я заметила. Слух становился все острее и острее, думаю, я бы уже могла считать время по ударам бешено колотящегося сердца, еще могла бы считать свои частые неглубокие вдохи, если бы не свои же крики.       Я на пару секунд перестала кричать. До мне вдруг дошли чьи-то тихие, ровные вдохи и выдохи. Они были самые длинные, и я решила перестать кричать или хотя бы кричать поменьше, и сосредоточиться на них: так проходило больше времени. Даже ход секундной стрелки был короче, и эти вдохи тащили меня к концу мучений.       В перерывах между воплями, которые я старалась делать все тише и тише, и отсчетом вдохов, я прислушивалась к изменениям в своем теле, помимо всепоглощающего огня, я ощущала, как становилась все сильнее, мыслила яснее. Когда раздавались новые звуки, я их воспринимала все лучше и лучше.       Послышались легкие шаги, шорох воздуха — отворилась дверь. Шаги куда-то направлялись, не могу понять куда. Тут из моего рта сорвалась очередная мольба, я не смогла ее ни приглушить, ни остановить. И видимо она заглушила какие-то слова, так как, когда я вновь совладала с собой и приглушила свои бесполезные стоны, то услышала: — Да…— голос был тихим, приятным, красивым, властным… И я его узнала. Влад. Это был он.       Послышался шорох и опять шаги, приближающиеся шаги. Кто-то надавил на мое запястье. Прохлады от пальцев я не ощутила: огонь стер все воспоминания о прохладе. — Иза, ты меня слышишь? — спросил Влад. Иза, звучит здорово, мне нравится. — Еще чуть-чуть и все завершится. Потерпи.       Я хотела что-то сказать, но издала лишь стон боли и вновь начала биться от пытки на чем-то мягком. Радовало одно, скоро все закончится. Осталось чуть-чуть.       Все это время огонь продолжал бушевать в моем теле. Зато в голове освободилось много пространства. Появилось место для запоминания происходящего, для мыслей о будущем, хотя бесконечный космос боли никуда не делся. Я продолжала судорожно двигаться, пытаясь хоть как-то ослабить огонь во мне. Забавно, я хоть и понимала, что это бесполезно, но по-другому просто не могла, не получалось. — …остальных, ее обращение близится к концу, — услышала я обрывок фразы графа. Странно, что я слышу его сквозь свои крики, наверное слух обострился еще сильнее.       Раздались шаги, кто-то вышел из комнаты.       Я слышала себя и дыхание Влада. Мне было интересно, когда же закончится мое горение, моя пытка. Граф говорил и мне, и тому кто вышел, что осталось чуть-чуть, но сколько бесконечностей продлиться это «чуть-чуть»? Хотя нет, не бесконечностей, я сама чувствую сквозь боль, что мои руки покидает горячее пламя. Но зато пламя моей инквизиции дошло до моего сердца и теперь пожирает его, пока еще медленно, но пожирает. Стоп! Это мое сердце стучит?! Я его слышу? Все чудесатее и чудесатее…       Я вновь уловила шаги одного, нет Двух… Трех… Четырех лю… Вампиров, не думаю, что рядом с Дракулой свободно могут расхаживать люди. Тем более я улавливаю только свое сердце. Они один за другим вошли в комнату, и если судить по стуку каблуков, две из них вампирши. Моя догадка подтвердилась почти сразу. — Макс сказал, что близится тот час, когда у нас появится еще одна сестра, вот мы и пришли. И как я вижу, все действительно так, — говорившая обладала очень мелодичным и даже нежным голосом, несмотря на это звучал он очень уверенно, и как-то по-королевски…?       И как я умудряюсь замечать такие мелочи сквозь собственные крики? — Вы как раз вовремя. Так как через некоторое время перед нами предстанет новорожденная, нам нужно быть начеку. — Это точно, они очень нестабильные, — раздался еще один женский голос, он был более тонким, задорным и юным нежели первый. — По себе знаешь, да, Лиззи? — издал смешок вампир с очень мужественным — но от этого не менее красивым и чарующим — голосом. — Ой, кто бы говорил! — Лучше прислушайтесь.       Моя боль стала еще сильнее, и мой визг прозвучал еще громче. Сердце билось в одном ритме с огнем, горло жгло. — Ее сердце, — лишь произнес Влад.       И тут — о!       