Hands off

Я получаю свой порядковый номер в спарринге с пока неизвестным мне противником и свой шкафчик в раздевалке. Проблема, собственно, только одна — я не могу переодеваться в раздевалке, полной парней. Я слышу, как они разговаривают о предстоящих соревнованиях, о девчонках, о том, откуда приехали, чтобы попытать силы и удачу, а я сижу на крышке унитаза туалета этой самой раздевалки и думаю о том, как незаметно переодеться, не привлекая к себе внимания. Когда Чимин говорил, что это нечестно, он наверняка имел ввиду не только то, что я решила воспользоваться его услугами тренера, зная о том, кто он такой. Наверняка он угадал, что я пойду в мальчиковые соревнования, что с девочками мне резона бороться нет. Хотя возможно он очень надеялся на моё благоразумие. Он был прав — мы знаем друг друга не так много, пусть я хорошо провела с ним несколько тренировок и вечер в том баре. Мне было недостаточно, я хотела знать, в чём его особенность. Он казался мне страннее, чем пытался себя преподать. В итоге мне пришлось переодеваться перед самым началом проходных соревнований, где я должна была справиться с одним противником, чтобы пройти в четвертьфинал. Со скоростью метеора я переоделась в тобок, чуть подвязывая и без того короткие волосы, чтобы только мне не мешались во время боя. Я всё ещё очень походила на мальчика, и хорошо, что перед началом не было всяческих медицинских осмотров, которые я прошла прямо в Корее. Там был свой знакомый, который хоть и пытался меня отговорить участвовать в этой афере, у него ничего не вышло. Если бы всячески проверки на половую принадлежность и впрямь были такими суровыми, я бы уже летела домой, грустно рисуя на иллюминаторе самолёта гневные смайлики. В чём-то я действительно была наивна, но пока мне везло. Мой напарник по спаррингу оказался чуть более накачанным, чем я. Кроме того, его техника очень напоминала мне моего самого первого тренера, а ещё он был намного медлительней, чем я ожидала. Даже в шуточных боях с Чимином, мне так показалось, было посложнее. В итоге после девяти минут, поделённых на три базовых спарринга однобоких ударов с ноги и пары раз попыток ударить меня кулаком в лицо, он лежал подо мной в скрученном состоянии, потому что я вывернула ему руку и приложила щекой о мат. И похоже, сделала это резче обычного и довольно больно. Он наверняка ушёл с вывихнутым плечом. А я с пропуском на дальнейшие соревнования, которые начинались через два дня. Я возвращаюсь домой уставшей, но удовлетворённой и звоню маме по дороге. В итоге мы разговариваем не меньше получаса, по пути я покупаю хотдог и ем его, обжигаясь и выпуская изо рта пар. Сосиски в ЛА, пожалуй что, вкусные, хочется пожарить их и съесть с пивом где-нибудь на пляжу, глядя на волны. Это успокаивает. До сих пор я не вступала ни в одни отношения. Думаю об этом, когда возвращаюсь в отель и сообщаю Сокджину радостную новость. И он правда рад, похлопывая меня по плечу, потому в противном случае я бы уже покупала билет на самолёт и паковала вещи. А хочется остаться на подольше. В кабинете отца сидит моя тридцати пятилетняя мачеха с Джейми, и она правда очень милая и красивая, я даже одобряю выбор Сокджина. — Амели, — говорит она, протягивая ко мне свою светлую руку и глядя большими голубыми глазами. У Джейми, кстати, при явно доминирующих отцовских генах, из-за чего разрез глаз такой же узкий и кожа тёмная, глаза мамины, и это необычно красиво. А ещё у моего сводного брата Сокджиновы чёрные волосы. — Не удалось до этого поболтать с тобой лично, Дана. Я улыбаюсь и машу Джейми, и он машет мне в ответ. Славный малый. — Дана, мы собираемся поужинать вместе, — оповещает Сокджин, — пойдём с нами и отметим твой отборочный тур. — Нет, я… — мнусь я у выхода, — собираюсь отдохнуть, если честно. Сокджин недобро, по-отечески усмехается, качая головой. — Твоё «отдохнуть» только что прошло в зал на вечернюю тренировку, ещё можешь успеть, — подначивает он, и все в кабинете, кроме Джейми, понимают, кого он имеет ввиду. — Сокджин, это не так, — цежу я по слогам, — приятного, ё-моё, вечера. И я хлопаю дверью для убедительности моего гнева. Но на самом деле мне просто неловко, я даже краснею. От Сокджина ничего не скроется, уж он-то горазд в человеческой