Откуда им знать

Дерек был ужасно горячим, как большая печка. С другим показалось бы, что у человека лихорадка, но это был вздор — оборотни не болеют, а уж Альфы точно. А руки какие сильные, обнимают мягко, но крепко. Капкан, самый натуральный, приятный такой, надежный. Давно забытое чувство защищенности разливалось по телу, принося с собой покой и умиротворение. Надя довольно жмурится, еще не до конца проснувшись, чувствуя, как Дерек дышит ей в затылок. Вскоре девушке стало жарко; Стилински сонно приоткрыла глаза, посмотрев в пустую стену напротив — в лофте они были именно такими, второй этаж выглядел весьма непрезентабельным, возможно, из-за этого помещения и продали Хейлам за половину стоимости. Была только новая мебель, нравившаяся Наде кухня, довольно симпатичный первый этаж, но вот спальни Питера и Дерека оставляли желать лучшего. Была еще кровать на первом этаже, но ее предпочли пока не занимать. Надя ловко вывернулась в кольце рук и села на кровати. Дерек поморщился во сне, но стоило широкими ладонями наткнуться на девичья ноги, как волк тут же успокоился, и не проснулся. Надя хмыкнула — Дерек как-то сказал, что оборотню надо чувствовать пару рядом всегда, и он не станет извиняться за то, что Стилински по ночам буквально не отпускают от себя на миллиметры. Надя, впрочем, была не против, и сама с радостью обвивала Хейла руками и ногами. Надя перехватывает руку, сжавшую ее бедро, привычно целует мужчину в губы, а потом отодвигается и слезает с кровати, подбирая свою одежду. Дерек повел носом, начав шарить рукой позади себя, нахмурился, и раздраженно открыл глаза. — Доброе утро, — улыбнулась Надя, пытаясь пальцами расчесать черные спутанные волосы. Дерек снова закрыл глаза. — Доброе, — ответил оборотень. — Расческа в ванной. — Да, я знаю, — девушка надела кофту, которая сильно помялась, и с грустью отметила, что придется ехать домой переодеваться. Она подошла к комоду, одному из немногих предметов мебели в комнате, и взяла с него свой телефон. Три пропущенных от отца, смс-ка от него же и звонок от Стайлза. Надя поджала губы, и Дерек тут же завозился позади нее. — Все нормально? — Вроде да, — ответила девушка, подходя к кровати и садясь на край. — Просто я… видимо я ужасная дочь, раз заставляю отца волноваться. За всем этим я совершенно забыла о том, что у меня есть отец. — Твоему отцу не о чем беспокоиться, Надс, — Дерек протянул руку и положил ее на девичью щеку. — Твое счастье, твое благополучие — это все, что меня волнует. Надя улыбнулась. Она положила свою руку поверх его ладони и повернула голову, коснувшись внутренней стороны губами. Иногда у нее болело сердце, стоило ей осознать, как внезапно и сильно она полюбила: казалось, все началось с того, что она, Скотт, Стайлз и Есфирь искали ингалятор МакКолла в лесу, пока Мартин отчитывала парней за столь необдуманный поступок — шутка ли, пойти искать вторую часть трупа. И тут появляется этот мрачный парень, который рычит на них и ничего более. Тогда Надя подумала, что красавица Есфирь спелась бы с ним, но вот оно как вышло… Дерек рычал на нее, прикладывал к стене, говорил то, что разбивало ей сердце, а теперь он ее любил, и Надя не знала, как так вышло. Почему она пришла в ту ночь в дом Хейлов, почему решила быть рядом. Стилински всегда полагала, что для сердца человеческого нет ничего мучительнее терзаний и жажды любви. Но с того часа начала понимать, что есть другая, и, вероятно, более жестокая пытка: быть любимым против своей воли и не иметь возможности защищаться от домогающейся тебя страсти. Видеть, как человек рядом с тобой сгорает в огне желания, и знать, что ты ничем не можешь ему помочь, что у тебя нет сил вырвать его из этого пламени. Тот, кто безнадежно любит, способен порой обуздать свою страсть, потому что он не только её жертва, но и источник; если влюбленный не может совладать со своим чувством, он, по крайней мере, осознает, что страдает по собственной вине. Но нет спасения тому, кого любят без взаимности, ибо над чужой страстью ты уже не властен и, когда хотят тебя самого, твоя воля становится бессильной. — Пойду посмотрю, оккупировал ли Питер кухню, — сказал девушка, поднимаясь с кровати. Дерек разочарованно рыкнул и уронил голову на подушку. — Если нет, то территорию займу я. — Ты могла бы остаться здесь, со мной, — с претензией заявил Хейл, и Надя рассмеялась. — Нет, Хейл, это ты крутой богатый Альфа с кучей денег, а я все еще студентка, поэтому — «нет», — и с этими словами девушка вышла из комнаты, оставив Дерека одного. Хейл проводил ее взглядом. Прежде чем добраться до кухни, Надя зашла в ванную. Обстановка тут была не лучше, чем в комнатах — ванная, туалет, шкафчики и стиральная машинка были новыми, но уже покрытые трещинами бледно-голубые стены и серый потолок, который когда-то был белым, заставлял чувствовать себя неуютно, будто в ледяном коконе. Впрочем, оборотням, кажется, пока было все равно. Около зеркала, помимо мужских шампуней и геля для душа, было много предметов, которые не очень вписывались в стандартный «холостяцкий» быт: женские крема для рук и ног, дополнительная зубная щетка, женский гель для душа и шампунь, отдельное полотенце, расческа; Надя часто оставалась здесь, иногда просто не находя в себе силы уехать домой после долгих, упорных, но безопасных — Дерек всегда на стреме! — попыток как-то вернуть себе магию; после утомительных и сложных разговор с Питером и иногда Дитоном; поэтому зачастую Надя ночевала в лофте, и он понемногу начал наполняться ее вещами. В комоде рядом с вещами Дерека появилось несколько женских