Проигравшие

— Кэт, даже не начинай.       Он шептал, но решительность этой девчонки начинает настораживать даже больше, чем её смелость. Собственный внутренний голос так и предаёт. Уже с десяток раз повторяет её откровенное: «Хочу и знаю, что не пожалею».       Зажмурился. Может быть пытался заглушить звуки, а может от иного? Вероятно, причина этому кроется в её разорванном на куски выдохе, который уже сродни порции вылитого на кожу кипятка. По крайней мере, ощущения подобные. От этого Ал и не шевелится, чтобы не опустить голову туда, где даже сквозь темноту, разбавленную слабым далёким волшебным светом в камине, найдёт её губы. Почти уверен, что в таком онемении и зеленоватых тонах мрака они покажутся ему ещё вкусней.       Конечно да. Отсутствия света сказывается не только на глазах — оно ослепляет разум, а его место занимает иное: тело поддаётся обострению тактильности и обоняния, голова — отчаянным решениям, а встрепенувшаяся штука в груди — чувствам.       Непривычно, что-то не так. Такое ощущение, будто перфекционисту дали радугу с напрочь перемешанными цветами. Те, уложившись не по отведённому для них порядку, не соответствуют шаблонам, но такие же красивые. И так вот даже намного лучше, чем обычно.       Совсем безумно, без чего-то статичного, безынтересного, но всё осознанно. С ней рядом как-то лучше, целостно, важнее, чем с другими. Вот так вот почти вжать в себя какую-то раньше и в мыслях не было. Не хотел, ему не нужно было. Всё по делу, а после него почти на расстоянии вытянутой руки. На разных подушках, отвернувшись или с небрежно закинутой на уставшее девичье тело кистью, когда забывались сном и убивали им оставшиеся ночные часы. Пара сухих поцелуев, но лишь до рассвета, а утренние дали бы наивным глупышкам надежды, но Поттер забывал их сразу после ночи.       Было интересно, когда только перешагивали порог комнаты. Наскоро раздевались, или медленно, обольщая друг друга, но спустя время, достигнув утехи, становилось скучно. Пусто, как бывает после потери интриги от стоящей тайны, или так, как в окончание шумной и весёлой вечеринки: ждёшь начало, предвкушаешь веселье, наслаждаешься её течением, не отказываешь себе в пьянящем, но в конце праздника остаются только воспоминания. Итог — ломота в теле, головная боль, и куча разбросанного от бурного празднования мусора.        Не цепляло, а эта вот зацепила. И продолжает, разогревая каждую клетку шеи, по которой медленно провела своими длинными тоненькими пальчиками. — Сразу видно, что кошки не поддаются дрессировке. Известный факт, — с весёлой укоризной шептал Альбус, совершенно бессознательно затягивая кольцо своих объятий ещё сильнее. В попытке совсем усмирить и обездвижить её, ведь внутреннее чувство так и тарабанило. Катилось от кончиков пальцев вверх, к дельтам становилось сильнее, а добравшись до плеч, шло к груди, а теперь спускалось и замерло. Вырвалось наружу со скачком сердца и нашло себе место в подвздохе. Там мгновением раньше трепетнуло. Словно оттуда рвётся на волю феникс, запертый в тесной ему клетке для болтрушайки.       Добралась до края губ, почти щекотно, а сама улыбалась. Чувствовал и слышал ту улыбку. Она появилась сразу после его немого призыва к своим собственным терпимости и благоразумию. — Поддаются, — шепча, настолько медленно открывала пересушенные своими смелыми желаниями губы, что на них зацепились один за другой тонюсенькие слои кожи. Приподняла голову и сама нашла его взгляд, но Поттеру от этого только хуже, — если сами этого захотят. Просто нужно брать котятами, Ал…       И было бы, наверное, легче, если бы она не… Вряд ли. Легче уже не будет — гриффиндорка, прижавшись низом живота и аккуратно двинув ножкой, немного закинутой на него, уже поцеловала. Еле-еле касаясь подбородка, затем выше и своими невероятно мягкими, наспех облизанными и распахнутыми губами к его. Будто онемелым, замершим, словно бесчувственным мужским. И они совсем не отвечают на то, что делает с ними, а на самом деле чувствуют это всё каждым пылающим миллиметром.       Невыносимая кошачья порода — сами себе на уме, а змеиное хладнокровие и сдержанность её только раззадорили. Их остатки скорее. Их всё меньше, а кошечка запускает мягкие пушистые лапки в неподвластные законам физики волосы. Сжимает их смолянисто-черный цвет и обрывает иллюзию умиротворения: обманывает, поскольку выпускает остренькие коготки и уже тянет к себе. На себя и не иначе, чем под звуки двух залповых вдохов.       Терпение, конечно, имеет предел, а в свете всего недавнего и массы овладевающих Поттером мыслей и желаний так и подавно. Особенно если учесть, что и она…       И не скрывает, что хочет, и хочет только его, а ощутив на себе тяжесть груды мышц — результата его бесконечных плодотворных тренировок, почти запутавшись в сплетении их рук, начинает терять контроль в разы быстрее Ала. Это, между прочим, уже его вина. И виноваты даже не губы юноши. Они всего-то оставляют на её лице несколько ещё подконтрольных поцелуев, спускаются к шее и пропускают выдохи.       Украшенные пушистыми ресницами веки Кэти прикрываются, а приторное чувство в тоненьком горле — результат деяний мужской руки, что совсем недавно крепко прижимала к себе. Теперь она, растеряв свою удавью силу, превратилась в ласковую, ползущую по гладкому бедру змейку. Искусительница. Ещё и какая: вольная, распутная, почти безнравственная, и не остановилась же на канте длинной светлой рубашки — скользнула под неё и теперь извивалась и чертила уже намного выше колена волнистые следы. Замерла и сводила с ума возле совсем тонкой полосочки белья — ждала, истомляла нерушимостью, а мигом позже впилась своими ядовитыми «зубками», оставляя на скрывающей остренькую косточку коже пару красных отметин.       Её хотелось и очень, но ясно же, чем закончится, а приятный на ощупь узенький барьер подле её плоского животика спасал каким-то чудом. Почти кусая обнажённое девичье плечо, Ал уговаривал себя, что ещё успеет, а пока нужно туда, где её худенькое тело знакомо на ощупь. Совсем мало изучено глазами, но теперь открывшееся взору и целиком.       И чёрт бы с этой темнотой, а Кэти от наступившей легкой прохлады, ощутив теперь тепло от смятой одежды только лишь под шеей, выгибается под нависшей над ней горой мускулов. Так дышит, что в пору и самому сбиваться, но вместо этого Поттер напрочь лишает себя воздуха — под каждым из очереди быстрых, влажных и постепенно овладевающих ею поцелуев только вакуум. Да и в голове этой штуки не меньше, и с каждой новой секундой и прикосновению ко всем женственным неровностям больше и больше: такая мягкая грудь, так чётко осязается впадинка между двумя тоненькими рёбрами.       Поцелуи не плавят и не обжигают, скорее наоборот — дарят спасительную прохладу и влагу, отзываясь после прикосновения с темнотой мурашками. Но он всё ниже, а замершей, будто вытягивающейся под ним крохе Бёрк, которая купала свои дрогнувшие ручки в его волосах, приходится разжать ладошки, ведь уже не дотянуться. Пальчики не слушаются, а от начертанной языком линии, ласкающей мышцы на животе, сжимала уголки подушки, просевшей под весом и невероятностью мыслей в её голове. Так сильно вцепилась, что будь на её месте Поттер, то сделала бы ему больно. И очень, а уже привыкшими к такому вот ничтожному свету глазами видела, как поднимает взгляд. Заметила, как обнажились его белые зубы. Слизеринский зубастый змеёныш ликовал. Медленно впивался идеальными клыками в ничтожный лоскуток атласной ткани, ещё томительней тянул его вниз. Втянув через ноздри цветочно-альдегидный запах её кожи, дал волю кончику языка и упивался тем, как топит бедняжку в вожделении.       Привстаёт на кровати на коленях, выдерживает паузу, упирается ладонью теперь возле головы затаившей дух Кэт, и касается рукой её ключиц. Ловит каждую эмоцию в её лице, смотрит сверху вниз и редко моргает. Неспешно и немного нажимисто опускает касание прямо по центру стана. Даже по треугольнику, сшитому из струящейся, словно вода, материи. Кэт выпускает на волю чуть слышимый, словно молящий о чём-то выдох, когда Ал легонько подталкивает развести ножки, отодвигает гладенькую тряпичную помеху и проводит под ней пальцем. — Боже, Бёрк, — странно и лихорадочно улыбнувшись в её прикрытые веки, молодой человек тоже закрывал глаза и качнул опущенной головой. Точно не сомневался, что быть беде. — Ты это чувствуешь? — намеренно потянул ладонь по внутренней стороне дрогнувший бедра, даря новую порцию прохлады. Сквозь сжатые челюсти, а новый взгляд на её облизанные губы опять прерывали опустившиеся веки.       