Мечтатель

Старик Из сбивчивых рассказов Патэмы я узнал, как дети нашли в корзине летательной машины дневник того учёного, отца Эйджи, который отдали мне. Так что когда Джаку, бывший глава Тайпола, временно взявший на себя руководство Айгой, отвёл меня в сторону и заговорил о записях, я подумал, что речь идёт именно об этом дневнике. Но нет, ещё один дневник бабочкой бился в столе Идзамуры, а кроме него остались видеозаписи и другие документы из дома того учёного, Эйчи. Джаку на удивление смущённо предложил сотрудничество и в качестве жеста доброй воли - совместную работу над всеми этими лежавшими под спудом материалами, вдруг да обнаружится в них что-то полезное. Он предложил мне выбрать надёжных людей во избежание огласки. Я удивился - мы ведь вели разговор обо открытости. Я решил, что это в силу привычки. Тогда он просто предложил мне для начала бегло пролистать кое-что. Если бы он знал, кем мне приходится Лагос, он, наверно, лучше бы подготовил меня к тому, что я увижу. Мы отправились в кабинет Идзамуры, Патэма и Порта увязались было следом, но я не позволил. Девочка и так много пережила, а Порте незачем было подогревать свою обиду на перевёртышей. Горький смешок сорвался с моих губ - ещё вчера мальчик бранил Лагоса на чём свет стоит, а сегодня готов чуть ли не мстить за него. Какие уж тут мир и дружба. Кабинет был на вершине башни, завершавшейся стеклянным куполом. Я огляделся. Всё это случилось здесь. Этот разбитый потолок, который прикрыли на скорую руку. Это огромное окно. Лагос висел в чём-то вроде банки, как заспиртованная летучая мышь, глядел сквозь мутноватое, успевшее запылиться стекло без всякого выражения, и только тогда я осознал, что он окончательно и бесповоротно мёртв. Так же равнодушно он наблюдал за своей Патэмой. И бог знает за чем ещё, что творилось в этом кабинете. Джаку помог мне добраться до стола и уютно устроиться под прочной, тяжёлой крышкой. В руки легла тетрадь с записями, и я принялся бегло их просматривать. Если бы Лагос решил доверить свои секреты бумаге и прихватить с собой в это опасное место, я бы очень удивился. Так, несколько кривых картинок. А следом шли записи чужой рукой, от которых у меня остатки волос зашевелились. Джаку гудел над ухом о том, что Эйчи тоже был не так прост, но большинство закодированных записей они давно расшифровали, и не все они имеют отношение к науке, только я слушал вполуха, под впечатлением от прочтённого. А он тем временем включил экран. Оказывается, Идзамура готовил провокацию, собираясь одним ударом убить семь мышек. Он приказал заснять свой меткий выстрел и арест Лагоса, но это были ещё цветочки. Пока Лагос бегал за начинкой для контейнеров, в мастерской Эйчи, оставшейся без присмотра, установили камеры, и воссоединение после разлуки, оказывается, произошло очень, очень бурно. В какой-то момент я сказал, что всё понял, и попросил — дальше. Это было слишком личное. Что же — захотел и получил. У Идзамуры были часы записей о жизни Лагоса в этом кабинете, этот людоед, оказывается, пересматривал их, выбирая самое «вкусненькое» под настроение, это сверх привычки беседовать с мёртвым Лагосом. Самыми впечатляющими оказались последние полчаса, где моему непутёвому сыну проломили висок контейнером, а потом предлагали прекратить притворяться и рассказать, кто же такая Патэма. Я смотрел на то, как Идзамура трясёт и награждает оплеухами бесчувственное тело, смотрел на Джаку, и понимал, что он тут всякого нагляделся. Какое счастье, что это не убило его душу. Я пообещал подобрать людей в команду и на деревянных ногах отправился к своим. Что сказать - я снова недооценил Патэму. Дети и записи просмотреть, и до бумаг добраться как-то умудрились, снова перехитрив весь Тайпол. Записи в блокноте Лагоса. Подробный список вещей в дорогу, вначале ровно в один столбик, потом рядом, сгруппированный по одному ему известному принципу, потом слова втискивали, приписывали и зачёркивали, многочисленные пометки и следы переделок. Или со щитом, или на щите. Прощай, Патэма. Кривоватый овал в клетку с плюсами и минусами, разнонаправленными стрелками, схематичными человечками и деревьями. Под ним дуга. Рядом несколько кругов с расходящимися конусами, которые упираются в дугу. От овала к дуге проведена прямая линия. Схематичный