Откуда им знать

Питер проснулся из-за того, что снизу доносилось тихое девичье хихиканье и голоса. Мужчина прикрыл глаза, вспоминая события минувшей ночи, и улыбка непроизвольно тронула обычно суровое лицо мужчины. Одна мысль набатом билась в мозгу Волка: «Есфирь, Есфирь, Есфирь, Есфирь…» Он вспоминает о ней вчерашней и сравнивает ту, которую знал семь месяцев назад: принципиальная, точно знает, чего хочет от жизни, и от неправильных решений ее останавливает лишь знание собственной сущности. Не изменилась, почти ни на йоту, а то, что изменилось ему даже нравится. Даже метка Кальдараса на руке кажется уместной. Питер даже не ревнует: он рад, что был кто-то, кто мог поддержать его пару, кто в итоге вернул ее ему. Когда Питер спускается вниз, Дерек еще спит. Диван разложен и его хмурый даже во сне племянник лежит почти неподвижно, закинув одну руку под голову. Хейл удивляется, как это девичьи разговоры не разбудили Дерека. Надя и Есфирь сидят за столом на кухне, и что-то тихо обсуждают. Тарелка с бутербродами и большие чашки с чаем стоят перед девушками. Сиф сидит к нему спиной, в джинсовой юбке и темной блузке с открытой спиной, поэтому Хейлу открывается прекрасный вид на татуировку змеи почти во всю спину. Он решает разобраться с этим позже. — Доброе утро, — здоровается она, даже не поворачиваясь, еще до того, как он входит на кухню. Энергия, исходящая от миниатюрной волчица, едва удерживает его на ногах. Надя приветливо улыбается. — Доброе, — кивает Питер и оглядывает стол для готовки в поисках своей чашки, в которую входило не менее литра жидкости. — Вы вообще спали? — Мы встали минут десять назад, — сообщила Надс. — Прости, если разбудили. — И прости, что приватизировала твой бокал, — произносит Есфирь. Питер оборачивается на нее, и девушка постукивает ногтем по собственности Питера. — Я налила туда чай раньше, чем Надс мне сказала, чья она. — Не проблема, — отмахивается Питер, кажется, совершенно не злясь. Он берет другую и заваривает себе крепкий кофе, замечая, что Сиф цепляет каждое его движение. — Какие планы на сегодня? — Планируем пройтись по городу, — сообщает Надс. — Ну, знаешь, турне по старым местам. — Для кого-то по новым, — поправляет Есфирь. Стилински согласно кивает. — Ты присоединишься? — спрашивает ведьма, кряхтя, поднимаясь. Есфирь и Питер одновременно подрываются со своих мест, но Надя лишь отмахивается. — Не сегодня, — качает головой Питер, и Есфирь хмурится. — Развлекайтесь. Я забираю тебя завтра, мне тоже есть места, которые можно тебе показать, — он садится сбоку, перехватывая чашку с кофе и делая большой глоток. Есфирь вопросительно вздергивает брови. — Не удивляйся, у нас тоже были свидания. Кальдарас хмыкает. Надя оповещает о том, что пойдет разбудит Дерека, чтобы заставить его перелечь на кровать, и Питер с Сиф остаются на кухне одни. Девушка делает глоток чая из своей-Питера чашки, а Хейл смотрит, не отрывая глаз. — Твои татуировки, — внезапно говорит он. — Помимо Кальдараса и Расселов, кто-то еще причисляет тебя к своей семье? — Гана, — пожимает плечами волчица, и расстегивает первые пуговицы блузки, чтобы показать знак Уиджи на ключице. — Лилис Ангальдт еще предлагала, но я пока отказалась. А почему ты спрашиваешь? — Просто хотел узнать, есть ли еще место для знака Хейла. Есфирь поперхнулась и закашлялась. Питер сжал челюсти сильнее, стараясь не показывать свою реакции на это: неужели мысль стать членом его семьи была настолько неприемлемой в ее понимание? Стать побратимом Кальдараса легче, чем позволить ему поставить метку? — Прости? — сказала девушка, наконец откашлявшись. — Я хочу поставить на тебя метку моей семьи, — говорит Питер. — Это проблема? — Нет, — качает головой Кальдарас, поджимая губы. Есфирь чувствует, как