психологии. Он же был кандидатом наук в своё время, пока не сменил стороны и не ушёл в бизнес. Они с мамой хотели, чтобы я тоже подалась в учёбу, науку, а я с пяти лет начала задирать всех детей во дворе и лупить без разбора, зато в математику, биологию или химию не могла вообще. С горем пополам закончила школу, хотя кое в чём я всё-таки преуспевала — то были иностранные языки. Что есть, то есть. Надо же было как-то сюда попасть. Я не хотела тренироваться, но мне хотелось хвастануться перед Чимином тем, что отборочные я прошла. Чимин и вправду занимался со своими вечерниками, и потому мне без особого энтузиазма пришлось побегать на беговой дорожке целых сорок минут, пока он не окончил занятие. Я врываюсь в его зал, как только люди, потные и уставшие, начинают собираться. Чимин же, кинув на шею полотенце, подходит к окну, взяв бутылку воды и давая себе немного отдохнуть перед ещё одним занятием. — Я прошла, — показываю я язык без приветствия. Чимин оборачивается на меня, и я заостряю внимание на его взмокшей майке, открывающей бицепсы. Он вполне накачанный, наверняка даже кубики на прессе есть, но просить мне их показать я, конечно, не буду. — Поздравляю, — лаконично произносит он. — Но мы же договаривались об ужине, если ты победишь, верно? — Верно, я просто пришла похвастаться. Чимин прищуривается, смотря на меня не то подозрительно, не то осуждающе, но я стараюсь не придавать этому значение. — Ты ещё такая… девочка, Дана, — вздыхает он. — Всё равно не пойму, почему ты это делаешь. Таким способом. — На ужин мы не пойдём, — меняю я неприятную для себя тему, — и заниматься со мной ты отказываешься. Как насчёт просто побороться в равном бою? Я не прошу тебя учить меня, но если я сама обучусь, глядя на тебя, это же будет справедливо? — Могу устроить, — он отворачивается от меня, чтобы подготовиться к следующему занятию, — ты же от меня не отстанешь. Приходи после восьми, когда я заканчиваю. — А ты не устал? Для меня это будет слишком просто, — усмехаюсь, но тут же встречаюсь с его уверенным взглядом и немного тушуюсь. Чимин растягивает губы в недоброй усмешке. — Я могу тебя покалечить прямо перед соревнованиями. На твоём месте я бы переживал за себя. Я слежу за его руками. Как правило, он держит их параллельно полу, ладонями поперёк, пальцами будто приглашает он меня на поединок. Я не надела тобок, потому что запачкала его в песке и его стоило выстирать перед началом четвертьфинала. Чимин всё ещё потный, капельки стекают по его лбу и шее, майка взмокла. А я только что приняла душ и волосы ещё немного мокрые. Чимин начинает. Нога его едва касается моего уха, я разворачиваюсь и делаю рывок, пытаясь ударить его стопой в грудь, но ничего не выходит. Чимин устал, но его усталость вовсе не означает намерение мне проиграть. Он делает сальто назад (боже, так плавно, словно создан для того, чтобы летать в воздухе, а не ходить по земле), и разворачивается ко мне лицом. Я изучала рукопашный бой, а ещё я немного знаю о болевых точках на шее и спине, но во-первых, другие приёмы применять запрещено, а во-вторых, кто сказал, что Чимин вообще позволит мне добраться до его слабых мест? Он кажется невероятно выносливым. Наносит с точностью несколько ударов, совершенно не обращая внимания на мои блоки, и в итоге я не успеваю прикрыться от одного, он задевает стопой моё плечо, и я слегка подаюсь назад, вовремя затормозив, чтобы не упасть. Чимин только выпрямляется, в его лице нет и тени ухмылки. — Ты серьёзно намерен вывести меня из строя перед началом соревнований? — я перестаю находить его серьёзность забавной. — Да. Он снова бросается в бой. Чимин делает выпад ногой с разворотом, и я не успеваю увернуться. Хорошо, что маты — на них не так больно падать, как на холодный пол. Я приземляюсь на пятую точку, но встаю сразу из мостика и наношу ему ответный удар. Он пускает в ход кулаки, но я вижу, что Чимин не очень любит использовать в драке руки. И понимаю это, когда его кулак останавливается аккурат с моей скулой. Затормози он на секунду раньше, и я бы сейчас получила синяк на всю щеку. Чимин отступает. Я потираю ушибленный копчик. Он смотрит на меня выжидающе, что мы продолжим, но я примирительно поднимаю руки, надеясь, что это сработает. Не