***
Ранним утром, когда мало кто ещё был на улице, Сараде повезло добраться до дома незамеченной. Правда, хуже чем в последние два дня она себя никогда не чувствовала. Полностью раздавлена и уничтожена. От любви остались одни обломки, которые собрать теперь казалось невозможным. Абсолютно пустой дом, пустая она и ванна. Упав коленями на кафель, девушка почти ничего не почувствовала, просто стук… Сделав два небольших шага к ванне, с лёгкостью улеглась в ней, включив ледяную воду. Замечательно, теперь она чувствует. Но вместе с тем же ощущается горячий поток слёз на щеках, немного жжёт. Тяжесть мокрой одежды тянет вниз, а острые коленки дрожат… В руках снова тремор, как будто она ещё раз признаётся в любви. Закрыв ими лицо, Сарада заплакала ещё больше. Она ненавидит их. Боруто чистейшей ненавистью, а его отца — вкупе с сумасшедшей любовью. Наверное, узнав обо всём, её отец разбушевался бы… Вспомнив о нём, тонкие губы слегка дрогнули в печальной улыбке. И когда тело совсем перестало ощущаться — лишь дрожь и стук костей о бортики ванны, девушка опустилась по грудь в набравшуюся воду, которую она тут же отключила. Противная капля из крана капала на мозги, и черноволосая поморщилась, доставая кунай из бокового кармана. Холодный металл обжёг руку и одним пальцем девушка прикоснулась к острой части, несильно надавливая. Пошла кровь, а дальше — полнейшее безумие. Приставляя к белой, отдающей синевой коже холодное лезвие, почти не думая она делала надрезы. Сначала неглубокие, такие, что проступали лишь небольшие алые капельки. С каждой секундой это завораживало всё больше и больше. И ощущение, что от всего можно избавиться одним махом — пьянило. Можно надавить сильнее, и уже не будет Боруто, который портит ей жизнь, кажется уже лет десять. Не будет его насмешек, его отвратительных грубых рук и уверенности, что он может делать с ней всё что захочет, потому что знает её грязную сторону. Не будет воспоминаний о том, как она отдавалась ему, в первый раз — мечтая о любимом и выкрикивая имя «Наруто», во второй — проклиная это имя, пытаясь забыть и выкинуть из жизни. Не будет любви, отравляющей её жизнь, из-за которой она замкнулась. Не будет одиночества, когда все девочки в 15 лет обсуждали мальчиков и мечтали о цветочках, подаренных ими, — она хотела на столе и пожёстче, с мужчиной, старше её на 20 лет. Вся её жизнь ненормальная. Отца всё детство не было, и мать часто плакала по ночам. Боруто издевался над ней, да и Хокаге тоже, хоть и неосознанно. Оба эти Узумаки издеваются над ней, а она не может сказать и слова, так как уже давно просчиталась. Что ни выкинуть из головы Наруто Узумаки, ни вычеркнуть из жизни его сына. Они пропитали её всю: Боруто пропитал её тело своим запахом, трахая на той несчастной столешнице рядом с раковиной, а Узумаки-старший решительно взял штурмом сердце юной куноичи… Да какая там куноичи? Она даже свой эмоциональны фон не может удержать! Что там говорить о ниндзя… Вот уже на второй руке кожа исполосована, а перед глазами всё мерцает мушками. Руки слабеют, но так легко… И ничуть не больно. Больнее уже некуда.***