Он, конечно, хочет продолжения, а доводя её до подобия сносного, по его мнению, стона ещё десятком неспешных движений, почти не отличается от Кэт. Разве что только чудовищной силой воли. Тот ещё страстотерпец, оказывается, ведь лишив дерзких прикосновений, отнял у них обоих надежды на запоминающуюся совместную ночь, а теперь вот мучается бессребреник. — У кошек несколько жизней, — упираясь на обе ладони, лёгшие по разные стороны поджавшей губы Бёрк, попеременно смотрел на то, как смотрит на него и не дышит. И довольно хорошо слышно, как рвется наружу растревоженное им сердечко. — Тебе повезло, но если так и не сможешь сейчас успокоиться, то будет на одну меньше, — обольстительно до потери благоразумия. Поттер шептал это, продавливая кончиком носа ямочку за ушком девушки и сжав на её дрогнувшей от глотка шее свои тёплые пальцы. Теперь чуть сильнее.       И вправду. Вот бы нормально вдохнуть. Хоть бы томно, хоть как-то, но втянуть в лёгкие хоть немного кислорода было бы совсем не лишним. Даже для того, чтобы зажать в какой-то момент в зубках кожу на его щеке и прошептать в ухо совершенно невыносимого издевателя: — Мерзавец, Поттер, какой же ты всё-таки мерзавец.       Уже жалел, что позволил себе вольность. И у них уже было что-то отдалённо похожее, но тогда оба знали, что без перспективы на большее: словно играли, изучали, познавали. Было интересно, приятно, запретно, и от этого жутко волнительно, а теперь будто в насмешку над самим собой шепчет ей в ухо: — Я тоже хочу тебя. Всю тебя и хочу… туда, — снова положив ладонь на очаг горячительной влаги, сжимал пальцы.       Нахально, заявляя право на собственность и пропитывая тоненькое, лишь наполовину осязаемое бежево-золотистое бельё её собственным тёплым, немного вязким лубрикантом. Тихонько зарычал, но не понял, вероятно, что это было расценено, как надежда на продолжение, а от этого его следующая до безобразия возбуждающая подача фразы почти полоснула по уху: — Не сегодня, Кэти, всё будет… Но не сегодня.       Перегнул, наверное, палку, ведь отняв ладонь и приподнявшись над юродивой на ровных руках, слышал, как резко выдыхает от истерической улыбки. И если бы не его собственная, но появившаяся чуть раньше, то чудная Бёрк не смотрела бы так, а теперь вот думает, что он не иначе, чем… — Издеваешься? — ещё тихо, но уже вспылила. Облизала губы, поджала их, сильно зажмурилась, но почти рывком толкнула его в грудь. Использовала всю свою силу. Лишь бы выбраться из-под этого издевателя, вскочить с кровати и оправиться, — ты знаешь кто, Поттер?.. — зачёсывала ладошкой волосы, а всё ещё возбуждённый, пропадающий в прищуре мужской взгляд не скрывает уйму бельмесости.       Что сделал-то? Лишь пошёл на поводу, но вовремя остановился и от того, что хочет так, как ей же будет лучше. Чтобы чуток позже, чтобы прошло ещё немного времени, но Кэт, судя по всему, его решения совсем не понимает. Отвернувшись, не видит, как Ал смотрит на неё, а засучив длинные рукава, начала шествие по комнате. — Вернись в кровать, — замерев у края упомянутой кровати, спокойный с виду молодой человек выпрямлялся. Засовывал руки во врезные карманы половины своей пижамы, вот только девушка, одетая в сползшем по плечику парном элементе одежды, ему потакать не спешила. — И не подумаю, — пробормотала, но он слышал. — Всё будет, Ал, но не сегодня, — язвительно передразнивала его, ответив на просьбу теми его словами, которые пульсировали под каждой клеткой кожи. Гриффиндорка складывала под грудью руки и остановилась, где был еле виден её силуэт. Бёрк подпирала спиной далёкие входные двери на той стороне комнаты и слабо напоминала себя настоящую, ведь здоровски походила на обиженного ребёнка. — Ну что за глупости? — не выдержав такой нелепости, Ал даже посмеивался. Опустив лицо и потирая ладонью ползущие вверх брови, юноше труда не стоило понять, что эта его, по сути, безобидная выходка была оценена вспыльчивостью гриффиндорки по достоинству. — Тот же вопрос, Альбус! Ты уже определись, наконец, хочешь меня или нет!       Смутилась или нет? Скорее нет, Бёрк ведь, а ей по статусу не положено, а вот раздражалась ли? Ну, естественно, а поступок Ала и исход сочла предосудительным. И зачем только начал будить спящее вожделевшее к нему чудо? И хотел бы мягко рассмеяться, с шутливым уговором посоветовать прекратить закипать, словно чайник, но доводит своими бесхитростными речами до точки кипения и его. И в момент.       А у Поттера, между прочим, было достаточно времени, чтобы обдумать ответ на подобные фразы. Молча добираясь с Кэти до школы, обмозговал всё, сочтя лучшим вариантом не спешить и поберечь её. Всё равно ему достанется. Девчушка же, если дело касается чего-то интимного, но ничего. Поймёт его, посерьёзнеет, оба всё обговорят, осознают, прочувствуют, а там и билеты во взрослую жизнь. И совсем не исключено, что долгую и совместную, а от предвкушения и ожидания тяжеловато, но потом-то ещё слаще. В этом Альбус не сомневался и готов был ждать, вот только с этой безумной всё как всегда! Вверх ногами! — Ты же знаешь, что хотел бы! Детский сад какой-то… Мигом тащи свою упрямую задницу в кровать, или я помогу! — указывая на девушку пальцем, скомандовал Поттер. — И если нет, то её не спасёт и то, что она упругая, Бёрк, — покачивая перед собой напряженной раскрытой ладонью, Ал непрозрачно намекал, что у Кэт есть все шансы в случае неповиновения ощутить её на своей бедовой пятой точке. — Мы же с тобой это всё сегодня обсуждали. Сколько можно? — раздражался он, но кто бы слушал. — Куда? — спрашивал строго, наблюдая, как летела по комнате. Ещё миг и схватила бы со спинки кресла одежду, но вместо этого расправлялась с парой пуговиц на пижаме. — В свою комнату, — отрезала гриффиндорка, но вот-вот, да и сгодилась бы на замену средней голове Гидры, но всем же известно, что та извергает огромные потоки пламени, а если и отрубить, то на её месте будет уже две. Та же история, ибо не тронь, Ал, будет только хуже. Оставаться с Поттером теперь вот совсем не хотелось. Точнее хотелось и очень, но не хотелось этого хотеть… Ой, всё…       Надо остыть и поразмышлять, но Ал для этих вот мыслей был бы сродни блокировщика. До умопомрачения хорошенького, чрезмерно любвеобильного и мешающего конструктивно мыслить. — Можешь не провожать, я знаю дорогу, — разменивала тонкое хамство на грубое равнодушие. — Отвернись!       Кинула через плечо, ведь отвернулась первой, но не слышала и не видела, как преодолел несколько шагов. Едва почувствовав, как на теле смыкаются ладони, поспешила улизнуть. Уже предугадывала, что до добра это не доведёт. Он уже пытается ей помешать, а по части физического превосходства ну вот прям вообще без шансов. Касательно их парочки все лавры только у Поттера, а щупленькая кроха в вечном проигрыше. Потому и пятится, но этим только злит. — Ты же знаешь, что никуда не уйдёшь. Да и время расхаживать по замку уже не самое лучшее, — спокойно наступая, верзила тянул смешанную от противоречивости чувств улыбку. Комната-то не резиновая и Бёрк, так или иначе, придётся замереть. К тому же заклинания ещё в силе, а палочки остались на вершине шкафа. К слову, туда Кэти и покосилась. — Отвяжись, а? — ретиво бормотала Бёрк, но неудачно же, что позади спины проклятая дверь, а подкованных квиддичем реакций Ала ей не избежать. — Вот теперь точно не отвяжусь. Есть пара вопросов и не была бы ты так добра ответить на них? — почти ехидно. Злит же, что между ними сегодня вот прям многоуровневое непонимание. Сам себе не может толком ответить, с чего это вдруг у неё так крышу сносит, а та, усмирив первую волну эмоций, немного пожалела о вспыльчивости, но назад дороги нет. Дело принципа, чтоб его, а осуждать его неправоту — святое. — Ал, пожалуйста. Можно я просто уйду? Все вопросы завтра, — меняла стратегию и действительно просила. Спокойней, тише, правда, очень уж притворно, но тот неумолим, а её так и трясёт. Да и от близкого свежего запаха тоже, но коль пошла такая пляска, то сегодня вот прям всё сразу и начистоту. — Куда ты так спешишь? И не говори, что в комнату, я о другом, — дернул бровь Альбус, а гриффиндорка, заложив за спину руки, упрямо отвела взгляд. Смотрела куда-то в комнату, но смазливая физиономия застила и уже помешала. И во второй раз, а в третий просто пришлось поднять на Ала злоречивый взгляд, прильнув затылком к двери. — Никуда не спешу, — кинула, а о девичьей кроткости Алу оставалось только мечтать. Ну и угораздило же связаться со сходящей и сводящей с ума. — Нет, спешишь, — отрезал он. — Только не могу понять куда. — Альбус, закрыли и потеряли тему. Не хочу об этом говорить. Хочу, чтобы уже побыстрей закончился этот день и хочу спать, — сводила бровки лгунишка, ведь сна уже ни в одном глазу. — В своей комнате! — разъяснительно добавила она, когда здешний обитатель, актёрствуя, удивился. Задавая лишь мимикой вопрос: «что мешает?», слизеринец указывал ладонью в сторону своей широкой удобной кровати. — Пойдём спать, Кэти, — нечаянно улыбнулся Альбус. Всё-таки как же по-дурацки всё закрутилось, — давай хоть попробуем поспать. Обещаю, что приставать не буду.       