бунтуется волчица внутри нее — ей хочется поскорее ощутить зубы Питера на какой-нибудь части тела, а потом — приятное жжение появлявшийся метки. — Нет, не проблема, но все так… быстро. — Я семь месяцев ждал, — спокойной напоминает Питер, и Есфирь стреляет в него своими голубыми глазами, в которых уже появляются зеленые крапинки. Иногда им кажется, что любовь какой бы она ни была, всегда сопровождается страданиями и болью, потому что другой они не знали. Рядом с друг другом обоим становилось невыносимо больно от множества чувств, что рвались наружу. — Сейчас? — спрашивает Есфирь срывающимся голос. Питеру безумно хочет ответить «да», но вместо этого он встает и обходит Есфирь со спины. Волчица вздрагивает, когда по бокам от нее в стол впиваются мужские руки, спрятанные под рукавами голубого свитера, а горячее дыхание Питер обжигает ей ухо. Глаза ее загораются неоново-голубым. — Нет, — шипит Питер, носом касаясь каштановых кудрей. — Не сейчас. Когда ты будешь готова. Выбери место, и я вгрызусь в него зубами, навсегда присваивая тебя себе, Есфирь Мартин-Кальдарас. И тогда я оторву любые руки, что потянутся к тебе, против твоей воли. Питер ощутил, как крупная дрожь пошла по позвоночнику Есфирь. Девушка неестественно выпрямилась, и сердце ее билось как бешенное. Когти Питера скользнули по столу, оставляя царапины, и Есфирь, прищурившись, смотрела на них. Она не понимала, как в этом мужчине может совмещаться одновременно такая сильная любовь и страсть к ней, одновременно танцующая танго с злостью и желанием убивать. Между ними всегда была особенная связь. Их чувства плотно переплетались и были неделимы. Расстояние не предел для их чувств. Они засыпали, чувствуя, как пара точно так же бессонно лежит на расстоянии тысячи километров, они засыпали, где-то на задворках сознания слыша, как неустанно бьётся сердце второго, отбивая чёткий, ровный ритм. Ложный. Питер рычит, и Есфирь ощущает этот рокот в его груди. Когда она находит силы повернуть голову и посмотреть на Питера, его глаза горели зловещей темнотой, и Есфирь не могла сделать вдох. Шаг за шагом — ближе к пропасти, каменным обрывом стекающей вниз. Питер прикоснулся ладонью к ее щеке, и Есфирь почувствовала огонь, расцветающий на коже. Питер Хейл был самым красивым мужчиной из всех, что она встречала. У него была холодные глаза, идеальная улыбка. Он был веселым, умел хорошо проводить время. Но еще Хейл был нетерпелив и требователен, эгоистичен и импульсивен. — Я чувствую его, — внезапно со знакомой усмешкой произносит Есфирь. Питер смотрит в ее горящие бесстыжие глаза, и узнает, узнает, узнает. — Твой волк. Вчера его чувства были ближе к испугу, а сегодня ты… злишься? — Я не злюсь, — сказал Питер, но Есфирь показалось, что не рычал он только из-за отсутствия буквы «р» в трех словах. — Но вчера… да, ты была права. Я был напуган, теперь же Альфа внутри меня желает убивать. Почти всех. Ты вряд ли это поймешь, — Питер поморщился. — Если бы ты помнила меня, то возможно… — Так объясни, — внезапно попросила Есфирь. Питер отошёл от нее на несколько шагов, и девушка встала и повернулась. Питер не хотел говорить. За эти месяцы он вновь отучился раскрывать свою душу перед кем-либо, и факт, что сейчас перед ним стояла Есфирь, его пара, ситуацию не упрощал. Наоборот — открыться перед ней оказалось сложнее, потому что кому нужен старый подбитый волк? Но Есфирь смотрела упрямо, щуря глаза. — До твоего исчезновения, я думал, что наши проблемы будут более-менее стандартами, — говорит Питер, последнее слово едко выплевывая. — Что мы будем ругаться, злиться, но и я подумать не мог, что кто-то заберет тебя у меня. И теперь мой Волк хочет одного — убить их всех. — Ты этого не сделаешь, — внезапно твердо произносит Есфирь, и