— Боруто-кун? Ты чего стоишь у порога? — красивая женщина в передничке открыла дверь дома, с радостной улыбкой смотря на сына друга. — А Саске-сан дома? — с тяжелым сердцем, и неимея чёткого представления своей «исповеди», спросил юноша. — Саске… Он, вроде к отцу твоему пошёл, скоро собирается ненадолго взять задание… — Спасибо, Сакура-сан! — услышав это, Боруто сорвался с места, мчась к резиденции. Надо успеть. Надо успеть… То, что он натворил… Он сломал её, как куклу. Она была сломана ещё тогда, вечером, когда он пришёл к ней в ванну. Чёрт… Совесть, проснувшаяся так невовремя загрызала его. В резиденции он наконец немного успокоился, и только сердце билось как ненормальное. Особенно когда он увидел отца и Саске-сана пожимающими друг другу руки. — Саске-сенсей. Отец, — коротко поздоровался юноша, и у него кончились слова. Сердце билось уже болезненно, а осознание непоправимости ситуации било набатом. Плохое предчувствие по поводу Сарады не давало покоя. — Ты зачастил сюда… — строго посмотрел отец на сына. — Сарада… — единственное слово, выдавленное с трудом, — Простите… Это я виноват… Каждое слово — боль, это давалось ему куда сложнее обидных слов в адрес девушки. Её ему было куда проще унижать. «- Наруто, он что-то натворил, и чувствую, что и девка что-нибудь учудит.» Седьмой испугался, воистину. Да, он отпустил сегодня Сараду. И только сейчас почувствовал, что тó, что она ему сказала — говорят на прощание. Отвратительное предчувствие… — Блять! — несдержанно закричал блондин и вылетел в окно, не тратя времени на спуск. Непонимающий ничего Саске тоже сорвался с места, ощущая тревогу. А Боруто… Боруто всего трясло. И трясло еще очень долго. Он не запомнил, как оказался в доме черноволосой девушки вместе со взрослыми. Но он не забудет никогда, как его отец вытаскивал из ванны, наполненной кровавой водой тонкую призрачную фигуру девушки. Кровь стекала с её запястий, да так обильно, что заливала кафель. Ужас в глазах Саске был неповторим и его глаза наполнились слезами при виде умирающей дочери. Как же ему было больно… А Боруто смотрел. Смотрел, как отец вливает свою чакру, но кровь продолжает капать, так как регенерация не проходит… Сарада сопротивляется. Она не хочет жить. И вот черноволосый мужчина падает на колени, начиная залечивать раны самостоятельно. А Боруто смотрит, смотрит и сам падает, ощущая неимоверную тяжесть и боль. В любой момент он готов закричать, но лишь сжимает светлые волосы до боли. Саске продолжает лечить глубокие порезы на запястьях, но мало что выходит, и Наруто делает всё возможное, чувствуя и свою вину. Но блять. Она не хочет жить! Из-за них! Из-за Узумаки-младшего и Узумаки-старшего! Чёрт возьми… — Сарада, прошу, не сопротивляйся… — молил её отец, и скупая слеза покатилась по его щеке, падая на ледяное тело дочери. — Сарада, нет… Ты примешь мою чакру… — паника охватила разум, и Седьмой теперь боялся. Усиливая поток живительной струи, он как в бреду начал бормотать, — Прошу, не сопротивляйся… Глупая, зачем же ты так? Прости, я грубо сказал, но зачем же так убиваться? Что ж ты, молодая и красивая делаешь с собой? — нервное состояние смешалось с истерикой. На его глазах умирала девушка, которая безмерно его любила, а он этого даже не замечал, считая домыслы глупыми, — У тебя вся жизнь впереди, а на нас ты не обращай внимания… Смотри, какой отец у тебя, а мама? Да они же за тебя жизнь отдать готовы, ты только живи, Сарада… — слёзы капали на насквозь промокшую постель, шок смешался с горечью потери. И спустя минуту, длящуюся в вечность, тело начало реагировать на внешние факторы. Кожа начала рубцеваться, а её цвет из синеватого возвращался к молочному. Хокаге никогда не был настолько рад этим чёрным глазам. И этому голосу. — Хокаге-сама… сами Вы глупый, — вымученная улыбка тронула синеватые губы, и девушка умиротворённо прикрыла глаза. И теперь Узумаки было всё равно, что она обозвала его. Главное, что голос её прозвучал. Но вот Саске придётся отчитываться по полной…