Откуда им знать

— Не нервничай, — сказал Валентин Кальдарас, бросая взгляд на руки своей Повязанной, которые терзали края куртки, нещадно сжимая дорогую кожу. Он слышал и почти чувствовал, как быстро бьется сердце Есфирь, она была за несколько шагов от того, чтобы завыть волком и броситься в лес, хотя сегодня было далеко не полнолуние и оборотни в принципе редко воют. Есфирь-не-Мартин-а-Кальдарас бросила на него быстрый взгляд, поджала губы и сложила руки на груди, стараясь унять бешенную дрожь. Говорить о том, что она не нервничает было глупо — мало того, что обмануть Альфу ей бы не удалось, так еще и Валентин чувствовал ее эмоции как свои. Вот только убивающее спокойствие Кальдараса не желало переходить к Сиф, и в голове у девушке скользнула шальная мысль, что и сам Кальдарас нервничает не меньше. Он прямо при ней договорился о встречи за несколько километров от Бейкон Хиллс, и встречались они с Питером и Дереком Хейлом. Один из них был ее Парой — нет, не так, а как сказал Валентин Истинной Волчьей Парой, — и Есфирь одолевали смешанные чувства: с одной стороны, она до жути боялась встречи с тем прошлым, которое от нее скрывали, а с другой — она и волчица были готовы скулить, когда в первый раз услышали голос П и т е р а Х е й л а. Ладно, они слышали его раньше, но только сейчас Есфирь могла оценить его снова: как Волчица, как Кальдарас. В сумке на ее коленях был спрятан паспорт на фамилию Есфирь Кальдарас. Даграте Рассел они ничего не сказали — ни о том, что они с Валентином Повязанные, ни тем более о том, что Есфирь теперь все знает. Именно знает, а не помнит, но имя легло на нее необычайно легко и казалось таким своим. Единственными, кто знали о всем происходящим были Аманда и дети Валентина, которые сейчас в срочном порядке уехали куда-то на север, создавая видимость, что Есфирь с ними. Агата, вроде, велась, хотя Есфирь мало верила в то, что ее не-мать можно долго обманывать. Впрочем, при мыслях о матери у Сиф внутри разливалось какое-то странное чувство, заставляющее Волчицу скулить, рыть когтями землю и злиться. Поэтому девушка откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, и стала думать о том, что Повязанный ей рассказал. Снова обдумывать это не казалось утомительным. Было темно, когда Валентин остановил машину. Есфирь открыла глаза, и постаралась расфокусировать зрение, чтобы не видеть двух волков. Она видела неяркий свет фар чужой машины, чувствовала запах Альф — один из них особо сильный, и юная мисс Кальдарас сразу поняла, что принадлежит он именно Питеру Хейлу. Валентин заглушил двигатель и посмотрел на девушку. — Я могу пойти первым, — предложил он. — Дать тебе пару минут? Есфирь кивнула, и благодарно улыбнулась, и Валентин первый вышел из машины. Кальдарас выглядел отлично — черные джинсы, рубашка и черная кожаная куртка. Тонкая цепочка из настоящей кожи, окантованный хромированной сталью — подарок Есфирь в честь обряда. Безупречная улыбка белоснежных зубов — от такой улыбки женщины тают, как масло на теплой сковородке. Рукопожатие по высшему разряду — твердое, доброжелательное, долгое. — Питер и Дерек Хейл, — произносит он. Оба Альфы взирают на него настороженно: Питер стоит чуть впереди, засунув руки в карманы, Дерек позади опирается на машину. Взяли машину дяди, мало ли, где может сыграть память Есфирь. — Приветствую вас, господа. — Отставь это, Кальдарас, — грубо кидает Питер. Его взгляд проходится по тонированному лобовому стеклу. — Где она? — В машине, — сообщает Валентин, не обращая внимание на грубость слов. — Дайте ей пару минут. — Вы Повязались, — внезапно говорит Дерек, отталкиваясь от машины и равняясь с Питером, взгляд которого продолжал наблюдать за девушкой в машине Валентина, но которую он не мог разглядеть. — Что это? Живой щит? — Это долгая история, — говорит Валентин, слегка взъерошивая светлые волосы. — Спросите у самой Есфирь. Если позволите, дам совет: не спрашивайте, как она жила, спросите, чем она жила. О том, что ей казалось интересным, обо мне и моей семье. Но предупреждаю, — глаза его опасно сверкнули красным. — Агата Рассел, Моргана Уиджи — никто из моей Семьи не должен пострадать. — Ты смеешься? — утробно зарычал Питер, наконец сместив взгляд на Валентина. — Они забрали мою пару. Убить