срабатывает, и парень снова собирается меня уложить. Я ставлю блок, увернувшись, но в последний момент поскальзываюсь и оказываюсь прижата к полу. Его кулак врезался в маты совсем близко рядом с моей головой. — Остановись, — прошу я. Чимин поднимает на меня глаза, его лицо застывает в двадцати сантиметрах от моего, а вес его тела прижимает меня к мягкой поверхности. Его рука сильно сжимает мои запястья и заводит их над головой, а сам непозволительно близко оказывается у губ. Но не целует. Странная у нас получается игра. Ведь целовала его я только будучи пьяной, и даже если нахожу его привлекательным, разве мы оба пытались оказывать знаки внимания друг другу? Я ни с кем не встречалась, напоминаю себе я. И вряд ли когда-нибудь дам доступ к своему телу какому-либо мужчине, думала я, когда чуть не стала жертвой насилия. Но Чимин и не думает брать силой, не спрашивая. Он отпускает меня так же быстро, как припечатал к полу, а затем подаёт мне руку. Как-то не чувствуется, что он хочет воспользоваться той силой, что выработал в себе, скорее даже наоборот. Я чувствую, что он хочет спрятать её подальше. Оттого его занятия такие простые и сам он и не думает посвящать других в то, сколь много знает в своей стезе. — Было больно? — спрашивает он, возвращаясь к своему столу, где лежит полотенце. — А ведь я тебя щадил. — Серьёзно? — чувствую я, как гордость моя уязвлена. — Хочешь сказать, боролся в полсилы? — Да нет, боролся-то я как раз на полную, только думал о том, что мне нужно вовремя остановиться, когда ты оказывалась в моей власти, — он очерчивает мою фигурку взглядом и протягивает мне бутылку воды. Я немного мешкаю. — Во власти… скажешь тоже, — неловко смеюсь я и всё же беру бутылку, чтобы немного освежиться. — Никто не будет этого делать на таком серьёзном соревновании, — Чимин снова тяжело вздыхает. — И там будут мужчины. И ты не сможешь пожаловаться на боль в коленке или вывих. Лучше бы ты шла к девчонкам. — Опять говоришь загадками, — зло выдаю я, — есть хоть что-то, что ты можешь мне сказать хорошего? — Я угощу тебя ужином, даже если ты проиграешь, — отбросив всё, улыбается он. — А ты проиграешь. Уж я ради этого постараюсь. — Ты не в числе участвующих, ты судья! — возмущаюсь я. — Снимешь мне баллы только потому, что вбил там себе что-то в голову? — Я расскажу, когда ты будешь готова, но знаешь, у меня тоже есть рычаги давления. Ты упёртая, но не настолько, чтобы не считаться с правилами. — Я тебя не понимаю, — признаюсь я, — но я постараюсь выиграть, понял? — А поцеловала тогда в клубе ты меня, — напоминает он, когда я разворачиваюсь, чтобы уйти, но это меня останавливает, и я тут же пунцовею, — чего ты этим добивалась? Вряд ли девочка, которую однажды чуть не изнасиловали, стала бы делать такое с парнем, ведь любой в твоих глазах теперь может оказаться насильником. Я резко к нему оборачиваюсь от услышанного. — Откуда ты знаешь? — шепчу я. — Неожиданно, правда? Откуда бы это знать совершенно постороннему человеку? — усмехается Чимин. — Я тоже сначала тебя не признал. Мне показалось, что мои глаза меня подводят, но это оказалась ты — девочка, которую мой друг чуть не изнасиловал в ту ночь. Знаешь, как я понял? Ты сказала «руки прочь». Ты кричала то же самое тогда, и именно на твой крик я примчался. — Друг? — неверяще таращусь я. — Ты друг этого урода? — Бывший, — кивает Чимин, с сочувствием и извиняющимся тоном отвечая на вопрос. — Я не знал, что он на такое способен. После этого вскоре я улетел в Лос-Анджелес, и знаю только то, что его посадили за содеянное не только с тобой. Мы ходили в общую секцию, но мне предложили место в судейском кресле международных соревнований. А он остался насильником. — Невероятно, — мой голос немного дрожит от нахлынувших воспоминаний, и Чимин подходит ко мне, видимо, хочет обнять, но я отступаю назад. — Я видела его лицо, но не видела твоё. И на суд ты не приходил. — Так получилось, — пожимает Пак плечами. — Я ведь тоже не знал, чем всё это время ты занималась. А ты решила податься в единоборства. — Сначала как способ научиться себя защищать, а потом уже решила посвятить себя этому, как в профессию. — Тогда извини, — улыбается он по-доброму, но я замечаю блеск в его глазах, — мне придётся тебя остановить.