Какой же ты всё-таки Поттер! Задира, выжига и плут. Пока на больную мозоль наступишь, ещё и пару иголок ей под ноготки не сунешь, не успокоишься. Тихонько похохатываешь, а она выглядит так, словно сошла со страниц бестиария, где рассказ о Кэтлин Бёрк размещался на ряду с трактатами о мантикоре, драконах и василиске. — О, сожри меня угроб, Поттер!.. А останки киньте кто-нибудь под ноги сносорога! — сатирически взмолилась девушка и едва не захныкала. — Поттер, все!.. Это делают все! — затараторила девушка и так быстро и в сердцах, что едва ли успевала думать о том, что вылетает изо рта наружу. — Мерлин всемогущий, да причисленные к лику святых и то уже не без греха, а ты тут строишь из себя… праведника…       Она выдыхала ту порцию воздуха, которая становилась тяжелей, а по мере прищуривания темно-карих злобных глаз свои становились шире и в той же степени. — Что? — тихо и поспешно кинул Альбус, вытягивая жилы на шее. Ушам своим он бы, возможно, и не поверил, но глаза не обманывали: девушка, прикрывая ладонью рот, откуда совершенно нечаянно вырвался тихий «Ах», резко отняла её. Ощущала страх, но он уже догадывался что именно могло её так разволновать. Так вот сильно, что едва не трясётся. — Ничего, — попыталась, конечно, но что ты, Кэти, надо было думать раньше. Распустила тут язычок, распинаясь о святости и громко так крича, что та самая ходячая невинность уже вкусила запретные плоды. Тонешь сам — топи другого, а Бёрк, будучи всего минуту назад на плаву, сделала это совсем бездумно и нечаянно.       Поттер-то не дурак, а лишь замерший в полуметре Цербер — дух Преисподней — порождённый чудовищным, повелевающим огнями великаном, и дракайной — Ехидной. От человеческого в какой-то миг мало что осталось, а как он дышит и смотрит: испепеляет, почти рычит, хрустит пальцами сжавшихся вдоль тела кулаков. — Нет, я слышал. Хочешь сказать, что Лили и.?  — Я этого не говорила, — яростно скривилась Кэт, указывая ему прямо в лицо пальчиком. — Не верю! — разом заорали заточённые в Поттере театральные критики, и актриса кастинг не прошла. Попыталась, но вышло скудненько, а бедная сухая губа так и попала в тиски её зубок. Те разжимались, больно кусали, а Поттер от этого наблюдения стал только злее.       Ох и черти, ох и подлые, а житель правого плечика куда смотрел? Тихонечко призывал её к благоразумию, а нужно было, чтобы голосом Громовержца неистово крикнул ей в ухо совет прикрыть во время рот. — Не делай из меня идиота, Бёрк! — пристрожил Альбус, разворачиваясь, но ясно же куда — шкаф, палочка… Аминь… А Кэти мигом представила кричащий заголовок свежего выпуск завтрашнего Пророка: «Смертоубийство в Хогвартсе: юный отпрыск легендарного Гарри Поттера убил единственного наследника старинного рода Малфоев и довёл свою сестру до безумия. Ещё одна жизненная драма некогда Мальчика, который выжил, и безутешный Драко Малфой, потерявший теперь и сына». — Никто идиота из тебя не делает, — спохватилась гриффиндорка. Внутри бенефис анархизма, тело отнимает, но жить-то хочется, а если и не падёт от руки Альбуса, то другая из Поттеров точно в землю закопает. — Это полностью твоя инициатива! — обогнав его семимильные шаги у спинки дивана, девушка преградила юноше путь, но от его решения намылить кому-то из несчастных влюблённых шею злилась так же неистово. Это и подхлестнуло: — Поттер, ты обещал мне! — шатнулась в ту сторону, куда ступил, чтобы обойти, но вот-вот, да и выпустил бы через ноздри клубы дыма. — Обещал, что не будешь трогать их! Это были твои слова, слышишь? — слышал, но теперь пришлось пустить в ход и ладошки, которые упёрла в его грудь, не давая пройти. — Ты его не знаешь! Ничегошеньки о нём не знаешь! — нависнув, чуть не кричал он. Злобно, конечно, но и самую малость задумался.       Думай, Поттер, сопоставляй то, что знаешь: слова друга, его отказ от игры, как мозги тебе на место пытался вставить, речи Бёрк, которым почему-то поверил. Ну, про то, что эти двое прониклись чем-то настоящим, но что за чертовщина? Ведь всего-то несколько недель, чтоб их! Стоп! А он и Кэт? Разве дольше? И уже понял, что кроха с ума сводит, а сейчас так и подавно, но ведь начиналось с чего?! ИГРА!.. — Если ты думаешь, что твоя сестра без мозгов, тогда ты тоже её не знаешь! — скривив личико, вопила замершему Алу старшекурсница. — А по поводу этой вашей мерзкой затеи пусть Малфой теперь голову и ломает. Каждому ведомству свои дела! Он сам должен ей всё объяснить, а как именно — уже не твоя забота. Лили не такая, как я, Альбус, ты же это понимаешь? Вот ему и наказание за то, что такой же упырёнышь, как и ты, а теперь костьми пусть ложится, чтобы она его простила.       И не поспоришь. Кто-кто, а Лили уж точно не из тех, кто не задумывается о последствиях. Да и гордая же, не умеет быстро прощать обиды, но с другой же стороны Малфой тот ещё… хитрец и совратитель. И дотянул же свои поганые руки до неё, а он разве не предупреждал, что за сестру порвёт? — Знаешь, кто ты? Тот ещё волк в шкуре овечки, Поттер. Лицемер каких поискать. Ты сам, сам свёл их, а теперь вот будь добр заткнись, уймись и тихо радуйся, что всё так. Понял? — краткое и правдивое содержание эпопеи и хоть с разбегу с башни Астрономии, но лжи ни капли. Да и преступать совесть не мог, поскольку действительно пообещал, что больше в дела сестры ни-ни, а отказываться от своих слов для него смерти подобно, ибо так делают только слабаки или идиоты. Ужасно, что Бёрк до безобразия права, а он мало того, что права не имеет вмешиваться, так ещё и сам напортачил, выбрав подопытной Лили.       Молчали и дышали, устроив перестрелку взглядами. До тех пор, пока свист выдыхаемого воздуха не начал редеть. Он будто растягивался — дыхания становились реже, но глубже. — Назови мне хоть одну причину, Альбус… — Слишком рано! — из десятков прочих — первая, подвернувшаяся на язык. — О, ну конечно, — издевательски хихикнула девушка, наскоро запихивая за ухо прядь волос. — Ты-то сам не спешил? Лет с пятнадцати, наверное, и всё, что движется. Ещё и без малейшего намёка на какие-то там отношения! Надо и себе запомнить, а что? Очень! Удобненько! — оборвало гриффиндорку. Не стерпела, наверное, его несправедливости. К тому же сердце от его недавней выходки так и не успокоилось. Ещё и весь этот замерший совсем рядом Поттер, со своими буравящими глазищами и губами, которые при обыденном положении дел отнимали рассудок.       Громко упрекала и намекала на то, что уже давненько опытен, и пусть не думает, что ей хоть немного неудобно об этом заговаривать. Теперь вот почувствовала, как задрожало внутри тела, но виду не подала.       Схема проста: лучшая защита — нападение, а от упрямого нежелания позволять ему юлить злая крошка встала на носочки и гордо выпрямилась. Даже не смекнула, что уже давно успела расстегнуть на себе половину пуговиц. Поняла это посредством мечущего доселе молнии, но теперь скользящего любопытного взгляда, но плевать. Сам же говорил, что там ничего нового не откроет для себя в случае чего. Всё уже рассмотрено и даже тронуто. — И в чём же я лицемерю? — логично, что терпеть не мог подобных упрёков и оскорблений, когда звучат не в шутку, а от неё так вдвойне. Почти заскрежетал сцепленными зубами, сжимал ладонью кожу на подголовнике дивана, но на войне все средства хороши, а Кэти о своём фирменном орудии не забыла и уже в бой с огромной, убийственной и неподконтрольной дозой ревности: — Сколько ты там говорил у тебя было? — язвительно прищуривалась и издевалась ухмылкой. — Пятеро, если мне не изменяет память, Поттер. Если ты, конечно не поскромничал. О, это, наверное, единственное, чем ты не кичишься. Передо мной, конечно. Думаю, что остальные слышали более расширенную и правдивую версию твоих похождений. А теперь, желая содрать с Малфоя скальп и довести Лили до ручки ты праведника из себя строишь? — сыпала издёвками и не могла прочесть в его окаменелом лице ничегошеньки. Только мимолётное удивление, но на самом деле опешил и очень. — А ты вот вместо того, чтобы тут пеной исходить мог бы направить свои амбиции в другое русло. Вместо этого лезешь в чужую личную жизнь, а своя не интересная, наверное, отложим на потом.       Почти ошалел, поскольку уж очень смело, но понял все намёки яснее ясного. — То есть это, по-твоему, плохо и делает меня каким-то ненормальным? То, что я не хочу, чтобы это стало твоей ошибкой и результатом необдуманного спонтанного решения? — Если честно, я вообще начинаю думать, что ты очень много думаешь, Ал. Это у вас семейное, наверное! Со всеми твоими профурсетками у тебя таких проблем не возникало. Готова спорить на что угодно! — Представь себе, — округлив глаза, он соглашался, — таких вот ненормальных, как ты, никогда не было!       