Откуда им знать

Колокольчик звякнул, оповещая, что в ветклинику кто-то зашел. Алан Дитон оторвался от просмотра раненой кошки и вышел в приемную. — Здравствуйте. Чем могу… — договорить он не успел. Перед ним стояла Надежда Стилински, сжимая руки друг в друге и поджимая губы. — Здравствуйте. — Что-то случилось? — обеспокоенно спросил ветеринар. Скотт упоминал, что Надя бросила Дерека Хейла, и Алан был обеспокоен этим известием. Не столько он переживал за моральное состояние Дерека или Нади, сколько за то, что может натворить влюблённый оборотень-Альфа, которого отвергает его пара. — У вас никого нет? — спросила Надя, не двигаясь с места. Алан покачал головой, и ведьма спокойно выдохнула. — Отлично. Тогда, это кошмар. Девушка скинула куртку, повесила ее на вешалку и миновала рябиновую перегородку, которая для ведьмы препятствием не была. — Я рассталась с Дереком и у меня несколько обострилось биполярное расстройство, — начала рассказывать девушка, ходя туда-сюда и заламывая руки. Дитон, остановившись в дверном проеме, смотрел на мечущуюся по помещению ведьме. — Вплоть до того, что я чуть не сожгла себе руки, когда не смогла удержать чашку с чаем. С чаем! Конечно, я пропустила эту чертову луну, в которую надо обряд делать! — Надс остановилась и внезапно серьезно посмотрела на Дитона. — Вы должны научить меня провести обряд поиска сейчас. Дитон нахмурился. — Я не могу. — Можете! — воскликнула Надя. — Я знаю, что фазы луну делают обряд во сто крат безопаснее, и что провести обряд в неподходящую фазу может стоить мне все силы, но Боже правый! — Надя всплеснула руками и звонко ударила себя по бедрам. — Из-за меня мы потеряли такую возможность, я во всем виновата! —она замолчала и тяжело вздохнула, зажмурилась и потерла переносицу. — Я чувствую ее. Не знаю, как объяснить, но я буду все это время крошила стену и осталось совсем немного. Алан задумчиво смотрел на нее. После того, как он узнал, кем является Надя Стилински, он поднял все архивы, что мог. Насколько ему было известно, других случаев проявления телекинетических способностей в детские годы Надс не зарегистрировано. Если бы она была единственным ребенком в семье, тогда, возможно, в поле зрения исследователей попали бы по крайней мере слухи о каких-то мелких происшествиях. Единственный раз, что Алану удалось узнать, что как-то раз в начальной школе Клаудия Стилински отшлепали дочь за то, что она залезла на крышу. Тогда сами распахнулись створки шкафчика для лекарств, откуда посыпались на под склянки, причем часть из них перелетала через всю ванную комнату, в доме захлопали двери, и в довершение, опрокинулась на пол стойка со стереоаппаратурой весом около 300 фунтов, а пластинки разлетелись по всей гостиной, разбиваясь о стены. Он смотрел внимательно на эту бойкую, решительную девушку, и понимал, что если он не согласится помочь ей, то Надя все сделает сама. А юную ведьму нельзя было кидать в такую сложную магию. Но в том, что она была юная, были и свои преимущества — у более старых ведьм магия была на четком контроле, каждый миллиграмм ее была для чего-то, поскольку годы подводили. У молодых ведьм магия билась как фонтан, и если взять слишком много, то после организм сам распространит магию туда, где она важнее. В целом, можно было попробовать. Надя улыбается раньше, чем Дитон успевает озвучить ответ, поэтому Алан сразу переходит к условиям: — Но ты сделаешь кое-что. — Что? — Во-первых, нам нужен кто-то, кто будет тебя «держать». Как именно, объясню непосредственно перед обрядом. Выбери кого-то, кому это важно так же, как и тебе, — Надя кивает. Мысленно она уже перебирает список имен и останавливается на одном. — Во-вторых, обряд пройдет сегодня —чем дольше будем тянуть, тем больше нужная фаза уйдет от нас. — Да, хорошо, — кивает Надя и достает телефон, и начинает набирать сообщение. — Это еще не все, — Надя поднимает глаза на Дитона и кивает. — Ты сейчас поедешь в больницу и быстро сдаешь тесты на беременность. *** — Спасибо, что согласился съездить со мной. Скотт улыбается Наде и ерошит ей волосы. Позвать Скотта казалось самым разумным вариантом, потому что телефон Дерека у нее в черном списке, и хотя Стилински знала, как оборотень рвался с ней поговорить, она рада, что это все еще не произошло. После разрыва с Дереком она с головой ушла в жизнь: учеба, колдовство, учеба, стая, семья-дом, и ей-то казалось, что все нормально. Но ее отец видел, что все было не так радужно, и устроил глобальный допрос и