их — вот будет милосердие с моей стороны. — Есфирь полгода почитала их за людей, спасших ее! — тем же рыком откликнулся Валентин. — Будешь совершать попытки убить их — напугаешь свою пару. Питер зарычал, и в нем появилось определенное желание броситься вперед и разорвать Кальдараса руками, но тут же Хейл и остыл — Волк признавал Валентина чем-то родственным, не чужим и не врагом. Волк напомнила о том, что мужчина перед ним — глава семейства и Волчий Брат Есфирь. Кроме того, он всего лишь защищал и свою семью, даже если Агата была не права. Он мог ничего не говорить Хейлам, но проявил просто отцовскую заботу о Есфирь, братскую. Валентин вернул Питеру его Волчью пару, и даже если в немного потрепанном виде — живую. А это сейчас было самым главным. — Хорошо, с этим мы разберёмся позже, — напряженно говорит Дерек. — Сейчас главное Есфирь, верно? — последние сова были обращены больше к дяде, взгляд которого снова устремился на машину. — Ты ей объяснил ситуацию? — В общих чертах, — кивнул Валентин. — Не стал вдаваться в подробности кровавых убийств или чьих-то отношений, сам об этом мало знаю, поэтому вопросов у нее очевидно будет много. Но основное рассказал: что ваша семья погибли, что Питер мстил за нее, что ты — ее пара, кое-что рассказал и нарыл про эту тройку Стилински-Стилински-МакКолл. В общем, пытался помочь ей все переварить. Терпеть этого больше не было сил. Волчица внутри выла, а не успокаивалась, и Есфирь представлялась она этаким щенком, который увидел любимого хозяина. Девушка глубоко дышала и если бы не была оборотнем, ощущала бы себя на грани панической атака. Она уже подумывала, не будет ли для кого-то удивлением, если она сейчас быстро выскочит из машины и вместо слов приветствия просто уткнется носом Питеру Хейлу в шею, сделав попытку всего его обнюхать. Для оборотней вряд ли бы это было чем-то странным, но девушка представляла, какой всплеск эмоций это может вызвать у Хейла, который был ее парой и не видел ее почти восемь месяцев. Волки будут все исходить любовью и преданностью, но после девушка явно поспешит убежать куда-подальше от смущения. Тянуть дальше было нельзя. Поэтому Есфирь тяжело вздохнула, пообещала волчице устроить вынюхивание после человеческого знакомства и вышла из машины. На нее устремилось сразу три взгляда. Это была его Есфирь, Питер почувствовал эту сразу. Единственное видимое изменение — бордовые локоны заменились на крупные кудри цвета темного дерева, в которых ему немедленно захотелось зарыться пальцами и притянуть девушку к себе. Немного напуганный и неуверенный взгляд голубых глаз. Черные колготки под коротким кожаным черным прямым платьем и такая же черная курткой, волосы свободно падали на спину и плечи. На шее — толстая золотая цепь, чешуйчатой змеей обвивающаяся вокруг шеи. И драгоценный камень под горлом — белый бриллиант размером с мяч для гольфа. Питер сразу понял, что украшение на шее его пары — подарок от Повязанного. Питер не знает, что именно хочет сделать: броситься к ней навстречу — однозначно, а вот сначала поцеловать или обнять — вопрос. Но он в итоге просто замирает на месте, и чувствует, как Дерек сжимает его локоть. Их встреча взглядов не прерывается, даже когда Есфирь делает аккуратный шаг к ним — молодой волчонок в обществе матерых волков. Глаза ее ярко-голубые, как у него, и это тоже отдается тупой болью в сердце Хейла: глаза волка приобретают цвет глаз его пары, только если он или она находятся долго вдали от пары и начинает чахнуть и увядать. Его глаза так и остались его глазами, потому что фактически он продолжал сражение, он знал, что она где-то там и чахнуть ему было не позволено. А вот у Есфирь видимо, такой возможности не было, и она грустила, сама не зная почему. Хотя Надс в первые месяцы и подмечала, что в некотором освещение его глаза будто бы зеленые, как изумруды. Когда она подходит, то останавливается рядом с Валентином. Руки Сиф засунула в карманы куртки. — Привет, — внезапно говорит она в тот момент, когда Питер раздумывает, не рано ли зацеловать ее до смерти. Но это слово, сказанное знакомым голосом с небольшим хрипом, дрожащим голосом, внезапного его останавливает. Да, Есфирь Мартин — его волчья Пара, но сейчас она лишь испуганная девушка, которую внезапно