джинс, юбок, кофт, а в отдельной полке даже нижнее белье. Казалось, Хейл даже не обращает внимание на то, что Стилински практически живет у него, и часто учится прямо здесь, успевая делать уроки между ужином и очередным построением планов на будущее; или он все видел, и целенаправленно не мешал тихому переезду Нади. Питер, когда Надя спускалась по винтованной лестнице на первый этаж, ожидаемо обнаружился на кухне. Но Альфа уже заканчивал: у него в руках дымилась чашка с кофе, и Надя сразу учуяла этот бодрящий запах. В свободной руке Питер держал какие-то листы, но, услышав шаги девушки, поднял голову и приветливо усмехнулся. — Доброе утро… — Где твой филин? Фразы прозвучали синхронно, и оба замолчали. Надя растерянно смотрела своими голубыми — или все-таки карими? — глазами на Питера; тот нахмурился, откладывая листок. — Что? — спросил Альфа, напрягаясь. И хотя он свободно произносил имя Есфирь, говорил о ней, он не мог видеть то, что напоминало о ней напрямую — в ту квартиру он даже не заходил, потому что был уверен, что едва окажется там, его просто сдавят воспоминания и боль, которую они принесут; а судьба филина, чью кличку Альфа даже не мог мысленно произнести, его уже не волновала. Это был символ любви к женщине, которая исчезла из жизни Питера, и альфа не хотел его больше видеть. Надя видела, как его бросает из крайности в крайности — он хотел полностью избавиться от всего, что напоминало о Есфирь, но тем не менее бережно хранил свои собственные воспоминания о ней, упиваясь ими, создавая из них новый стержень, потому что месть уже не могла им быть. В голубых глаза мелькнуло предостережение. Надя закусила губу и, пройдя мимо Питера к одиноко стоящим чашкам на столике, взяла себе одну. — Прости, — произнесла она. — Я не знаю, что на меня нашло. Машинально вырвалось. — Машинально, — повторил Питер, смотря на то, как девушка заваривает себе чай и достают упаковку печенья. Надя неопределённо передернула плечами, и Питер понял, что ей неудобно от его взгляда; поэтому мужчина сел за стол напротив Нади и уставился в чашку. Девушка молча завтракала, меланхолично пережёвывая сладость и тянясь за новой. Питер знал, что после того, как у Мартин исчезли воспоминания о Есфирь, Элиссон помогла Скотту, Стайлзу, Наде и Джексону вытащить почти все — значимые и не очень — вещи из комнаты Мартин, пока ее родители были и напуганы тем, что Альфа сделал с Лидией. Но некоторые вещи исчезли, и это Надя поняла позже — она не могла сказать, какие именно, но потом стало ясно, что не хватает мелочей — документов, каких-то фотографий. Стилински сказала, что если Питер захочет посмотреть на эти вещи — она увезла их в квартиру в центре города, и на непонимающий взгляд Хейла продемонстрировала дубликаты ключей; Питер не был удивлен. Впрочем, у него появилась еще одна причина не появляться в квартире. Если многие вещи —типа одежды, любимых книг— были разложены Надей по всей квартире, словно там им и было самое место, то клетка с филином сначала была у Скотта. Ее забрала Элиссон прежде всего, и отдала МакКоллу. Однако Ведьмаку явно не нравилось жить у другого оборотня: он не переставая ухал ночью, бился, пытался разрушать прутья клетки, и Скотт не выдержал — через Дерек передал клетку Питеру. Хейл выпустил птицу почти сразу, потому что смотреть на нее было невозможно. ― Господи, Питер он такой красивый. Спасибо. У него есть имя? ― Нет. Твой подарок, ты и выбирай. ― Hexenmeister. ― Ведьмак? Ты хочешь назвать птицу «Ведьмак»? ― Сам сказал, что это мой подарок. Also nicht beschweren/Так что не жалуйся. Питер болезненно прикрывает глаза, трет переносицу пальцами; Надя кидает на него обеспокоенный взгляд. ― Habe ich nicht/Даже и не думал. Kann ich dich küssen?/Я могу тебя поцеловать? ― Können/Можешь. — Ты пытаешь гадать по кофейной гуще, Питер? — спросил Дерек, появляясь на кухне. На Надю он старался не смотреть, и когда рядом был дядя вообще вел себя так, будто Стилински все еще была той надоедливой девчонкой, которую хотелось впечатать в стену; честно, до сих пор впечатывал, но теперь это носило совсем другой характер. — Ага, — откликнулся Питер, словно и вовсе не понял вопроса. — Так где мой филин? Надя удивленно глянула на Альфу, а Дерек повернулся к дяде с непонимающим лицом. Питер посмотрел на Надю, словно стараясь ей что-то мысленно сказать, и девушка напряглась; Дерек повернулся к ним полностью, опираясь на столешницу, и ожидая внятных объяснений. — У Нади машинально врывался вопрос, где сейчас филин, которого я подарил Есфирь, —объяснил Питер племяннику. — Но у Нади ничего не бывает просто. Или машинально. Дерек нахмурился: это была важная зацепка, удачно полученная карта в проигрышной, казалось, партии, и если сделает правильный расклад, все может измениться. Дитон говорил, что возможны проявление остаточной магии у Нади: поскольку она не училась быть ведьмой, родилась ею, какие-то остатки после извлечения у нее будут; жалкими, по сравнению с теми возможностями, что у Стилински были раньше, и скорее смахивающие на интуицию, но Алан посоветовал прислушиваться к словам Нади внимательнее. Мало ли, чем именно это обернется. — Ты его выпустил, — хмуро напомнил Дерек, и Питер зло усмехнулся. — Но если он действительно сосуд для магии — остался где-то в лесах. — Найти одного единственного филина в лесу на тысячи километров, — простонала Надя. — Уже вижу, как это будет легко, — пару минут все молчали. Дерек так и не налил себе кофе; Питер, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, смотрел в стену за спину Стилински; сама Надя оперлась