ей, и брату, и как бы они оба не юлили от ответов, пришлось объяснять ситуацию. Нет, вовсе не то, что Дерек Хейл — альфа-оборотень, а Надя — ведьма, и что судьба решила, будто они идеальная парня, но из-за Есфирь, которая совсем не мертва, но отец ее собственно и не помнит, и из-за отношения Скотта и Дерека, и из-за порывов Дерека контролировать Надс, им пришлось расстаться. Нет, такого они конечно не сказали, ограничившись тем, что Дерек слишком сильно ревновал Надю к МакКоллу, и девушка выбрала дружбу с последним. Стилински знала, что это не честно по отношению к самому Дереку, но ничего не могла поделать. Не объяснять же все это отцу. Стайлз бы всему руками и ногами отговаривал ее от этой затеи, и хотя Скотт делала то же самое, такого словесного потока как у брата у него не было. Был еще вариант позвать Питера, но Дитон сказал, что Хейл нужен ему для подготовки к обряду — да, когда речь зашла о ее «якоре», ведьма без сомнений вызвала Хейла-старшего, взяв с него клятву ничего не говорить Дереку. Поэтому к Мелиссе они пришли со Скоттом, прося провести быстрый тест: в положении ли Стилински или нет. Лицо женщины надо было видеть: ее сын и его бывшая девушка подходят и просят сдать анализы на беременность. Пришлось успокаивать ее и говорить, что Надя просто боялась идти одна, а с парнем рассталась. Теперь МакКолл и Стилински ждала результатов в абсолютной тишине. — Скотт… — говорит Надя, и внезапно задает тот вопрос, о котором, возможно, будет жалеть потом. — Ты когда-нибудь вспоминаешь о… нас? — Мне не надо вспоминать. Я никогда не забывал. Скотт мягко улыбается и переплетает их с Надей пальцы. Девушка вздыхает и кладет голову ему на плечо. — Ты не жалеешь, что выбрала меня? — внезапно спрашивает он. — Тогда, на катке? — Ты умирал, я чувствовала это, —сдавленно произносит Надс. — И сейчас чувствует, как умирает Дерек. Постоянно. Я знаю, что виновата и поступаю как эгоистка, но не могла… — Ты не должна мне ничего объяснять, — возразил Скотт, поцеловав девушку в макушку. — Ни мне, ни кому-то другому. Если влюбленность в разлуке проходит, значит, это только влюбленность и ничего больше. Но если крепнет, это уже любовь. Дни без него, без осознания, что Дерек, пусть и не всегда рядом, а все же ее, тянулись бесконечно долго, упорно не желая складываться в недели и месяцы, не помогали ни бесконечные занятия, ни семейные вечера, ни попытки окружить себя старыми знакомыми – перед глазами стоял только Дерек, а в ушах звучал его голос. Надя вдруг поняла, что помнит каждое произнесенное Хейлом слово, каждый брошенный им взгляд, даже те, что, казалось, выветрились из памяти мгновенно. Разум подсказывал, что да, что надеяться не стоит. Но когда это сердце слушало доводы рассудка? Ему и впрямь не прикажешь, болит, ноет, кровью обливается от одной мысли, что Дерека просто не будет в ее жизни. — Надежда Стилински? — говорит какая-то медсестра и девушка кивает. Она не замечает, что сжимает ладонь Скотта сильнее. Потом кивает. — Вы не беременны. Девушка резко выдыхает и кивает. Скотт ободряюще хлопает ее по спине. — Вот и все, тебе можно творить магию. Они прощаются, Скотт говорит, что ему еще надо поговорить с мамой, а Надс отписывается Дитону, что все в порядке… правда после она смотрит на формулировку с каким-то сомнением. Все нормально? То, что она не беременна — нормально? Конечно, ребенок сейчас был бы большим сюрпризом, особенно, когда она порвала с Дереком. Кем бы был этот ребенок? Безотцовщиной? Джон бы от дочери не отрекся, Мелисса помогала бы юной матери, но сама бы Надс была готова к этому? «Впрочем, — думает она, вдыхая холодный воздух, и направляясь к ветклиники быстрее, чем обычным шагом. — Это не имеет значение». — О, ты вовремя, — говорит Питер. Надя с удивлением обнаруживает, что в помещение вновь убрали столы и теперь там стоит одна ванная, залитая водой, кубиками льда и какими-то цветами. — Что это? — спрашивает она. — Холодная вода введет твой разум в состояние транса, — объяснят Дитон. — Ты будешь очень глубоко в своем сознание, и сможешь ухватиться за Есфирь, подтянуться к ней. Но глубины разума даже у простого человека — очень сложные запутанные коридоры, там легко заблудится. — Поэтому я буду страховать тебя, лапушка, — объясняет Питер. — Если мы поймем, что ситуация накаляется, то я вытащу тебя. Надя кивает. В это самое время Скотт находит свою маму. — Где Надя? — удивленно спрашивает женщина, не находя Стилински рядом с сыном. Скотт непонимающе