кинули в такую гущу событий. — Привет, — отвечает он. Да, сказать своей паре, которую не видел восемь месяцев просто «Привет» было вверх гениальностью. Питер рад, когда Дерек сам берет слово: — Привет, Сиф, — спокойно говорит его племянник. — Я — Дерек Хейл. Не буду говорить, что мы особенно дружили, но я рад, что ты хоть физически, но в порядке. Слова заставляют выдохнуть всех троих — Валентин тоже задержал дыхание на тот момент, когда Питер и Есфирь обменивались «приветами». — Ты же парень Нади? — спрашивает она. — И отец ее ребенка? — Да, только мы не вместе, — говорит Дерек и хмурится. — Это долгая история, расскажу ее позже, хорошо? — Сиф кивнула. — Тебе будет удобно, если мы будем называть тебя Есфирь? — Да, конечно, — быстро кивает девушка. На пару минут еще повисает тишина, а потом Валентин внезапно машет рукой. — Возьми ее вещи, Дерек. Когда Питер остается не один на один с Есфирь, но несколько обособленно от двух других Альф, он внезапно осознает, что сказать ему нечего. Точнее, слова его душили, но все не подходили для того, чтобы сейчас говорить с ней. — Прости, — внезапно говорит он, усмехаясь своей привычной улыбкой, которая кажется Есфирь знакомой. — Это будет самый странный вопрос в начале подобного знакомства, но… — тут глаза его ненадолго сверкают красным, но Питер справляется. Альфа сходит с ума. — Можно я прикоснусь к тебе? Есфирь едва ли не вскрикивает, удивляясь тому, как мужчина улавливал ее собственные желания. Пальцы зудели от желания прикоснуться к своей паре, и он, судя по всему, испытывал тоже самое. Есфирь слабо качнула головой в знак согласия, а потом сказала: — Да, ты можешь. Ей пришлось снять куртку, и перехватить ее в руки, чтобы Питер мог прикоснуться к ее коже. Альфа осторожно протягивает руку; видно, как подрагивают его пальцы, будто Есфирь сейчас отстранится и убежит. Есфирь поднимает глаза и видит, какой Хейл оказывается нежный и нерешительный. Когда он касается ее плеча, волчица ощущает его дрожь. В ней даже просыпается возмущение — и вот с этим кровожадным волком она была в отношениях? Который сейчас с трепетом и страхом делает первый шаг в отношениях с собственной парой?! Кажется, ей сейчас станет дурно… Но тут пальцы сильнее сжимаются на плече, и Питер утробно рычит. Есфирь поджимает губы, так и замирая, пока Хейл тоже не двигается. Есфирь смотрит на него, и глаза ее спрашивают: «Теперь ты осознал, что я реальна?» Он опускает руку, и Есфирь снова одевает куртку. Мимо проходит Дерек с одним ее чемоданом. — Сиф, забери сумку из машины, — говорит Валентин. Девушка наконец отводит взгляд от Питера, и кидает «Я сейчас», после чего идет к Побратиму. Тот ей что-то недолго объясняет, целует в лоб и садится в машину, не прощаясь с Хейлами. Открыв окно, Валентин говорит что-то еще, и Есфирь тихо смеется, а потом машина Кальдараса трогается с места. Дерек закрывает багажник, куда убрал чемодан Сиф, и кивает в сторону машины: — Пошли, все наши ждут тебя. *** Непосредственно уже в пути, Есфирь начала аккуратно задавать вопросы о том, чем она жила до своего обращения. Вопросы были такие, что в большей степени на них ответить мог только Питер, и с каждым новым он все больше и больше убеждался, что Есфирь Мартин никуда не делась — вот она, на заднем сиденье машины, спрятанная под обличие волчицы, но в целом живая и почти такая же. Но это было уже не важно — волк признавал свою пару, а волчица девушка, Питер это чувствовал, признавала его. Дерек, и иногда сам Питер, задавали те вопросы, которые их интересовали относительно жизни Есфирь с Расселами и их семьей. Девушка радостно поделилась впечатлениями, рассказывая о Моргане Уиджи, Карамзиных, даже упоминала блондинку Лилис Ангальдт. Конечно, больше всего она говорила о семье своего Повязанного — Аманде, Тайлере и малышке Мари. Когда они подъехали, далекий рассвет уже начала загораться. Было решено, что сначала Скотт, Надя и Стайлз встретятся с Есфирь в лофте Дерека. Особого плана у них не была, просто надо было собраться где-то, где Есфирь сможет говорить свободно. Свою стаю Дерек попросил не заявляться в лофт, пока Есфирь немного не пообвыкнет. Айзек, правда, все-таки вызвался добавлением в эту кучку, но Дерек отказал. Питер встретил предложения злым рыком: он