локтями о стол, позабыв о завтраке, и смотрела точно так же мимо Питера, прислонившись губами к сцепленным в замок пальцами. — А если… — внезапно робко начала девушка, и взгляд двух Альф устремился на нее. — Если он услышит голос Есфирь? Он вернется? — Как ты это сделаешь? — спросил Дерек. Надя нахмурилась, закусив нижнюю губу: она так делала в глубоком волнение, когда ей пришла хорошая, стоящая идея, и теперь надо было довести ее до совершенства. Чисто теоретически, звери, подаренные в знак любви паре были куда умнее, чем обычные, Волк специально выбирал особенных зверей. Поэтому, если бы Ведьмак услышал голос Есфирь, вполне мог подлететь хотя бы на километр, а магия на таком расстоянии уже почувствуется. — У меня есть одно видео, — наконец медленно сказала Надя, смотря в сторону. — Где-то год назад… Праздновали мой день рождение, и Есфирь что-то спела… Можно подключить к колонкам, и включить… Тут ее обеспокоенный взгляд метнулся к Питеру, который взирал на нее все так же равнодушно, не считая Надю интереснее стены, которую созерцал до этого. Надя знала, каким испытанием для Волка и для Питера будет услышать голос Есфирь, потому старалась дать понять, не напрямую, а просто взглядом, что Питер может во всем этом не участвовать. Он может остаться в лофте, а она сразу сообщит, как все прошло, даже если у них ничего не получится. Но Питер бы не был Питером, если бы согласился остаться в лофте, пока кто-то другой ищет его пару. — Я найду подходящую аппаратуру, — сказал Питер таким тоном, что стало ясно, что возражения не принимаются. — Сделаем все сегодня вечером. Надя засобиралась домой. Дерек предложил подкинуть, и девушка ждала, пока Хейл быстро переоденется. Несмотря на то, что было до сих пор ужасно сложно, эта идея с филином, как свет в темноте, горела слабым лучом надежды. Ничего не бывает просто так, слова не произносятся машинально, а судьба не делает что-то «случайно» — теперь Надежда в это верила. И эта вера неожиданно предала сил: нет ничего, с чем бы она не справилась, а если на кону жизнь Есфирь, то черт возьми, она рискнёт всем и всеми, лишь бы вернуть подругу домой. — Надя, — внезапно позвал ее Питер, когда она и Дерек выходили из лофта. Стилински и оборотень остановились, посмотрев на Питера. Выражение лица у Альфы — что у старшего, что у младшего — было не читаемым, как внезапно Питер произнес слово, которое Надя и не думала от него услышать, да и не стремилась к этом. — Спасибо. Благодарность — это волшебное зелье от любых недугов. Оно — наиболее быстрый способ разогнать тревогу, избавиться от разочарования и сменить негативный настрой позитивным. Когда на место оценочных суждений приходит благодарность, твоё тело охватывает умиротворение, душу обнимает доброта, а ум наполняет мудрость. *** — Если бы не беспорядок в твоей комнате, я бы решил, что ты переехала. Именно такими словами была встречена Надя, когда переступила порог своего дома. Ее отец стоял в прихожей, усталый, сложив руки на груди. Судя по тому, что слова раздались сразу после того, как девушка открыла дверь, шериф ее ждал, и видел в окно, как Дерек подвез ее. И прощальный поцелуй тоже видел… — Прости, пап, — с искренним сожалением произнесла Надя, как маленькая опуская голову, изображая из себя образец раскаяния. — Я должна была позвонить. — Должна была, — соглашается шериф, смиряя дочь строгим взглядом. Надя закусила губу, не осмеливаясь поднять взгляд на отца. — Я была в порядке, — произносит девушка нерешительно, делая шаг на встречу к отцу. — Дерек… он просил передать, что тебе незачем переживать; что мое счастье и благополучие —все, что его волнует. Брови шерифа удивленно взлетают вверх, а в глазах отражается явное недоверие. Конечно, ведь после каждой встречи с Дереком, Джон старался внимательнее наблюдать за жестами дочери, или выхватывать какие-нибудь мелкие царапины —с такого как Дерек станется иметь какой-нибудь извращённый фетиш. Когда Надя это поняла, была ужасно смущена, но не объяснять же отцу, что Волк сам себя сгрызёт, если причинит боль своей паре без ее разрешения. Надя бы постаралась донести бы эту мысль на более естественном языке, не примешивая пушистые особенности Хейлов и Скотта, но чтобы отец понял, насколько она важна Дереку; она ведь его пара. Но тут из ее размышления прервал запашок горелого, донесшийся из кухни. В доме Стилински, если кто-то кроме Нади готовит ужин, впору удариться в панику. Шериф умел делать какие-то элементарные блюда, спагетти или еще что-то, но иногда мог легко отвлечься; такой контраст всегда поражал Надю: серьезный шериф в участке и беспечный мужчина дома. В этот раз, закинув вариться спагетти, Джон очевидно забыл, что их надо помешивать; или просто так ждал возвращения дочери, что забыл о спагетти в принципе. — Помешать бы надо, — доброжелательно заметила Надя, найдя ложку и попытавшись разлепить разваренный комок, прилипший к донышку. Джон вздохнул. — Что это на тебя нашло? — спросила девушка, стараясь соскочить с опасной темы «Дерек Хейл». Отец очень настороженно относился к тому, что у его дочери отношения в принципе, а поскольку это был еще и Дерек Хейл — вообще катастрофа, по крайней мере, в глазах шерифа полиции. И когда Хейл появлялся рядом с их домом — забрать Надю в школу или, наоборот, привезти домой — Джон, при условии его нахождение в доме, а не в участке, смотрел хмуро и тяжело. Впрочем, Дерек понимал, что ему здесь не рады, поэтому старался лишний раз не нарываться на подчеркивание этого факта. Все-таки Волку было важным иметь какое-то одобрение со стороны отца пары, но пока