Питер иронично изгибает бровь. — Чтобы они не сделали, они — моя семья. Питеру было что возразить. О, он мог бы больше двадцати четырёх часов доступно и с диаграммами объяснять, почему Есфирь не должна считать этих людей семьей. Почему он хочет и даже имеет право убить их. Он мог объяснять все так, что Есфирь бы сама взяла у Арджентов оружие. Питер был готов написать новую дипломную работу на эту тему. Но он в итоге промолчал. Потому что в зелено-голубых глазах Есфирь мелькнула такая боль, что Волк понял: она все понимает, и объяснять он ей ничего не должен. Но Валентин тоже был прав — семь месяцев волчица росла с ними, а волки привязываются к тем, кто их воспитал. — Сиф, там Скотт со Стайлзом приехали, — говорит Надя, заходя на кухню, но осекается, смотря на застывших друг напротив друга Волков. — Эм… все нормально? — Да, — синхронно выдыхает Сиф и Питер. Волк чувствует себя последним идиотом — так тупо начать ссору с парой, которую он искал семь месяцев. *** —Абрикосово-сливовый с цветочным медом — просто обалденный. Обязательно попробуй. — говорит Надя, когда они устраиваются в какой-то забегаловки. Скотт говорит, что они сюда почти не приходили, а если еле в подобных местах, то выбирали первое попавшееся, и Есфирь это, честно, веселит. Они устраиваются за столиком — девушки напротив парней —и Скотт рассказывает, как Стайлз бегал по улицам в чем мать родила из-за рюмки конька. Стилински, впрочем, от друга не отставал, и рассказал то, как проходили первые дни волчьей жизни Скотта, а потом кинул на друга полного вызова взгляд. Было немного прохладно, холодный ветер, врывающийся в помещение каждый раз, когда кто-то открывал дверь, холодил разгоряченную кожу, и волк с волчицей чуть ли не урчали от удовольствия, но старательно сдерживали себя. Если вчера ей в подробностях рассказали ее биографию, то сегодня подростки рассказывали Есфирь события минувшего года. Кальдарас слушала внимательно, поминутно задавая вопросы, на который тут же получала расширенные ответы, из-за чего рассказ затягивался. Молча она прослушала только ту часть, где объясняли ей о том, как она узнала о настоящей природе Хейла и о том, что было после. Надс молча сжала ее руки, проведя ногтями по ладони. К моменту рассказа, в котором они узнают о том, что канима —Джексон Уиттмор, подростки уже медленно прогуливались по парку. Надя держала брата под руку, и щурилась от яркого света. — И как вы остановили его? — интересуется Есфирь. Надя вчера ночью — точнее, сегодня утром — успела внести некие корректировки в рассказ и пояснить, что Джексон одно время был парнем Есфирь, но об этом знают только она, сама Есфирь и Джексон. Питер не знал об этом, но подозревал. — На самом деле, это было весьма неожиданно, — сказал Стайлз, щедро плеснув сырного соуса на картошку фри. — Но пусть лучше Надс расскажет, как она до этого додумалась, ведь Джексона по сути остановила она. — Ну, по сути его остановила ты, Есфирь, — сказала Надс, повернув голову и посмотрев на Есфирь. Толстый сборник стихов полетел в стену, следом — ваза, потом — стул, и как апогей гнева был опрокинут диван. — О, сиди дома, Надя! — гневно воскликнула бесящаяся брюнетка, продолжая стремительно ходить по лофту. Она была на третьем месяце беременности, и гормоны делали свое дело — от малейшего раздражения ведьма могла спалить шторы. — О, это опасно Надя! Я сказал сиди здесь, Надя! Я запер тебя здесь, чтобы защитить, Надя! — следующим досталось креслам, что полетели в ту же кучу к дивану. — Черт бы тебя побрал, Дерек Хейл! Несмотря на то, что Дитон ошибся в своих предсказаниях — Надя могла использовать колдовство для облачения себе жизни, противопоказанны ей были только крупные заклятья — Дерек наотрез отказался брать ее с ними, когда