хмурится. — Ей уже сказали, что она не беременна. Ушла по делам. Мелисса хмурится и пролистывает какие-то листы у себя в руках. Скотт помрачнел, как осеннее небо перед дождем. — Любопытный факт из жизни обычных людей, — произнес Алан, ни к кому не обращаясь. — Ищут магию где ни попадя, хотя сами даже не понимают, что означает это слово. — Мы понимаем, что оно означает, — мягко настаивает Питер, хотя в его голосе слышится нетерпение. — Магия — это природная темная сила, — настаивает Алан. — Не бывает белой и черной магией, бывает черная и очень черная. Если мы рискнём, а мы рискуем, плата может быть велика. Поэтому я повторю вопрос: Надя, ты не беременна? — Мне сказали, что нет. — А что ты чувствуешь? Надя болезненно морщится. Думая о ребенке, ей приходится думать так же думать о Дереке и о своей семье. Она счастлива, что у нее есть близкие. Отец воспитывал ее и брата в одиночку, отдавая всё без остатка. Свою любовь, заботу и решимость. Скотт никогда не отворачивался от двух Стилински, а Есфирь никогда не задирала нос, как ее сестрица, потому что настоящих друзей не ограничивает социальный статус и финансовое положение. Дерек… Он появился внезапно, подобно грому среди ясного неба, и остался в ее жизни не на долгий срок. Была ли она готова рискнуть своим состоянием ради Есфирь? Да. Была ли готова рискнуть ребенком? Нет, точно нет. — Я не знаю, что я чувствую. Питер кидает на живот девушки странный взгляд и становится он каким-то озабоченным. Питер не уверен, но… — Она беременна. Скотт чувствует, как все внутри каменеет. Его начинает бить крупная дрожь, и он слепо смотрит на Мелиссу, которая поджимает губы. — Чуть больше двух месяцев. Скотт, скажи, что не ты отец? Скотт считает. Быстро. Прикидывает, когда Надя сказала ему о первом сексе с Дереком, когда они сами в последний раз спали. — Нет, отец не я, — выдает он. — Но мне надо бежать. МакКолл буквально вылетает из больницы, тут же мчась к знакомой улице, на которой располагалась ветклиника. Скотту казалось, что он не бежит, а плывет в кипящем бульоне. Вот и нужный квартал. На светофоре зажегся красный свет, и по дороге промчался сверкающий огнями поток машин. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Скотт снова набрал номер Стилински. Тщетно. Он чуть не падает, когда влетает в ветклинику, орет «Стойте!», даже не миновав открытую перегородку. Когда Скотт все-таки попадёт во внутрь, то на него уставляются три пары глаз. — Скотт? — удивленно спрашивает Алан. — Надс, ты беременна. Руки задрожали, как будто она выпила не одну бутылку сильного алкоголя, да и примерно так же было в голове. Надя смотрела на Скотта, и даже не могла представить, как она выглядит, и лишь одно могла утверждать точно —бледность ее кожи выдавало все. Казалось, что ведьма бы упала, не держи ее за руки Хейл; по телу пробежали дрожь и холод, который обволакивал ее, хотя в комнате было очень жарко. Девушка судорожно хватала ртом воздух и пыталась образумить себя. Шок и только он, больше ничего. Как так случилось? Точнее, понятно как, но… — Так вот что это все-таки было, — говорит Питер. — Мне показалось… Срок, видимо, еще ранний, запах скрыт и сердцебиение плохо слышно, — рука Хейла подрагивает, когда он касается живота девушки. Все в комнате замолкают, а потом Питер и Скотт одновременно выдыхают: они слышат, а Надя внезапно ощущает пульсацию рядом с собственным сердцем. — Я беременна, — повторяет она. Ведьма приподняла футболку и провела рукой по своему животу. И какой это месяц? Или неделя? Вообще, что ей сейчас делать?! У нее была невероятная паника. Руки еще сильнее задрожали, а в следующее мгновение ведьму накрыла волна страха. Она же… Как так?! Надс прикрыла глаза и хотела сглотнуть, но в горле стоял ком. Стилински попыталась выдохнуть, но это давалось с таким трудом. Скотт приблизился и прижал к себе, мягко забрав из рук Питера, начал ласково поглаживать черные волосы, как бы пытаясь успокоить ее. Надя лишь схватилась за его кофту и сжала ее в своих руках. Сердце стучало бешено, а ведьма даже не могла представить, как с этой ситуацией быть. —Тихо, глупышка. Тихо, — прошептал Питер откуда-то со стороны. — Волки своих не бросают. Надс слушала его, даже боясь перебить, потому что это был единственный человек, которого не хотелось сейчас послать куда подальше. Питер Хейл — тот, кто даст правильное решение. Но слезы наворачивались на глаза. Она же… Школьница. Как она может быть матерью? Как ее поймут родные и близкие — отец, брат? А