это не представлялось возможным. Джон скрестил руки на груди, хмуро поглядел на дочь и проворчал: — Ничего на меня не нашло. Надя иронично изогнула бровь. Она помешивала спагетти и, нервничая, по привычке прикусывала щеку изнутри, понимая — своей чисто женской интуицией или остаточной магией — что разговор не закончен, и отец явно хотел обсудить что-то серьезное. Джон не особо словоохотлив, а судя по всему, попытка приготовить домашний ужин означает, что сказать ему есть что. — Вообще-то, на счет Хейла, — сказал наконец отец, присаживаясь за стол. Надя кинула на него быстрый взгляд, тыкая в плавающий в кипящей воде комок макарон. — Я хочу быть уверенным, что не совершаешь ошибку. Стилински кивнула. Она знала, что рано или поздно такой разговор бы все равно нашел свое место, особенно после расставания со Скоттом МакКоллом. Что его мама, что ее отец были рады такому соединению своих детей, потому что во второй половинке своего ребенка видели именно идеального кандидата: Мелисса видела хозяйственную и добрую девушку, которая не сломалась бы под тяжестью испытаний и смогла бы стать необходимой поддержкой Скотта; Джон видел смелого и искреннего парня, который не за что бы не обидел его дочь, и бросился бы защищать ее даже ценой своей жизни. А потом Надя и Скотт расстались. Причем без криков и истерик, мирно, как старые друзья, коим они и являлись. Надя влюбилась, очень сильно, да у Скотта чувства к другой девушки были в некотором роде сильнее, чем к старой подруге. Но если об Элиссон Мелисса знала хоть что-то, причем только хорошее, то с Дереком ситуация была иная — какой-то ненормальный и одиночный, странный, которого подозревали в убийстве. Какой отец, не будучи он даже шерифом, позволит своей дочери встречаться с таким парнем. Но Надежда любила его, и Джон видел это в ее глазах, слышал в словах. Надя оживала рядом с ним, будто вся начиналась светиться, расцветать. И то, как Дерек целовал ее на прощание, или открывал дверь машины, то, как он ее обнимал — все это говорило об ответных больших чувствах. Но шериф не мог успокоиться, особенно теперь, когда дочь едва ли не жила с Хейлом. — Я не совершаю ошибку, — твердо произнесла Надя, разворачиваясь к отцу. — Я уверена в этом, и ты тоже можешь не волноваться на этот счет. — Я все равно буду. — Я знаю, ты же мой отец. Но я счастлива. Прямо сейчас, зная, что Дерек со мной, я счастлива; от того, что он любит меня, от того, что я люблю его. Надя на секунду задумалась о том, какое слово употреблять теперь рядом с именем Дерек: какой же он теперь «парень»! Должно быть какое-то другое слово, более подходящее для выражения вечной привязанности… Но слова вроде «судьба» и «предназначение» в нормальном разговоре звучат по-дурацки, а если назвать его «любимый», то шерифу может стать не по себе, а смущать отца еще больше не хотелось. — Да, это хорошо, — сказала Джон, и Надя заметила, как слегка покраснели его уши. Он явно собирался сказать что-то, что смущало его сильнее прочих разговоров. — Просто… я не думаю, что ты… ты хотя бы школу закончи. Надя непонимающе улыбнулась. — Ну, я планирую ее закончить, и отношения с Дереком не могут мне помешать. — Нет, я про то что… — тут отец запнулся, а потом сделал глубокий вдох, и выдал практически на одном дыхание. — Я не уверен, что тебе стоит становиться молодой мамой; или что я готов стать молодым дедушкой. В кухне повисла тишина. Надя не сразу поняла, что именно она должна ответить, да и сама просьба — или что это было? — выбила ее из колеи. Она — мама? — О, боже, папа! — простонала девушка, закрывая лицо руками. — Я просто хочу быть уверенным, что в случае чего…! — Пап, слушай, — на лице Нади расползалась смущающая улыбка, причем сама девушка выглядела так, словно вот-вот удариться в истерику. Она запнулась, не зная, как именно успокоить отца: сказать — я девственница, было бы неправдой, шериф как-то застукал их со Скоттом, и отговорка явно была глупой; сказать — мы с Дереком не занимаемся сексом тоже неправда, Стилински взрослый мужчина и должен понимать, что девушка ночует у Хейла не просто так; поэтому Надя выдала самый успокаивающе аргумент. — Мы предохраняемся. По шерифу было видно, как у него будто гора с плеч свалилась. Он резко выдохнул, прикрывая глаза, и Надя тихо рассмеялась. — Отлично, это все, что мне пока надо. Рад, что мы это выяснили. — Да, я тоже. — Прекрасно. — Ага. Надя выхватила банку с соусом для спагетти из холодильника, открыла ее, вылила половину соуса в чашку, потом поставила чашку в микроволновку, а банку обратно в холодильник; установила время и нажала кнопку «старт». Через некоторое время Стилински-девушка окончательно поняла, что спасти ужин не удастся, и принялась накрывать на стол. Стайлз был у Скотта. Спагетти пришлось резать на порции ножом — Джон наблюдал за процессом с виноватым лицом. Свою порцию отец залил соусом и с аппетитом принялся за еду. Надя тоже, насколько смогла, замаскировала слипшийся ком и без особого энтузиазма последовала примеру шериф. На кухне воцарилось молчание. Джон все еще просматривал новости, а Надя думала о том, то сказал отцу. Она же солгала. Они с Дереком не предохранялись. *** — Тест на беременность, противозачаточные и презервативы. Да, уехать пришлось едва ли не в другой конец города, чтобы никто из случайно встреченных знакомых не доложил отцу, что именно она покупала в аптеке. Продавец удивленно глянула на нее: это была низкая, пышноволосая рыжая женщина; Надя не знала, какое именно у нее самой было лицо, но видимо слишком испуганное, или слишком равнодушное, или еще какое-либо, но