Проигравшие

      Вокруг царила белесая чистота и умиротворяющая тишина. Лили даже показалось, что она вот-вот, да и начнет слышать те звуки, с которыми медленно, одна за другой, ложатся на землю большие снежинки, но вскоре тысячи из них хрустнули от шагов, приблизивших парочку волшебников к резным дверям. — Добро пожаловать, Поттер, — с различимым намеком на гостеприимство, которого в прошлый раз катастрофически не хватало, сказал слизеринец.       Жестом руки приглашая девушку зайти в свой дом, шагнул следом и почти сразу же сощурил глаза. От того мрака, дополнявшего собой гробовую тишину, ведь Лили даже на расстоянии в два десятка метров услышала ритмичный ход большого часового маятника. Венчалась эта одинокая атмосфера возникшим ощущением ничтожной разницы температур — здесь было едва теплее, чем на улице.       Как бы это ни было странно, но всё увиденное не иначе, чем порадовало гриффиндорку, поскольку каждый объятый темнотой угол и одинокий камин с истлевшими остатками жара буквально вопили о том, что дом пустует. Это значительно успокоило её беспокойное, раздерганное недавним посещением книжного магазина сердце. Отрицало вероятность встречи со старшим Малфоем, которому совершенно не хотелось попадаться на глаза. Тем более, что опять здесь, в их поместье. — Парт! — громко взывал Скорпиус, а верный слуга, как и следовало ожидать, тут же показался.       С различимым хлопком и прямо из воздуха, а увидев хозяина, тут же не преминул поклониться и поздороваться. Затем и с гостьей. В этом скудном освещении Лили даже почудилось, что он, осмотрев её снизу вверх, улыбнулся. Коротко и еле заметно, но всё же. Потом словно удивился, округлив и без того большущие глаза. — Прохладно, — сказал статный юноша, вложив в одно лишь слово намёк на последующие действия и некий вопрос. — Дом уже успел остыть. Хозяин отправился в путешествие всего через час после Вашего ухода, сэр, — объяснил эльф, семеня к огромной темной дыре, обрамленной каменной кладкой. Там после щелчка его длинных тонких пальчиков сразу заиграли высокие, горячие и яркие языки пламени. То же самое, вероятно, случилось и во всех остальных каминах Малфой-Мэнора. — Парт не знал, что Вы сегодня придёте. Он бы приготовил всё к Вашему приходу.       Слуга принялся отодвигать большие портьеры. Они, скользнув по карнизам, впустили в знакомую уютную комнату порцию уходящего дневного света и первые намеки на сумерки, что проглядывали сквозь огромные окна. — Хозяин и гостья отобедают? — едва расправившись с тяжелыми шторами, спросил застывший напротив них Парт. Сложил свои ладони перед собой одна на другую и немного дернул кончиком уха. Всегда так делал, когда находился в предчувствии очередного поручения, но краем глаза всё-таки заметил, что последнее немного повеселило гостью, ведь ей стоило нечеловеческих усилий не заулыбаться. Лили не хотела обидеть его этим, и чтобы вечно серьёзный домовик счел её реакцию проявлением неучтивости. На деле она лишь умилялась и чуточку сочувствовала. — Охотно, — сдержанно и терпковато ответил Малфой, а после очередного хлопка и порицательного взгляда, принадлежавшего, конечно, Поттер, шагнул девушке за спину. Помогал ей избавиться от куртки и намеренно подталкивал её поближе к согревающему теплу пламени. — Что? Хочешь сказать мне что-то? — наклонившись, хмыкнул слизеринец. Оценивал дозу упрека, что полетела в его сторону вместе с её взглядом. — Ничего, — увиливая от полноценного ответа, пробормотала хмурая гриффиндорка. В конце концов, она, будучи здесь на птичьих правах, не имеет ни малейшего права рассказывать ему о том, что было бы неплохо хоть изредка благодарить беднягу Парта за его старания. — Значит… — переводила свои мысли в другое русло девушка. Чуть замявшись, неуверенно натягивая на ладошки рукава яркого свитера, и потирала предплечья, но так и не смогла избавиться от преследовавшей её неловкости: она в доме Малфоя, ещё и этот его жест доброй воли в виде желания согреть и накормить. Даже поухаживал, но тут скорее виноваты привитые ему с детства манеры. — … Ты был здесь вчера?       Лили сделала такой вывод, опираясь на слова домовика, ведь не имей он в виду именно недавний визит Скорпиуса, то им был бы тот, недельной давности, но это вот маловероятно. К тому же теперь понятно, куда Малфой так поспешно удалился после их диалога в библиотеке, но вопрос в другом: — Зачем? — настойчиво спросила Поттер. Даже позволила себе улыбку изобличительницы, ведь это могло значить, что Скорпиус прислушался к её совету. О том, что с отцом после их ссоры, виновника которой сейчас наблюдает, можно было бы и поговорить. А может и помириться. По крайней мере, ей почему-то хотелось верить, что доля содержания её крика, который звучал тогда на окраине школы, всё-таки отложилась в подкорках его гениального мозга. — Я был здесь исключительно по делу, — слизеринец не тянул с ответом, но явно что-то недоговаривал. Вздёрнул вверх уголок из кончиков бледно-розовых губ и те не вернулись на место даже тогда, когда он перекидывал через спинку кресла куртку девушки, а следом и свою. — По делу? — уже настойчивей, да и шире улыбнувшись, переспрашивала Поттер. Сопровождала это игривым взглядом. Почти кричащим что-то сродни: «Давай уже раскалывайся!» — Из-за этого?       Лишь предположила, кивнув на запястье молодого человека, где из-под рукава кофты проглядывал небольшой фрагмент дорогого украшения, но вряд ли же. — Нет, конечно, — хмыкнул он, — есть вещи, которые некоторым знать совсем не положено.       Шах и мат. Он одной лишь фразой дал понять, что отец не узнает о существовании Квази, а она — о том, что уже знает старший Малфой.       Сказал и улыбнулся, но… Так, что Лили непроизвольно распахнула глаза шире прежнего. Даже не моргала, словно боялась пропустить хоть мгновенье из этого короткого, но отозвавшегося по какой-то причине приятными эмоциями жеста. Всё-таки чертовски хорош, а обаятелен в своей искренности до умопомрачения, а эти мягкие чувственные губы…       Алчный к поцелуям, словно Иуда к тридцати серебряникам, но ведь сама такая же. Совсем недавно и не знала об этом, а виной новым открытиям кто? Он, конечно, гадать не приходится. И комом в горле стоит то, что с гнильцой, ведь явно что-то задумал. Иначе бы её тут не было. Да и он уж слишком милый и обходительный. И странный.       Ненавистный и ненавидящий слизеринец, дружок гонористого и порой невыносимого Ала — двуличный Малфой...Милый?!       Сам на себя в последние пару дней не похож, ведь превзошел всё ожидания — такой, что только к ране прикладывай. А она уже развесила уши и сняла оборону, забывая о той цели, которую преследует. Знает, что лгун, интриган, превосходный актер и оратор, но как… Как же хотелось отчего-то верить в обратное… Уже верила...       И зачем только ввязалась? Ведь без малейшего опыта в сердечных делах. Да она и понятия-то не имеет, каким образом его в себя влюбить. Может, надо было, чтобы не она, а Бёрк? Та бы, вероятно, задала ему жару, но от этой вот картины Поттер передёрнуло, а перед глазами начали появляться совершенно бесящие образы.       Особенно теперь, когда робко потирает ладошки, варясь в собственных мыслях, а он смотрит на неё так, как люди обычно смотрят на одинокий солнечный луч, пробившийся сквозь пелену дождливого неба. Так, что пришлось отвести взгляд. Скользнуть им по здешним красотам и рассмотреть, наконец, вблизи всё-то, что не удалось в прошлый раз.       И немудрено, что вниманием девушки полностью завладели висящие на стене и обрамлённые в красивые рамы картины. Уйма, десятки великолепных работ. К слову, подобный восторг от количества живописи Поттер в последний раз испытывала, попав в Хогвартс. Но тут-то совсем другое дело: жители и изображения в большей их части были неподвижными, но от этого даже лучше, ведь сочетание красок, тонов, штрихов и мазков делало их не менее волшебными и живыми. — Это просто… — восторгалась Лили, медленно следуя от камина вглубь огромного ещё прохладного зала. — …потрясающе? — тихо посмеиваясь, предугадал её мысли Скорпиус, а та, коротко глянув на него через плечо, вернула взор к картинам. Наблюдая работы мастеров, выглядела не менее взволнованно и радостно, чем в книжном магазине, откуда оба, по известным причинам, так старательно уносили ноги. — Прочь из моей головы, — с обаятельной подачей и притворной злостью кинула старшекурсница, но, как и хотела, развеселила его этим. — Уже поздно, Поттер, — негромко рассмеялся красивый хозяин дома, — я уже там.       