речь зашла о Джексоне. Хотя Надя до хрипоты доказывала, что кто-кто, а она уж имеет право помочь Уиттмору, Хейл сверкнул глазами, рыкнул ей в лицо, что ее безопасность для него важнее всего это чертового город. Прихватив с собой приехавшего Питера, Дерек покинул лофт, засыпав все входы и выходы пеплом рябиной. Если раньше это на Стилински не работало, то теперь, когда она была беременной от Альфы ведьмой с приумножающейся силой, пепел дал эффект. Запасной вариант тоже дал сбой — Стайлз отказался приехать и разорвать преграду, потому что, видите ли, он «впервые согласен с хмуроволком, и нечего тебе там делать». Надя получила отказ по всем фронтам, и уже поняла, что никто не рискнёт выполнить ее просьбу. Надя села на единственный предмет, который не пострадал — ее собственную кровать. Собственно, раньше это была кровать Дерека, но с переездом Нади волк был выселен с его «лежанки». Дерек не возмущался, покорно засыпал в комнате на вверху и неизменно просыпался на диване, под неодобрительное ворчание девушки, что он должен хотя бы диван раскладывать. Но сейчас Стилински была не против, проведи Дерек несколько недель на этом неудобном жестком предмете мебели. В то, что именно Лидия остановит Джексона поверили все, и только у Нади неприятно свербело внутри. Да, Лидия, определенно, занимала какую-то часть сердца Уиттмора, но Есфирь… Но не могла же она этого сказать? Особенно теперь, когда Питер, наконец-то, вернулся. Почти два месяца без него оказались чертовски сложными, а Стилински нужен был такой наставник, который скажет, что ей делать. Чем заняться — идей не было. Надя нервничала и злилась. Да сколько можно! Она же не хрустальная, в самом деле, но Дерек остался непоколебим. Неярко сверкнул экран компьютера, который не пострадал только из-за того, что стоял на неприкосновенном любимом французском столике Питера. Девушка, от нечего делать, встала и подошла к столу, подманив к себе опрокинутое ранее кресло. Пальцы бездумно скользнули по прямоугольнику под клавиатурой, и мышка на экране задвигалась. Не зная, что еще можно сделать, Надя открыла галерею и стала смотреть на название папок. «Стайлз», «Скотт». «Дерек» … вот наткнулась ведьма на ту папку, которую не думала, что когда-нибудь откроет самостоятельно. Мышка остановилась на ней, с лаконичным названием «МарУитт». Ни Есфирь, ни Джексон никогда не хранили свои фотографии на своих (!) компьютерах или телефонах, поэтому своеобразным «носителем информации» стала Надя с ее ноутбуком. Девушка дважды щелкает по папке, вводит пароль и начинает листать фотографии. Джексон и Есфирь, Есфирь и Джексон. Это было такой быстрый и чувственный роман, что ведьма даже не помнила, как грустила об его окончание — он не имел бы счастливого итога. Джексону нужна девушка, которая видела бы в нем защиту, а Есфирь всегда сама была стеной. Казалось, Мартин не встретит никого сильнее нее, а тут — Питер Хейл. И все стало правильно. В конце папки шли видео. Надя включила одно из них, и приложила руку к животу, чувствуя теплую пульсацию около сердца. Если Дерек слышал сердцебиение их ребенка, то ведьма его чувствовала. — Слабо помыть голову без рук? — спросила Есфирь с видео, а в сидящего на стуле Джексона полетел шампунь. — Слабо выпить чай без рук? — спросил Джексон, и Есфирь послала хитрый взгляд в камеру. Почти все видео были сняты на телефон. Надя пересмотрела некоторые из них, нервно постукивая ногтем по столу. В ней зрела какая-то идея, но что именно хотела сделать ведьма пока был непонятно. Внезапно со второго этажа слетел Ведьмак и, ухнув, приземлился рядом с ноутбуком, наклоняя голову и выпрашивая свою порцию ласки. Надя бездумно запустила пальцы в перья, поглаживая, не отрываясь от видео. За краем вечности, беспечности, конечности