a bouquet of my pain

Две недели и четыре дня после первого приступа кашля с цветами, Гэвин Рид начал задаваться вопросом, куда же катится его жизнь. Он лежал на постели, уставившись в потолок. Снаружи тихо падал снег. Мать природа опять решила проигнорировать наступление марта. Ночью было тихо. Ни слишком громких вечеринок, ни воя сирен, даже транспорта особо не было слышно. Тишина позволила мыслям Гэвина свободно плыть, было очевидно, что ему не становилось лучше. Он опробовал каждую хитрость и подсказку, что смог найти, чтобы удержать рост цветов, но как бы он ни старался, ничего не помогало. Его состояние ухудшалось с каждой встречей с напарником, вплоть до того, что всякий раз, когда Ричард смотрел на него, у Рида неприятно перехватывало дыхание. Знаешь, у них теперь есть чувства. Слова Хэнка снова и снова повторялись в его голове. Может, если он повторит их достаточное количество раз, Гэвин сам в них поверит. О, а он хотел поверить. Просто он не мог. Даже если андроиды на самом деле влюблялись, что мог бы кто-то вроде Ричарда увидеть в нем? Он был грубым, громким и неприятным. Ричард же был высок, очарователен и у него всегда всё получалось. Он был внимательным и заботливым, умным, одним из немногих у кого хватало смелости отвечать на оскорбления Гэвина. Ричард редко улыбался, но его улыбка стоила многого. Рид вспомнил, как рука андроида ощущалась на его спине или лице, большая и теплая, такая твёрдая-… Гэвин застонал и зарылся лицом в подушку. Он чувствовал себя грёбанной школьницей, текущей по главному качку школы. Явно не состояние 36-летнего мужчины. Особенно в таком сценарии. Перед ним было только два варианта развития событий: медленная или быстрая смерть. Если Гэвин ничего не предпримет, он умрет через пару месяцев, может недель. Он будет страдать и, скорее всего, свихнётся от боли, пока в один день он или не покончит с собой, или не задохнется от плодов своих страданий. Если же он попытается сделать что-нибудь, например, не знаю, признаться — что если ему откажут? Это будет конец. Заболевшие люди, которым отказывают прямо в лицо, умирают в течение нескольких дней. Гэвин слишком хорошо это знал. Это…заболевание вызывало у него отвращение. Единственное, что могло разозлить его еще больше, это сумасшедшие, что прославляли ханахаки. Как будто если твое горло проткнуто шипами роз или ты задыхаешься от нарциссов, то ты особенный. Они говорили, что столь сильная любовь, от которой погибаешь — самое красивое и значительное, что человек может сделать. Гэвин считал это полной хернёй. Если ты любишь кого-то, по-настоящему любишь, ты живёшь. Ради них. А он любил Ричарда. Ну… он думал, что любил Ричарда. Догадывался? Дерьмо, слишком много времени прошло с тех пор, как он чувствовал что-то похожее. Чем бы это ни было, оно пугало Гэвина, и не только потому что заставляло кашлять посреди ночи до слёз и цветов сирени в горле. Гэвин сел, громко кряхтя в тишине комнаты. Нахуй это всё, нахуй его жизнь — у него было всё хорошо без этих ебучих чувств! У него был отличный план: жизнь на лапше быстрого приготовления в компании пяти котов до героической смерти и пышных похорон. Но нееет, вселенная просто должна была наебать Гэвина Рида. Что-то темное и тяжелое вскочило на кровать и громко мяукнуло. Гэвин вздохнул, протягивая руку к первому (на данный момент единственному) из упомянутых пяти котов. Кот издал уродливый звук и замахнулся на своего хозяина. — И ты иди нахуй, — пробормотал Гэвин себе под нос и выбрался из кровати в поисках комфорта на дне банки Нутеллы.