Дерек? Он точно теперь не хочет детей. — Все будет хорошо, — уверил ее Скотт, и аккуратно взял ее лицо в свои руки, внимательно вглядываясь в заполненные слезами глаза. Такой спокойный, собранный, он пытается поддержать ведьму. Она медленно успокаивается и кивает, как бы говоря, что готова слушать МакКолла. — Питер прав, — медленно произносит он. — Он тебя не бросит. Он тебя любит…Кроме того, твой отец в тебе души не чает, а мы с мамой всегда поможем. Ты никогда не будешь одна, Надежда Стилински. *** Вчера вечером Надя перенесла тяжелейшую беседу с братом и отцом, а сегодня предпочла бы повторить ее еще раз, только бы не топтаться сейчас здесь — рядом с каким-то брошенным зданием, где Дерек Хейл тренировал свою стаю. Если у всех были смешанные чувства относительно ее беременности, то все почему-то сошлись в одном — она была обязана сказать Дереку. Правда, у всех были разные мотивы — советовать это: Питер беспокоился за племянника и хотел, чтобы он знал; Скотт и Стайлз понимали, что рано или поздно Дерек узнает и тогда проблем будет выше головы, кроме того, никто из них не знал, как обходится с новорожденным волчонком; отец же преследовал совершенно не сверхъестественные цели — его внук не будет растить без отца, в крайнем случае, шериф полиции заставит Хейла хоть материально учувствовать в жизни своего ребенка. Да, предложение «заставлю Дерека Хейла платить алименты» подняло Наде настроение. Единственное, о чем беспокоилась Надя по-настоящему — не заявит ли Альфа права на ребенка? Она была не против того, что Хейл будет знать о своем сыне или дочери, будет навещать его и забирать, к примеру, на выходные, или что-то типа такого. Но вдруг Дерек захочет остудить ребенка? Конечно, законы двадцать первого века играли против него — детей отдают матерям, однако вдруг у Волков свои законы? С этим вопросом она обратилась к Питеру и, кажется, явно его оскорбила. — Волк никогда не заберет ребенка у его матери, — сурово сказал Хейл. — Даже если вы с Дереком будите ненавидеть друг друга. Ни-ког-да. Вдохновленная этой мыслью девушка все-таки открывает эту чертову дверь, и на нее тут же обращаются четыре взгляда — Бойд сидит на ступеньках, Эрика и Айзек лежат на земле, а над ними возвышается Дерек. Его взгляд меняется, когда он видит, кто именно пожаловал в обитель его стаи, но Стилински не дает сказать и слова. — Нам надо поговорить. Выглядит она прекрасно, безупречно одетая в узкие черные джинсы и светло-голубую блузку с воланами. Каждый ее взгляд, брошенный невзначай, делает каждый вздох Дерека гораздо легче. Он чувствует, как в душе зарождается что-то новое, приятное, и Хейл почему-то глупо надеется, что это та самая любовь. Волку хочется верить в то, что она оттает, как в глупом фильме. От любви до ненависти всего один шаг, и Дерек надеется, что они с упрямой парой сделают этот шаг в обратном направление. Да и недовольство его легко испаряется, когда Надя кивком головы здоровается с ним и ничуть не выражает своего неудовольствия. Выглядит она серьезной и немного бледной, но в глазах уже знакомая решительность. — Выйдите, — рычит Альфа, и стая послушно исполняет приказ. Пару минут они молчат, пока Надс медленно спускается по ступеням и каблуки ее сапог ударяются о железную лестницу. Она сжимает кулаки, стараясь себе напомнить, что не стоит складывать их на груди — подсознательная тяга защитить ребенка сразу ее выдаст. Дерек смотрит на нее, и цепляет малейший изменения за ту неделю, что они не виделись. Девушка была бледной, но в целом ничего другого — не исхудала, вроде как даже горит жизнью. Но что-то его не устраивает и что, понять он не может — она скрывает свои эмоции и запах, и только быстрый стук сердца выдает ее с головой. Он редко признавался ей в любви. А люблю ли Дерек? Моментами волк был холоден к своей ведьме, сам не понимая, что руководит им в такие моменты. И хотя Надя не желала упрощать ситуацию, с каждой минутой, проведенной в ее обществе, Альфа понимал, насколько велико желание продлить все это до бесконечности. Надя была молода, и ее чувства могли со временем увянуть, но чем дольше Дерек был с ней, когда уже принял ее как пару, он понял — не увянут. Даже когда она его ненавидела, даже когда разрывала их отношении, даже тогда она говорила, что любит. А Надс любит. Его любит. Человека, который, возможно, заслуживал ее меньше всего. Да и в принципе, зачем Альфа такой ведьме? Если рядом есть кто-то более молодой, с кем ей будет интересней, чем