Ну как же ей объяснить, что с раздражающими упомянутыми другими совсем иная история? К тому же каждой из них кувыркание в постели было не впервой. Да и чувствами к ним особо не был пропитан, а иной раз их отсутствие было взаимным, а это во время прошлых опытов значительно всё упрощало. — О, здорово, Поттер! — гневалась Бёрк, — тогда иди и сколоти из этих ведьмочек-потаскушек шабаш. Будешь самым желанным на нём гостем. Может ещё разочек перепадёт от одной или другой. Знаешь, даже бесит, что ты пропустил через постель половину старшей школы, а от меня шарахаешься. А может?.. — прищурилась, а в бездумную голову так и стучалась новая глупость. Чего бы не впустить? Заходи, располагайся, в этом беспорядке мыслей чувствуй себя как дома. Куда? Наружу? Пожалуйста, не держим: — …Может, ты просто не хочешь потому, что тебе будет не интересно? — ехидно хихикнула гриффиндорка, изображая разоблачение века, — точно! Ты же, наверное, привык к другому. Чтобы прям «Уф-ф-ф», — передразнивала Альбуса она, — а тут эта прямолинейная чистоплюйка Бёрк, да? Несёт вечно какую-то бредятину, рот вовремя не закрывает, уже как косточка в горле, наверное, а напрягаться-то не хочется. Ответственность там всякая, сопли романтики не доведи, Мерлин, ещё попросит. Хочется, чтобы вот попроще. Чтобы всё сразу и по самое не балуйся, да? Ты бы видел своё лицо, Альбус, когда понял, что у меня ещё ничего ни с кем не было, — брезгливо скривилась и не впервые за сегодня потеряла контроль над тем, что говорила.       Шестнадцать, влюблённость, осадок обиды, ревность, гормоны… А она и понятия не имеет, что подумал в тот момент, но как можно спутать умиление с насмешкой, Бёрк? Что ему сказать? — Что за тупость вообще? — в край офонарев, почти отплевался полнейшим неверием тому, что долетало до ушей, — ты себя вообще слышишь? — наклонившись к лицу, потрепал её за плечики, но та смахивала его руки чуть ли не с остервенением, — Кэт, вернись на грешную обетованную, тебя совсем уже унесло что ли?       Поморщив от прикосновения нос, пропустила слова мимо себя так, словно их и не было, а его невероятный шок так и вообще не сочла за эмоцию. — А знаешь, ты прав: я бы об этом пожалела. Просто не смогла бы видеть после всего твою недовольную физиономию. Но ты не переживай, — гримасничала, а изображая радушие, по-дружески похлопала ладошкой по широкому обнаженному мужскому плечу, — сделаю тебе одолжение и избавлю тебя от тягот и решений, Поттер.       Она говорила. Говорила несуразное, колючее, неприятное. Уже так, что можно и бред, но лишь бы ему назло. Будущая суть слов до ушей и выеденного ложкой мозга слизеринца ещё не добралась, но оставалось недолго, поскольку девушка подалась вперёд и уже шептала: — Я знаю того, кто это сделает за тебя. Раз и всё. Обойдусь без всяких тошных разговоров, Альбус. Вот только не знаю, как именно это будет, — с жантильной улыбкой, прищурившись, Кэти пустила в ход кокетство и открыто флиртовала. — Остановись, Бёрк, — напрягшись, предупреждал он, но что толку-то.       Блаженно опускала веки, словно мысли дарят ей невероятное удовольствие. Обольстительно причмокнула и снова шептала. Была почти убийственной, растягивая тихие слова и превращая их в потоки соблазна:  — Может, посоветуешь, как лучше: медленно и бесконечно долго, чтобы прямо до мурашек и потери пульса, или быстро и погорячей, чтобы успеть побольше попробовать?..       Слышали когда-то про Апокалипсис? Ну, четыре призванных Вседержителем вестника, что верхом на своих рысаках и всякое такое. Висит тишина, слышите? От неё звенит в ушах, но что-то приближается. Всё громче, громче, а скоро так и стучат копыта. Там белый, рыжий, вороной и бледный; роют землю и выдыхают ноздрями в висящий холод тишины горячие клубы пара. На ретивых лошадях восседает её личная четвёрка всадников: влюблённость, юность, вспыльчивость и Бёрковское откровенное безумие. — Ну-у, всё-ё, — сказав это чуть ли не басом, Поттер был вне себя: руки в тряску, все жилы ходуном, челюсти и от сведённых тисков не отличишь, а кровь даже не бурлила. Она плавила, была той же консистенции, что и лава, и не приведи, Господь, взвывшему в Альбусе трехглавом Церберу вырваться наружу, но он, кажется, уже… Теперь точно. — Поставь меня, Альбус! Вечно таскаешь меня, будто я какая-то вещь! — возмущению не было предела, а что толку, если бой хрупких ладоней и кулачков по спине он лихо игнорировал? — О, как мы запели. Привыкай! По-другому не будет! Хорошо, что есть хоть какая-то возможность с тобой справиться.       Затягивал туже руку под её коленями, а свободной ладонью, нащупавшей шелковистое бедро, щипнул, чтобы до легкой, но в то же время отрезвляющей боли. Да и самому уж очень хотелось. — Больно, чтоб тебя, Поттер! Поставь сейчас же! — эмоционировала и по праву, но незачем же было его кишки на руку мотать, Кэти? Ещё и нашла что сказать: «долго и медленно, или быстро и побольше... Посоветуй… С другим»...       Чокнулась?! Да у него от этих твоих слов едва черепичная не грохнулась, ведь собственник каких поискать, тоже ревнивец, как оказывается, а на тебя так вообще планов на целый рукописный фолиант уже накопилось!       Шагал и быстро, а преодолев всю комнату, пинком ноги открывал ни в чём не повинную деревянную дверь в красивую, отделанную тёмным мрамором ванную комнату. — Вечно делаешь то, что в башку стукнет! — всё ещё громко возмущалась проявленной вольностью гриффиндорка. Поморщила глаза от теплого желтого света в заколдованном стеклянном кубе. Подобие настоящего огня, заточённое в прозрачные стенки, было помещено неподалёку от красивого умывальника. Служило достойным источником освещения роскошной на вид небольшой ванной комнаты, но на фоне зеленоватого и слабого света в комнате казалось в разы ярче. Теперь злобную мимику поставившего её на холодный пол Альбуса было видно и во всей красе, но вцепился же мёртвым хватом и не улизнуть. — А ты вечно переворачиваешь мне мозги. Там, по-твоему, магический кубик Рубика что ли? — почти крича, навис над злобной мордашкой Альбус. — Так дай мне время и возможность собрать в кучу все эти долбаные грани по цветам, Кэти, и наслаждайся идеальной композицией!       Нагло потянув старшекурсницу за предплечье, заталкивал под красивый металлический переплёт бронзовых труб, напоминающих крепкие виноградные лозы, и поспешно откручивал все вентили. — Что ты! Спятил? Ты что творишь? — причитала, вытаращив на него злобные чёрные глазища, но вопрос-то лишен смысла, а ответ понятен: — Хочу остудить твой пыл.       Смотрел, как распахнула от глубочайшего возмущения губы и увернулась от потоков чуть тёплой воды, полившейся прямо на голову. Попыталась. Раздувая крылья носа и отдуваясь, объятая чувствами Кэти хотела было шагнуть из-под россыпи тонких водных потоков, но обойти Ала не получилось. Выставил руки, заталкивая обратно, а вымокшая до последней нитки Кэт топнула по луже ногой. — Это я ненормальная, Поттер?! Пусти! — Мы не уйдём отсюда пока содержимое вот этого, — подняв руку, слизеринец неучтиво ткнул пальцем прямо по центру её лба, — не станет таким, каким было до сегодняшнего вечера. Понятно? Что с тобой происходит?       Чуть мягче. Начал, вероятно, усмирять внутреннего дракона, а она, прикрыв веки и зачёсывая со лба назад мокрющие волосы, не опускала от шеи рук. — Ничего со мной не происходит, — скривившись, швырнула шестикурсница. Лишь бы отцепился. Да и неприятное же чувство, когда к телу прилипла огромная бесформенная одежда. Не говоря о том, что подмочил и репутацию своенравной упрямицы. — Отойди. — Это ничего, по-твоему? — полностью проигнорирована и сама виновата, а уйдёт тогда, когда Альбус посчитает нужным. Даже раскинул руки и упирался подушечками каждого пальца в противоположные друг другу темные стены.       Терпел, ждал от неё хоть что-то, но ссутулившаяся девушка лишь обняла себя руками, отвернулась и потупила взор. Молчали. Где-то в глубине души поблагодарила Ала за то, что прекратил шум воды, а теперь вот в этом чертовом подземелье мурашки бегут, и начинает быть холодно. — Мне не нужно было… Не нужно было тебя дразнить, признаю, виноват, — полный несоответствия недавнему настрою голос отбивался от каменных стенок эхом. Так же, как и повторялся в голове Кэти, но звуки в её разуме нечёткие, словно в кашу. Вроде извиняется, но в одночасье коротко, словно насмешливо ухмыльнулся. Смотрел и не отрываясь, а её упрямству-то что? Только радость от грядущей порции противостояния. — Теперь вот ничего подобного точно не будет. Как минимум три месяца. Вот ровно до твоих семнадцати! — выгнув бровь, ставил перед фактом Альбус. Излишне самоуверен, гадёныш, а видок почти щегольский и бесит же, что решает за них обоих и учит, как ей жить. Без году неделя, а уже такое? — О, да ладно. И не надо! Давай сразу накинем ещё пару годков, чтобы уже наверняка. Давай, а? — улыбаясь от уха до уха и вопросительно кивнув, съязвила неугомонная кошечка. — А тебе не приходит в голову, что я хочу для тебя же как лучше? — по-взрослому рассуждал собеседник, от глаз которого так и прятала прямой взгляд. Выдыхала… — Я сама решаю, как для меня лучше, спасибо, Поттер, — противилась его опеке гриффиндорка. Чуть тише. Вероятно, ожидания Альбуса медленно, но оправдались, ведь накал явно начинал терять критически высокие температуры и громкие тона. А теперь вот почти трясётся от мелкой дрожи. Вытирает ладошками стекающие по лицу ручейки и слизывает с губ воду.       