Был услышан, но проигнорирован, а личико, спрятанное от его взора, начинало гореть. От того, что его насмешливые суждения отчасти верны. — Так всё же… — потянула девушка, разменяв свалившееся на голову стеснение на любознательность. В очередной раз просчитывала варианты, ведь деяния Малфоя всегда со смыслом и для неких последствий, — что привело тебя вчера домой? — А разве для этого должна быть причина? — Поздним вечером, учитывая присутствие в школе Мегеры, без разрешения и на свой страх и риск? — вопрошала она, остановившись и округлив глаза. — Да!       Пришлось прикусить язык, ведь нутром чувствовала, что лезет не в своё дело, а винить могла собственную нетерпеливость и любопытство.       Может ей просто отчего-то хотелось знать о его умыслах больше? Не дурно же думать, что и она могла бы относиться к этому. Даже если и косвенно. Было бы дико, но на фоне минувшей недели, за которую они общались непомерно много и до чрезвычайного близко, и это уже не из ряда вон.       Или же ей так сильно хотелось убедиться в неправдивости своего шутливого предположения о бурной ночи? И снова передернуло. Едва представила комок из тел на фоне, вероятно, белых простыней в его комнате старосты.       Малфой прищурился. Она итак узнала бы ответ на заданный вопрос, но когда наступит нужное время.       Знал, конечно, что уж кого, а Поттер вокруг пальца так просто не обведешь. Она же не из тех пустышек, кто будет верить каждому его слову. Будь это так, то сейчас вообще не устраивала бы допрос с пристрастием, а носилась бы из одного шикарного угла в другой и неугомонно распылялась о том, насколько красиво и богато живет его семья. Или дула бы губки и стреляла глазками, питая надежды на то, что он от этого обомлеет. А может уже поддалась его очарованию и красоте, глупо хихикала и тащила бы этого чудовищно красивого и идеального Скорпиуса хоть куда-нибудь, где есть возможность найти какую-то опору, наскоро раздеться, и абсолютно ни в чем ему не отказывать.       Да она вообще не такая, как десятки предыдущих пустоголовых кукол, что вечно несут безынтересную чушь, вешаются на шею и раздвигают ноги прежде, чем он оценит, хочет он вообще её или нет.       И он, к его ужасу, уже понял это. Всего за неделю! А теперь ловит каждое её слово, и всё так, будто знает её давным давно. Так по факту и есть, но столь близки и откровенны друг с другом за все эти годы не были ни разу. Иначе её бы действительно тут не было, а домовику Парту не пришлось бы таращить глаза и удивляться тому факту, что хозяин уже не впервые привел её в свой дом, а до Лили тут вообще никого и никогда не было. — Неужели удалось-таки унять свою гордость? — всё ещё не уступала в напоре. — О, ты всё же начал думать, Скорпиус? — подтрунивала Лили.       Коль занесло, то лучше уж так: завуалировано и с шутливой подачей, ведь если её догадки о примирении с отцом падут прахом, то ей в случае серьезного настроя несдобровать. — Я же говорила, чтобы попробовал думать. Как чувствовала, что тебе понравится, — говоря непринужденно, довольствуясь своим удачным советом, Лили немного изогнула бровь.       Игривое настроение, несмотря на недавний поток мыслей о внутреннем содержании собеседника, никуда не делось. Совершенно не хотелось в очередной раз изнурять себя и без того очевидными домыслами, а потому пришлось пока что отложить их в дальний ящик. А может это лишь дотошные стереотипы? Хоть кол себе же на голове теши, но совсем не такой, каким его считала. Совсем!       Воодушевляло, что Скорпиус всё так же улыбался её смелому острословию, упирался ладонями в спинку кресла и не приближался. Последнее только добавляло юной Поттер решительности.       Прошагала вдоль ряда картин вглубь комнаты и замерла. — Это же?.. — указывала пальчиком в висящую на стене работу, но спрашивала скорее промежду прочим. — Чайные картины непризнанного гения, — медленно приближаясь, опять заканчивал за неё довольный молодой человек. — Да, они.       Речь шла о британском художнике, который рисовал невероятно красивые портреты и картины, а чайными их назвали от того, что мастер подмешивал к компонентам красок и чернил разные чайные смеси и заварку. Эти нанесённые на белоснежный фон полутона и оттенки выглядели действительно завораживающе. — Хотя поговаривают, что для своих работ он частенько использовал не только чай, но и напитки покрепче, — поравнявшись с девушкой, он принял подобную ей позу и тоже сплел на груди руки.  — Говорят, что он вложил во все свои картины победу над одиночеством.       Цитировала то, что некогда читала о работах художника — неоспоримый факт и устоявшееся выражение. Озвучила известные многим поклонникам его творчества слова, но с четким упреком. Сочла, вероятно, предыдущий комментарий Малфоя и пренебрежительный тон оскорблением золотой руки мастера, но тот специально приводил её к ложным выводам. И снова непревзойденный плут, а на деле всё чрезвычайно просто, но чертовски запутанно: она питает слабость к искусству и литературе, а он начинает питать слабость к ней. И во многом ещё и из-за того, что он полностью разделяет интерес к её увлечениям, ведь восхищается тем же и в равной степени. Не зря тогда сказал, что у неё есть вкус и убедился, что не только на книги. — Победу над одиночеством? — игриво шепнув, полностью отвлекся от картины. — И что же это, Поттер? — не поленился наклонить голову и подставить ухо поближе к ожидаемому ответу, а улыбнулся словно Чешир.       Он знал о художнике даже больше, чем Лили, а уважал его труд не меньше неё. Знал, конечно, и ответ, но желал его услышать. Не будь он собой, если бы не надеялся загнать Поттер в багровую краску. — Речь идёт о любви, — закатила глаза под веки, но не победила стеснительной улыбки. И видно, как перемялась от неловкости на ногах, а заигравшемуся Скорпиусу этого и хотелось. — Ммм… Лю…что? — спрашивал новоиспеченный и достойный оваций актер, чуть выпятив нижнюю губу, — никогда не слышал, — качнул головой юноша. — Ну, конечно, — хихикнув над его притворством, Лили уже порядочно зарумянилась. И даже не от сути слов, а от такого вот устремленного в её черты взгляда, но дать ему насладиться победой пока не собиралась. — Не те книжки читал, — упрекнула девушка. — А ты значит те? — спрашивал, но на ответ даже не надеялся. Лишь продолжал улыбаться.       Поттер медленно ускользнула назад и нашла себе место у кромки большого обеденного стола, на который аккуратно оперлась. Теперь рассматривать полотно было сподручней, но она, вцепившись ладошками в деревянные края дорогой мебели и скрестив ноги в лодыжках, смотрела пока лишь на жемчужно-русый затылок в паре шагов впереди. И снова потешно, ведь как два маленьких шкодливых ребенка, которым хоть бы немного, но позадираться. — Как бы тебе подоходчивей объяснить? — почесывая ноготком бровь, Лили удалось вложить в слова громкий шутливый намёк. На то, что понять обычные речи его уму не по силам, и что ей придется всё ему разжевывать. И снова с огнем играет, ведь уже повернулся в её сторону, но гриффиндорка, вероятно, придумала что-то достойное.       Начала ровно, спокойно и уже без язвинки. Как-то серьезней, чуть прищурив глаза, глядя на него и делая на нужных словах правильные акценты. Всецело захватила его внимание с первой же фразы: — Представь, что у тебя в руках любимая книга. Та, в которой тебе знакома каждая строчка, но ты видишь в ней новое всякий раз, когда она попадает тебе в руки… Перечитываешь её снова и снова, а воспринимаешь всё её содержание так, будто читаешь впервые. И тебе кажется, что она никогда не надоест…       С каждым новым предположением голос становился будто мягче, а от этого немного тише. Даже не уловила, что в этот самый момент выворачивает перед ним душу. Наизнанку, но собственные озвученные суждения казались такими приятными, что заставили улыбаться. Почти мечтательно, блуждающей и светлой улыбкой. Что-то подобное творилось и с потерявшимся в пространстве взглядом, что уже не смотрел на Скорпиуса, а был невидящим и направленным куда-то вперед и вниз. — …И ты понимаешь, что любишь её содержимое настолько сильно, что тебя совсем не волнует идеальна ли её обложка. Видишь, как течение времени не делает её красивей, но даже через много лет ценишь уже обветшалый переплёт ничуть не меньше. Тебя не волнует и то, что в ней далеко не все страницы идеальные, и попадаются небрежно или нечаянно смятые, затертые, даже непонятные и раздражающие куски текста. Словно топорные, и в эти времена хочется закрыть её, но отправить в топку никогда не посмеешь. Снова откроешь и будешь перечитывать и пытаться понять то, что раньше не было понято... И тебе беспокойно и не по себе, когда она оказывается не в тех руках, ведь начинаешь переживать, что кто-то не будет с ней аккуратен, что испортит её. От этого тебе хочется быстрей вернуть её назад и сделать так, чтобы она больше никуда и никогда не исчезала. И когда ты уверен, что привязался к той истории бесповоротно, и она тебе всё так же дороже и интереснее других, но её мало… Тогда приходит время для дополнительного издания.       