со ним — тот же Скотт… Люблю ли Дерек Хейл Надю Стилински? Да. Это определенно. Кажется, волк нашел то, что так долго не мог найти. Спокойствие. Тепло. Уют. До нее эти чувства не были полностью раскрыты, это были лишь отголоски и тусклые окраски, ничтожная часть того, что Надя давала ему. — Я своего мнения не изменила, — говорит девушка, и Дерек чувствует тупую боль этих слов. — Нам надо побыть вдали друг от друга, вдруг, у каждого получится без другого. — Не получится, — раздраженно рычит Хейл, и внезапно понимает, что не может сдвинуться с места и хоть насколько-то подойти к своей паре, которая сама пришла к нему и первая начала разговор. Оба хотели, но оба не могли, у него свои принципы, у нее свои. — Теперь я знаю, что нет, — внезапно говорит она, улыбаясь, и глаза ее слезятся. Она открывает рот, чтобы что-то добавить, но потом лишь замолкает и опускает голову. И тут Дерек начинает чувствовать все, что чувствует его пара и чувствует ее запах. Она сняла барьер и это был маленький, но это шаг вперед, и Дерек хочет что-то сказать, а потом внезапно слышит. Сильные, уверенные удары сердца, которые отнюдь не принадлежат ему или Наде. Девушка вскидывает голову и, Боже, она плачет, а Дерек начинает все осознавать. И он понимает, кому принадлежит третье сердцебиение, и осознание этого ударяет так сильно, что и сказать страшно. Дерека словно сносит, и он и слова выдавить не может, а этот звук — сердцебиение его ребенка — буквально заполняют собой все пространство, и все, что может Альфа — смотреть на живот своей пары, которая, вот так сюрприз, носит их ребенка. Надя не знает, что сказать Дереку. Она сама пришла к нему спустя месяц расставания, а сейчас не может подобрать нужных слов, позволяя Волку самому решать, как он к этому относится. Возможно, так будет правильнее. — Я знаю, кто ты, Дерек Хейл. Ты тихий и сумасшедший тип, чья семья сгорела заживо, и который общается через взгляды и гримасы. Ты тот, кто швырял меня и моего брата в стену, надеясь разбить нам черепа. Ты тот, кто предпочел силу и власть своей Паре, — Надя отводит глаза и чувствует, что начинает плакать по-настоящему. —Ты отец моего ребенка. — Ты разрешишь мне видеться с волчонком? — мужской голос шелестит в напряженной тишине лофта. Надя мнётся, нерешительный взгляд голубых глаз встречается с твёрдым ярким Дерека. Его глаза горят алым, демонстрируя оборотничью сущность. Надя слышит по голосу, что Дерек смирился с болью, он смирился с медленной смертью, он не покажет своих чувств, но девушка чувствует, насколько Хейл опустошён. И это буквально заставляет сердце кровоточить, а мыслями считать себя самым ужасным существом на свете. Ведь человек, в котором сидит волк, может просто умереть, потеряв свою пару. Это загонит его в депрессию, которая приведёт к медленной смерти. — Вообще-то, я разрешу тебе не только с ним видеться, — аккуратно произносит Стилински, поступая ближе. Скомканные слова вырываются из вмиг охрипшего горла. В ее голове слова звучали иначе, признание было более полным, ярким, чувственным. Будто на глотку наступила когтистая лапа, мешающая сказать хоть что-то. — Я предлагаю тебе растить его вместе. Если ты хочешь. Мы не враги с тобой, и я верю, что мы можем устроить все так, что мы оба будем одинаково задействованы в жизни нашего ребенка. Сделанный акцент на слове «нашего» бьет пощечиной, отрезвляя и Дерека, и Надю. Хейл обнаруживает Стилински неожиданно близко к себе, ему довольно поднять руку, чтобы коснуться ее. В голубых глазах он видит сомнение, звенящая тишина пугает и настораживает, Стилински уже даже жалеет о своих словах. Когда отчаянье готово полностью захватить Надю, она чувствует сильную руку, которая прикасается к ее животу. Надя замирает, позволяет Хейлу коснуться ее живота, и она буквально умирает от осознания того, сколько любви в глазах Дерека. К ней, к их ребенку. — Но вместе мы не будем, так? — судорожно произносит Дерек. — Не сейчас, Дерек, — качает головой Надя. — Возможно, наш малыш — повод начать все сначала. Все будет развиваться не так быстро, и нам придется заново учиться доверять друг другу. Но ради него, — она сжимает руку Дерека, которая лежит на ее животе, чем заставляет оборотня посмотреть на себя. — Ради нас, я готова рискнуть. Снова. Девушка закрывает глаза и всхлипывает. — Глупая. Я ни за что не откажусь от тебя и от нашего волчонка. Обещаю тебе. Сухие губы прикасаются к горячему лбу, и Надя чувствует себя на своём месте. *** Есфирь