Шагнув всё-таки на первую ступеньку, ведущую к здравому смыслу, Кэт там и замерла. Начинала понимать и вспоминать то, что было озвучено за последние минуты. Сама же огонь и распалила, а в разгаре столько, что становится не по себе, но ещё ведома своими железобетонными желаниями доказать своё и принципом неотступности. — Уже не сама! Понятно? И пока ты со мной… — О, я с тобой!?. Решил поиграть в серьёзные отношения? Что ты знаешь о нормальных человеческих отношениях, Поттер? — перебив, опять за своё и гордо так в его глаза злым взглядом, и даже подняв подбородок. — Представь себе, что в теории немного плаваю, — искренне возмутился Альбус. — Уверен, что не тонешь? — попеременно глядя в уже слившиеся с цветом его глаз зрачки, невольно отметила, что чертовски хорош. Какая-то часть её девичьей натуры уже пускает слюнки, но нет! Нельзя, Кэти! Да и время для этого совсем не подходящее. Не говоря о том, что разбору полётов ещё нет края. — Плаваешь, значит? Уверен, что за буйки не загребаешь? — передразнивала Кэтлин, и продолжала тараторить. От души эмоционируя, снова уносилась в бесконтрольные мысли. Не постеснялась для большей значимости и пальчиком в его обнаженную грудь ткнуть, но молчала.       Она сделала какой-то уж очень тяжёлый, будто полный отчаяния вдох и поморщилась от смеси досады, брезгливости и жалости к тому, кто был рядом: — Ничерта ты не знаешь, Альбус, — горестно сказала Бёрк, — знаешь только то, что можно поспорить на девушку, как на вшивую кошку. На этом твои познания и заканчиваются.       Всё, наверное, а Альбус, смерив её говорящим о многом взглядом, заиграл в какой-то момент скулами. Мотнув опущенной головой, он не хотел верить ушам. Медленно сжимал ладони в кулаки, а одним из них даже немного приложился о стену, но на бледную Кэт уже не смотрел.       Созидалось молчание. Томное, напряженное, а совсем скорый и громогласный хлопок двери, закрывшейся за вышедшим Альбусом, заставил Кэти зажмуриться и хорошенько дрогнуть.       Ал был зол, разочарован, но понимал и её. Ощущал вину и гнёт обиды, но хотя бы пытался брать под контроль течение мыслей и все свои эмоции. Присев на пол у края кровати, сложил предплечья на согнутые колени и потрепал волосы на опущенной голове. Помогало успокоиться слабо, бесила, кажется, даже далёкая и ни в чём не виновная входная дверь впереди. Злило своё же дыхание, ведь довела до точки невозврата и сама же это понимала.       Стоя и не смея какое-то время шевелиться, ощущая каждой клеткой тела холодную влагу, гриффиндорка потирала личико и чуть не простонала.       И где только был пять минут назад, когда всё начиналось?! Спал или совсем не вовремя отлучился на перерыв? О здравом смысле, конечно, ведь уже возвращался. Во всей красе, всемогуществе. Свеженький такой, отдохнувший, и даже привёл друзей, кажется. Да, точно, поскольку вместе с ним рациональность и рассудительность, наперевес с исполинскими чемоданами, забитыми искренними и неподдельными чувствами к тому, кого извела и даже обидела.       Ну вот, миленькая, поздравляем с чувством первой, светлой, настоящей, безумной влюблённости. До невероятности же быстро влюбились, а разбежались ещё быстрей: фух и всё. Выдыхай.       Горе луковое, а не кошка. Что делать-то? Трясёт, но не от холода же. Как-то странно, непривычно и что-то внутри так и ворочается. Греет, скоро печёт и обжигает — чистый, высококачественный и элитный сорт стыда, Кэти, знакомься.       Стыдно непомерно, а ещё это чувство вины, но не может же вечно стоять здесь или ждать, пока Поттер не уйдёт на завтрак. Выбора нет: сжимает и разжимает пальчики, чтобы там перестало покалывать, резко выдыхает и сквозь двери, а он даже не повернулся в её сторону. Словно её, вымокшей до нитки, робко шагнувшей босыми ножками по ковру тут и нету. И хорошо. Так даже лучше для неё. Всё равно уже поняла, что и звука из себя пока не выдавит. Дрогнула сильнее и окостенела, глядя не больше секунды на его полупрофиль. И хотела бы заговорить, объясниться, извиниться, но уже поняла, что не сможет. Не сегодня, вероятно, если вообще когда-то, а этот вечер словно сплошной вынос мозгов. Будучи совершенно контрастным окончанием замечательного дня, он благодаря её глупости стал полной ему противоположностью — грустный и изнуряющий.       Мыслей было много, чувств ещё больше, а за всем этим уж точно всё равно, что дико выглядит, принимая такие вот решения: шагает вглубь комнаты и теперь уж волей не волей, но в поле зрения Альбуса. По-другому не получается, а эти чёртовы джинсы на мокрое тело и не натянешь и приходится просто сгрести со спинки кресла ту одежду, которую сняла перед сном. Хм… Хороша дремота и если удастся сегодня сомкнуть глаза, то будет чудо.       В разуме такой туман, что тело на автомате, а присущие нормальному человеку пять чувств совсем не справлялись: руки тряслась, ночной полумрак и черные воды озера над головой сгустились, стали темнее; молчала, но была уверена, что и голос пропал, а слух и обоняние подводили настолько, что когда появилась мысль как-то забрать с высокого шкафа свою палочку, не слышала шаги и не сразу почувствовала убийственно родной холодный запах Поттера. Ахнула, хорошенько так дёрнулась от испуга, нечаянно выпустила из руки вещи и потянулась той ладошкой к растревоженному сердцу. — Куда ты собралась? — медленно и аккуратно положив руку на вздымающийся от частого дыхания живот, прислонял её к серой каменной стене между камином и красивым предметом мебели. — По двум предыдущим ответам я уже понял, что цель у тебя сегодня вечером только одна — попасть в свою комнату, — хмурился, но говорил на удивление спокойно. С какой-то горькой-горькой иронией, в какой-то миг чуть ухмыльнулся и тихонечко хмыкнул, — ты мокрющая, почти голая и босая, Кэт. Если тебя кто-то увидит поздним вечером и бредущую в таком виде по замку? Что они подумают, как считаешь?       Вжималась в кладку, ещё немножко и продавила бы спиной и затылком прохладную стену. Даже хотела бы этого. Лишь бы оказаться по ту сторону — там, где не будет видно его глаз. Обнажающих душу, осуждающих, но и грустных. Влюблённых, но презирающих. Два обсидиана, в которые смотрела без права на вдох и движение. Могла всего-то трогать пальчиками опущенных рук камни за собой. Вот только бы не зареветь. Как чувствовала сегодня, что случай подвернётся, но уголки глаз уже напитывались солёной влагой.       Зачем?.. Зачем только ляпнула ему об их споре? Уяснили же всё, и сказала, что не злится, что даже простила. За язык никто не тянул, действительно же не обижалась, а он теперь будет думать, что невыносимая гриффиндорка по гроб жизни будет пилить его своим злопамятством. — Альбус… — неслышно проронила девушка. — Хочешь извиниться? — чуть улыбнулся, но и свёл брови. Сосредоточенно читал её эмоции и получилось. — Пытаюсь, — чуточку громче тех капель, что падали с неё на ковровое покрытие под босыми ногами, а он так рядом, что точно слышал. Если и нет, то прочёл по искусанным губам.       Один вечер — сборище обид и извинений, а он молчит, убивает, делает то, что она хоть бы должна была попытаться делать последние несколько минут — думает. — Бёрк, зараза ты такая! — шептал. Запальчиво, яростно, упираясь лбом в её голову и почти делая больно. Закрыв глаза, неспешно брал в руки её голову. Альбус и в этом тихом мирном гневе был пугающим, — мы провели с тобой сегодня такой день, — чуть отдалившись, вернул ей возможность видеть каждую его мимическую морщинку, но из ладоней не выпустил. Его пропитанный нотами мягкости баритон был теперь чуть громче:  — Если тебе интересно, то один из лучших за долгое, долгое время. И не исключено, что и в жизни. Тот, где я услышал от тебя, то о чём и мечтать пока не мог, рассказал тебе то, что вот прям вообще не должен был рассказывать, но посчитал нужным не лгать тебе. Потому что больше этого делать не хочу, — гримасничал, а Бёрк попыталась отвести от него взгляд. Он не позволил. — Посмотри на меня, посмотри и скажи, что ты творишь? И из-за чего? Да тебя послушать и можно подумать, что на постели все отношения клином сходятся. И я знаю, что ты на самом деле так не считаешь, но если действительно думаешь, что так, то глубоко ошибаешься. Не без этого, не спорю, но основная часть отношений здесь. Вот она, Кэт, — попеременно указывал на них обоих и спешно облизывал губы. Забирая тепло своих рук, сделав шаг назад, Поттер сунул ладони в прорези на боковых швах, смотрел на неё сверху вниз, но строго же. Он хотел убедиться, что суть его монолога добирается по назначению. И так оно и было.       