Довольствуясь удачным сравнением, она коротко улыбнулась и только теперь подняла глаза. Лили даже не заметила, как по мере этого задушевного монолога к ней приблизился красивый хозяин немного распахнутых губ. Последнее явно от замешательства. А может и от восторга. Не разобрать, но что-то схожее читалось в каждой складке кожи и мимической морщинке, а особенно чётко в глубине серых глаз. — Так… понятно? — еле смогла, еле спросила, но и сама себя не слышала. Совсем тихо, недоуменно, чуть испуганно и сбивчиво. — Предельно. А ты у нас значит третий том Поттеровской антологии? — разобрав последний намек её слов, шутливо шепнул он. — И в чертовски красивой обложке, между прочим. Чуть повеселил тяжело сглотнувшую Лили и та нервно облизала губы, впиваясь пальчиками в стол так, что под ним, вероятно, останутся царапины от её ноготков. Забегала взглядом по его зрачкам и заметила, как рука старшекурсника пришла в движенье. Малфой чудовищно медленно и дьявольски волнующе заправлял ей за ухо длинную шелковистую прядь, а теплые кончики пальцев так нежно опустились по щеке, что ей стало щекотно и девушка почти блаженно зажмурилась. — А ты у нас первое бесценное издание? — смело, а на деле Поттер на пятки наступала внутренняя истерика, поскольку вот это вот точно совершенно нездоровая ерунда. Такая же, какая была у выхода из книжного. Да и Малфой тоже, очевидно, это понимает. Словно дрогнувшей рукой проводит по шее и бережно перебирает тяжесть ярких волос над ней. — Первое и единственное в своём роде... издание, — ответив, отрывочно наклонялся, и было видно, что во время коротких пауз искал в её красивом личике и полных волнения глазах согласие на то, чего вот как раз делать совсем и не нужно.       С первого дня рядом с ним Лили знала, что может переварить всё на свете: его скверну, подставу, тот его пошлый поступок в ванной. Бред с ценой в десять поцелуев и то, что от них должно было бы и тошнить. Смирилась с его внезапными появлениями, постоянным присутствием, выходками и обмозговала всё. Два первых и ещё пять поцелуев не исключение. Итого семь, и каких, но не такой же, а от него внутренний голос бьет во все тяжки, заставляя вспомнить те мысли, с которыми появилась в Уилтшире. И всего-то четверть часа назад, а реальность снова вверх тормашками. Уже не сомневалась, что это — он.       По факту — восьмой, по оплате долга — шестой, но в реальности-то будто первый. Настоящий, робкий, первый в её жизни подкрепленный вроде как искренним взаимным желанием, а не долгом — чувственный поцелуй. А может, просто его необъяснимый порыв? Но так искренне играть такую роль не смог бы даже непревзойденный Малфой: нежное и безумно волнительное касание губами, аккуратность ласковых рук, и сильное биение мужского сердца. Последнее давно забыло, что способно так усердно трудиться, а может и вообще никогда прежде об этом не ведало.       И как тут поймешь этого совершенно непонятного Скорпиуса, когда и в себе разобраться не в силах? Мысли превращаются в чувства, а чувства в легкие прикосновения, нащупавшие под пальчиками нежную кожу, острые черты изумительного лица и немного неопрятную, мягковатую щетину, которая ему очень идет, а ей нравится на ощупь.        Как выдержать, ведь будто взаправду? Поцелуй такой, каким он и должен быть, а внутри как она себе это когда-то представляла: то переворачивается, то резко замирает, растекается, волнует, греет, а непривычная медлительность и отсутствие каких-либо подсчетов и цифр впервые позволяет осмыслить каждый крошечный жест, вдох, пульс и новый миг происходящего. Ещё большее безрассудство, но как же хочется в нём раствориться. И прилично так сносит крышу, а прочее теряет смысл.       Совсем не то, что глупеть рядом друг с другом, жадно желать друг друга, но от этого, вероятно, ещё хуже: пытаться обуздать бесконтрольно горящее от касаний тело — одно, но вот горящую в аду собственных предательских и ненужных чувств душу — совершенно другое, а он снова целует. И ведь только-только лишил вожделенного тепла своих губ и аккуратного раздробленного пополам выдоха, но почему-то решил вернуть его. Не нагло, не властно и напрочь забыв о настойчивости, просто сменяя касание губ на другое. Не менее приятное и чувственное.       Должно быть, намеренно не переступает знакомую черту, боясь опошлить происходящее. Или же испугать её, а может уже боится и самого себя рядом с ней? И не исключено, что от его уютных и умиротворяющих объятий до поглощающего страстного безумия будет всего один роковой момент.       И он всё ближе, а натянутая будто струна Поттер кажется на вкус ещё слаще, но от этого почти страшно. А ведь никогда и ничего не боялся, и безмерно смешит ирония знакомой всем фразы: «Надо начинать с себя».       Может оттого и сжал на её шее ладонь чуть сильней предыдущего, чтобы напоследок, а вскоре совсем отпустить. Начать медленно и нехотя терять от расстояния её запах, но оно того стоило. Хотя бы ради этого взгляда, что точь-в-точь, как и его: бегающий, тревожный, и что-то на грани фобии.       От этого неподконтрольный холодному разуму внутренний житель пускается в безудержный пляс. Этот мерзкий чертенок от увиденного начинает ликовать, а его писклявый голосочек уже вторит одно и тоже. Бесконечно много раз, разражаясь задорным хохотом и беспрестанно: « Ну и влип, приятель, сочувствую. Но ты это видел? Она же… Она ведь, по-моему, тоже…»       Отдалялся, но до того медленно, что бедная, раздерганная и уже совсем сбитая с толку Лили не сводила глаз. Желала убедиться, что он не передумает. Неосознанно потянулась к губам ладошкой и оценивала пальчиками ещё совсем свежие ощущения поцелуя.       Опять начинала ему завидовать и промелькнула мысль о восхищении, поскольку Малфой уже улыбнулся. И как так-то? Ей вот пришлось собрать в целое все свои усилия, чтобы отвлечься от галопа мыслей.Ответила ему тем же, но замявшись от стеснения и борясь с дрожью. Сунув руки в задние карманы и немного подняв плечи, гриффиндорка снова шагнула вглубь комнаты. Как только отвернулась, сразу же до боли округлила глаза, набрала в щеки воздуха и медлительно его выдыхала. Несколько секунд тишины успокаивали не хуже, чем данное самой себе обещание обдумать потом это всё.       Рассматривая ещё несколько работ талантливых мастеров, девушка замерла лишь тогда, когда перед ней предстала преграда из стены и последняя написанная работа. Лили, посерьезнев, что было после недавнего не сложно, смотрела на огромное, одинокое, обрамленное в дорогую серебристую раму полотно. Почти приоткрыв рот и безумно внимательно.  — Какая же она… красивая, — болезненным шепотом обронила Лили, а в груди, как и неделей ранее, сжалось. Словно от невидимых пут, поскольку говорила она совсем не о качестве работы мастера.       Волшебная картина была написана талантливо, но такого вот нечаянно озвученного восхищения заслужила изображенная на ней молодая волшебница. Ею была некогда хозяйка будто опустевшего без неё холодного дома — Астория. Длинные локоны, что едва светлее шоколада, и переливаются от того, как она на портрете легонько покачивает головой. Её тонкие, благородные черты немного бледного лица, увенчанного еле различимым румянцем. Прямая осанка, изящные руки и пальцы, бережно сжавшие какую-то книгу, острые скулы. Нежно-розовые, будто знакомые Лили губы, и те стали чуть тоньше — она улыбнулась, но смотрящий прямо в душу взгляд оживлял портрет ещё сильнее. Её блестящие серебристо-серые глаза.       