пурги — Когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз; Голос Есфирь врывается в ее сознание одновременно с фразой Питере о том, что надо достучаться до сердца Уиттмора, и пазлы внезапно складываются в ее голове, и что-то громко щелкает. Надя вскакивает и ищет свой телефон. — То есть, Дерек запер тебя в лофте, чтобы ты не рисковала собой, а ты умудрилась прорвать защиту и пойти в самый эпицентр событий? — подводит итог Есфирь, вопросительно вздергивая бровь. — Не удивляюсь, почему Дерек ходит за тобой практически по следам. Надя виновато поджимает губы, а Стайлз и Скотт смеются. — Никто не ожидал ее появления, — говорит Скотт. — Дерек, я и Питер чуть не стали первыми оборотнями, которые заработали инфаркт. Даже Арджент был удивлен. — Джаред бы тоже удивился, не будь к этому моменту мертв, — хмыкнул Стайлз. — Ну еще бы, — хмыкнула Кальдарас, помешивая в стакане холодный шоколадный молочный коктейль. Пробежала мысль, что если бы Есфирь была человеком, зубы уже бы свело от холода. Надя закатила глаза. — Ладно, прости, продолжай. — Джексон! Крик разносится по всему складу заставляя четверых оборотней испуганно замереть, а каниму отвлечься от методичного разбития противников. — Надя! — зарычал Дерек. Девушка даже не посмотрела на оборотня с горящими красным глазами. Все ее внимание было сосредоточено на Уиттморе, а канима глядел на нее так, будто смутно узнавал. Питер перемахнул через железные столбы и хотел было подбежать к девушке, как и очнувшийся Скотт с Айзеком, но девушка внезапно вставила руку и крикнула: — Стойте! — она отвела взгляд от канимы, продолжая контролировать его движения боковым зрением. — Подождите… — потом она снова посмотрела на Джексона. Канима медленно подбирался к ней, хвост маячил где-то за его спиной. Надя посчитала это хорошим знаком. — Я пришла кое-что показать тебе. Теперь все заметили подрагивающий планшет в руках ведьмы. Джексон заметил тоже. Он остановился на расстояние вытянутой руки, а девушка открыла уже приготовленную вкладку, и впустила видео. — Сиф, — раздался веселый голос Джексона. — Лови! В ответ раздалась какая-то ругань и закадровый смех Уиттмора. — Ты больной? — крикнула Есфирь, хотя и она смеялась. — Как я должна была поймать чертов кактус! Надя все показывала и показывала, а Джексон смотрел, как загипнотизированный, и если не подрагивающий изредка хвост, то Уиттмора можно было принять за удачную восковую фигуру по мотивам какого-нибудь «Чужой» или «Человек-Амфибия». Потом видео закончились. Надя медленно отложила телефон и взяла Джексона за запястья, ощущая под пальцами холодную сухую чешую. — Я знаю, что с тобой, Джексон, — медленно произнесла Надя, и Джексон заглянул в ее глаза. В тишине старого склада никто не сказал ни слова, и никто не шевелился кроме нее. — Тебе больно. Твое сердце разбито. Первая влюбленность — она такая, всегда оставляет отпечаток, — лишь позднее она поняла, как именно прозвучали ее слова, и как ранили не только Питера, но и Дерека. После этого осознания она и решила снова подпускать к себе волка. Сначала — потихоньку, опасаясь повторения быстрого развития и столь же быстрого разрыва, но и Хейл не спешил. Надя тяжело выдыхает, и смотрит решительно в змеиные глаза, за которыми видит разбитого человека. — Я тоже ее потеряла, Джексон. Я тоже ее любила. Канима издал какой-то высокий звук, похожий на вой, а потом в него с двух сторон впились когти Альф — Питера и Дерека. — Молодец все-таки я, — произнесла Есфирь, улыбаясь. МакКолл, Стилински и Стилински рассмеялись. Уже холодало, они прогуливались по вечерним улицам Бейкон Хиллс, и поверить не могли, что прошел уже целый день. Целый день вместе — так, будто ничего никогда не было, и прошло не ужасных семь месяцев без