еще не забыл о том, что именно с этим юнцом его пара ходила на школьный бал, и что именно после этого бала они оказались в такой ситуации. — Ты здесь еще не была, — сказал Дерек, останавливаясь около двери. — Поэтому ничего удивительного… Я же сказал ложиться спать! Рык Хейла заставил Есфирь подпрыгнуть, а Питер позади нее тихо рассмеялся. Есфирь слегка вытянул шею, чтобы видеть, с кем говорит Дерек. В центре большой комнаты на диване сидела темноволосая брюнетка, а в креслах с другой стороны — два юноши. Один из них тут же с готовностью посмотрел на Альфу в ответ; Есфирь поняла, что он был человеком. Удивительно смелым человеком, раз смог с таким вызовом смотреть на альфу и ответить ему: — Мы не твоя стая, чтобы подчиняться! — юноша фыркнул. Его темные, как у девушки волосы, топорщились в разные стороны. На нем была клетчатая рубашка и темные джинсы, а пахло от него бензином, мятной жвачкой и неуемным сарказмом. — Ты поехал за подругой всей нашей жизни и думал, что мы сможем уснуть?! Тут Питер протолкнул Дерека внутрь, потому что недовольный волк замер прямо в дверях, и Есфирь вошла сама. Все подростки встрепенулись, и Есфирь услышала, как быстро застучали их сердца. Впрочем, тот из них, который был оборотнем, наверняка слышал, что ее бьется точно также. Девушка на диване приподнялась и села, а парни выпрямились в своих креслах. Тот, который недавно рычал на Альфу, встал, и первым подошел к ней. Питер и Дерек стояли в стороне, внимательно наблюдая за этой картиной. — Ты же Стайлз? — спросила Есфирь. — Мне сказали, что только ты обладаешь таким невероятным сарказмом. Парень — С т а й л з С т и л и н с к и — улыбнулся ей, и Есфирь увидела, что глаза его слезятся. — Да, я Стайлз, — кивнул он. — Можно тебя обнять? Столь резкий вопрос сбивает Есфирь с толку, и она ничего не успевает ответить, как длинные худые руки подростка обвиваются вокруг нее, и Стайлз ее обнимает. — Стайлз! — кричит тот другой парень, и девушка на кровати заливисто смеется, и, Есфирь это замечает, губы Дерека тоже дергаются в улыбке. Вряд ли из-за нее и Стайлза, но кажется именно из-за того, что эта девушка смеется. Мозг Есфирь не может опознать ее и того парня, пока она даже не обращает на них внимания. Она слышит, как быстро колотится о ребра сердце Стайлза, и есть что-то родное в его объятьях. Есфирь опускает свои руки на его лопатки и обнимает в ответ. Стайлз прохладный. Руки у него создают резкий контраст по сравнению с горячей кожей волчицы, но ни ее, ни его это похоже не смущают. В объятьях Стайлза было что-то родное, согревающее, и Есфирь попыталась понять, что еще она испытывает. Ей казалось, будто объятья со Стайлзом, прикосновения к нему были чем-то естественным, какой-то обязанностью, которую ей нравилось нести, и девушка тут же понимает, почему именно. Обнимающее ее парень подрагивал, и Есфирь поняла, что этот человек, как оборотень — нуждается в том, чтобы его касались. Смутный ряд ассоциаций все-таки пробегает в ее голове, хотя какие-то четкие воспоминания еще не шевелились в голове Есфирь. Все было так: на ассоциациях. Стайлз. Джип. Отец. Мятный гель для душа. СДВГ. Звёздные войны? — Хорошо, хорошо! — внезапно говорит тот второй парень со смешком, и Есфирь вспоминает его имя. Валентин его называл. С к о т т М а к К о л л. — Отпусти ее уже, Стайлз. Стайлз ворчит и отлипает от волчицы. Есфирь кидает быстрый взгляд на Хейлов: Питер хмур и насторожен, Дерек ленов обводит взглядом потолки и периодически смотрит на ту брюнетку. Теперь Есфирь и узнает ее: та самая Н а д я. Причина, по которой она здесь. — Прости его, — смущаясь говорит Скотт. — Мы просто все рады тебя видеть, а у Стайлза всегда плохо с воздержанием. Стайлз возмущенно щелкает языком. — Ничего, — Сиф слабо улыбается. — Оборотни любят физический контакт. Все хорошо, Скотт. Скотт улыбается, и Есфирь и ему позволяет себя обнять. Их объятья длятся чуть дольше, поскольку два оборотня еще и незаметно обнюхивают друг другу волосы, здороваясь с друг другом. Скотт. Лакросс. Оборотень. Верный друг. Мама. Очень и очень дорогой. Тут Дерек отходит от своего места и оказывается рядом с диваном. Он берет Надю за руки и помогает ей подняться. Темные волосы убраны в растрепанный узел на затылке, но несколько