Точь-в-точь как у того, кто поравнялся с Лили и внимательно следил за ней. И дело даже не во внешности, а в том, что при жизни эта чистокровная волшебница была действительно доброй, отзывчивой, милой и такой, что смогла в своё время пробудить подобное даже в, казалось, паршивой душе старшего Малфоя.       Нашла и вытащила на белый свет то людское, что он скрывал, изменила его своею любовью и полюбила ещё сильнее. И очевидно же, что растила в этих же убеждениях и любимого сына, стараясь вкладывать в него только лучшее, но вот только многого не успела… — Ты очень похож на неё, — тихо озвучила свои наблюдения Лили, не расправившись с комком, что будто прилип в её горле. — Хотелось бы верить, — ответил, но с явной иронией.       Понимал, вероятно, что вряд ли и дал наступить тишине. Покосился немного на девушку и неслышно хмыкнул под свой опущенный нос. Малфой, конечно, не станет ей говорить, что как раз не он, а она на неё невероятно похожа. Настолько, что с каждым днем всё сильнее и тут уже полностью бессилен и неоценимый ум и все его умения. Лгать самому себе смысл есть, но в итоге, как показывает практика, толку маловато. — Это её картины. Она сама выбирала каждую. Очень любила их… И цветы… — отведя к полотнам взор, юноша скрестил на груди руки и неспокойно коротко улыбнулся. — От неё всегда пахло цветами, — на немом выдохе и почти шепча.       Пытался, вероятно, скрыть проскочившую в голосе ноту чего-то горького, а Лили от этой его запредельной искренности пропустила пару вдохов.       С другой стороны кому, как не ей? И думала она сейчас именно об этом. Держи врагов ближе. Ведь если друзьям, то только одному, настоящему, а она ему собственно кто, чтобы лезть в его прошлое и душу? Никто, а вот эта его пропитанная светлыми воспоминаниями фраза и непонятный порыв с поцелуем и были границей его перед ней откровения. Она так думала.       Захлопав глазами и шумно вдохнув, Лили просто не смела отвести от профиля собеседника глаз, но проверить теорию всё-таки хотелось. Поттер даже не надеялась, что на её невероятно глупый, спонтанный, волнительный и почти затерявшийся в огромной комнате вопрос: «Скучаешь?», он заглянет в её глаза и ответит. Таким же тихим, искренним, но затупленным внутренней болью: «Безумно».       Трет губы и треплет затылок. Будит в себе актера — отворачивается и снова его улыбка. Натянуто, но в целом мило и правдоподобно, а вот внутренний эмоциональный тумблер Лили к таким переменам и испытаниям явно не привык, и так молниеносно отвлечься от быстротечных слов и событий не получается.       До того, как не звучит его фраза, но уж после неё сегодняшнюю субботу точно можно окрестить «днем откровений»: — Кстати о живописи… Я украл все твои рисунки, Поттер, — непринуждённым, будто шелковистым баритоном нарушил тишину Скорпиус. — Странно, что ты этого не заметила, — подшучивал довольный хитрец.       Медленно шагнул прочь, а девушка, не доставая ладошек из карманов, лишь часто заморгала. Совершенно не понимала, зачем ему это нужно. Зарделась и вспомнила ту хитрую улыбку, с которой он вчера отдавал ей отнятую папку, но ведь снова до ужаса ловко спёр. И это бы, вероятно, повеселило и породило бы несколько вопросов, что уже подкатывали к горлу. Как минимум: « зачем ему это понадобилось?», но мысль затерялась на полпути, кулак в кармане сжал воздух, а его акцент на слове «ВСЕ» был многозначительным.       А этот гаденыш не зря будто прирос к тому креслу, где были их куртки. Лили спохватилась, и эмоции были ещё ярче тех, что настигли в магазине. Теперь расстояние почти убивало — до безграничного позора не меньше десяти шагов, а он легонько сжимает между пальцами многострадальный скрюченный лист и даже начал выравнивать его края. — Отдай, — почти захлебнувшись воздухом, снова приказывала Лили. Ринулась в его сторону, но на этот раз шансы на победу были ничтожны. Не помогли бы даже десятки поцелуев, поскольку Малфой предвидел и это: хитро ухмыльнувшись, попятившись от неё вдоль длинного обеденного стола, он выставленной вперед рукой ограждал себя от её попыток завладеть своим творением. — Да что же там такое, Лили Поттер? — нетерпеливо и хитро комментировал он. Предвкушая, юноша явно приближался к апогею разоблачения, а она от череды его действий была на грани обморока.       В своём веселье даже не заметил, что побледневшая и оцепеневшая девушка теперь способна двигать лишь глазами. Полными ужаса и даже обиды глазами, которые всего через пару секунд и спрятать от такого позора будет негде. Разве что… Бежать.       Мозг подал строгую команду, и Поттер на автомате выполняла его указания: попятившись, добрела до кресла, где тихо потянула куртку. До боли закусила губу. Почти до крови, поскольку зажатая в ненужных руках бумажка обрела свой первоначальный размер. А это значит, что её глупость и неосторожность в этот самый роковой момент вылезет ей же боком. Она это четко видит, ведь всего-то пара метров. — Ого, — раздалось, но уже за её спиной. Тихое и озадаченное, а собственное море эмоций даже не позволило разобрать насмешливое или нет, но оторопелое, и это точно. — Ого… и даже очень, Поттер.       И даже нахмурился. Будто не одобрял, что от её рисунка что-то внутри зашевелилось. Но не скользкое и полное гадкой иронии, а нечто другое. Заставившее ощутить странное покалывание в кончиках бледных пальцев — тех, которые он неосознанно перетер. Будто напоминая рукам о тех моментах, когда они оставляли отпечатки на шелке её гладкой и горячей кожи, раскаляя, раскаляясь, а она была вне себя: и как только можно было додуматься нарисовать такое? То, о чём только забыть. Никому и никогда.       Поттер, набирая ходу и уже не боясь создавать шум, оказалась у двери. Даже не видела того взгляда, что прожигал её яркий затылок. — Далеко собралась? Стой! — удивившись её решению, посмеивался молодой человек, но Лили же не могла прочесть в его лице и мыслях то, что веселье скорее от изумления. Даже в неком роде умиления её смелым фантазиям и любопытством. Да и от всего прочего в ней, ведь глупышка и скромница ещё сама не понимает, насколько женственная, пылкая и желанная, а ему уж точно есть с чем сравнивать. И очевидно же, что будет невероятной любовницей. До умопомешательства и исступления, но как же хочется эту догадку подтвердить и проверить.       Необычная настолько, что до бешеного интересно и хочется, чтобы рядом. Подольше, ещё и ещё. Чтобы карамель, её робость, спрятанное под одеждой тело, а может и то, о чём корыстному цинику известно лишь поверхностно — девичья душа. — Да стой же ты! — чуть дёрнулся от настигшего негодования, но до юноши дошла серьезность её намерений, ведь её силуэт скрыли хлопнувшие двери.       Предательски громкое и сбивчивое дыхание бесило её так же, как мысли. Хотя последние скорее пугали, ведь были в состоянии полнейшего хаоса. И этот жуткий бит сердца, а он ничуть не тише отчаянного крика собственной души, и до чего же обидно. Если бы всё не так, если бы кто угодно, но не он, а на фоне прочего ещё обидней. Теперь жадно вдыхает морозный воздух, всеми силами пытается справиться с тошнотворным чувством и вспоминает слова Альбуса.       Брат некогда говорил, что где-то в Уилтшире есть лавка старьевщика, и управляет ею один из них — волшебник, и если Поттер повезет, то она доберется до него раньше, чем окрестности накроют сумерки. Найдет хоть какой-то способ, чтобы вернуться в Хогвартс. Лишь бы успеть спрятаться в своей комнате до того, как об этом её рисунке не начнет гудеть вся школа, а Скорпиус уже натягивал на ходу куртку. Снова громко позвал её, но до чего же бесит и пугает сейчас его голос. — Вот же… Мерлин, чёрт, Боже!.. — резко замерев, от души выругалась Лили и шагнула на порог паники. Отправила к затылку непослушные распущенные локоны и сгрызала кожу на губе. Снимала её слой резко и внушительными кусками. В этом всполохе, конечно, был смысл, ведь она, поддавшись эмоциям, и не подумала, что за пределами дома силы не равные, поскольку Малфой обладает навыками трансгрессии.       Его-то она сейчас и наблюдала: в десятке метров, преградивший ей путь, шагнувший от решетчатых ворот, раздраженный и раздерганный. Не до конца понявший её спонтанного решения уйти, но явно недовольный поворотом событий. И тем, что злая и объятая эмоциями Лили, которая и сама не до конца понимала эту ситуацию, крикнула, чтобы он отцепился и что он — мерзавец.       