рисунок чего-то вроде воздушного шара с корзиной, стрелочки вверх и стрелочки вниз. Подписано: руль? скорость? Когда идёт дождь и он заваривает горячий чай, а я могу только опрокинуть на себя всю чашку Легче поймать равновесие стоя, чем лёжа, когда сила притяжения вдавливает друг в друга. Мы чуть не разнесли мастерскую, пытаясь приноровиться к Рисунок человека на потолке, рядом с торчащей из него лампочкой. Волосы свисают вниз, в сторону пола. Подписано: Кровь - как компас. Можно сделать такие ботинки, нельзя заставить её бежать в другую сторону. Что будет, если смешать нашу кровь? Рисунок: две летучие мыши, как зеркальное отражение друг дуга. Это контейнер в миниатюре, и наша кровь продолжает бороться внутри него Там и сям вперемешку с заметками - беспорядочные наброски давно не существующих мест, и каких-то ходов с трубами, с перекрученным железом, и будущих украшений, и пейзажей Айги, и даже космический корабль среди звёзд. Всё это перечёркнуто. Зачем ты пришёл к нам, маленький демон-перевёртыш? Чего ты хотел добиться? Смутить мой разум? У тебя почти получилось. Я хотел бы придушить тебя голыми руками и выбросить в небо, но ты - ниточка, ведущая к остальным перевёртышам. Можешь молчать сколько угодно. Можешь кричать. Вы, значит, экспериментировали с кровью? И плотью... Можно продолжить - у нас довольно развита медицинская наука. Ты молодой, у тебя ещё вся жизнь впереди. Я готов сделать её очень интересной и насыщенной. Чему, чему ты так улыбаешься? Неужели ты не боишься? Видишь — я пишу в твоём блокноте. Он теперь мой. Весь ты, со всеми дрожащими потрохами, - мой. Вся твоя жизнь принадлежит мне, и я перепишу её заново, так, как посчитаю нужным. Ты беспомощный червяк, магнитные браслеты за секунду намертво притягивают тебя к решётке, которая может пропустить через тебя любое количество вольт, но ты жив, потому что мне нравится держать в руках твою жизнь, мне нравится, что ты такой упрямый. Можешь молчать, можешь улыбаться, как будто ты не здесь, но помни, что я — последняя твоя защита. Ты должен был прийти ко мне. Ты должен понять, что если не станешь моим, мои псы разорвут тебя. Только я могу их удержать. Я — рука, держащая тебя над пропастью. Ты сам довёл меня до этого, сам! Это всё ты виноват. Я не хотел. Ты заслужил это. Я давно должен был это сделать. Я хотел бы сделать это снова. Мы не договорили! Ты сбежал от меня, будь ты проклят! Хотя ты и так от рождения проклят. Вы как крысы, а крысы сбегаются на мертвечину. Когда она придёт на запах твоей смерти, я сделаю с ней то, что не успел сделать с тобой. Что будет, если смешать нашу кровь? Что будет, если смешать нашу кровь? Ты никогда этого не узнаешь, я, я узнаю это. И очень скоро. Знаешь, кто тут у меня в гостях? ПАТЭМА (написано на весь лист и обведено несколько раз) Патэма Я не должна была это читать и смотреть. Это слишком личное. Я должна была увидеть это обязательно. Должна была знать. Имела право знать, как будто это давало власть над его ужасной смертью. Он был мне как брат. Мы с ним были... сообщники, или вроде того, понимали друг друга, как никто нас не понимал. Мне было года три, и я ушла искать приключений в дальних, осыпающихся проходах. Там он меня и нашёл, ну, как нашёл, я прибежала на шум обвала, хотя в таких случаях надо наоборот бежать подальше. Куски рухнувшего потолка завалили его с головой, перебили ноги, и он-то прекрасно знал, что туда больше никто не полезет, но глаза у него горели, и мы каким-то чудом добрались до более обитаемой части. Все бегали перепуганные, Старик орал - почему-то на него, не на меня, - а он лежал, бледный, и улыбался от уха до уха. Порта обмолвился, что Эйджи посчитал Лагоса моим парнем. Ерунда. Мы с ним были одно и то же. Я так же пришла в Айгу, влюбилась в первого встречного, который совершенно случайно оказался из той же семьи, и чуть было не погибла от рук того же мерзавца... Мне иногда кажется, что это я плаваю в мутном растворе, что меня собираются положить под тяжёлый камень. Я не хочу. И он бы не хотел. Если бы это было возможно, я отпустила бы его на волю, в небеса. И где-то там он встретился бы со своим Эйчи. Старик, сказала я, сделай же что-нибудь. Он уже не принадлежит нам, вздохнул тот. Никак не прощу себя, что держала его жизнь в руках и расплескала...