прядей упали на лоб и шею. Девушка выглядела здоровой, несколько пополневшей, и дело было даже не в животе, а в розовых милых щечках. Когда Надя улыбнулась, на них образовались ямочки. Одета она была в свободное персиковое платье, которое, все же, не могли скрыть ее «особого положения». Когда Дерек отпустил ее руки, убедившись, что его беременная пара твердо стоит на ногах, Надя обхватила свой раздувшийся живот, ласково положив одну руку сверху, а одну снизу. Как будто укачивала ребенка. Была она босиком, и Есфирь подумала о том, что это, возможно, вредно для беременных, а потом почувствовала, что пол невероятно теплый. — Надс… —говорит волчица, подойдя к беременной брюнетки. Та ей светло улыбается. — Привет, Сиф. Надю Есфирь обнимает уже сама, аккуратно прикасаясь своим животом к ее. От Нади пахнет Альфой, ребенка которого она носит, и молоком. Стилински обнимает девушку в ответ за шею, и прикрывает глаза. Справились. Вернули. Есфирь втянула немного больше воздуха, ощущая весь спектр чувств, которые испытывала Надя. Даже не так, чувство было одно — она была счастлива. Абсолютно, безгранично и безмерно. Две девушки так и стояли, смотря друг на друга. Никто не посмел им мешать, потому что Надя и Есфирь всегда были связаны в эмоциональном плане больше, чем кто-либо. У Нади никогда не было матери или старшей сестры, которым можно было довериться чисто по-девичьи, за которой можно было прийти за советом о первом сексе или чем-то подобным. Есфирь же не могла доверять своей сестре и матери, всегда чувствовала отчужденность от них, и не нуждалась в них, но Надя Стилински была той младшей сестрой, которая вопреки всему была нужна Есфирь. Две по-своему одинокие девушки в полных семьях подошли друг другу, как две половинки одного целого. Огонь и лед, не уничтожающие друг друга, а причудливым образом соединяющиеся. — Нам с тобой надо было Повязаться, — шепнула Надя, и Есфирь рассмеялась, отстраняясь. Эта тихая фраза сбросила все напряжение, что до этого висело в лофте, будто рассыпалось. — Мы притащили компьютер, — сказал Стайлз, подводя Есфирь к дивану. —Показать тебе кое-какие фотографии и видео. — Стайлз хотел сказать, — с нажимаемом произнёс Скотт. — Что нам не важно вспомнишь ты все или нет. Мы друзья и если понадобится, заново начнем дружить. — Мне интересно, — качнула головой Есфирь, и Стайлз открыл на ноутбук вкладки с фотографиями. Их оказалось довольно мог. Каждый снимок Скотт, Надя или сам Стайлз сопровождали какой-нибудь связанной с ним историей, и через пару часов Есфирь более-менее была знакома со всеми значимыми событиями своей жизни. Но ни одно воспоминание в ней не шевельнулось. И еще ей казалось странным, что Питер не добавил к рассказу подростков ни слова. Он вообще как-то отстранился и наблюдал со стороны, хотя в глазах плескалось плохо скрытое беспокойство. Стайлз попросил Дерека и Питера сделать им кофе. Волки синхронно возмущенно-зло фыркнули, но обреченно потопали на кухню. К тому моменту, как Хейлы возвращаются — Дерек протягивает Надя кружку с кофе, щедро разбавленное молоком, а Есфирь берет из рук Питера кружку и отмечает, что кофе с обильной шоколадной крошкой ей очень нравится; Скотт и Стайлз берут свои — Стайлз показывает девушке какое-то видео с чьего-то дня рождения. Подростки поминутно смеются, а щеки Есфирь иногда окрашиваются в нежно-розовый цвет, и она прикрывает лицо рукой. Поймав ее взгляд, Питер увидел, как в нем искрилась надежда. Сам он с Дереком не вмешивался в общий разговор, предпочитая оставаться сторонним слушателем, хотя не отрывал взгляд от Есфирь, и сама девушка поминутно бросала на него взгляд в ответ. Питер чувствовал ту же связь между ними, и с каждым новым взглядом убеждался — это не пустая оболочка Есфирь Мартин, а она сама, просто несколько изменившая своим вкусом. Даже не изменившая, а просто их не знавшая, но когда сталкивалась с ними — как с кофе, например — с удивлением понимала, что ей это нравится. Еще Питер отметил, что речь Есфирь немного изменилась. Всегда походившая на аристократку, Есфирь была неплохим оратором, как он успел заметить, и видимо воспитание Расселов лишь умножило эти качества: все ее движения были легкими и грациозными, она говорила очень правильно и красиво — и по словам