Очередная порция решений тут же привела её в густой и мрачноватый лабиринт сада. В незнакомый, сгустивший вокруг и без того сереющие в сумерках краски. Всё на свете, лишь бы не видеть сейчас его взгляда. И чтобы он не увидел, как от глупости и обиды глаза застит пелена слёз. Та настолько велика, что мешает рассмотреть остатки жухлой травы и листву, что смешивалась с тонким снежным покровом. Но как удачно, ведь в этом всём почти неразличимы оставленные ею следы.       На том месте, где была несколько секунд назад, послышался хлесткий щелчок. Он снова трансгрессировал. Затем его речи. Что-то о том, что она умный и взрослый человек, но ведёт себя словно маленькая. И чуть более весёлое заверение, что всё равно найдет её, а из центра этого лабиринта ей без его помощи быстро не выбраться. И хоть затаившая дыхание и прильнувшая к изгороди Лили и не расслышала в его словах ожидаемой издевки, но ноги всё равно уносили прочь.       Опять тот же звук перемещения и знакомый баритон. Он говорил ей том, чтобы не убегала, но слова звучали более настойчиво, уже еле различимо, съедаемые расстоянием и глухими густыми стенами высоченных кустов.       Несколько поворотов, непрерывный бег, а перед глазами всё тот же пейзаж. Ещё пару щелчков, собственное тяжелое дыхание и тело, что совсем не повинуется разуму. Тот почти вопит, чтобы успокоилась. Остановилась и отдышалась, прильнув затылком к морозной опоре. Советует прийти к выводу, что Малфой снова прав, ведь глупо же, и от такого ещё никто не умирал.       Да и она была почти уверена, что об этом никому и ничего не будет известно. Уж кого, а Малфоя трепачом назвать сложно, хотя мог бы и накуралесить что-то интересное. Ещё какое интересное, ведь идеальная же месть противной девчонке, пусти он слух и имея доказательства того, что Поттер спит и видит такие вот с ним картинки. И неделю назад так бы оно, вероятно, и было. — Ну что за негодница? — его тихие, невероятно спокойные мысли вслух и совсем рядом. Не дальше, чем за соседней преградой, но для Лили, которая только начала прислушиваться к внутренним советам и остановилась, это было не хуже треска погоночной плети. От испуга шумно втянула воздух. Ровно после того, как он появился. Пришлось прикрыть рот ладошкой, но поздно. — Я знаю, что ты слышишь меня, — его мягкий голос успокаивал, но всё же недостаточно, а юноша, услышав её присутствие, тоже замер. Почти не двигался, поскольку шагнув, просто боялся не угадать и выбрать противоположную ей сторону. — Я не знаю… Может быть тебе стыдно, может и страшно, но… — так же тихо рассуждал Малфой, делая череду прерывистых выдохов. Вероятно, позволил себе чуточку повеселиться над её детской выходкой. — …Ты же знаешь, что я никогда ничего не прошу, а сейчас я прошу тебя не делать глупостей. Пожалуйста, Лили, иди ко мне. Давай пойдем в дом, — как будто волновался слизеринец и действительно просил. Этот его тихий чувственный голос. Она такое слышала впервые. Не говоря о том, что и подумать не могла, что Малфой будет так старательно её преследовать. Может просто спасает свою шкуру от Мегеры, ведь он-то всё ещё за неё в ответе? На деле же старуха была последним, что его волновало.       Скорпиус был уверен, что своими словами достучится до гриффиндорки. Иначе бы всё было по-другому…       Та, поджав от безысходности губы, снова ринулась прочь. К концу бешеной недели накипело, вероятно. Не так-то просто утаивать всё от подруг, вариться с этим всем в одиночку, и съедать себя за собственные мысли, желания, а теперь вот ещё и за чертовы ненужные чувства! Особенно в свои некогда преспокойные шестнадцать, а рисунок — просто совпадение, но стал последней каплей. На этот раз разоблачила себя шагами и удостоилась более злого и волнительного тона. Пугающе. — Поттер, даже не думай идти туда!       Приказывал. И так норовисто, что бурлящая в её теле кровь почти похолодела, но чувство противоречия и упрямство, заложенные самой природой, сразу напомнили о себе. В той же мере, в какой он ей что-то запрещал и как быстро ринулся в её сторону. — Ты слышишь? — следовал по пятам, а на повороте злобно махнул рукой и так, что не повинному фрагменту изгороди досталось и очень. — Стой! Не смей идти туда! — Отстань, — ретиво шепнула под нос гриффиндорка, с опаской оценивая через спину то, насколько он близко, но хорошо же, что не трансгрессирует к ней. — Убирайся! — громче, и ведь почти взмолилась, быстро пробегая куда-то вперёд ещё несколько метров. Даже не обратила внимания, что картинка вокруг неё совсем немного, но посветлела, поскольку с паникой покосилась через плечо. Туда, где сквозь множество тоненьких ярких полосочек россыпи её волос уже виднелась облаченная в темную одежду фигура. — Стой! Лили, я умоляю тебя! Там же…       Его пронзивший тишину крик, речитатив слов и пришлось замереть. Мгновенно. Даже не от того, что услышала из его уст своё имя. Да и различимая, но дикая помесь злобы, чуждое ему слово мольбы и доза отчаяния не были тому виной. Скорее странная перемена опоры под ногами. Словно земля утратила свою твердь. Да и шуршащий лиственный покров уже не был слышен. Только тихий, пробирающий до глубины души скрежет. Тоненький, но от него всё постороннее тут же утратило смысл, и один он теперь имел значение.       Закончила слова Скорпиуса, но обезумевшим от ужаса и полным отчаяния шепотом. Будто на последнем дыхании: — …Озеро…       Только сейчас заметила, что несколько опрометчивых, ускоренных паническим бегом и необдуманных шагов привели её почти на середину этого небольшого, спрятанного под таким же белым ковром, но губительного водоёма, заточенного почти в центре перепутанных и извилистых дорожек здешнего лабиринта. — Ледяное!.. И дьявольски глубокое озеро! — злобно кричал и чеканил слова, подбежав к концу земляной кромки. Чуть запыхавшись от бега, да и непрерывная трансгрессия всё-таки выматывает. Аккуратно шагнув на самый его край, он шерстил карманы в поисках палочки, а мыслям в его голове не было счета.       Все звуки стали белым шумом. И снова для обоих. Кроме одного — ещё одного различимого предательского хруста под ногами Поттер. Бесконечного, будто бы на его фоне и время теряло счет: замедлялось, растягивалось, измерялось лишь дробями двух сердец.       Полные паники и почти высохших слез глаза в короткий миг вобрали в себя такой близкий, но недосягаемый образ. Что-то странное было и со знакомым ей голосом. Привычный решительный, властный, командный, некогда бесящий, но теперь совсем иной — мягкий, почти дрогнувший, говорящий о том, что всё хорошо, и такой искренне переживающий, что хочется верить каждому его звуку.       Быть ближе и чувствовать знакомое тепло, оставленное на шее после его тихого шепота. Ощущать его и слушать… Бесконечно слушать его хозяина, что всего за миг до наступления кромешной тьмы, адского холода, боли от сотен пронзивших тело ножей и глотка убивающей ледяной воды пообещал ей что-то о том, что он её вытащит.       Сорвавшись с места, только и успел произнести её имя, но не проронил при этом ни звука, просто шевелил мертвенно-бледными губами. Магия, какой бы она не была, уже бессильна. По крайней мере, пока, и цепкие пальцы выпускали на ледяной покров наспех сжатую в них волшебную палочку.       Распластавшись на краю ледяной кромки, впившись в острый обод ладонями, молодой человек почти сунул голову в непроглядную черную воду, а внутри тела творился апофеоз кошмара. Казалось, что запредельный, а от этого ирреальный, но нет, взаправду, а подавить его не помогала даже хваленая железная сдержанность. Ничего из данных ему при естественном отборе качеств. — Ну же… — жадно вдохнул Скорпиус. Потратил не больше секунды, чтобы быстро и ритмично похлопать ладонью по краю хлипкого покрова. Сведя к этому весь обуявший его ужас и нетерпеливость, он чувствовал, как под ним истончается и без того тонкий холодный слой. Знал, что в любой миг может отправиться следом за Лили, но на это было плевать. На себя, а не на мысль о том, что им обоим оттуда, вероятно, быстро не выбраться. Если это им вообще суждено.       Всё его внимание вскоре было сосредоточено на своём же рыке, приглушенном сцепленными зубами. Ведь и действительно адски холодно, когда среди зимы засовываешь в озеро руки. Ещё и по самые плечи. — Давай… — тихо взмолился он, но мечущийся взгляд распахнутых и не моргающих глаз видел не больше того, что ощущали ладони — темную и непроглядную пелену.       