Есфирь, а всего лишь несколько часов разлуки. Они прошли почти все места, которые когда-то имели для них значение. Рассказ Нади перебивался, переплетался с другими, и окончила она его только сейчас — когда начали загораться фонари. Стайлз подкинул девушек до лофта Хейла, и они со Скоттом проводили их до дверей. Прощаться не хотелось, но тут зазвенел телефон Стайлза, и друзья все-таки распрощались. — Как погуляли? — спросил сидящий в кресле Дерек, не отрываясь от чтения. — Прекрасно, — хором ответили девушки. — Я столько много нового о себе узнала, — хмыкнула Есфирь. Ее взгляд метнулся к кухне, потом к лестнице на второй этаж, но чуткий запах оборотня подсказал — Питер недавно ушел. Пол был теплым, и Надя попыталась наклониться, чтобы разуться. Есфирь дернулась, чтобы помочь ей, но Дерек оказался рядом куда быстрее и ловко расстегнул босоножки своей пары. Надя недовольно фыркнула. — Я же не совсем беспомощная, — хотя в ее голосе Сиф услышала явное смущение. — И вот так всегда, — спокойно заявил Волк, выпрямившись. — Если не караулю ее в дверях, пытается сделать это сама, а потом расстраивается, что из-за живота ничего не получается. Во взгляде Надс, помимо смущения, мелькнула какая-то беззащитность перед словами Дерека, а на щеках выступили красные пятна. Она пошла на кухню, так ничего и не сказав, но что-то пробурчав себе под нос. Оборотни не расслышали. — Питер уехал кое-куда, — сказал Дерек, и Есфирь глянула на него. Он смотрел в том направление, в котором ушла девушка, но после перевел взгляд на Сиф. — Он кое-что оставил тебе в спальне. — Да, — кивнула Кальдарас. — Спасибо. — Сиф, — внезапно устало выдохнул Дерек. — Питер правда старается. Но сложно вести себя нормально, когда ты существовал без пары чуть меньше года. Понимаю, что и тебе не просто. — Ты к чему это? — С дядей всегда было сложно. Просто относись терпимее к его заскокам, ладно? С этими словами Дерек уходит вслед за Надей, и Сиф не подслушивает их разговор, а уходит в свою комнату. На кровати сидит филин, и Есфирь сначала удивленно замирает, а потом, когда филин внезапно смотрит на нее яркими оранжевыми глазами, едва ли не пищит от восторга. До нее почти сразу доходит, откуда тут взялся этот филин с круглым телом, серовато-охристого оттенка оперением и пучком удлинённых перьев над глазами ― «перьевые уши». Есфирь также догадывается, что филин, очевидно, был у нее еще до потери памяти, потому что этот «бочонок» счастливого ухает и взлетает, расправляя крылья, но тут же приземляется в любезно подставленные руки волчицы, ласково клюя ее за ухо щеки и пальцы. Есфирь счастливо смеется. — Ведьмак, — внезапно говорит она. — Ведь-мак. Есфирь улыбнулась. Сияющая улыбка — это улыбка не только на лице, но и в глазах, и в сердце, и в душе. *** — Выбрала? — спокойно спрашивает Дерек, стоя у кассы. Надя разочарованно продолжает ходить по круглосуточному маленькому магазину и, возможно, раз в третий обходила его. Продавец взирал на эту картину так же спокойно, как и Хейл, разве что иногда улыбался. Пятимесячный живот девушки говорил сам за себя, отвечая на вопрос, что делают в магазине так поздно двое молодых людей. Все началось с того, что Надс захотела поужинать. После токсикоза на четвертом месяце, девушка захотела все и сразу, наконец-то она могла спокойно есть, а не бежать после одного запаха к белому мраморному другу. Истосковавшись по любой еде, в первые дни Стилински набрасывалась буквально на все, что видела перед собой. А потом в жизнь беременной ведьмы ворвалась какая-то тоска. Девушка не понимала, чего ей хочется. Шоколад? Рыба? Рис? Печенье? Мясо? Йогурты? Вот и этим вечером все содержимое холодильника было тщательно пересмотрено, каждая упаковка неоднократно взята в руки, изучена и убрана