рыжая ободряюще улыбнулась и сказала: — Если первое будет с двумя полосками, то два других будет уже бесполезно. Надя вскинула голову, поджимая губы: — Я надеюсь, что первое будет с одной полоской, и я смогу вынести что-то из той истории, чтобы использовать второе и заставить парня использовать третье. Перед Надей появилось две ярких упаковки и белая пачка таблеток. Протянув карту, Надя смотрела на упаковки и думала о том, что делать, если она беременна. Понятно, что аборт ведьма точно не сделает, стоит только вспомнить о том, что Волк никогда не бросают своих детенышей и свою пару. Дерек не откажется от Нади в любом случае, да и отец, несмотря на всю его внешнюю суровость, не откажется от дочери, даже если она «залетит». И вроде, даже с внезапной беременностью жизнь сложится неплохо, но Надя не могла понять, чем вызвана такая внезапная паника. Боится стать матерью в семнадцать? Но если семья поддержит, то все будет не так страшно, она не останется одна. Осуждение общества? Да мало ли что они думают, кроме того, она беременна от парня, который ее любит, от волка, который называет ее своей парой. Боится того, что не сможет быть хорошей мамой? Так ведь есть счастливые семьи, где рано рожают, да и Надя не может представить ситуацию, в которой останется равнодушной к собственному ребенку. Да, оказаться сейчас в положении было бы совсем неудобно, даже страшно, но разве она не справляется с тем… — Все не так просто, — мрачно сказал ветеринар. — Обряд возвращения очень сложный. Его можно провести, конечно, но все будет зависеть от того, не изменится ли обстоятельства. Понимаете, в слабое и немощное тело магия не вернется. Не изменится ли обстоятельства… Не это ли тоже имел в виду Дитон? Если Стилински будет носить ребенка, можно ли ей будет вернуть магию? Или придется искать другой способ? — Ну, не волнуйся ты так, — внезапно раздался голос, и девушка посмотрела на рыжую женщину. Та протягивала ей чек и карточку, а глаза ее светились чем-то добрым и ласковым. — Неужели так страшно становиться мамой? — Боюсь, что тогда я могу потерять важного человека в моей жизни, — честно ответила Надя и, поблагодарив сердобольную женщину, вышла из аптеки. Покупки были спрятаны в сумке, и Надя решила расставить все точки над «i», как только вернется домой. Дома ждал Стайлз. И Скотт. От присутствия оборотня Наде сделалось немного не по себе, поскольку до ее появления они что-то активно обсуждали, а потом Скотт замер и пристально посмотрел на нее. — Питер сказал, что ты придумала, — без приветствия начал брат, подходя к Наде и крепко обнимая ее, вместо слов «Привет». — Я говорил, что ты гений. Идея прекрасная, будем надеяться, что это сработает. Надя кивнула. Скотт по-прежнему смотрел на нее настороженно, а потом подошёл ближе и, серьезно глядя в глаза, спросил: — У тебя все нормально? Ты пахнешь… по-другому. Обеспокоенно. Надя отрицательно мотнула головой и улыбнулась. — В порядке, просто волнуюсь насчет сегодняшнего вечера, — по сути, это было правдой, а даже если и нет — она явно дала понять Скотту, что произошло что-то личное, и делиться она не намерена. — Знаете, все это… я немного устала. — У тебя есть пока несколько часов, — заметил Стайлз. Он почувствовал, как напряжение скользнуло между его другом и сестрой, но тактично не стал ничего говорить. Хотя слова «Стайлз» и «болтать без умолку» часто ставили вместе, парень ревностно оберегал чужие тайны и лишний раз не лез в души. — Иди хоть немного отдохни. Дерек заберет нас ближе к ночи. Надя благодарно улыбнулась брату. — Пожалуй, ты прав, — и, чмокнув в щеку сначала Стайлза, а потом Скотта — Элиссон и Дерек хоть и не были знакомы официально, но поразительно одинаково косились и ревниво смотрели на подобные сцены, хотя для Нади и Скотта это уже ничего не значило — скрылась на втором этаже. Приготовив другую одежду и крикнув, чтобы Стайлз покормил хорька, который встретил хозяйку обвиняющим и голодным взглядом, Надя заперлась в ванной, включила воду и сделала этот чертов тест. Сидя на бортики ванны, девушка равнодушно ждала появление результата. В голове больше не было ничего — ни волнения, ни страха. Мысли текли лениво и будто бы неохотно; Надя пыталась заставить себя подумать о том, что делать, если тест все-таки окажется положительным, но у нее ничего не получалось, и она сдалась. Чувств не было, абсолютно. Тест оказывается отрицательным. Девушка выкидывает его и идет в душ. *** Проснулась Надя от того, что ее кто-то треплет по волосам. Девушка спала на заправленной кровати, закутавшись в тот плед, который стал ее убежищем в первую ночь в доме после больницы. На кровати сидел Дерек, и именно его руку Надю ощущала в волосах. Взгляд его был сосредоточенный и немного недовольный, даже, возможно, напряженный; в нем скользила какая-то разочарованность, и Надя не знала, чем она была вызвана. — Почему ты ничего не чувствуешь? —спросил Дерек. Надя поразилась тому, какие чувства смешались в одном этом вопросе — удивление, страх, ярость и боль. Просто нечеловеческая боль. — Что? — непонимающе спросила Надя, еще не до конца проснувшись. Глаза Дерека сверкнули красным, и весь он как-то преобразился. Позади него, во внезапно сгустившейся темноте, появилось три силуэта. Дерек открыл рот, но слова его донеслись с трудом, словно через толщу воды: — Надя. Тут девушка, испуганно вздрагивая, проснулась по-настоящему. Дерек действительно был рядом с ней, только рука его лежала на ее талии, а не поглаживала спутанные волосы, а сам он выглядел обеспокоенным. — Ты пахла страхом, — объяснил оборотень, и