Ещё одна секунда опять показалась вечностью. По его молниеносным подсчётам Поттер уже должна была справиться с шоком и даже с тяжестью своей одежды и обуви. Знал, что там действительно глубоко и ощущал как до онемения морозно. Что говорить, если подземные воды, наполняющие озеро, даже среди лета кажутся чуть ли не ледяными? Оттого каждый новый миг был оценен по достоинству — он был на вес золота. — Ну, помоги же мне, Лили! Давай!       Отчаянный оклик испугал восседавшее на ветках воронье, и чёрная туча сразу же взмыла в небо. Голос разнесся в тишине, в унисон со звуком крыльев и плеском воды, где шарили в поисках руки слизеринца. Искали и нашли. Немеющие пальцы уже схватили за какой-то кусок ткани и потянули вверх. Вероятно, за ворот, а из груди вырвалось будто уставшее, утробное, но и облегченное: «Умница, Лили! Умница». — Парт! — закричал во всю силу Малфой. Под её тяжелый кашель, череду алчных вдохов и по мере того, как наружу появляется хрупкое тело, с которого в озеро возвращаются водяные потоки.       Всевозможные эмоции быстро видоизменялись. И не удивительно, что облегчение тут же сменялось его неистовой злостью.       Хлоп. Появился Парт и поежился от зимнего холода. И снова этот предательский тонкий скрип. — Домой!       Её душу будто сунули в чужое тело, а перед глазами четко застыла та же темнота. Всего несколько секунд, но как же долго. И эта боль. Как будто тебя вмиг истыкали тысячами тупых иголок. Подводят даже глаза, что еле разглядели силуэт волшебника и эльфа. Единственным, что ещё связывало с реальностью, оставались только короткие команды знакомого голоса и ещё один хлопок. — Ты просто… — зашипел Скорпиус, а Поттер, скрючившись, судорожно соображала о том, что происходит.       Понадобилось время, чтобы проморгаться и узнать в уютном теплом помещении знакомую ей комнату Скорпиуса, но сфокусироваться не получалось. От настигшей трясучки картинка была не ровной, а звуки заглушал собственный цокот зубов и море воды, что лилась из неё прямо на то ковровое покрытие, где она лежала. — Сколько? — раздражаясь, спросил Малфой у эльфа. — Четверть часа и всё будет готово, — ответил он. Понял, вероятно, что от него хотят, выждал кивок хозяина и растворился.        Лили теперь смогла ощутить, как слабеют прикосновения старшекурсника, что ещё в воде намертво впился в воротник её куртки. — Идиотка! — чуть не плюнул оскорблением он, но не столько злобно, сколько отчаянно. Буравил её близкие испуганные глаза, но для расправы было не время. Как минимум из-за того, что до её сознания в ближайшую минуту и в таком вот шоке не доберется и половины.       Стоя над ней на коленях, он поочередно избавился от мокрой куртки, кофты и даже футболки. Глаза девушки почти прилипли к его телу, а после и к пламени камина — всему, к чему подходило обозначение «тёплый». — Са-а-ам идиот, — огрызнулась Лили. Худо-бедно получилось приподняться и сесть, а слизеринец быстро вытер обнаженные руки сухими частями одежды, растер свои ладони и закатил под веки глаза.       Поттер медленно стерла сбегающие по лицу ледяные ручьи, но пытаться встать на ноги не смела. Да и не была уверена, что смогла бы, ведь окоченелые руки и ноги дрожали и совсем не слушались. — Как можно быть такой?.. — не закончив гневную фразу, он, вероятно, не подобрал нужного слова. Сильно поджал губы и уже расправлялся с её насквозь промокшей тяжелой серой курткой, что с хлюпающим звуком дополнила кинутые в стороне вещи. — Ка-а-ак… можно быть таким?.. — злобно нахмурилась Лили, но повиновалась каждому его движению. Вот она как раз знала, что хочет сказать. Даже подалась к его лицу, но озвучить не рискнула. И если бы не синие губы и не безумная тряска, то звучало бы это в разы обвинительней и настойчивей, но мысли снова стремились лишь к одному — спасительному теплу. Может именно из-за этого желания она неосознанно дотронулась ладошкой до его прохладного предплечья. — «Таким» это каким? — кивал злой слизеринец, подталкивая её поднять руки и избавляя от увесистого и холоднющего свитера, но как только это случилось, оба сразу же продолжили яростные и многозначительные переглядки. — Вот таким! — сказала, как отрезала и кивнула. Указывая в юношу трясущимся бледно-синим пальчиком и бегло осмотрев его с пят до головы. Ссутулившись, обняла себя руками, но от бегущих с длинных волос потоков ничуть не согрелась и ещё раз покосилась на тёплый камин. — Да ты хоть представляешь, каково мне было увидеть тебя там? — терпение исходило, и он едва не кричал, — между прочим, я всё ещё за тебя отвечаю! Забыла? — Тебе-то что?.. Это ве-е-едь не ты…туда… — цокотала рядами зубок девушка.       Его гневило, а Поттер поджала всё-таки губы. И снова сильно, ведь ума оценить всё это хватало. И грешно не согласиться, что в некой степени идиотка, поскольку вся эта катавасия с рисунком казалась теперь сущим пустяком и бредом. — Ненормальная, — заключил Скорпиус. Уверенным напором нажал на её плечи. Без звуков приказывал ей лечь на спину и быстро вкручивал пуговицы штанов в петли, но точкой в этом занимательном диалоге и не пахло. Это было так же очевидно, как и дрожь девушки, многократно сотрясавшая каждую клетку её тела. — А…са-а-ам… норма-а-альный? — сбивчиво, злобно, но уже растерянней спрашивала она, рассматривая какую-то секунду потолок. Приподняв голову, наблюдала странную и неведомую ей доселе смесь злобы и заботы, ведь не поленился даже по-магловски расшнуровать её обувь, резковато, но стянуть песочного цвета ботинки, избавить её от носков и снять с неё джинсы. И мысленное ему за это спасибо, ведь сама бы сейчас это всё точно не смогла.       Все вещи постигла та же участь, что и предыдущие тряпки, а Лили, поглощенная ужасом пережитого, холодом и его речами, смогла всё же осознать его заботу, но ведь лежит перед ним почти в чем мать родила. И выглядит это откровенно, но на фоне полумрака его комнаты ещё и дико.       В целом не более дико, чем череда его быстрых, точных и скоординированных действий: снимает часы, затем толстый дорогой браслет и небрежно кидает их в кресло. Преодолев половину комнаты, вернулся так быстро, словно не уходил, но сжимал в руках большое полотенце и стянутое с огромной кровати мягкое одеяло. Сильно схватив ледяную и недоумевающую Лили за запястье, почти рывком потянул её и поднял на ноги. Тяжело выдохнув, вытирал её и выжал длиннющие волосы. Присел на тот участок светлого ковра, что был чётко напротив камина. Упираясь теперь спиной в сидение мягкого дивана, старшекурсник вытянул ноги. — Что… что ты делаешь? — в очередной раз сбивалась она. С некой опаской и недоумением наблюдала и ощущала, как он усаживает на себя. Растирает одна за другой её ладони, затем плечи и прижатые по обеим сторонам от его ног бедра. Очевидно же, что хочет согреть её своим теплом, и во избежание резкого прилива крови с периферии идея не самая худшая, но ей-то от этого не легче, ведь к приличной дрожи от холода добавляется ещё одна — от такой вот его близости. — Давай хоть теперь без глупостей, — в разы тише, но лишь немного спокойней сказал он. Скривился и прямо в близкие черты её лица. — Всё что мне нужно, я там уже видел, Поттер. — Ничего ты не видел, — упрямо и одновременно стыдливо кинула Лили, вспомнив то, что творилось в кромешной темноте коридора у гостиной старост, но её упрямство и все до последней эмоции лишь тешили Скорпиуса. — Чувствовал, — шепнув, юноша был улыбчив и говорил чуть ли не соблазнительно, а дыхание Малфоя показалось ей даже горячее собственной крови, вмиг прилившей к щёчкам.       Вот если бы хоть капельку смутился, но нет же. Скорее наоборот: провел на удивление теплыми руками по спине и дотянулся до застежки предпоследнего, мокрого, скудного и почти прозрачного элемента одежды, а старшекурсница от его жеста заметно дернулась.       Всё снова обретало былые формы, а место злобы и нервной тряски занимала приличная конфузливость от наготы, но только не для него, ведь цокнул от раздражения языком. Даже пресек её ничтожные попытки прикрыться. Расправился с кружевной тряпицей в два счета, стягивая с бледных ручек тонкие бретельки и отправляя её в неизвестном направлении. Уже притягивал девушку ближе и накинул на спину пушистое одеяло. Шумно выдохнул от холода кожи. Чуть не зарычал. Или это было бы нервным смехом. Сдержался, но Лили тоже невольно дернулась, ведь в какой-то короткий миг от разницы температур будто обожгло.       