Мартин-Кальдарас-Рассел тяжело вздыхает, перебирая своя вещи. — Да, мам все хорошо, — врет она в трубку женщине, которая ей теперь никто. — Валентин учит меня контролировать себя, и я почти никого больше не убиваю, — смех вовсе не искусственный, потому что Валентин, ее Волчий Брат, действительно учит Повязанную контролировать себя. Только вот Агате Рассел совсем необязательно знать все детали. Свернуть разговор удается очень быстро, и девушка снова смотрит на свои вещи, рассуждая, что стоит взять с собой в Бейкон Хиллс, а что — нет. История, которую рассказал ей Валентин была невероятна, но еще более невероятно осознание, что она поверила. Прошло чуть меньше месяца с тех пор, как они повязались с Валентином, и с того момента, как ее впервые назвали Есфирь Мартин. Ни одно воспоминание не шевельнулось в ней, но Волчица верила — Кальдарас не лжет. Ее Повязанный, тот, чей символ теперь был у нее на правой руке. Сначала ощущения были очень яркими. Она буквально жила чувствами Валентина, его силой и властью, упивалась тем, что Повязана с Альфой. Валентин рассказал все, что знал, и как только связь перестала быть такой чувствительной, предложил отвезти ее в Бейкон Хиллс. Есфирь, конечно, согласилась. Есфирь была в предвкушении. Она кидает быстрый взгляд в большое зеркало, что стоит в ее комнате и улыбается своему отражению. С момента как она очнулась в больнице прошло почти семь месяцев. *** — Давайте быстрее, — недовольно тянет Надя Стилински, обхватывая свой живот и слегка укачивая его, как будто успокаивая ребенка. Дерек и Питер одновременно фыркают, поворачивая зеркало на полу точно под тот угол, что прописал Дитон в инструкции. С момента пропажи Есфирь Мартин прошло почти семь месяцев. Надя узнала, что беременна три месяца назад и сейчас находилась на пятом месяце беременности. Питер Хейл вернулся в Бейкон Хиллс почти два месяца назад, потому что наконец-то ничего не мешало им провести обряд с помощью зеркало. — В пять месяцев ребенок-ведьмак в теле матери будет довольно сильным, чтобы сотворить такое заклинание, — всплывают в голове слова Алана Дитона. — Без ущерба для Нади и самого ребенка. Питер Хейл уехал, как только узнал о том, что у его племянника появиться ребенок. Конечно, искать Есфирь по всему миру — все равно, что иголку в стоге сена, но Питер не мог сидеть без дела. Кроме того, он был тем, кто скорее сожжет сено и проведет магнитом над пеплом, но его поиски так и не дали никакого результата. Он вернулся в этот городок, и узнал несколько интересных вещей: у Нади и Дерека будет сын, и они все еще не вместе, хотя Надс уже прочно обосновалась в лофте Хейла; еще вечером в день возвращения Питера они сразили каниму, которой оказался Джексон, и сейчас снова кипела деятельность — Наде не терпелось провести этот обряд. — Угомонись немного, — рычит Питер на Стилински, исключительно по-дружески, и та раздраженно по-человечески рычит в ответ, чем вызывает смех оборотней. — Готово, — через какое-то время объявляет Дерек. Они положили зеркало на пол, расставив внутри него уже ранее упомянутые вещи — перстень в изголовье, флакончик духов и бутылка из-под вина по бокам, и филин в ноги. — Укладывайся. Надя, с помощью Дерека, аккуратно ложиться на зеркало, которое ее, на удивление, выдерживает. — Хорошо, понеслась, — тихо выдает ведьма и закрывает глаза. — Раз, два… — начинает считать Дерек, которой держит ее за руку с левой стороны. Питер держит ее с правой стороны. — Ничего не исчезает бесследно. Что-то всегда остаётся, — говорит Питер, и Надю удивительно быстро поглощает темнота. Словно взятый из ночных кошмаров, длинный темный коридор уходил в бесконечность. На стенах висели уже знакомые зеркала и светильники с плафонами в форме роз. Пахло пылью и свечным воском. Послышался отдаленный мелодичный звук, будто китайские колокольчики звенели на ветру. Надя медленно побрела по коридору, опираясь рукой о стену с выцветшими от времени бордово-серыми обоями. По обеим сторонам находились зеркала разных форм и размеров. Коридор длинный настолько, что Надя не видит его конца. Она вздрагивает от холодного ветра, что скользит по голым ногам и опускает взгляд вниз: она босая, на ней — свободное домашнее платье темно-синего цвета. Внезапно он слышит какой-то звук в другом конце коридора, похожий на слабый стон. Брюнетка сглатывает и делает аккуратный шаг вперед, шипя от боли — словно идет по стеклу. Но девушка упрямо продолжает идти вперед, а после — уже бежит в другой конец зеркального