А говорил, что плавает в теории и не знает о влюблённости. Всё ты понимаешь и знаешь, Ал, просто тебе впервые в жизни страшно, что это происходит с тобой. — Они в разговорах, совместных решениях и взаимопонимании. Думаешь, что мы переспим, а я от этого буду в какой-то большей степени привязан к тебе? Или ты ко мне? А хочешь правду? — хмыкнув, прищурил блеснувшие глаза смазливец. — Так же, Кэти, всё будет точно так же. Когда мы заснём, я так же тебя обниму и ещё раз подумаю о том, какая ты всё-таки хрупкая и маленькая. Когда проснёмся, точно так же поцелую. Буду рассказывать тебе те же шутки, чтобы заставить тебя смеяться и буду думать, как мне нравится твой смех. Я буду прокручивать в голове всё ту же мысль: что мне хорошо, когда ты рядом. Что ты самая красивая, добрая и смешная из всех, кого я знаю, а это всё точно какой-то сон, ведь оболтусу Альбусу Поттеру просто не могло так повезти. Просто совпадение, а может, какой-то дикий вселенский замысел, чтобы вот так всё вышло после пяти лет нашего поверхностного знакомства… — Как? — гордилась и этим. Ничтожно короткий вопрос, но хоть что-то. Убедилась, что десять проглоченных комков не отняли способность разговаривать, а вот Поттер таким явно не страдал, и его речи были всё громче, уверенней и эмоциональней: — А вот так, — немного небрежно махнул на неё рукой. Тёр пальцами тонкие полосы губ и резковато, почти залпом вдыхал перед следующей фразой: — Ты будешь для меня такой же желанной, интересной и безумной, Бёрк, и независимо от того переспим мы сегодня или завтра. Всё равно ты будешь такой же моей, а знаешь почему? — ощетинившись, слизеринец вытягивал шею, приблизив взгляд к апогею внутреннего беспредела слушательницы. — Да потому что я вот этому твоему кому-то другому голову оторву. Да и вообще любому, кто тронет тебя хоть пальцем. Понятно? — Правда? — вот пора бы и ошалеть, да, Бёрк? Хотя бы от его шутливой подачи, но на деле серьёзного заверения. — Правда, — еле заметно дёрнулся от резкости и хмыкнул, добродушно высмеивая её сомнения. — Слово скаута.       Ой, ну что стоять и хлопать ресницами? Что-то совсем забылась пока он тут распинался, а вылил столько откровения, что твоё, Кэт, что-то там скудненькое «хочу с тобой, Альбус» и «влюблена в тебя, наверное» и не в чете.       А у неё от одной только мысли о чей-то начищенной физиономии мимиметр «Поттер-лапочка» аж зашкалил. Всё-таки какой же он… Мечтать и такого вот даже случайно не намечтаешь, а он — реален вот. Во всей красе и всеоружии: сильный красавчик, облепленный мышцами, горячий, бесстыжий, умный, да и здравомыслием не обижен, но главное, что отходчив, а от его попечительских и доминантных желаний вообще ум за разум, ведь ей так нравится… Когда закрывает ей рот своим сильным, наглым до боли поцелуем, нравится, когда в страстном порыве сжимает на горле пальцы, отнимая воздух. Когда полностью лишает её самостоятельности, заменяя все её решения своими прихотями. В тот миг, где шепотом приказывает, чтобы не шевелилась, бесстрашно прикасаясь к тем участкам тела, к которым вроде как нельзя, но это отдельная, очень интимная, вызывающая смятение даже у Кэт тема… — Перегнула? — скривившись от извинительных эмоций, Кэтлин во всю оценивала тот урон, который посмела нанести самолюбию Поттера. Да и чуть не расплевались же. — Есть… немного, — выдохнул старшекурсник и натужно улыбнулся. Немного? Ну, уж очень слабо сказано. Хотя перегнули оба, ведь уперлись словно пара барашков и каждый о своём: она — хочу, а он — тебе не надо. — Но если будешь впредь хорошей девочкой, — защекотав её ухо, игриво шептал Альбус, — то прощу без остатка, — повторяя интерпретацию её фразы, неспешно перебирал пальцами длинные волосы у шеи.  — А если нет? — спрашивала заманчиво, дёрнув бровкой и не скрывая легкой ухмылки. — Тогда беда, Кэти, — растягивая хриплые слова, Ал цокнул языком и покачивал головой, но до крику же обаятельный, а от его предупреждения так и подмывает нарушить парочку правил, чтобы понести наказание.       Прочтя тень неповиновения в одном её взгляде, Поттер неторопливо наматывал на ладонь мокрые, словно шелковые нити волос, заточал их в кулак и немного потянул, выжимая остатки воды. Вероятно, чтобы показать, кто тут главный, но кто бы смел спорить, Альбус? Знаешь же, что в подобные такому моменту львиный характер совсем молчит, а ей не хватает воздуха. И чем сильнее и раскованней обожаемые ею руки, чем ближе его распахнутые губы, сквозь которые на личико обрушилось приятное греющее дыхание, тем больше непослушная кошка напоминает приручённого котёнка.       Мы в ответе за тех, кого приручаем? Это и останавливает. Теперь точно вовремя, но как же тяжело. С застрявшей в горле хрипотцой, но что же делать, если с каждым новым днём, мигом, цветочной ноткой и поцелуем она всё нужнее, а если ещё и учитывать то, что ничего большего из-за собственного бзика… А может ну его? Оба в сознательном возрасте, оба здесь, полураздетые, хотят, совсем рядом, а испытание совсем недолговременных, но уже ощутимых чувств прошли чуть ли не с отличием, выстояв перед той бурей, что в сравнении только с громом, молнией и огненным градом — одной из кар египетских. — Раздевайся, — шепнул Альбус. Неспокойно улыбаясь своим мыслям, отпускал её волосы и нежно провёл большим пальцем по гладкой щеке, собирая пару стёкших по ней капель. Кивал на мокрую рубашку, поцеловав кончик курносого носа, но иной смысл фразы повеселил гриффиндорку. К слову, от ощущения спокойствия, пришедшего после ссоры, на душе становилось в разы легче и волей-неволей, но заулыбаешься. — Не сегодня, Поттер, — отшутилась гриффиндорка. Наблюдала, как направился к шкафу и поворачивал ближнюю створку. Преследовал благородную цель и занялся поисками одежды или полотенца, вероятно, а она медленно шагнула за ним. Улыбаясь странной улыбкой, переваривая недавний глупый ужас, Бёрк качнула головой и тихо хмыкнула себе под нос. И она обязательно ещё извинится перед ним, но не сейчас. Сейчас Бёрк стягивала противную на ощупь рубашку, под которой зудела от холода и влаги кожа. Отправив на пол, задумчиво и неотрывно смотрела туда, где за дверцей скрылся близкий силуэт юноши. Немного помедлила, словно зависла, принимая какое-то решение, но вскоре количество ненужного и неприятного к телу тряпья пополнило и насквозь мокрое исподнее. Неспешно стянув бельё, Кэт поочерёдно переступала ножками через лишний, по её мнению, ласкут ткани. — Разделась. Что дальше, Ал? — тихим, мягким и немного потусторонним голосом сказала девушка. Не пожалела появившегося в поле зрения Поттера, конечно, и не отвернулась. Не отдалилась, и даже не пыталась прикрыться, сосредоточившись на его ярко-карих при обычном свете глазах. Она вообще не шевелилась и не думала отводить взгляд. В конце концов, ответный и был платой за её храбрость, но и молодой человек, наблюдая за убийственным завершением этого вот действа, тоже пока не двигался. Скоро проводил ладонью по улыбчивой и изумленной физиономии. Ал же не думал, что Кэти воспримет его приказной тон так буквально. Чёрт, а она ещё смелее и послушнее, чем предполагал. Черт!! — Ты меня совсем не бережешь, — откровенно обвинял слизеринец, найдя хоть какие-то силы отвернуться.       Упёрся рукой в деревянную дверцу и выпускал набранный в щёки воздух. Иронично улыбнулся, конечно, но и свёл брови. Бёрк, чтоб тебя! Хороша, ничего не скажешь. Несносная девчонка, ведь утёрла его внутреннему воспитателю и благодетелю нос. Мигом, а теперь её непозволительно близкий и совершенно обнажённый образ вот-вот, да и пробудит не без труда обузданного, горячего, вожделевшего к этой вот смелой девчонке любовника. — Иди сюда, — играя скулами, он махом ладони поманил её к себе, а Кэти снова шла на поводу. — Повернись, — видел тень её смущения, ибо оно всё-таки было, но Поттер от этого только хмурится, окунаясь с головой в собственные мысли, вопящие желания и противоречия.       Издеваешься, Бёрк, мстишь неумолимому хозяину непоколебимости, а внутренняя каверзница точно от его приглушённого тяжелого выдоха ликует. Склонившись, чтобы видеть её профиль, принялся неспешно перетирать в полотне мокрые локоны. Теперь намеренно, наверное, не спешил прятать от себя её тело. С этим и мрак комнаты наполовину справляется, но всё же.       