Скорпиус подтолкнул её руки к своим лопаткам и скрестил её лодыжки за своей спиной. Закутал ледышку и себя в этот согревающий мягкий слой ещё плотнее, а Лили, отвернувшись, прильнула щекой к тёплому плечу. Теперь от настигшего стыда спасало хоть что-то, но не до конца, ведь ощущала кожей каждую клетку его наполненного горячей кровью тела. — Вечно с тобой какие-то беды, — зашептав этот упрек прямо ей в ухо, он уперся острым щетинистым подбородком в девичье плечико, а Лили, зажмурив глаза, шмыгнула носом. Почувствовала, как под её пальчиками снова и снова пробегают сотни мурашек, что рассыпались по безумно тёплой и вечно прямой сильной спине. — Ты...ты испугался, — будто спросила, но скорее подытожила очевидное. Сказала еле различимо, уткнувшись губами в плечо. Винила себя за то, что нарушила воцарившуюся паузу.        Последовал его беззвучный смех и Скорпиус хотя бы попытался заглянуть девушке в лицо, опустив ненадолго голову. — Я просто не думала, что ты умеешь, — призналась гриффиндорка. Будто насмехаясь над собственной неправотой, поскольку теперь вот окончательно понятно, что совсем не такой, каким считала его на протяжении полных неприязни и раздражения лет.       И что-то очень тихое почти шепчет, что ложь, и чтобы не верила, но кто бы этот голос слушал? Особенно после череды испытаний: адского пламени, что почти захлестывало их в темноте коридора, а теперь ещё и ледяная вода, обнажившая его искренне переживающую и не такую уж бесчувственную натуру. Ведь совсем не тот, каким всегда хотел казаться, а эта его неосторожность теперь ей как наказание. Он же прав, говоря, что уже в её голове.       И чем не идеально? И самое время успокоиться, ведь тепло и безопасно, но его руки, добравшись по телу до последнего клочка одежды, забрали надежды на умиротворение быстрей, чем Поттер дернулась. — Что ты делаешь? — снова повторялась и перехватила его ладони, но ещё раздраженный юноша лишь сгреб её руки и вернул их обратно. Прижал Лили к себе усердней прежнего. Удерживал даже подбородком, которым сильнее надавил аж на лопатку и лишил половины возможности двигаться. — Как тебе перспектива получить по рукам? Или сразу по физиономии? — язвила девушка. И если бы не делала вид, что злится, то от стыда растеряла бы дар речи. Сам-то наполовину одетый, а она…       Уже слышала треск нитей, крепко зажмурила глаза и дернулась в такт его короткого усилия, с которым руки молодого человека разделили по боковому шву тонкое, мокрое и холодное белье. Потом и с другой стороны, но личико девушки почти пылало. — А как тебе перспектива быть здоровой и иметь в будущем здоровых детей? — ничуть не уступил в ехидстве, не забыв о присущей ему взрослой рассудительности. — Я думаю, что не очень и плохая.       И снова прав, потянув пальцами за краешек уже бесформенного кружевного клочка и отправляя его куда-то в сторону, а Поттер, впиваясь ноготками в его спину, чуть не издала писк отчаяния. Никогда ещё не чувствовала себя такой беспомощной перед ситуацией. Теперь её обнажение в ванной старост казалось детским лепетом. Тогда она хотя бы знала цену свободы, а оттого и время своего заточения. — Не надо читать мне морали. Это всё из-за тебя! Ты ведь у нас вечно суешь свой величественный нос не в своё дело, — нарушила напряженное короткое молчание, упомянув о рисунке. Вскользь, мечтая раскраснеется, но теперь не получалось. Словно горячая некогда кровь превратилась в ледяную озерную воду, а другой её частью был адреналин.       Чистейший, отборный, бегущий в теплеющем теле. Как минимум от той череды сильных ударов мужского сердца, что заглушали собственное. Несмотря на то, что оно неслось вприпрыжку и за один чужой бит успевало протарабанить дважды, а Скорпиус от её наивных обвинений повеселел и даже успокоился. — Между прочим, если бы не мой величественный нос, то ты так бы до сих пор ровно на заднице и сидела, — опустив голову, он медленно повел кончиком носа невидимую линию. Та взяла начало возле её уха и оборвалась на изгибе девичьего плеча. Даже напрочь отбила желание говорить что-то о том, что его фраза ей совсем не понятна, ведь мысли снова восвояси. Ещё и напугана его руками, что вот-вот, да и спустятся с поясницы на упомянутую им пятую точку. Бедовую, совершенно голую пятую точку.       Обмякла, немного накусывая на зубы ноготок и под прикосновениями заскользивших вверх ладоней. Медленных, нежных, обнявших так, что на ум приходило только одно — уют, а к хорошему ведь так быстро привыкаешь, и в тугом кольце теплых рук внутренние переживания уже не вопили. Говорили, но если так дальше пойдет, то имеют шанс зашептать или вовсе смолкнуть.       Это оставалось неизменным и усилилось, стоило ей уткнуться носом в его шею. И ведь прильнула всё-таки к той раскаленной жилке, о которой так ревностно мечтала. Вдохнула его запах, но на этот раз шумно и не скрывая. Почти блаженно закрыла глаза, нашла голове опору в виде сильного плеча и легонько, почти незаметно потирала его спину. Уже теплеющими ладошками и вскоре уже ощутимей, а на прочее было плевать.       Какие грани? А были? И об ужасе произошедшего забываешь так, будто ничего и не было. Робко облизываешь губы и он это чувствует. Позволяешь себе те мысли, от которых подруги сунули бы твою голову между топором и плахой. Сама бы сунула её и нарочно под тупое ржавое лезвие. Может хоть так удастся обуздать непослушные пальчики, а те нащупали внизу спины кромку спортивных штанов. Чуточку пробрались под неё, всего на фалангу и начали перемещаться к теплому, расчерченному на красивые осязаемые сектора животу. Добравшись, Поттер замерла бы и сама, но за миг до этого была остановлена. — Не надо, Лили, поверь мне, — ухмыльнувшись, покачивал головой и советовал Скорпиус, пытаясь заглянуть в изумрудные глаза. Но зачем же шептать этот запрет так соблазнительно? Лишь от одной такой подачи хочется позволять себе то, от чего раскраснелся бы даже спрятанный в черепе мозг.       Пришлось немного надуть от неудовлетворенного интереса губы, но хорошо, что остатки отмороженного мозга ещё соображают, и своё абсолютно голое тело над ним начинает чувствовать, что с огнем шутки плохи, ведь он уже её хочет и в той же высокой степени, в которой ей любопытно что-то новое и запрещенное — весь он.        Лили же не понимает, что для него всё происходящее совершенно иначе: ему не страшно, не стыдно, и даже не интересно, ведь Скорпиус всё это уже знает. И не сомневается, что не был бы разочарован. Наоборот, но смесь запредельного терпения, запрета и предвкушения узнать границы именно её тела на деле чудовищная пытка.       Немного повела бровью и ещё раз шмыгнула носом, а реакция слизеринца на её поступок и послушание была ожидаемой — он беззвучно посмеивался. Совсем немного отодвинул её за плечи. Снова желал, вероятно, заглянуть в её глаза. И теперь заглянул. Поочередно, спокойно, но не обронил ни звука, а после просиял легкой улыбкой и прищурился. Замысловато и как-то уж слишком игриво, словно пришел к какому-то верному и достойному его логике умозаключению. — Согрелась? — лениво моргнув, юноша легонько и вопросительно повел на бок головой, но взгляда от её глаз пока не отводил. От греха подальше, ведь соблазн до чрезвычайного близко и как же его сейчас много — вся она. — Почти, — поочередно смотрела в те огоньки пламени, что отражались на фоне серебристо-серого цвета, а вышло совсем не так уверенно и смущенно, как должно было. Скорее пытливо.       И как же удачно, что солгала. А может и не совсем удачно, поскольку безумно рядом именно тот, что уже выглядит едва лучше змея-искусителя.        Действительно согрелась и даже так, что под одеялом становится жарко. И по логичным же причинам, а от его нежной, теплой и убийственно медленной ладони, скользнувшей вниз от плеча, так и вообще адское пекло. Малфой, судя по всему, ещё пытается бороться с собой, но снова проигрывает, а первой замертво падает его поверженная сдержанность.       