коридора. — Ничего не исчезает бесследно, — говорит она, продолжая бежать. —Что-то всегда остаётся. Ничего не исчезает бесследно. Что-то всегда остаётся. Ничего не исчезает бесследно. Что-то всегда остаётся. — Найди ее, — слышит она откуда-то сверху. Голос знакомый, но доносится как через толщу воды, и Надя не может его узнать. — Ищи ее. — Ничего не исчезает бесследно, — повторяет Надя, как молитву, как мантру. — Что-то всегда остаётся. Бежать больно, и с каждым шагом становится словно все тяжелее, но не из-за того, как осколки врезаются в ноги, а из-за тяжести в животе. — Ничего не исчезает бесследно, — повторяет ведьма, зная, что эти слова имеют большую важность. — Что-то всегда остается. Свет исчезает, и Надя оказывается в сплошной темноте. Она испуганно стонет, останавливаясь, как вдруг свет освещает одно-единственное зеркало. Темнота словно смыкается плотнее, отчего становится сложно дышать, и Наде требуется время, чтобы восстановить дыхание. — Раз, два, — считает кто-то вместе с ней. — раз, два… Девушка подходит к зеркалу. Свет падает откуда-то сверху, и это единственное, что она видит во тьме. Зеркало прямоугольное, высокое, с толстой золотой окантовкой, увитой серебряным орнаментом, наподобие лиан. Надя подходит ближе, и что-то в зеркале тоже движется. В отражение находится одновременно Есфирь, и не Есфирь в тоже время. Надя коротко выдыхает, чувствуя, как глаза начинают слезиться. У Есфирь были темно-каштановые волосы, концы которых были завиты на крупные кудри. На девушке черные туфли с толстым каблуком, узкие черные джинсы и серая майка. Есфирь одевается так, но именно сейчас это выглядит неправильным. На ключице у нее татуировка лилии, на руке — кельтский знак, который словно вырезали у нее ножом. *** Есфирь вздрагивает, когда ее отражение в зеркале начинает расплываться и темнеет, а потом в нем появляется какая-то девушка. Это была брюнетка с яркими, сияющими голубыми глазами, и выпирающим животом — она была беременна. Волчица хмурится, откладывая вещи в сторону и подходит к зеркалу. За последние месяцы произошло столько странного, так что это совершенно не удивляет молодую Мартин-Кальдарас-Рассел. Есфирь не узнает, но она знает, что девушка перед ней — та самая Надежда Стилински, ведьма, что в прошлой жизни была ее лучшей подругой. Валентин предупреждал, что ее друзья ее не оставят и будут искать всеми возможными и невозможными способами. Есфирь поднимает руку вместе с Надей. Кто такая Надя? Надя Стилински. В душе у Есфирь вновь сгущалась привычная уже смесь ненависти, любви и страха. Воспоминания стали вдруг яркими и отчетливыми. Словно они таились совсем рядом, за тоненькой перегородкой, и ждали, когда Есфирь достигнет своего рода психической зрелости. Имя Надя Стилински внезапно приобрело своего человека, а потом в сознание словно разошелся туман. Есфирь внезапно делает глубокий вдох, когда ее пальцы проходят через зеркальную поверхность и сплетаются с пальцами Н а д и. Девушки синхронно выдыхают. — Надс, — произносит Есфирь, и это имя так легко ложится на губы. — Сиф, — зовут ее в ответ. — Где ты? Как тебя найти? — Валентин, — внезапно произносит она. — Валентин Кальдарас. В это самый момент зеркало трескается, и по пальцам режет стеклом. Есфирь вскрикивает и отдергивает руку. *** Девкалион. Валентин. Есфирь. Есфирь. Есфирь. Огонь. Пожар. Пожар. Смерть. Смерть. Смерть. Существование. Смерть. Ведьма. Ведьма. ВЕДЬМА. ― Я Надя. ― Даграта Рассел. боль утихает. нет, тебе все еще больно, не пытайся играть со мной, я сильнее. я сильнее тебя, ведьмочка, ну же, давай, впусти меня в свое сознание, давай, и ты умрешь быстро. пошла прочь, прекрати доставлять мне боль. нет, ты знаешь, что для меня ты опасна, а знаешь, что бывает при внутреннем кровотечение со смертельным исходом? довольно! — Поднимай ее, Дерек! Пока она не поранилась об осколки. Надя отрывают от зеркала, поднимают и переносят на диван. — Надя? Надс! — Я ее видела! — кричит Надя. — Я с ней разговаривала! Она… — Отдышись! — приказывает Питер. Надя начинает дышать медленнее, а потом Дерек помогает ей сесть на диване, придерживая ее живот. Ведьмак возмущенно ухает, прыгая по полу, чтобы не напороться на осколок. — Я все помню, — тихо говорит девушка. — Все, что у меня забрали, вернулось в тот момент, когда Сиф коснулась меня. И Стилински рассказала Хейлам все: про Гану Уиджи, Агату Рассел и все, все, все, все… *** — Все в порядке? — спрашивает Валентин, заходя в комнату своей