и по манерам сразу было видно настоящую леди. И при этом никакого зазнайства и самомнения. Пусть все и всё сейчас кажется ей незнакомым, но она привыкнет, и они все всегда будут рядом, во всем помогут и никто никуда ее не торопит. — Так, ладно! — громко сказал Питер, поднимаясь. Стайлз только собирался рассказывать события минувших девяти месяцев (включая те два, когда Скотт только-только стал оборотнем). — На сегодня воспоминаний хватит. Есфирь и всем вам надо отдохнуть. Продолжите завтра. — Да, точно! — виновато сказал Скотт. — Мы совсем не подумали, что ты можешь устать. Есфирь уже успела стянуть куртку и сидела в одном платье, и Питер заметил, то чего не увидел на улице — на ее руке была татуировка, причем довольно специфическая, обозначающая ее Побратимство с Кальдарасом. В отличие от тех татуировок, которые у них с Дереком означали принадлежность к семье Хейлов, эта была темнее. Все заметили, но никто ничего не сказал, хотя Сиф иногда касалась ее, с особым трепетом, будто ища в ней успокоения. Скотт и Стайлз еще раз обнялись с ней, Стилински пообещал завтра сводить ее по памятным местам, и они уж собирались уходить, как Сиф внезапно остановила их вопросом. — А еще кто-нибудь знает обо мне? Ей, разумеется, сообщили, что у нее есть отец, мать и даже сестра, но воспоминания о ней стерты, как почти и у всего города. Пару минут Скотт размышлял, а потом кивнул: — Айзек Лейхи, он оборотень. Потом есть еще Джексон… Джексон Уиттмор, он тоже твой друг. Ветеринар Алан Дитон, который… — Он советник моей семьи, — вмешался Питер. — Был им. — То есть он друид? — уточнила Есфирь, и Питер кивнул. — А еще есть охотники Ардженты, — добавил Стайлз. С этой фамилией Есфирь тоже была знакома, и поджала губы, словно сдерживая недовольное рычание. Питер взял это на заметку. Есфирь проводила их задумчивым взглядом, обрабатывая новую информацию. — Тебе подготовили комнату на втором этаже, — мягко сообщила Надя. — А ты спишь здесь? — спросила Есфирь, кивая на большую кровать в углу помещения, хотя тут же поморщилась, бросив взгляд на круглый живот. — Глупый вопрос, прости. Надя тихо рассмеялась, и ласково положила руки на живот. — Раньше я спала на втором этаже, но потом Дерек предложил мне перебраться на первый. Знаешь, находясь на пятом месяце беременности уже не так удобно бегать туда-сюда по винтованной лестнице. Есфирь улыбается. — Но Дерек сказал, что вы не вместе? — Надя отрицательно мотнула головой. — И как тогда? И в это раннее утро Есфирь узнает еще одну историю, о том, какого это быть беременной парой того, кого ты бросила. — Глупая. Я ни за что не откажусь от тебя и от нашего волчонка. Обещаю тебе. Сухие губы прикасаются к горячему лбу, и Надя чувствует себя на своём месте. — Но у меня будут условия, — внезапно говорит Дерек. Надя внутренне вздрагивает: этого разговора она и боялась больше всего. Несмотря на то, что Питер сказал, что Волки не забирают детей у матерей, она осознавала — Дерек имеет все права на этого ребенка. Препятствовать она не могла. — И какие же? — спросила девушка, стараясь успокоиться. Она снова отходит от Волка и смотрит внимательно, ожидая, что он скажет. Дерек еще раз окинул взглядом ее фигуру, пару минут послушал, как бьется сердце его ребенка. Подтверждения того, что Надя беременна именно от него не требовалось: у беременных запах менялся из-за того, что к их запаху примешивался аромат отца их будущего ребенка. То есть до рождения дети не имели четкого запаха, а скорее какую-то причудливую смесь отца и матери. Поэтому Надя и пахла по-другому; поэтому Дерек знал, что отец именно он — Надс пахла Альфой, им. — Во-первых, мне надо кое-что обсудить с твоим отцом, — сказал Дерек, понимая, что шериф мало будет рад появлению Хейла на пороге его дома. Впрочем, если он решит пристрелить отца будущего внука, то ему еще и про оборотней расскажут. — Еще что-то? — спросила девушка. Она не чувствовала, как изменился ее запах, но чувствовала приятную пульсацию под своим сердцем. Дерек слышал, как бьется сердце их ребенка, Надя же это ощущала. Приятное чувство. — Ты переедешь ко мне, — сказал Хейл, чем ввел девушку в состояние ступора. Он смеется?! Пару минут назад она сказала, что хочет начать все именно сначала, не торопя события, хотя