И эта смелая не по годам взрослая наглость, а он уже позволяет себе не только отнимающие дыхание прикосновения, но и безнаказанные взгляды, но те ничуть не холоднее его накалившихся добела нервов. Любопытные, внимательные, оценивающие то, как легонько потянула за край собственной уже розовой пухленькой губы, но вскоре к шее и всё ниже и ниже — туда, где нежно прикасается.       И эти его невидимые линии, ведь будто рисует, а холст ничто иное, как вожделенное тело: его чёткие изгибы, жемчужины позвоночника, острая ключица, мягкая красивая грудь, тоненькие полосы ребер и тёплое, дрогнувшее от касания и выдоха солнечное сплетение. Руки туда, где таится, вероятно, её девичья душа, но чуть выше живота уже пусто, ведь жительница сорвалась и кубарем. На пару со своей неожиданной спутницей — силой воли, но та была единственной, кто мог бы заставить не приближать к его отпечаткам ничем не прикрытое тело.        Проигрывают оба. Со скрежетом зубов и трепетом рук, вот только теперь это поражение в разы томительней и медленней, а от того будто слаще. А разве можно иначе? В полумраке, наедине, почти обнажившись и в повисшем молчании?.. …А они смотрят друг на друга так, что в самую пору лезть на стены, ведь почти заламывают пальцы.       От мысли о том, что совсем не мерзавец и даже больше, чем просто «нормальный» — особенный.       От того, что самая настоящая из всех, кого он встречал в своем грёбаном циничном и пошлом мире.       Словно оба владельца растущего во взглядах психоза ещё надеются на чудо. Спасает лишь одно — наличие ничтожного, но расстояния. Назад дорога заказана, и стоит опять прикоснуться телами, и не приведи, Господь, губами, то уже не оторваться. Почти невозможно…       И лишь только после бесконечной внутренней мольбы, её прерывистого, обремененного тяжестью выдоха и его до полубеззвучия приглушенного рыка, что еле заставил юношу совладать с собой, но эти их глаза… В них что-то намертво застыло. Оба словно попали под давку колеса сансары, а главная цель попавших туда, как известно, меняться и вернуться, а не нести тяготы собственной кармы. Избавиться от непостоянства и всего незыблемого, заставляя мир вокруг нового тебя обрести былую четкость и очертания. Ума хватало: не нужно, не время, да и поцелуями теперь всё вряд ли ограничится. Не спасли бы и знакомые и до утробного крика желанные касания. Разве что долго, бесконечно, часами, ведь чем дальше, тем больше хочется. И не только больше, а большего. Почти трясет мелкой дрожью, а предел терпения обоих уже на исходе.       Хлопок. Тихий голос эльфа, вернувшегося через обещанную четверть часа, а они даже не повернулись и не двинулись, впитывая напоследок то, что говорили друг другу глазами. — Что-нибудь ещё? — учтиво спросил домовик, поставив на столик неподалеку до отказа забитый поднос, а Лили краем глаза увидела, что из всех возможных емкостей на нём струятся завитки горячего пара. — Нет, Парт, только вещи и ты свободен. Я позову, если понадобишься, — мягче обычного ответил юноша, кивнув на груду мокрой одежды.       После такого затяжного напряженного молчания не только тон, но и голос показался ей каким-то другим, а его владелец от настигшего Поттер удивления дернул уголком облизанных губ. Ещё и добавил свое немного наигранное, но в целом действительно благодарное: «Спасибо, Парт», и по-аристократически сдержанный, но довольный с виду эльф исчез вместе с кучей мокрой одежды. — Давай-ка мы тебя во что-то оденем, — прямо излучал заботливый доброжелательный настрой. Не без титанического труда, но всё-таки отвлекся от девушки: пришлось отвести взгляд, хорошенько запахнуть на ней края объемного одеяла, нащупать сквозь его пушистый слой её стан, приподнять и подняться самому.       Не без тяжелого выдоха, но вскоре искал и нашел за приоткрытой дверцей шкафа длинную черную спортивную кофту, возвращался и протягивал её Лили. — Это я на тебя плохо влияю, — хмыкнула девушка, и теперь самостоятельно заворачивал на себе одеяло. Освободив руки и на манеру того, как это делают с банным полотенцем, прижимая предплечьями и придерживая ладошками на груди. Шутила, конечно, ведь презрение его неучтивости по отношению к слуге дало такие желанные ею плоды. — Ещё как, — опять смеялся, но очевидно же, что думал не только о домовике. О другом дурном влиянии, которое ему за сегодня стало понятно и очевидно, как белый день. — Ещё как, — повторился, но в итоге почему-то посерьезнел. Выглядел настолько странно, что породил в ней некое оцепенение. — Одевайся, — любезно советовал он, кивнув на сухую и теплую вещь, что перекочевала в руки девушки. — Ты тоже, — немного возмущённо и весело, но от представшего перед глазами тела тут же проглотила обилие слюны. Вместе с ней и свой странный вопрос о том, почему это ему столько всего можно, а она вот себе подобного ничуть не позволяла. Один лишь разочек, но была остановлена. — Постарайся поесть, — снова до странного заботливо, и немного повеселило, как она пытается противостоять своей робости. Получается с каждым днем всё лучше, но до чего же в такие вот моменты красивая… Милая и смешная, и прямо подмывает шагнуть вперед, чтобы опять рядом, чтобы сунуть нос в её бронзовую растрепанную макушку.       И эти широко распахнутые глаза с застывшим вопросом, ведь явно куда-то намылился, поскольку преодолевал половину комнаты и шагал к двери. И девушка готова была спросить об этом, но Скорпиус опередил, сказав, что совсем скоро вернется, а она за это время как раз успеет сменить одеяло на одежду.       Прикрыв веки, протяжно выдохнула, но только сейчас заметила, что лицо застыло с выражением легкой улыбки. Есть пока совершенно не хотелось, а вот его большая и мягкая на ощупь кофта пришлась по вкусу. К тому же от неё немного пахло знакомым ей запахом цитруса и грела она не хуже возвратившегося на кровать одеяла.       Снова прокрутилась вокруг себя, оценивая то место, где находится. Заправила за уши волосы, но из-за длинных рукавов толку в этом было маловато, а уютно так, что ещё и обняла себя руками, усилив и без того приятные ощущения. На глаза попалось то, от чего легонько покусывала кромку губы — не оцененные ею неделю назад записи.       И как тут не воспользоваться моментом отсутствия Малфоя? Интересно ведь до безумия, но и волнительно, когда вот так вот лезешь в содержание чьей-то головы и без разрешения читаешь те скрытые ото всех мысли, что тщательно переносились из головы на бумагу. Что-то это всё ей напомнило и отозвалось чуть мстительной, но скорей шкодливой улыбкой. Всё так, как с её рисунком, только теперь и её очередь.       Не смогла всё-таки удержаться и сделала несколько медленных шагов. Покосилась на наполовину приоткрытую дверь, и уже сжимала в ладошках стопку исписанных тонким почерком листов, но не выхватила оттуда ни капли сути. Не успела.       Помешал его тихий голос, что зазвучал секундой позже шороха бумаги и Лили чуть не подпрыгнула. — Невероятное любопытство, — сладко тянул он, замерев в паре метров за спиной девушки. Шагнув, освободил ладони от какой-то небольшой коробки, нашедшей себе место на краю стола. Скорпиус практически упивался разоблачением гостьи. — Я просто… просто хотела узнать, о чём ты пишешь, — быстро повернувшись, собрала все силы, чтобы найти поступку достойное объяснение. Но… Лили, зачем же так часто хлопать своими длинными ресницами? Он же читает по лицам. — Самое …обычное… любопытство, — оправдывалась и пожала плечиками, но поздно же. Да и слишком уж наивно получилось, а его это только завлекало.       Закончив мысль, вжалась в бортик стола, где по разные от неё стороны сжимали его края ладони Малфоя, а он уже давным-давно оставил в сантиметре от её дрогнувших губок свой влажный, медлительный и волнующий поцелуй. Так мало… Затем ещё один, задевая розовый, недавно облизанный уголок… Не то, но совмем близко. Ещё…       Вот же, рядом, но каков жадина! Губам ничего не досталось! Только будоражащий душу вопрос и очаровательная улыбка, но это уже что-то, а суть слов заставила улыбнуться и её: — Что же мне с тобой делать, Поттер?       Искушал. Не иначе, ведь лишал её рассудка, потянув к себе краешек сладкой, аккуратно прикушенной, алой от прилившей крови губы.       Он же не знал, что на каждый звук его вопроса ответы были уготовлены уже тогда, когда гриффиндорская лгунишка пожала своими плечиками. И что через секунду доведет его мозг до агонии своими блестящими глазами и задиристым, двусмысленным и безрассудным: «Я не знаю, Скорпиус…»