Сердце забилось, точно лопасти вертолета, удары слились в почти непрерывный звук; казалось, оно вот-вот сотрет в порошок мои ребра. Огонь вспыхнул в груди с небывалой силой, вобрав все остатки пламени из тела. Тело выгибалось под разными градусами — спина изогнулась, как будто пламя тянуло меня вверх за самое сердце — потом рухнула на кровать.       Внутри меня разыгралась битва: сердце летело вперед, пытаясь обогнать бушующий огонь. Победителя не предвиделось: пламя гасло, спалив все, что можно, а сердце неуклонно приближалось к последнему удару.       Теперь из всех человеческих органов у меня осталось только сердце. Огонь сосредоточился в нем и взорвался последней нестерпимой вспышкой. В ответ на нее раздался глубокий пустой стук. Сердце дважды запнулось и напоследок ударило вновь, едва слышно.       Больше ни звука. Вокруг — ни дыхания. Даже моего собственного.       В какой-то миг я поняла, что чувствую только одно: отсутствие боли.       А потом я открыла глаза и изумленно огляделась.       Все было таким четким.       Я видела отдельные волокна темного дерева на потолке. Пылинки в воздухе были отчетливо видны с обеих сторон — светлой и темной. Они кружили, словно планеты в небесном танце.       Пыль была такой красивой, что я потрясенно втянула воздух; он со свистом пронесся по моему горлу, а из пылинок рядом с моим лицом образовалась воронка. Что-то не так. Я подумала и поняла, в чем дело: вдох не принес никакого облегчения. Воздух мне больше не нужен. Легкие его не ждали и никак не отреагировали на приток кислорода.       Пусть в воздухе не было необходимости, он мне нравился. В нем я ощутила вкус всей комнаты: пыль, древняя таинственность, в казалось бы свежем воздухе ясно чувствовалась какая-то старинная ценность. Оказалось у всего есть вкус, а я не знала. Я чувствовала даже вкус благородного дерева, богатого шелка и кажется еще и бархата. Столько всего! Вся комната пахла старинностью и богатством. Этот спектр разбавляли еще ароматы жасмина, мяты, утренней росы, кофе и леса.       Я настолько отвлеклась запахами, что не сразу заметила сильное жжение в горле — жажду. Не успела я об этом подумать, как я за какие-то миллисекунды уже сидела — казалось бы от такой скорости все должно было слиться перед глазами, но не слилось, наоборот все было очень четко — а моя рука коснулась горла. На удивление кожа была гладкой, твердой, но ничуть не холодной. Я ощутила некое разочарование, вероятно подсознательно думала, что холод руки как-то ослабит пожар в горле. Глупо, конечно, ведь у меня во всем теле одна температура, но попытаться стоило.       Убрав руку с горла, я начала осматривать окружение. Бросила взгляд сначала на шелковые простыни, на которых я сидела, увидела каждую нитку на этой ткани. Посмотрела на потолок, осматривала его. — Поздравляю с новой жизнью! — голос Влада отвлек меня от осмотра потолка и стен.       За долю секунды обернувшись на звук, на противоположную сторону комнату, я увидела, не трудно догадаться — свою новую семью. Графа, сидящего в кресле и спокойно-внимательно смотрящего на меня. Прислонившись на правый подлокотник кресла, стояла высокая, очень красивая бледная девушка с длинными, черными волосами. На вид ей можно дать максимум восемнадцать-девятнадцать лет. Она, как и граф, держалась спокойно, с горделивой осанкой и с высоко поднятой головой смотрела на меня, но в отличие от Розали в ее глазах было тепло направленное на меня. Было приятно. У левого подлокотника, чуть впереди, стоял юноша, так же бледный, красивый, не качок, но накаченные мышцы есть. Светло-каштанового цвета волосы вампира были уложены на одну сторону. Ему я дала от силы восемнадцать. Вампир тоже внимательно за мной наблюдал, держась при этом свободно. Ближе ко мне стояли двое. Тонкая телосложением, ростом ниже первой вампирши, но от этого не менее привлекательная девушка. Ее длинные волосы были темнее моих: темно-каштановые, и на свету они чуть отдавали рыжиной, но думаю, это может заметить только зрение вампира. Ей можно было дать шестнадцать-семнадцать на вид. Незнакомка держалась уверенно, но в ее взгляде я еще заметила настороженность. Чего не было в глазах ни у первых двух незнакомцев, ни у графа Дракулы. Второй парень-вампир, с таким же как у второй незнакомки цветом волос, выглядел старше, чем первый, да и был более накаченным, широкоплечным. Я предполагаю, что на момент обращения ему было лет восемнадцать-девятнадцать, а может и двадцать. Он тоже был красив, что неудивительно, но в отличие от других вампиров, которых я когда-либо видела, его цвет кожи был не таким бледным, а более темным и то не сильно, и отдавал каким-то бронзовым отливом. Из всех пятерых он смотрел на меня более заинтересовано, когда наши взгляды пересеклись, то наш зрительный контакт разорвала первая я.       