Повязанной. Есфирь стояла рядом с кроватью, прижимая к себе правую руку, а зеркало было разбито на мелкие кусочки. Кальдарас подходит к девушке и берет ее руку: на пальцах затягиваются раны, а вот серая майка испачкана кровью. — Я.. Я видела ее, — внезапно шепчет Есфирь. — Надю. Да, это была она. Она искала меня. Валентин понимающе ухмыляется. — Пойдем, у меня для тебя есть подарок, моя Повязанная. Дом Валентина в городе, куда она вернулись три дня назад с четким намерением все-таки отправиться в Бейкон Хиллс, казался огромным лабиринтом коридоров и комнат. Складывалось впечатление, что своей планировкой здание обязано не архитектору, а грунтовым водам, стихийно пробившим себе путь внутри цельного куска горной породы. Сквозь полуоткрытые двери бесчисленных комнат, похожих друг на друга, как близнецы, Есфирь успевала заметить не заправленную кровать, тумбочку, шкаф с распахнутыми дверцами… Сводчатый потолок из серого камня украшала искусная резьба: солнечные диски и розы, или грозы и шиповник. Они дошли до верхней ступеньки лестницы и очутились перед двустворчатой дверью с резным узором, изображающим вьющиеся растения. Валентин толкнул двери плечом. Есфирь шагнула внутрь, и в нос ударил резкий органический запах: пахло землей и корнями растений. Она ожидала увидеть что-нибудь гораздо менее масштабное, например, как теплица на заднем дворе. В отличие от скромной теплицы, стеклянная оранжерея Кальдараса была огромной: высокие, густо усыпанные листьями деревья выделяли прохладный травянистый аромат, рядом росли кусты с блестящими ягодами, красными, фиолетовыми и черными, а чуть подальше — невысокие деревца с плодами необычной формы. — Пахнет… Ей хотелось сказать «весной, когда еще не жарко, листья на ветках полны свежести, и цветы пока не увяли». — Для меня пахнет домом, — закончил за нее Валентин и нырнул под низко свесившуюся ветку. Есфирь двинулась следом. На ее взгляд, в оранжерее не просматривалось четкой планировки, но везде царило буйство красок: сине-фиолетовые цветы на фоне блестящей зеленой опоры, оранжевые бутоны, сверкающие как драгоценные камни… Они вышли на открытое пространство, где под плакучим деревом с серебристыми листьями пряталась гранитная скамья. Неподалеку в выложенном камнями пруду сверкала вода. Стеклянная крыша оранжереи переливалась, словно поверхность перевернутого озера. Подарок Валентина хранился в антикварной резной шкатулке, инкрустированной золотом и перламутром и украшенной радугой самоцветов. Есфирь поняла, что шкатулка сама по себе бесценное сокровище, способное затмить любой ювелирный шедевр — кроме того, который в ней находился. — Мы с Джонатаном обменялись кольцами, — сообщил Валентин. — Он подарил кольцо своего отца, а я — своего. Таким образом мы признавали друг друга Братьями, — мужчина открыл шкатулку. — Это принадлежало моей матери. Я отдал своей жене ее свадебное кольцо, тебе я хочу отдать ее ожерелье, Есфирь Мартин. Ожерелье не было замысловатым. Толстая золотая цепь, чешуйчатой змеей обвивающаяся вокруг шеи. И драгоценный камень под горлом — белый бриллиант размером с мяч для гольфа. — У меня нет ничего взамен, — расстроенно произнесла Есфирь, но Валентин лишь рассмеялся. — Это не обязательно. А теперь давай кое-кому позвоним. *** — Зачем Расселам и остальным это надо? — жестко спросил Дерек, держа руку на животе пары. — Чем им досадила Есфирь? — Скорее, им чем-то досадили мы, — поморщился Питер. — Историю с Коулом помнишь? — Но это же не причина…! — начал Дерек, но тут Надя предупреждающе сжимает его руку, и Хейл замолкает. — Это не причина, — соглашается Надс. — У них другой мотив. — Какая разница! — рычит Питер, и Стилински чувствует, как напрягается Хейл, тот, который отец ее ребенка. Он расправляет плечи и словно пытается спрятать девушку, сидящую рядом с ним на кровати. — Я убью их. Их всех. — Возможно не придётся, — возражает Надя. — Сиф сказала: «Валентин Кальдарас». Возможно, он хочет нам помочь. Глаза Питера загораются красным, но тут его прерывает звонок. Все трое поворачивают голову и смотрят на оживший аппарат. Обменявшись взглядами, Питер все-таки берет свой телефон и принимает звонок, ставя на громкую связь. — Питер Хейл? — спрашивают на том конце. — Да, — рычит Альфа. — Кто это? Собеседник, а это явно был мужчина, тихо смеется. — Ты знаешь, кто это. Ваша многоуважаемая ведьма мисс Стилински уже все сказала. Я — Валентин Кальдарас. И где-то месяц я являюсь Повязанным твоей Волчьей Пары Есфирь Мартин.