внезапная беременность явно способствовала обратному. Надс открыла было рот, чтобы снова повторить то, что Дерек, очевидно, не понял, но Хейл продолжил. — Это не предложение, Надс. Я не хочу видеть тебя несколько раз в неделю и справляться о твоем здоровье по телефоне, ожидая приглашения на УЗИ и обследования. Этот ребенок — мой, и я хочу сейчас наблюдать его развитие, контролировать твое состояние, — он еще раз окинул Надежду взглядом, и сказал уже мягче. — Это важно, Надс. Для меня, для Волка — видеть, как растет волчонок. — Ты же понимаешь, что это мало что меняет? — спросила ведьма. — Я имею в виду… от своих слов я не отказываюсь: ни от тех, что люблю тебя, но и ни от тех, что хочу других отношений. Все изначально произошло неправильно, Дерек. Я поддалась влиянию ведьмы, ты — Волка, но раз так случилось… — Стилински запнулась и замолчала. Дерек понимающе кивнул. — И ты думаешь, что все получится снова? — спросил Хейл. Надс слабо усмехнулась, а потом снова подошла ближе, взяла оборотня за запястье и приложила руку к еще плоскому животу. — Думаю, что да. — Дамы, спать, — сказал Питер, спускаясь по винтованной лестницы. Надя и Есфирь посмотрели на него. — Особенно ты, — ткнул он в Стилински. — Дети уже должны видеть двадцатый сон, а не разглагольствовать. Надс устало закатила глаза и щёлкнула языком. — Вот так всегда, — пожаловалась она Есфирь. Девушка рассмеялась. — Пять мужчин в моем обществе, и все стремятся указывать мне, что делать. — Теперь тебя есть, кому спасать, — подмигнула Есфирь. Надс широко улыбнулась и встала с дивана, на котором до этого сидела вместе со Стилински. Потом Кальдарас обернулась на Питера, и глаза ее снова странно засверкали. — Где моя комната? — Дерек там копошится, увидишь. Есфирь кивнула и направилась вверх по лестнице. Питер проводил ее взглядом. — Странное чувство, да? — спросила Надя, так же, как и Питер провожая Сиф взглядом. Хейл глянул на беременную невестку, хотя официально Стилински такой и не считалась. Оборотень посмотрел на ведьму, и брюнетка, поджав губы, пояснила. — Она рядом и живая… после всего что произошло. Я целую ночь не могла отделаться от мысли, что эта наша Сиф и она с нами, но что-то сейчас произойдет и… В одно мгновение погружалась в прошлое, как в море, а потом смотрела на нее и понимала… — Что это не совсем наша Сиф? — спросил Питер, и Надя поняла, что тот чувствовала тоже самое. Девушка тяжело вздохнула, положив руки на живот и медленно покачиваясь из стороны в стороны, будто укачивая своего ребенка. — Ничего не будет, как прежде, — сказала Надя задумчиво. — Не только она изменилась, но мы все тоже. Но нам надо бороться за нее, за нашу дружбу, а тебе — за ее любовь. Тот, кто боится сражений, не одерживает побед, — тут девушка слабо улыбнулась. — Вообще-то, тебе надо сказать «спасибо» Питер. Хейл удивленно глянул на ведьму. В голубых глазах Надежды сияли звезды. — Мы все живем жизнями, которые для нас определил, — пояснила она. — В тот вечер, когда укусил Скотта. Никто об этом не думает, но ты привел нас к тому, что мы имеем. Питер не благодарит ее, но кивает, и этого кивка Наде хватает. Она просит его погасить свет, а сама босыми ногами шлепает по полу к кровати. С лестницы спускается Хейл-младший, и бросает на диван одеяло и подушку, после чего выразительно сверкает глазами на Питера и тот, фыркнув, поднимается на вверх. По идеи, Дерек должен был спать так же наверху, как было первые месяцы после переезда Нади. Но при увеличение срока беременности, все чаще и чаще у девушки случались приступы бессонницы по ночам — время хищников. В полнолуние о сне вообще речи не шло. Да и желания съесть чего-нибудь этакого ночью вовсе не были чем-то мифическим, поэтому Дерек всегда просыпался, стоило его паре начать возиться ночью на кухне. Поэтому как-то раз он просто заявляет о том, что знает, что девушка не пустит его в кровать, поэтому будет спать на диване, и Надс должна будить его при любом капризе. Это настолько позабавило Стилински, что она делала ставки: сколько еще продержится Хейл, прежде чем она проснется крепко прижатой к нему. Забота Дерек ее умиляла. Питер стучит в приоткрытую дверь костяшками пальцев, и Есфирь вздрагивает. Выглядит она сонной, но слабо улыбается, когда волк