Была еще одна вещь характерная для всех этих вампиров, помимо умопомрачительной, манящей привлекательности — кроваво-красные глаза. — Спасибо, — наконец рассмотрев всех, ответила я, что-то мне подсказывает, что на разглядывания ушло не больше нескольких секунд време…       Стоп! Стоп! Стоп! Это что, мой голос только что звучал так звонко и мелодично? Прокрутив в голове воспоминания, я убедилась, что это не было слуховой галлюцинацией. Хотя… Разве у вампиров она бывает? В любом случае, если мой голос так изменился, во что я до сих пор не могу поверить, то как же поменялся мой внешний вид?       Быстренько повторно оглядев комнату, я заметила: чуть в стороне от моей новой семьи находится изящный туалетный столик с довольно крупным зеркалом. За доли секунды приблизившись к зеркалу, попутно заметив, как насторожились Цепеши, я взглянула в зеркало. Взглянула, и так и застыла. В зеркале, отражаясь до зоны чуть ниже талии, стояла красивая молодая девушка.       Сначала я бездумно залюбовалась ею. Незнакомка в отражении несомненно была красива, ничуть не хуже Элис и Эсми, или той же незнакомки номер два. Даже в покое она выглядела подвижной и изменчивой, а бледное лицо сияло, точно луна, в обрамлении густых темных волос. Руки гладкие, сильные, несомненно такими же были и ноги, кожа таинственно мерцает, будто жемчуг.       А потом, осознав, кто она… То есть осознав, что это я, сначала не могла поверить, а потом мои прекрасные губы, отражающиеся в зеркале, изогнулись в торжествующей усмешке. Первый шаг на пути к более сильной Беллы, теперь уже Изы, сделан…       Мое внимание, вдруг, привлекли моя одежда, что была на мне, она была еще той, в чем я была в лесу, и, конечно, мои глаза. Они были ярко-алые. Они были пугающе-прекрасные, и мне они даже нравятся. Вот только одно меня настораживало. Цвет моих глаз ярче, чем у Цепешей. — А глаза… Они ярче, чем у вас… Это нормально?       Недоуменно развернулась к вампирам, достаточно резко, из-за чего они во все глаза смотрели на меня. Сам граф и незнакомка номер один смотрели все так же внимательно и спокойно. Только переглядывались с остальными. А вот незнакомец номер один на некоторое время растерял свое спокойствие. Переметнувшись вперед он издал рык, незнакомка с темно-каштановыми волосами вздрогнула и тоже насторожилась сильнее. — Макс, Лиззи, потише. Все под контролем. Она просто растеряна, — сказала вампирша с черными волосами, подойдя к двум напряженным вампирам, те кивнули и чуть расслабились. Оказывается очень мелодичным и нежным, звучавшим по-королевски уверенно, голосом обладала именно черноволосая. — Да, все под контролем, — произнес единственный знакомый мне в этой компании, он встал с кресла, подошел ко мне под настороженный взгляд двух вампиров. — Не волнуйся, Белла, твой цвет глаз более чем нормальный. Ты же новорожденная, через полгода твои глаза потемнеют и станут как у нас. — Полгода? — выдохнула я, понимая к чему он клонит. Казалось, если бы моя кровь уже не была застывшей, она бы застыла сейчас. Я ясно заметила, как вампир интонацией сделал акцент на трех словах: «потемнеют» и «как у нас», а кроваво-красные глаза при этом блеснули таинственным блеском. Было придельно понятно — у меня нет выбора. С другой стороны, может оно и к лучшему? Но питаться… — Именно, — усмехнулся граф, — Человеческая кровь изменяет цвет глаз медленнее, чем кровь животных. Или ты хочешь питаться…       Произошла секундная пауза. Блеск в его глазах стала ярче, усмешка казалась угрожающей.       