голос его звучал напряженно. — Кошмар приснился? Надя подавила в себе желание отодвинуться, чтобы горячая и широкая ладонь Альфы перестала ее касаться: вряд ли Волк правильно бы расценил такую попытку держать дистанцию от своей пары, поэтому Стилински просто села и помассировала виски. — Бред какой-то приснился, — коротко ответила ведьма, не вдаваясь в подробности. Волк все еще выглядел сосредоточенным, и каким-то взволнованным, но Надя слабо улыбнулась, и сжала его тёплую руку в своих холодных пальцах. — Нам пора ехать? — Да, Питер выбрал одно место в заповеднике, — ответил Дерек, убирая руку и давай Наде возможность встать и переодеться. — Скотт и Стайлз ждут нас. Стилински и МакКолл на отрез отказались ехать в машине с Дереком, и Надю это немного смутило, но в целом она понимала брата и бывшего парня: их взаимоотношения с Дереком сложно было назвать даже приятельскими, это было очень-очень-очень холодное и сдержанное общение, происходящее в основном в тот момент, когда они втроем оказывались рядом с Надей. Поэтому ни одних, ни других она в этом винить не могла, лишь надеялась, что через какое-то время лед тронется, ведь меньше всего ей хотелось делать выбор между семьей и парой. — Ну так, как твоя альфа-жизнь? — неловко спрашивает Надя, просто больше не зная, о чем еще можно спросить Дерека. Чертовы оборотни, она уже забыла, как надо общаться с обычными людьми, о чем говорила с одноклассниками до этого и с кем дружила кроме совей маленькой, частями уже рассыпавшей семьи. — Я пока подыскиваю тех, кто может членом моей стаи, — с явной неохотой сказал Дерек. — В стае нужен кто-то, помимо тебя. Стилински кинула на него задумчивый взгляд, ожидая, что он продолжит, но Хейл продолжал молчать, смотря на темную дорогу, освещённую фарами, и Надя решила ничего не говорить. Она все еще не поняла, как именно относится к тому, что Дерек стал Альфой: рада она этому, или ее новость волнует? Скорее всего, ей было слегка некомфортно теперь рядом с ним, когда она ощущала всеми фибрами ту силу, что исходит от него. У Питера и Дерека сам Волк-Альфа был другим: у Питера это теперь было подавленное, сломленное существо внутри мужчины, у которого обгорела шерсть и была сожжена кожа, но вместе с тем Надя чувствовала, как в Питере горит жизнь, и что силы Альфа бросает на дело, которое стало для него Святым Граалем, не меньше. Волк Дерека же стал другим: почувствовав власть, Волк начал крепнуть с каждым мгновением, и требовал пустить эту силу на создание стаи, при этом держа рядом то, что было нужно зверю — Надя. Стилински знала, что мысленно, хоть и приняла Дерека как пару, но продолжает сопротивления. Когда он говорил, что она — единственная стая, которому ему по-настоящему нужна, она молчала, не отвергая этого утверждения, но и не поддерживая его. Стилински долго, слишком долго причисляла себя к стаи Скотта, как и Стайлз, как и Есфирь. Несмотря на то, что Скотт не был Альфой, Надя была готова преклониться перед ним, пойти за ним, разделять его идеи и стремления, и знала, что МакКолл отвечает бывшей девушке тем же. И Волк внутри Хейла знал об этом, рычал, зная, что не сможет подчинить Стилински своей воли, сломать пару. И Дерек тоже знал об этом, и теперь его взгляд становился тяжёлым, когда он видел молодого оборотня рядом с ведьмой. Дерек видел в нем соперника. Должна ли она была отречься от Скотта МакКолла и принадлежать Дереку Хейлу полностью? Погрузиться в нового альфу с головой, отрекаясь от всего, что было ей дорого? Этого от нее ожидает пара? — Привет, Питер, — говорит Надя, быстро выходя из машины и так же быстро подходя к Хейлу. Тот кивает в ответ: он опирается на стол, по бокам от которого стояли колонки, скрестив ноги и убрав руки в карманы черной куртки. Лицо его, освещенное лишь фарами машин, холодное и бесстрастное, хотя с появлением Стилински дёргается в подобие улыбки: и ему, и Волку было приятно, что кто-то любил Есфирь так же, как и он. В руке Надя сжимает заветную флешку. Она быстро подходит к Питеру, останавливаясь около Волка и смотрит в голубые глаза своими —такими же голубыми — долго и пристально, выискивая ответ на незаданный вопрос. — Ты можешь уйти, если хочешь, — тихо предлагает Надежда, понимая, что именно сейчас будет происходить — Питер должен будет услышать голос девушки, его женщины, его пары, которой не было рядом с ним. Хейл кинул взгляд куда-то поверх ее головы. — Не сегодня, — ответил Питер, отходя, и давая Наде пространство. Брюнетка больше не предлагает Питеру уйти: она включает ноутбук, подключает флешку и нервно отбивает какой-то мотив на поверхности стола ногтями. — Не нервничай, — говорит Дерек, и ведьма только сейчас осознает, что все это время стояла абсолютная тишина. Стайлз подходит к ней и ободряюще улыбается, кладя руку на плечо; Надя расслаблено улыбается, чувствуя родное тепло, а потом с другой стороны появляется Скотт, и треплет девушку по волосам. — Мы все равно справимся, — говорит он своим мягким, ласковым голосом, и Надс плавится под ним, как тогда, когда любовь к нему была ее неотъемлемой частью. Исчезла ли любовь теперь, или просто стало приобретать другой формой. — Мы найдем выход, всегда находили. — В конце концов, мы семья, — включается в разговор Стайлз, не отпуская сестру, позволяя ей прислонить голову к его груди и слушать ровный стук; Скотт положил одну руку на плечо Стайлза, а другой коснулся запястья Нади. Девушка смотрит ему в глаза, и в них горит невысказанная мысль: </i>«Мы — стая»</i>. И со стороны, эти трое подростков выглядит до безобразия родными, семьей, до безобразия