Не шевелилась, ощущала его близкое, замершее теперь за спиной присутствие, прятала в губах улыбку, ведь и сама гордилась своей выходкой. Он же что? Всё видел, всё на свете знает, а её довольно скептическое отношение к наготе ему как наказание за то, что кичился излишками самообладания. Получи и распишись, Поттер, а для росписей вся она: вся обнаженность светло-молочного тела, хрупкие руки, стройные ножки, красивая женственная грудь. Две полосочки по бокам плоского живота и плавные изгибы бёдер, а если не сможешь устоять, то и большее — скрытое от прямого взгляда, невинное, но по умолчанию отданное тебе на поруки, Ал. Пиши. Размашисто, красиво, вот только бы рука от такого крышесносного положения вещей не дрогнула, да? — Это твоя задача, Альбус. Это ведь ты теперь меня бережешь, — тихо, но до чего же задиристо. Кидала через плечико дразнящий взгляд, упёрлась ладошками в деревянную поверхность шкафа перед собой и прикрывала веки, осязая то, как разделяет волосы и сплетает их в косу. Будто бы это помогает ему успокоиться, а на деле он стиснул от её выходки зубы. Туго и резковато затягивая смолянисто-черные плетения, немного тянул и смотрел, как Кэт терпит его прихоти и двигает в такт головой.       Неспешно вдыхая через губы, чувствовала очень нежное, невероятно медленное, скользнувшее по спине прикосновение. Началось у самой шеи, но даже через кожу ощущается, как серьёзен и сосредоточен на своих мыслях Альбус. Следуя рукой всё ниже, уткнувшись носом в макушку и склоняясь к личику, Поттер периодически замирал у какой-то жемчужины позвоночника, но как же занялся дух, когда оба, замерев и обмениваясь вопящими об одном лишь взглядами, нашли друг друга губами.       Крохоборы и жадины, а поцелуй — достойный финальный аккорд сегодняшнего психоза. Он глубокий, голодный и быстрый, а прижатая к спине широкая грудь обжигает. Напирает и приходится сделать половину шага вперёд, чтобы прислониться животом к холодной дверце шкафа, но между двух совершенно контрастных преград телу ещё хуже, ведь начинает сходить с ума, а их руки... Тоненькая, нашедшая позади хозяйки поттеровские непослушные пряди, тянула к себе с той же неистовой силой, с какой его удавьи путы ползли по хрупкому плечику и смыкались огромным кольцом вокруг шеи.       Трясёт от запрещённого предвкушения: плоти — неистовая дрожь, губам — порочная алчность, сердцам — благоговейный, сладкий трепет, а ушам — громкий ритмичный бой. Один…       Лишь первый удар небольших каминных часов. Они отмеряют последние секунды минувшего и первые секунды нового дня — чёткий рубеж прошлого и новую грань будущего.       Два… Кусает его губы, а тоненькие пальчики распутной ладошки медленно скользят по светлой одежде, дразнят, и скоро чувствуют, что желанна.       Три… В унисон с глухим звуком. От замка рук, опустившегося на деревянную твердь, а в нём намертво сцеплена с жилистым запястьем.        Нечто в их общую копилку свежих смертных грехов, а там всего-то за один вечер уже Четыре… Там гнев, ревность, гордыня, и алчность. Похоть... Уже Пять…       Шестое чувство Поттера уже сорвало голос, а она — его личное Седьмое чудо света — немного разжимает кулачок на его волосах. Отстраняясь, смотрит впритык в распахнутые, вожделевшие глаза и застывает. Будто на горизонтальное Восемь — бесконечность. — Не сегодня? — чуть вопросительно, обольстительно и страстно шепча, она сбивчиво дышит сквозь тонкую улыбку. Легонько ведёт головой в ту сторону, где стрелки циферблата отправляют Поттера на Девятый круг ада. Добровольно отдаёт на растерзание обвившим путам змеёныша свою нежную шею, прильнув щекой к теплому плечу и оставляя на рельефах сильной захватчицы пару влажных поцелуев.       Часы, ещё три удара и полночная тишина, а такую вот полночь хотелось бы растянуть и придержать, а эти их общие «не сегодня» навсегда канули в невозвратный вчерашний день. Оба это понимали, об этом как раз и думали. — Кэт, ты же?.. Ты же знаешь, что впервые... Будет совсем не так, как тебе хочется и как ты себе это представляешь, — закрыв глаза, как это сделала она, зарываясь носом в ароматные волосы за ушком, Поттер и сам не верил, что говорит такое. Подарил иллюзию свободы, отпуская её, но всё по делу и только для того, чтобы повернуть и снова пленить. Он ненасытно наблюдал за её личиком, смотрел в коллапсары черных глаз теперь немного снизу вверх и смерил ничтожность её веса, ведь так сильно обвивала его и прижалась. — Знаю, Ал, знаю, но потом… — сладко, словно мечтательно улыбнулась девушка, оказавшись в таких любимых ею объятьях. Она, как и всегда в его руках, перебирала пальчиками волосы над шеей и дышала в целованные губы. Сейчас иначе и сводит с ума их общая почти полная нагота. Не меньше, чем просевший, но скоро вздымающийся живот Поттера. Он подле её уже горячей, покрывающей сокровенное кожей, и если бы не одежда, то уже чувствовала Ала в себе. — Альбус, родненький, — до чего же томно, ласково и страстно, несмотря на то, что еле слышно, — я даже представить боюсь, как нам будет хорошо. Пусть потом, но будет, — горячо шептала смелая кроха, нежно пройдясь ладошкой по щетинистому подбородку. Она, не прикрывая губ, опускала веки. Сжимала ногами и руками сильнее, прижималась, выгнув спину, и ласкала лицо касанием своих исступлённых поцелуев. — Тогда думай, — взвинченный, распалённый юноша резко улыбнулся. На грани чего-то злого, насмешливого, Ал был разъярён её убившими силу воли речами и тем, что всё уж точно вышло из-под контроля. Несомненно, а Кэт так шумно втянула воздух, так натянулась, резко улыбнулась и видно, как всё её тело на какой-то миг работало лишь для того, чтобы дать выдоху совершенно иную жизнь — превратить его в то, что скоро напомнит стон. — Думай… — шептал запальчиво, размыкал и сцеплял зубы в так движения руки. Оторвавшей ранее от грешной земли, властной, а теперь до дикости возбуждавшей, до дрожи, ведь снова там, где по теплому обилию влаги ощутимо, что хочет и готова дать ему полную волю. Чтобы он стал её первым. — Думай ещё, Кэти… а потом ещё и ещё… Думай хорошенько, упёртый ты котёнок…       Такая маленькая и нежная, что на своём фоне это настораживает, но насколько чувственное и податливое тело. Пугающе, а растущие в напоре силы и температуры аккуратные, чёткие, скоро более быстрые движения Поттера уже вот-вот, да и сроднят её изгибы и мышцы с плавящимся от горячего пластилином.       Он был на пороге забвения, но намеренно лишал её того, что уже лишило нужды в ответе на его вопрос. Ал поднимал ладонь к остренькому подбородку и сжимал пальцы под ним, оставлял протяжный след холоднеющих блестящих полос, удушая. Напористо тронул большим пальцем линии налитых губ, а в закрытых глазах представлял какие-то образы. Красочные, вероятно, очень приятные ему, запретные, конечно. От них Ал был безмятежен и раздёрган одновременно. Слизеринец неверяще покачал головой и дождался, когда она откроет глаза:  — Если мы это сделаем, Кэт, — патетически шептал Альбус, оценивая жадное к воздуху, но вопящее в ней согласие, но кто бы сомневался, — то я буду хотеть тебя каждый день. Буду хотеть больше и большего, и в прямом смысле с тебя не слезу, слышишь? Я буду заставлять тебя… — безгранично смело шептал обрывок мысли, кусая близкое ушко. Он будто озвучивал запрещенную непозволительную тайну, а Бёрк, додумывая массу окончаний, от неё сходила с ума, — …буду считать твои стоны, и если их будет меньше, чем мне хочется…       Дёрнув кончиками губ, касался ими кожи. Вдавливал в себя бледность стана, впивался в косточки подушечками пальцев, сжимал на шее свои касания, вопящие о безоговорочном господствующем положении. Он неспокойно ждал, но сила воли, сравнимая по стойкости только с каплей принца Руперта, уже развалилась в пыль — даже у самых прочных материй есть свои губительные места и слабости.       Она — его собственная — невероятна: сластолюбива, податлива, послушна, смела и ретива. Про таких точно говорят плохая девочка, но ведь чета — ровня настолько, что лучше не сыскать. Она мягкая, добрая, весёлая, а внутри и когда в его руках — непристойна, пошловата и абсолютно бесстыжая. Когда только вдвоём, когда так, то стыду совсем не место. Лишь чистый, красивый в своей природе разврат каждого спонтанного прикосновения, поцелуя и движения. — Всё, как захочешь, слышишь? — тихо-тихо, чаще задышав и прильнув к его щеке. Не справляется, наверное, с цепкими узами похоти. От них тонко дрожат в его волосах нетерпеливые пальчики, путы её пожирают, а весь Поттер со всем своим внешним и известным ей внутренним содержанием — её собственная мания. — Где захочешь и сколько… — Будешь первой в мире послушной кошечкой? — так игриво и страстно, что Кэти не сразу заметила серьёзности, затаившейся в подтексте этих слов. Но будет же, Ал, куда ей деваться? — Самой-самой… Обещаю…       Невероятно — роняет возле пульсирующей на мужской шее жилой лукавый тихий смех. Она обольстительно улыбается, топит красные оттенки в непомерной решительности и целует. Она кусает! Сжимает ладонями мышцы на широких плечах так, словно это поводья, отнимает зубки и добирается к губам.       И Ал был абсолютно прав, говоря, что ничего в их отношениях, по сути, не поменяется, вот только хитрый Поттер намеренно не упомянул, насколько постельные дела друг перед другом раскрепощают. Окончательно и до беспредела, а тут даже сажа горяча, но до чёртиков же надо разбудить и вкусить всё дьявольское пламя, вот только бы не изжариться сразу и с горяча.       