на прежнее место. Это все НЕ ТО. Дерек, весьма терпимо для Альфы относившийся к заскокам своей пары, спокойно предложил сходить в магазин, и предложение было встречено смущенным соглашением. Надс было неудобно, когда Дерек выполнял то или иное ее желание, при этом почти ничего не получая в замен. Волк часто дотрагивался до ее живота, Надс засыпала на диване, пока он что-то шептал будущему волчонку, но ничего большего не происходило. Хейл даже не целовал ее в щеку, и Надя понимала, что оборотень сдерживается из последних сил — и все из-за нее. Питер усмехался: «Да она из тебя веревки вьет!». Дерек хмуро глядел на дядю, передергивая плечами. Впрочем, Хейл-младший узнал больше о Волчьих парах за последнее время: надо же было как-то решать проблему с колоссальным желанием Альфы все контролировать. Факт того, что Волк совсем размякает, когда его пара вынашивает ребенка не удивили — даже у обычных волков в природе беременная самка была главным центром заботы всей стаи. Что же говорить про влюбленного оборотня. — Можем вернуться до лофта, взять машину и съездить в другой магазин, — заметил Дерек. Он стоял в своей излюбленной кожаной куртке, хотя ночь была довольно теплой, сложив руки на груди, облокотившись о стойку и прожигает своими глубокими глазами, в которых он всё ещё видит отголоски того красного огня, той глубокой ярости, меланхолично передвигающуюся по магазину девушку. Надс тяжело вздохнула. — Да, не этим ты должен заниматься в первом часу ночи, — виновато сказала она, когда они покинули магазин. В совместных прогулках при луне определенно что-то есть. Даже если маршрут ограничивается несколькими сотнями метров от дома до ближайшего круглосуточного супермаркета. Даже если «прекрасная дама» существенно отягощена своим интересным положением и держится за своего кавалера скорее из соображений безопасности, чем из каких-то романтических побуждений. — Стой, — внезапно сказала ведьма. Дерек покорно остановился. Надс замерла, а потом втянула носом воздух еще раз. Хейл последовал ее примеру: чуткий нюх оборотня уловил запах теплых сэндвичей, картошки и еще чего-то. Поняв, что запах исходит из забегаловки быстрого питания, впрочем, проверенной на качество, Дерек посмотрел на ведьму. — Хочешь? — Хочу, — согласно кивнула Надя, причем таким тоном, будто готовилась встретить отказ. Дерек снова подхватил ее под руку и повел в обратном направлении к этой забегаловке. Стилински внезапно радостно взвизгнула, поняв молчаливое потакание ее желанию, и столь же внезапно обняла Дерека, повиснув у него на шее. Хейл замер, а потом аккуратно обнял Надю и тихо зарычал ей в волосы. — Не прыгай так, — сурово произнес он, а ведьма тихо рассмеялась. Боль была бесконечной и до сих пор течёт своими серыми красками по его венам, заставляя его кричать по ночам, пока никто не видит. Любят искренне, чисто и верно. А его любовь это бесконечные рывки любви и ненависти, это нестерпимая зависимость, как от наркотического средства. И с каждой секундой, проведённой в этом мире, становится лишь только хуже… Надя к нему очень близко. Непозволительно близко. Она не смотрит ему в глаза бесконечно долго, потому что этого слишком мало, хочется уже наконец насытиться и избавить от страшной боли, хотя бы на доли секунд. Возвращение Есфирь внезапно скинуло все то напряжение, которое копилось в Стилински. Возможно, виной был утренний разговор с юной Кальдарас. Есфирь, даже потеряв воспоминания, была куда умнее ее в отношениях. Став матерью будущего Волка, Надс как никогда ощущала привязанность к отцу своего ребенка. Это была почти болезненная зависимость, но разве не было бы эгоизмом поддастся ей и снова быть с Дереком? Их отношения развивались. Медленно, но ведьма могла сказать, что за эти семь