Я опять почувствовала от него какую-то загадочную силу. Почувствовав ее, мне почему-то захотелось сжаться. — Нет! Не хочу! — сразу отрезала я, не давая ему продолжить. Все и так было ясно, это все видимость учтивости. Но за эту долю секунды я осознала, что это действительно шанс начать новую жизнь, измениться. Понимала, что я ответила, выбрала свой «рацион» питания, тем самым поджигая последний мост к прошлому, чтобы потом не захотеть вновь вернуться назад. Стать слабохарактерной снова. Идти — так до конца. Одновременно поймала себя на мысли, что если несколько мгновений назад это казалось диким, то теперь это чувство угасает.       Услышав мой ответ, древний вампир удовлетворенно кивнул, понятно, что я все правильно поняла, ведь какое-то силовое давление на меня пропало. — Да, кстати, я же не представил тебе твоих новоиспеченных братьев и сестер.       Четверка подошла к нам. — Это Мелания, — представил он черноволосую, которая стояла рядом с ним. — Здравствуй, можешь звать меня Мелани или Мел, — приветливо произнесла она, хоть королевская величественность и чуть заметная властность в голосе не исчезла. Мне кажется или у них с графом очень похожий властный тон?       Хотя… Конечно, вампиры все имеют между собой какое-то общее сходство, которое заключается в их гладкой коже и притягательности, но одно я заметила точно — Мелания и граф похожи не только как вампиры, настолько даже вампиры не схожи… А они ведь схожи не только внешне, но и поведением. Тот же тон, манера себя держать… Я только с ними знакомлюсь, но уже это заметила. — Это Азраил, — продолжил Влад. Вампир не такой бледный, как все мы, с улыбкой кивнул. — Можно просто Аз, Азра, — у Аза голос был красивым, чуть мужественным и звонким. Я вспомнила, что слышала его голос, когда обращалась. — Это Максимилиан, — представил вампира со светло-каштановыми волосами, который до этого зарычал на меня. — Просто Макс, надеюсь не в обиде за мой рык? Слишком резкая ты была, — голос его был мелодичным, обволакивающим, с лукавыми нотками.       Я помотала головой, получилось не так быстро, как раньше, но и не со скоростью человека. — А это — Элизабет, — та, кто больше всех выдавала настороженность ко мне, наконец улыбнулась: — Коротко Лиззи или Эл. — ее голос я тоже слышала. Задорный, певучий и немного детский. — Дети, — на это обращение Лиззи фыркнула, но Дракула не обратил на этого никакого внимания, — а это, как вам уже говорил, Изабелла — ваша новая сестра. — Можете называть как угодно, только не Беллой, это сокращение ассоциируется с моей прошлой жизнью, — произнесла я, коснувшись горла в который раз от сильной жажды. — Без проблем, Иззи, — с улыбкой отозвался Макс, — А, кстати, мы тебе еду привели сюда, в замок, чтобы ты не «осушила» все деревни по близости. — Да, сами несколько часов назад поели и для тебя еду захватили, — кивнул Азра. — Давай отведем, потом еще поговорим, многое пообсуждаем.       Я воодушевленно кивнула. Попутно отмечая, что оказывается не только у правящего клана Вольтури есть замок, как рассказывал мой горе-бывший. — Так, Мелани, Макс, Азраил, Лиззи, значит, пока вы сводите Изу к еде и познакомитесь с ней поближе, я улажу кой-какие дела, в частности документы о существовании моей третьей дочери, — подал голос Влад.— Иза, не волнуйся ни о чем, поешь, осваивайся, твои братья и сестры тебе помогут. И помни — мы твоя новая семья. Да, ты самая спокойная новорожденная за всю мою не короткую жизнь. Гордись этим и тем, что ты теперь Цепеш, нас остерегаются и уважают даже Вольтури.       С этими словами он, на мое огромное удивление, обратился в туман и стремительно выскользнул в щель между дверью и полом. — А… — только и выдавила я. — Правда папа полон сюрпризов? — с усмешкой спросила Лиззи, — Идем, поешь, потом все обсудим и расскажем.       Вот так, четверка вампиров вывела меня из моей темной спальни, и мы по запутанным коридорам отправились к моей будущей еде.       До сих пор было сомнение. Стоит ли питаться человеческой кровью? Стоит ли быть убийцей? Но, назад пути нет. Я сама сказала, что буду питаться кровью людей, сама сожгла свой путь назад. С другой стороны, разве Влад, уже мой новый папа, воспоминание о Чарли всплыли в голове, но я их отогнала, позволил бы мне так просто питаться кровью животных? Очень сомневаюсь. Еще Каллены что-то говорили, что кровь животных не дает чувства насыщения и не так «питательна», как человеческая кровь, поэтому выбор очевиден. Мне нужно стать другой, чтобы не стать вновь игрушкой в чужих руках. Я буду жить для себя, для своего удовольствия. Ну и разве что еще и для Цепешей… Я чувствую, что Цепеши не такие как Каллены, я чувствую, у них есть чему поучиться, я чувствую, что они мне станут настоящей семьей.       