правильными, как почти законченная картина идеальной семьи из паззлов, из которой выпал один кусочек. Не было ничего естественно тандема Стилински-МакКолл-Стилински-Мартин, и уже никогда не будет. Дерек это понимает, и эта мысль доводит его до предела. Особенно когда Скотт ведет себя так — будто бы и не расставался он с Надей, чтобы дать им обоим возможность быть счастливыми, а все еще ее парень… Ее пара. Дерека ощутимо перетряхивает от этого словосочетания, и Питер удивлённо смотрит на племянника. — Они были раньше нас, — сказал старший Хейл, но младший лишь сверкнул красными глазами и снова уставился в спины подростков, одновременно желая вторгнуться в эту троицу, но понимая, что ему в это семье не место. Он мог быть с Надей, но он никогда бы не стал ей ближе брата. Или Скотта. Особенно сейчас, когда желание создать стаю вышло в первые ряды. — Вместе? — тихо шепчет Скотт в темные волосы подруги. — Вместе, — отвечают хором Стилински, и они все вместе нажимают запуск. Сначала из колонок, в звенящей тишине, раздалось какое-то шипение, а потом раздается смех, и глаза брюнетки, которая неотрывно смотрела на экран ноутбука, мгновенно застилают слезами. — Окей, моя очередь, — говорит голос Стайлза, многократно усиленный. Голос юноши звучит уверенно, со смехом и каким-то детским восторгом. Из колонок раздался так же тихий смех, а потом какое-то шуршание; Хейла не видели, но троица внимательно наблюдала за тем, как Стайлз копается в ведре с кучей бумажек. Это был день рождение Нади, которые они вчетвером провели в домике на озере, который принадлежал еще родителям Нади и Стайлза. Приехали они туда утром, провели тщательную уборку, а потом начала веселиться так, как, наверное, не было ни до, ни после — много еды, которую называли «вредной», алкоголь, споры, крики, игры в бутылочки на поцелуи. И под конец, когда все уже немного устали — игра, которая предполагала вытягивание сложенных несколько раз бумажек с заданиями. Тот, кто вытягивает, «дарит» действие любому из игроку; играть вчетвером было не так весело, но тогда они искренни повеселились, когда Скотту надо было двигать монету носом по полу к противоположной стене, Есфирь встать перед зеркалом и десять раз сказать: «Ах, я красотка», меняя тон и манеру речи, Стайлзу жонглировать тремя яйцами, а Наде встать на стул и рассказать с выражением детский стишок. И тогда это был лишь конец вечера, и в этой игре они дошли до того, что Скотт под утро выбежал в одних трусах из дома и прыгнул в ледяную воду озера. — Это было почти в прошлой жизни, — произнесла Надя, смотря, как Стайлз на видео шарит рукой в ведерке, высунув от усердия кончик языка. — Быстрее уже, Стилински, — внезапно раздался голос Есфирь, и камера перешла на лицо Сиф. Надя услышала, как резко выдохнул за их спинами Питер, и кажется отошёл на несколько шагов, но укрыться от голоса пары он уже не мог. Надя хотела была разорвать тесные объятья, но не могла сама оторвать взгляд от Есфирь в кадре — в джинсовых шортах, майке, босая, с собранными в пучок бордовыми волосами, в котором были воткнуты палочки из-под суш, с бутылкой пива в руке — вот это была ее Есфирь, девушка, которую они все любили и знали, которую потеряли. — Мне не терпится отмстить Скотту за то, что мне пришлось съесть банан без помощи рук, так что давай быстрее. Раздался взрыв хохота, и голос Нади звучал громче остальных — любительскую съёмку вела именно она. — Ну, может сейчас станет еще хуже, — рассмеялась Скотт в кадре, и кинул в камере нежно-влюбленный взгляд, который очевидно, предназначался Наде. Стилински вспомнила, что уже тогда они со Скоттом начали потихоньку отдаляться друг от друга, но это взгляд бесконечно влюблённого человека не уходил до самого конца; они все еще любили друг друга, но теперь эта любовь была совсем другой. И вместе с тем, была она точно такой же —щемящей и нежной. — Куда еще хуже? — рассмеялась Есфирь. — А вот куда, — победоносно выдал Стайлз, разворачивая голубую бумажку; камера зашаталась, и Надя зашла за спину брата, выхватывая новое задание. — Спеть песню на иностранном языке. Есси, вперед. Надя громко рассмеялась, и голос ее, отраженный колонками, унесся в темное небо. Девушка уже плакала и прикрыла рот рукой, чтобы не зарыдать в голос; рядом стоящий Стайлз тяжело сглотнул образовавшийся в корм горле, глаза его тоже были поддёрнуты пеленой слез; Скотт отвел взгляд от экрана, посмотрев в сторону и глубоко вдохнул. — Нет, Стайлз, нет! — засмеялась Есфирь, протестующе взмахивая руками. — Я не пою. — Не надо нам тут, — воскликнул Скотт. — Мы слышали, как ты поешь, кроме того, ты знаешь русский! Давай, просим! — Просим! — поддержала Надя Скотта, и Стайлз с другом захлопали. — Просим! Честно, до сих пор было не ясно, отчего Есфирь тогда согласилась, ведь Надя знала, что после истории с Заком, Мартин утратила любое желание творить — петь, рисовать или заниматься гимнастикой. — Только потому что у тебя день рождение, — пробурчала Есфирь, залпом выпивая остатки пива. Стилински и МакКолл довольно закричали, аплодируя. Рядом раздался какой-то шорох, и Надя увидела, что Питер подошёл ближе: несмотря на то, что его едва ли не разрывало от боли, он хотел видеть это своими глазами. У них с Есфирь не было моментов, когда можно было узнать друг друга получше: ложь, ложь, внезапная пара, правда, боль, сомнения, немного большой любви и темнота. Когда Хейл только начинал подбирать себе «разменную монету», он выяснил о Есфирь столько, сколько ему надо было, а потом открывал ее — свою будущую пару — для себя потихоньку, как редкое угощение, которое бы обязательно получишь, и пока вскрываешь обертку, ты наслаждаешься запахом. Питер знал о Есфирь так много, и в то же время — ничего; по крайней мере, он точно не видел такую Мартин: немного пьяную, широко улыбающуюся, даже немного смущенную. Есфирь в кадре села по-турецки, и в абсолютной тишине начала выщёлкивать пальцами какой-то ритм. А потом улыбнулась, и, прикрыв глаза, дала Питеру возможность — не зная этого тогда —впервые услышать, как поет его пара. Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай, Когда б за край — иди, прощай и помни обо мне! Это был взрыв — по-другому и не сказать. Надя порывисто всхлипнула и уткнулась брату в плечо, вздрагивая и рыдая. Стайлз всхлипнул и уткнулся сестре в волосы, и было неясно: Надя ли рыдает так сильно, что ее дрожь передается Стайлзу, либо сам юноша вздрагивает в попытках сдержать рыдание, при этом ласково гладя дрожащей рукой сестру по волосам. Скотт отошёл в сторону, потирая лицо и стремясь уйти как можно дальше, потому что это явно не то, к чему он был готов. Он верил в то, что был сильным, что как-то сможет это пережить, но сердце просто разрывалось вместе с каждым словом, доносящимся из колонок. Это же была Есфирь Мартин — та Есфирь, что первая заговорила с ним после Стилински, которая иногда не спала ночами, объясняя физику или химию, которая предпочла своим друзьям с золотыми кредитными картами и крутыми тачками, троих школьников, чье будущее было совсем не таким радужным; та Есфирь, которая за шкирку притащила его на первую тренировку по лакроссу, та Есфирь, которая давала советы в отношение Нади. Это была их Есфирь, и она была мертва. Питер сосредоточенно продолжал смотреть в экран, и хотя качество видео было плохим, он выхватывал каждую мелочь в образе пары: яркие бордовые волосы, куда ярче, чем при их первой встрече, широкий браслет на запястьях обеих рук, полное отсутствие макияжа и какие-то лихорадочно блестящие глаза. Кое-где девушка фальшивила, но та искренность, с которой она тянула в песне русские слова покрывали маленькие недочеты. Если бы Мартин начала заниматься вокалом профессионально, глядишь, и знаменитостью бы стала. А песня… Была ли эта любимая песня Есфирь? Пела ли она в душе или, может быть, когда готовила или убиралась? Какой бы она была хозяйкой? Все эти вопросы давили на Питера, будто хороня его под тоннами цемента, его и Волка, которого нещадно гнуло к земле от голоса пары, но мужчина не отрывал взгляд от экрана. Так открытость, которую Есфирь демонстрировала в видео была нечто новым для него — между ними всегда оставалась какая-то стена, что-то закрытое, и с ним Сиф такой не была. Она была открыта ему по-особенному, а Питеру бы хотелось знать ее такой. У Хейла был только одни шанс, и он хотел рискнуть всем. Скотт, так и не вернувшись к Стилински и Хейлу, застывшим у колонок и ноутбука, скользнул взгляду по Дереку. Лицо нового Альфы стало, казалось, еще холоднее, чем обычно, и у Скотта мелькнула удивительная мысль: может быть, Дерек тоже скорбел по девушку с бордовыми волосами? Они не были так хорошо знакомы, как тот же МакКолл был знаком с Дереком, общались сухо и обходились парой фраз, иногда едкими комментариями от острой на язык Есфирь. Но проследив за взглядом Дерека, Скотт понял, что не только Есфирь волнует Хейла: его обеспокоенный взгляд вперся в вздрагивающую Надю, чью рыдание тонули в груди брата, но было хороши слышны оборотням. Стало ясно, что оборотень волнуется за свою пару, но отчего-то не решался подойти и самому успокоить ее. Не хотел отрывать Надю от собственного брата? Понимал, что не имеет права это делать — утешать ее именно сейчас? Скотт всеми силами давал Дереку понять, что между ним и Надей всегда будет какая-то недосказанность, холодность, ведь если Хейл хочет ее полностью, придётся отделить ведьму от ее семьи и Скотта. МакКолл не мог этого позволить: девушка с ним была так долго, сначала как друг, потом — возлюбленная, и сейчас — лучший друг. Не важно, был ли МакКолл влюблен в Надю, он никому не позволил разрушить эту семью, что была у него всегда. Разорвать эту стайную связь. Когда средь угольев утра ты станешь мне чужой, Когда я стану и тебе чужим, моя душа: Держись за воздух ледяной, За воздух острый и стальной, Он между нами стал стеной, осталось лишь дышать Когда Есфирь закончила, видео оборвалось. Все застыли в напряжение, только сейчас вспоминая, для чего именно проходили через такие муки. Оборотни крутили головами, прислушиваясь к окружающим звукам, а Стилински так и не разорвали объятий, чтобы не сделать лишнего шума и стояли, почти не шевелясь. Прошла минута. Потом вторая. В абсолютной тишине пятеро людей стояли практически десять минут. — Кажется, не получилось, — пробормотал Дерек, и четыре пары взглядов устремились к нему. Скотту могло только померещиться, но в голосе Хейла прозвучала какая-то обречённость. — Есть еще одно место, там можно попробовать… Если он что-то и собирался сказать, что не успел. Раздался шорох, потом какое-то уханье, и на плечо Питера опустился бочкообразное тело — серовато-охристый филин посмотрел на Хейла-старшего ярко-оранжевыми глазами и приветливо клюнул его в ухо. За краем вечности, беспечности, конечности пурги — Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз; Мы не проснемся, не вернемся ни друг к другу, ни к другим С обратной стороны зеркального стекла. За краем ясных, и ненастных, и напрасных зимних дней, Когда без звука рвется синь, когда и ночь без сна бела, Мы не вернемся никогда друг к другу и к себе С обратной стороны зеркального стекла