останавливается в дверном проеме. — Прикольная комната, — говорит она. Перед ней на кроватью лежит открытый чемодан, в котором сложена чистая одежда, а в карманах лежат разные вещи по мелочи. — И Дереком почти не пахнет. — Он почти днюет и ночует рядом с Надс, — поясняет Питер, складывая руки на груди. Есфирь понимающе дергает головой. — Я зашел пожелать спокойной ночи. — Уже почти пять часов утра, — смеется Сиф. Ее голос — то, чем Питер наслаждался все это время. Он проникал в каждую пору его кожи, впитываясь вовнутрь. Чарующий голос. Голос, принадлежащий совсем молодой волчице, его паре, голос окутывающий, одурманивающий, вызывающий желание подчиниться. Питер понимающе кивает и собирается выходить, как внезапно Есфирь говорит то, что он ожидает меньше всего. — Я чувствую это, — мужчина останавливается и смотрит на нее. Есфирь сглатывает, но смотрит уверенно и твердо — так, как он привык. — Я была человеком, когда мы встретились, верно? А теперь… я чувствую тебя очень и очень сильно. Когда я увидела тебя… как фонтан внутри. Яркие, сильные эмоции, — Есфирь прикрывает глаза, которые слезятся. Питеру кажется, что эти слова стоят всей его жизни. Сиф не понимала, что именно происходит, что именно она чувствовала, а Хейл и его Волк едва ли не задыхались от осознания того, что его пара принимала их. Есфирь не могла найти этому объяснение, но так и было. Теперь, когда она была оборотнем, Истинную Волчью пару она чувствовала, как оборотень, и Питер понимал, что чувства были намного ярче тех, что она забыла. — Это бред, — тихо смеется девушка, складывая руки в молитвенном жесте и прикладывая ко рту, касаясь кончиками пальца носа. Глаза ее сияют и блестят. — Но кажется я уже тебя люблю. И мне страшно от этого. Питер буквально врывается в комнату, преодолевая порог, и порывисто прижимает смущенную своим признанием девушку к себе, тихо рыча ей на ухо. Это не было бредом — просто Сиф всегда его любила, и теперь это знала и она сама, и Питер, который позабыл, как приятно слышать эти слова от пары. Мужчина буквально вжимает ее в себя, одной рукой сжимая девичью талию, а другой исполняя то, чего хотел с самого начала — зарывается в каштановые густые локоны с рыжеватым отливом. Знакомый запах — вишня, а теперь еще и малина с ежевикой в начальных нотах и белый шоколад в шлейфе, вкусный, завораживающий, сладкий —который теперь выражен более полно и имеет какой-то запах Альфы из-за связи с Валентином — тот самый мужской одеколон, дорогой аромат Кальдараса — мгновенно заполняет не только легкие, но и сознание. От этого Питер непроизвольно рычит, выпуская когти на талии своей пары, и, черт возьми, он на грани обращения. Тонкий голос внутри вскрикивает о том, что он пугает Есфирь, которая, кажется, даже перестала дышать, уткнувшись ему в шею, но тут она — о, Боже! — скулит, обнимая его в ответ. Питер чувствует, как дрожат ее руки, все такие же тонкие, бледные, так что видна каждая венка, но уже без шрамов и мелких царапин, которых раньше было слишком много. Есфирь Кальдарас сильная, красивая и такая его. Идеальная. Он почувствовал, как дрожат ее ноги, да и она сама, тихо поскуливая. Есфирь дышала тяжело и часто, но очевидно, причины были такие же, как у Питера — надышаться парой. Когда он мягко отстраняет ее за плечи, то улыбается ей. — Видимо, Хейлы не умеют строить правильные отношения, — горько усмехаются он. Губы Есфирь — в красной матовой помаде — дергаются в ответной ухмылке. — Я хочу, чтобы все было хорошо, Сиф, и теперь у меня есть на это время. У нас есть на это время. — На что? — не понимает девушка. — Построить заново отношения? Питер твердо кивает. — Ты слышала обо мне, но не знаешь меня, — мягко замечает Питер. — Не помнишь. Я хочу это исправить, чтобы ты видела во мне не просто Волка, к которому тянет Волчица, а мужчину, которого будешь любить. — Хорошо, — кивает Есфирь, и усмехается. — Будем ходить на свидания, болтать до полуночи, и строить отношения. Но этому невозможно противостоять. — Я знаю. Оборотням всегда трудно строить человеческие отношения, но мы с тобой попытаемся, — последнее, что Хейл позволяет себе, прижаться губами к теплому лбу губами, зажмуриваясь и желая продлить этот момент на несколько часов. — Спокойной ночи, Сиф. — Спокойной.