До крайней степени утраты сомнений, вероятно, а на белой простыне так холодно, что в какой-то момент невольно поёжилась и Альбус, всё ещё не разжав рук, это почувствовал. Снова делил прикосновением пальцев её миниатюрное тело. Строго пополам и снова останавливался. Тепло, уже в ней, горячо, знакомо, но почти страшно, а этот изящный пылающий котёнок на фоне огромной светлой кровати кажется ещё меньше. Совсем беззащитна, а он напрягся от одной только мысли, что сделает ей больно. Спускает свои поцелуи, практически высасывает из кожи на мягкой груди и прогнувшемся животе ту влагу, что недавно была потоком бегущей из труб воды, а после стёрлась прикосновением их тел. — Долго, Кэти… Я могу делать это долго, — спустя вечность их выдохов замедлился, а скоро совсем замер, ведь она, скользнув головой по простыни, обнажив перед его взглядом все кольца на изогнутой шее, озвучила настоящий громкий стон. Свой первый, их общий, а его создатель, вероятно, хочет слышать ещё один.       И если бы не был так поглощён желанием навсегда запечатать эти звуки в памяти, то уже выгибал бы брови и потирал макушку. О, Поттер, с твоим-то багажом и опытом? А он словно оттягивал момент, надеялся, что обошелся бы руками и видит Бог, что мог бы, но разве она не захочет иного? Где-то в глубине души отчаянно верил, что она ещё передумает. Хотел бы, чтобы несмело отстранила, уперев в грудь трясущиеся ладошки, но всё наоборот: она смотрит, притягивает, обвивает руками. Кэти отвечает на пылкость ещё большей и думает о нём. Думает о том, что только Ал и благодарит себя, ведь когда-то всё-таки не решилась с другим — чужим и совершенно неподходящим. Конечно только он, ведь всё в нём сосредоточено на ней, и Ал в какой-то момент от этих мыслей немного цепенеет и медленно отстраняется. Выглядит до того задумчиво, что она заговаривает: — Ал, ты чего? — еле разобрать, но с чем-то сродни недоумения. Приподнявшись за ним, кладёт на щёку ладонь и топит в омутах своих глаз. — Ничего… — немного улыбнулся. Нервно, но веселит же ирония, — Кэт, я ещё не спал с теми, которые… В общем, девственниц среди них не было, — признался и честно, и в таком скудном свете видно обе появившиеся ямочки на её щеках. — О-о-о, — тихонько потянула Бёрк.       Её очередь. Поджимая под себя ножки и садясь на них, она дразнилась и умилялась:  — Значит, самый популярный в школе представитель змеиного факультета в каком-то смысле совсем неопытный змеёныш? — широко улыбаясь, закусывала зубками всю нижнюю губу. Держись, Ал, ведь ликующее и лукавое внутреннее создание точно знает своё дело. — Знаешь, Альбус, ты должен был мне сказать это, прежде чем тащить за руку. Тогда бы у меня хотя бы была…       Она открыто передразнивала, но договорить не смогла. Безумная обрывала свою улыбку в настигшем её властном поцелуе, а когда резко потянул за тоненькую лодыжку, притягивая ближе, содрогнулась в тихом, сродни его собственного, смехе. — Бёрк, Мерлин тебя побери, без добавки из Большого зала ни ногой. Понятно? — в тысячный раз оценив кукольность обнятой земной оболочки, отведённой Всевышним для неугомонного содержания, Ал обрывал слова чередой игривых поцелуев, — я уже касаться тебя боюсь. Даже не знаю, с какой стороны к тебе подобраться. Боюсь, что сломаешься. — Если ты, то и я… — попеременно глядя в глаза, он видел, как медленно сползает её улыбка и ощущал ласковые ладошки на своём лице. Касаясь кончика его носа своим, Кэтлин буквально вырвала их обоих из привычного им потока веселья, но ему, наверное, здесь уже не место. — Не бойся, пожалуйста... Иначе я тоже буду бояться. Он чуточку прищурился от шаловливой полуулыбки. Та от её детской наивной подачи, но серьёзность смысла уже брала своё: — Не буду... Обещаю, что не буду… Только… — Ал протяжно выдыхал от кучи всевозможных мыслей, чувств, эмоций и ощущений. Даже в некотором роде от ответственности. Успокаивал внутренний диссонанс, а сопоставив в голове несколько образов грядущего, больше всего хотел бы читать её мысли, а для этого ему нужны были... — Кэт, просто смотри на меня, хорошо?       Глаза цвета растопленного шоколада — его собственный бзик, но ничего не поделать. Благоговейно шепчет, пропитывая напоследок самым тёплым взглядом. Тихонько просит, чтобы повернулась на живот, читает проскочившие на личике эмоции, но точно знает, что для крохи так будет лучше.       Послушно, ведь обещала, но после тихого шороха последней откинутой на пол одежды, проводя нежную полосу вдоль спины и всего её тела, обещает и он. Затягивает на ней свои тёплые пульсирующие путы. Кажется, что касается её каждой из груды горячих мышц. Он бережно пробирается рукой под тоненькие рёбра, скользит к дальнему плечику и находит ладони место. Между белой простынёй и гладенькой розовой щекой. Совсем склоняется, чтобы смотреть в невероятно близкие теперь глаза, словно в зеркало: влюблённые, томимые сладким, но уже совсем медленным предвкушением. Сквозь цепкую длань полумрака тихо-тихо обещает затмившим разум и толкнувшим на порок губам, что будет бережлив и нежен.       Так и есть, и она чувствует это. В том, как Альбус пробирался между её бёдер, в его теплом обнажении, каменных мышцах, неспешности, паузе, но немножко позже уже в каждом плавном движении. Пока медленные, ведь Поттер изучает возможности её тела, даёт ей почувствовать неизвестное, привыкнуть к ощущениям, размерам, запахам. Он готовит кроху к большему. Говорит, что расцелует её тело от пяток до самой макушки, и будет это делать каждый день. Ал прикусывает ухо, шепчет, что неприятно будет всего короткий миг, но надо потерпеть, чтобы потом … Чтобы потом было безумно и бешено, чтобы до онемения хорошо, а Кэти и думать не смеет, что как-то иначе, ведь он – лучший в мире искуситель — её личный змеёныш.       Сплела случайность и Вселенная, а бренный вопрос сплетения презренных тел имеет очевидные ответы: ей всегда, всегда нужны его сильные руки, объятья, а ему — её глаза. И чем дольше Кэти рядом, тем искусней он их читает. Поэтому и просил.       Больше теперешней безграничной решительности сделать её своей всё равно не будет. Да и дыхание ни к чёрту, а она от нескольких совершенно новых, бесстыдных и уже осознаваемых телом ощущений совсем иная: расслабленное под ним тело вытягивалось; после словно сжималось в ещё меньший клубочек, но, к огромному нежеланию Поттера, Кэти прикрывала веки. Резко зажмурившись от совершенно иного, болючего, тянущего, вмиг спрятала свои ещё недавно широко распахнутые глаза. Бездумно впившись в щетинистый подбородок ноготками, Кэт прячет лицо в большую мужскую ладонь, куда беззвучно и залпом вдыхает. — Ч-щ-ь-ь... Сейчас...Пройдёт...  — еле слышно, выдыхая в шею. Ноты его шепота невероятно успокпивали. — Смотри на меня, — замерев, чуть раздражался упрямому неповиновению, но просил и делал это невероятно мягко, волнуясь. Он чувствовал, как сильно сжала его в себе. Чувствовал ещё дрожащее под ним тело и температуру её крови. — Ты обещала… — Уткнувшись носом в личико и немного подвигнув пошевелиться, Ал уж точно напоминал большого заботливого кота, опекающего своего котёнка. — Что ты со мной делаешь, Кэтлин Бёрк?       Он разменивал трепет на соблазн, едва увидел краешек ещё растерянной улыбки, но скоро совсем иные глаза. Распахнувшись, они словно говорили. Просили, чтобы продолжал, говорили о том же, о чём уже шептало её расслабленное и податливое тело. Сменяя секунды, тихие тона напитывались звуком, а через минуты это была их общая мелодия.       Он забирал в свои объятья, чуть слышно приказывал, тихо свирепствовал от неповиновения и кусал. Разнузданный любовник затягивал плетения косы, сжимал их в кулаке и бесконечно целовал. Обещал же, что всю её, и Поттер обещаний не нарушает, а потому и считал её стоны...       Дроблёная, слетевшая с горячих, обвитых испариной мужских губ фраза была для неё рапсодией. Она звучала о желанном — о чём-то не имеющем границ стыда. О том, что ждёт их помимо того, что уже вкусили: — Побереги... свои девять жизней, ненасытная кошка, — подаривший искушение, безжалостно окунувший кроху в полнейшее наваждение, спустя какое-то неизмеримое для них время, он дышал ничуть не лучше неё. — Поверь, что они тебе ещё пригодятся… И клянусь, что их будет мало, Кэт, я обещаю, — нависнув над истомлённым, ещё трепещущим и блестящим от абсолютного разврата телом, Ал запальчиво предупреждал. Разорвав череду напористых и ласкающих поцелуев, молодой человек улыбался, глядя в любимые смелые глаза. Знал, что именно эту сонату, звучащую в глубокой ночной темноте, она сохранит, а запретные желания, горящие в безнравственной и абсолютно бесстрашной любовнице, сами поставят эту музыку на бесконечный повтор…