***

То ли из-за его траурного настроения вечером, то ли из-за ужасающего количества шоколадной пасты, что он поглотил перед тем, как заснуть, но в ту ночь Риду приснился самый причудливый кошмар в его жизни. Какие бы ужасы он не пережил в нем, они скорее всего преследовали его утром, потому что точно в 7:36, пока он пил слишком горький кофе, Гэвин пришел к такому же горькому заключению. Он должен попытаться. Он не собирался позволить вселенной топтаться по нему. Он был Гэвином Блядским Ридом, и он не хотел быть игрушкой в руках его проклятой богом судьбы. У него было чувство собственного достоинства, черт возьми! (По крайней мере, немного точно было.) Пока он распалялся в своей выдуманной речи, на его телефоне на кухонном столе громко заиграла Primadonna Girl. Гэвин заставил себя очнуться и потянулся за телефоном. — Что, — он поднял трубку. Женщина на другом конце провода громко вздохнула. Он практически мог слышать, как она закатывает глаза. — Серьезно, так ты отвечаешь на звонки, Рид? Что, если это был бы капитан Хмурость и… — У меня на тебя стоит рингтон, Тина. — Я знаю. Пауза. Гэвин опёрся о стол. — Итак? Зачем ты мне звонишь? Серьезно, полчаса и я на месте, о каком дерьме ты бы не хотела со мной поболтать, оно могло подождать- — Это именно то, что я хотела узнать, — она прервала его. Тина звучала как кто-то, кто пытается скрыть беспокойство в голосе. — Ты действительно выйдешь на работу? — А почему нет? — прозвучало резче, чем он хотел, но он не был в настроении извиняться. — Тебе следует остаться дома. — Почему? — Гэвин повторил. Тина помедлила секунду. — Просто в последние пару дней ты выглядел очень херово. Не пойми меня неправильно, ты был бледный. Крис сказал, что слышал, как тебя стошнило в туалете. — Крис, блядь, бредит. Я в порядке. Опять тишина. Гэвин застонал. — Ну что еще. — Хэнк сказал… — Блядский боже. — Нет, послушай меня. Хэнк сказал, что у тебя проблемы? Но выразился так загадочно, что было стрёмно. Я знаю, вы друг друга презираете, но, Гэвин, серьезно, если у тебя что-то случилось, ты можешь мне сказать. — Как будто Андерсон что-то знает, — фыркнул Гэвин. Он швырнул кружку в раковину (мягко, он не хотел ее разбить), и осмотрелся, выискивая ключи. — Я в порядке, Тина. — Он пытался звучать убедительно, но прозвучало просто устало. — Увидимся через тридцать минут. Он положил трубку прежде, чем она смогла что-то ответить. — Я уже покормил тебя, — Гэвин проинформировал черного кота, извивающегося между его ног, и осторожно, чтобы не наступить на животное, вышел из квартиры. Снаружи выпавший за ночь снег, начал таять, что было занозой в заднице, учитывая, что это всё замерзнет к вечеру, делая всё очень скользким. Он закрыл дверь машины, но не завел двигатель. Делая дрожащий вдох, он посмотрел в зеркало. — Эй, эмм, Рич, — он попытался сказать отражению. Звучало пиздецки глупо. — Знаешь что, мне нравится твоё тупое лицо — нет, эм. Эй, меня от тебя тошнит! Блядь. Гэвин ударил по рулю. Если уж суждено ему умереть, то он как-нибудь это переживёт.

***

Этим утром в отделе было относительно тихо. Андроиды на ресепшене избегали его взгляда. Он смутно помнил, как наорал на одного из них пару дней назад. Он хотел, чтобы у него болело горло от чего-то, что он сделал на самом деле. По пути к столу Гэвин не заметил ничего необычного. Он нигде не заметил Ричарда — напевая под нос, он решил сделать себе второй кофе. Если он действительно собирался признаться, Рид должен быть собран, и без второй чашки кофе это было невозможно. Из кафетерия доносились громкие голоса. Гэвин распознал коллег — хотя он не мог назвать их поименно даже под угрозой смерти. Звучал еще один голос, более глубокий, хотя и несколько неловкий. Гэвин остановился и прислушался. Он звучал как-то не к месту. Как Ричард — но не совсем. Гэвин понял, что не слышал, как Ричард смеется до настоящего момента. — Честно говоря, я не могу понять. Как, черт возьми, ты выдерживаешь Рида? Гэвин замер. — Ага, — сказал другой голос, на этот раз женский. — Все, что он делает, это злится и оскорбляет людей. Серьезно. Если бы я была тобой, я бы уже давно забила на него. — Если быть откровенным, с ним и правда трудно иметь дело. В большинстве случаев он напоминает капризного ребенка. Иногда я действительно не понимаю, почему он делает то, что делает. Не то чтобы он сказал что-то новое о Гэвине. Рид прекрасно знал, каким невыносимым мог быть, и особенно в связи с недавними событиями, андроид имел полное право так говорить. Но всё равно, после каждого сказанного слова ему становилось тяжелее дышать. — Я бы не стал называть его невыносимым, по сути, — Ричард продолжил, — но иногда он излишне усложняет ситуацию. Я просто хотел бы, чтобы он не был таким нетерпимым ко всем и вся. Неужели так сложно быть добрее или, по крайней мере, сотрудничать время от времени? Что-то темное и ледяное разливалось у Гэвина в животе от тех фраз, что произносил его напарник. Он правда так думал? Конечно да, как кто-то вообще… — Эй, а я знаю! Почему бы тебе не потребовать переназначения? После всего дерьма, что он вытворял, Фаулер возможно даже согласится. Черт, он бы даже позволил тебе работать одному! Сердце Гэвина прыгнуло ему в горло. Пожалуйста, не отвечай, пожалуйста, не отвечай. Пожалуйста… — Да, — он услышал, как Ричард сказал. — Думаю, так будет лучше для всех. Он слышал смех и громкую болтовню, но Рид не улавливал смысла слов. Его тошнило, как он мог быть таким ебанным идиотом. У него подгибались колени, комната кружилась перед глазами. –Рид? Боже, всё в порядке? — кто-то спросил и шум в кафетерии смолк, но Гэвину было плевать, он уже ушел, закрывая лицо обеими руками и пытаясь дышать, дышать. Он едва добрёл до туалета. Закрывшись в кабинке, он согнулся над унитазом. Его тошнило окровавленными соцветиями одним за другим. На следующий день он вернулся в больницу и скандалил до тех пор, пока его не поместили в лист ожидания на операцию.