месяцев они с Дереком стали друзьями, как бы безумно это не звучало. Волк и Стилински заново узнавали друг друга, оба испытывая рьяное желание быть ещё ближе, но помня об ошибках не допуская того, чтобы страсть вновь встала у руля их отношений. Приходилось болезненно выкручивать себя, довольствуясь лишь малым. Теперь, когда одна из главных целей ведьминой жизни была исполнена, настало время для маленького отдыха. — Прости меня, — тихо говорит Надс. — Я причиняю тебе боль. — Я тоже причинял тебе боль, — говорит Дерек. Хейл целует ее в лоб, но Надя внезапно тихо ахает и хватается за свой живот. Дерек тоже прижимает руку, озабоченно хмурясь, и ему в ладонь приветливо бьются. Пустынную улицу оглушает громкий смех ведьмы, которую Волк подхватывает за талию и кружит, отрывая от земли. Внешний мир жесток. Покой и уют семьи, дом, где о тебе заботятся, где тебя любят — вот то единственное, что действительно нужно человеку в этом мире. Дом и семья делают человека неуязвимым. Все было хорошо. Или так казалось. *** — В общем, все нормально, — говорит Есфирь Кальдарас в телефон, и Валентин слабо улыбается. Он смотрит на детскую кроватку и проводит пальчиками по волосам дочери. — У меня, оказывается, есть филин. — Да, это серьезное заявление, — тихо смеется мужчина, и тихо выходит из комнаты, включив ночник. Из комнаты Тайлера доносились какие-то крики, рычание, судя по всему, парень смотрел какой-то ужастик. Аманда была в гостиной и что-то читала. Мужчина распахнул дверь оранжереи, и Валентина окутала пряный запах почвы и густой сладковатый аромат ночных цветов: луноцвета, дурмана, ночной красавицы и еще каких-то растений. За стеклянными стенами, будто прохладные драгоценные камни, сверкали огни Манхэттена. Продолжая слушать восторженные рассказы своего побратима, Валентин осторожно уселся возле зеленого куста с глянцевитыми листьями, на котором повсюду виднелись плотно закрытые бутоны. — Мама ничего еще не заподозрила? — спросила Есфирь. Валентин поджал губы. — Пока нет, но вряд ли мы сможем долго скрывать. Есфирь тяжело вздохнула в трубку. — Я хочу сама с ней поговорить. Несмотря на то, что ты рассказал мне, что случилось с Рассел, я хочу знать, почему именно она так поступила. Валентин почти идентично скопировал ее тяжелый вздох. Пару минут они с Есфирь молчали. — Понимаю, Фирь, — наконец сказал Кальдарас. — Я все понимаю… Ладно, не буду тебя больше донимать. Ложись спать. — Спокойной ночи. — И тебе. Есфирь сбросила звонок. Валентин пару минут смотрел на потухший телефон, а потом глаза его сверкнули красным, и он резко выпрямился. — Я знаю, что ты здесь. — Я и не скрывалась. Моргана Уиджи появляется откуда-то со стороны, и Валентин внимательно смотрит на нее. Ведьма-Альфа проводит тонкими пальцами по нежным бутонам роз и глубоко вдыхает их аромат. — Не злись, — говорит она, смотря на Альфу. Глаза Кальдараса кивает. — Я знала, что ты так поступишь. Еще когда выяснила про кольцо. — Вероятно, мне не стоит удивляться, — жестко произносит Кальдарас, выпуская когти. Гана вздрагивает. Она не была такой сильной как Джаред Рассел или Валентин Кальдарас, поэтому в схватке один на один шансов у нее практически не было. А то, что Валентин будет готов хорошенько потрепать ее ради счастья Есфирь сомневаться не приходилось. Поэтому Гана поднимает руки и говорит: — Не волнуйся, я ничего не сказала Агате, — Альфа недоверчиво щурится и низко угрожающе рычит. — Но это же Рассел, она догадается быстро. И что потом? — Я буду отстаивать счастье Есфирь. — Ценой крови Агаты? Она — твоя семья, ты не пойдешь на это. — А Есфирь — мой Волчий Брат, — рычит Альфа. — Я в курсе, — Гана устало выдыхает. — Я ничего не скажу Даграте, но будь уверен, Валентин Кальдарас, она догадается и очень скоро.