Так как мы двигались на вампирской скорости (мне пришлось чуть медленнее бегать, так как я была быстрее их), мы быстро добрались до нужной двери в темницах. Когда Мел открыла дверь, я сразу почувствовала манящий людской запах и биение их сердца. Пожар жажды в горле разжегся еще сильнее, не выдержав больше ни секунды, я пулей ворвалась в помещение. Я увидела троих. Парня и двух девушек. Их запах был таким чудесным, ударяя в нос, маня. Не став себя сдерживать, я набросилась на первую девушку, укусила ее в шею, остальные с визгом постарались сбежать, но дверь захлопнута, человеческих сил не хватит, чтоб открыть ее.       Как только в мой рот попала первая капля такой горячей, вкусной, живительной жидкости я почувствовала, что я в Раю. Это неописуемо! Каждая клеточка моего тела расслабилась. Мои мысли потихоньку испаряются, оставляя наедине с блаженным насыщением. Горло удовлетворенно перестает гореть, клыки перестают мучительно ныть, а голова перестает болеть. Выпивая девушку до дна, я ощущаю, как мое сознание воспарила в небеса от сладкого вкуса крови. Зачем мне Рай, если достаточно одной капли человеческой крови, чтобы получить такое насыщенное блаженство? Незачем.       Я все пила и пила кровь, и поняла, что выпила ее до последней капли, когда в рот перестала поступать кровь, и блаженство оборвалось. Оторвавшись от своей жертвы, и, бросив ее бездыханное тело, я направилась к паникующим людишкам. Ведь начинала чувствовать жажду вновь, да, она ослабела, но не исчезла полностью. Конечно, она может никогда не исчезнуть полностью, но мне нужно еще. И я не видела причин отказывать себе, когда передо мной, как на блюдечке, стоят еще одна девушка и парень.       Выпив парня досуха, как и первую жертву, я почувствовала не только блаженство, но и прилив силы, но решив не оставлять остатки еды «на тарелке»: Грешно же, накинулась и на третью жертву. Осушив и ее, я почувствовала себя еще сытее и сильнее. Удовлетворенно сытой. Наконец пламя в горле погасло, разве что остался незначительный уголек, но и он очень, и очень слабый.       Выйдя из камеры темницы наружу к своим новоиспеченным братьям и сестрам, которые стояли прислонившись к стене, о чем-то разговаривая, с довольной улыбкой, я впервую очередь поблагодарила их за доставку вкусной еды. Они переглянулись и улыбнулись. — Не за что, сестренка, — ответил за всех Аза. — Наелась хоть? — Да, очень даже. Ну что, куда пойдем беседовать?       Четверка вновь переглянулась. — Боюсь это придется отложить, тебе надо сначала умыться и переодеться. Эти тряпки давно нужно было снять, а сейчас и подавно, — как-то странно поморщившись, сказала Элизабет. Ее отношение к моей одежде напомнило мне, как это делала Элис в самом начале нашей дружбы, но потом перестала делать это так часто и назойливо. Хотя Элис была более толерантна и говорила свое отношение в мягкой форме. Воспоминания о бросившей меня подруге вызвали боль и злость.       Видимо это отразилось у меня на лице, так как, Мелания бросив, на Лиззи хмурый холодный взгляд, обратилась ко мне: — Эл хотела сказать, что папа был бы не в восторге от того, что ты ходишь по дому в полностью испачканной кровью одежде и с измазанным в ней лицом.       Я опешила и оглядела себя. — Действительно, стоит, — согласилась я.       Через пятнадцать минут я стояла перед зеркалом в своей спальне, в синем шелковом коротком платье, одолженном у Эл, которое мы долго подбирали, и смотрела на себя.       Теперь я внешне ничем не уступаю Элис, а значит я больше не та серая мышка, которая была не парой Эдварду Каллену, не тот слабый человечек, что была питомцем вампиров. Уже не та. Изменения во мне начались. Я их чувствую, но это только начало. Я это знаю. Я буду изменяться еще. Я еще покажу, кто я. Буду жить для себя, Я стану сильней. Я буду сильней.