Откуда им знать

— Дерек! Дерек! Черт возьми, — ее голос, сонный, встревоженный, настойчивый, вытягивает его из глубины кошмара, с самого дна отчаяния. — Я здесь. Здесь. Он просыпается, и она склоняется над ним, хватает за плечи, трясет. Лицо озабоченное, в голубых, широко распахнутых глазах набухают слезы. — Надс, — шепчет на выдохе он. Во рту — кисловатый привкус страха. — Ты здесь. — Конечно, я здесь. Дерек понадобилось время, чтобы понять, где он и что значит «ты здесь». Спал он, конечно, на диване, разложенном в этот раз. Оборотень отметил, что грудь его вздымается несколько чаще, чем после обычного сна. Память тут же услужливо подкинула картинки минувшего кошмара. Надя сидела рядом с ним, в светло-голубой сорочке, придерживая свой живот и растрепанная после сна. Несмотря на то, что она старалась не показывать своего волнения, Дерек слышал, как быстро билось в волнение сердце его пары. — Мне снилось… — Я знаю, Дерек, — мягко прервала она его. Ее рука легла ему на плечо, сжимая в знак поддержки, и Альфа ухватился за это прикосновения. Руки у ведьмы были как всегда холодными. — Все прошло. Я здесь, Дерек. И ты здесь. — Надя, — он вдыхает ее имя; оно — талисман от черной, слепой паники, что гудит, разносясь по телу, в крови. Ведьма слегка тычет его в бок, и волк двигается. Стилински ложится рядом и тут же чувствует разливающуюся по мышцам расслабленность. Надя прикрывает глаза, зарывшись в объятия Дерека, обняв его всего тонкими руками и спрятав свое лицо у него на плече. Одна рука скользнула по груди, и Надя почувствовала, как лихорадочно бьется под ее пальцами волчье сердце. Ее тепло просачивается в него, отгоняет тени, оттесняет страх. Она — солнце, она — свет. И она — его. — Ближе к полнолунию, всегда… — начинает Дерек, но не договаривает. Голос его звучит немного хрипло. Дерек смотрит на нее, упиваясь своим счастьем, перебирая ее мягкие волосы и завороженно наблюдая за колдовскими сияющими голубыми глазами в темноте. — Что это было? — спрашивает она шепотом. — Пожар? — В этот раз — Джерард, — признается Дерек. — Мне снилось, что он пытается убить тебя. Снова, — слова вылетают торопливо и неловко, словно барахтаясь в потоке эмоций, смятения и тревоги. — Тшшш, — тянет ведьма спокойно. — Я здесь. И я в порядке. — Хорошо, — соглашается Дерек, облегченно выдыхая. Кошмары всегда приходили ближе к полнолуние, но в само полнолуние его мучила бессонница. И как бы Надс не хотела создавать подобие нормальных отношений, она никогда не оставляла Дерека наедине со своими страхами. В первый раз он напугал ее — девушка проснулась из-за того, что Дерек рычал на диване, и она так испугалась его полной боли лица, что разбудила Питера. Дерек запрещал ей будить его, так как понимал, что слабо разделяя сон и реальность он мог навредить ей, вцепившись в горло или неудачно взмахнув когтями. Но упрямая ведьма нашла способ возвращать волка в настоящее и не подвергать опасности себя. Несмотря на поздний час ночи, на обоюдную усталость и медленно накатывающую сонливость, оба еще долго не могли заснуть. Полнолуние заставляло всех Волков волноваться. *** Утром позвонил Валентин, вырвав Есфирь из сладких снов. Повязанный спокойно напомнил о ночном «действие», и волчица разочарованно рыкнула в трубку. — Я помню, — сказала она, переворачиваясь на спину и разглядывая потолок. — При всем желании нельзя забыть. Девушка встала и направилась в уже знакомому ванную. Увидев свое отражение в зеркале, Фирь громко фыркнула: — У меня уже не глаза, а две искрящиеся лампочки. — Каждое новое полнолуние проходит легче другого, — спокойно сообщил Валентин. Судя по звукам с заднего фона, он что-то делал на кухне, и Есфирь решила, что Повязанный варит кофе — Кальдарас всегда пил с утра разбавленный молоком крепкий американо. — Пока ты этого не понимаешь и не чувствуешь, но где-то через год будешь с недоумением вспоминать о том, как проводила полнолуние. И кроме того, теперь ты Повязанная со мной. Будет легче. Есфирь согласно хмыкнула в трубку. Пока ее побратим говорил она успела уже умыться и почистить зубы. Внезапно девушка вспомнила, что хотела спросить: — Да, Валентин, — Альфа замычал в трубку, показывая, что слушает. — Я хотела кое-что спросить. — М? Есфирь медлит, не зная, что сказать. Она вытирает лицо полотенцем и поворачивается спиной к зеркалу, опираясь пятой точкой на умывальник. — На счет той ночи, когда у разорвала тех ублюдков. Вчера я рассказала Питеру и внезапно подумала о том, что волчица куда-то шла осознано и искала кого-то. У тебя нет мыслей по этому поводу? В телефоне повисла пауза. Фирь решила бы, что Валентин отключился, если бы не мелкий шум с той стороны, который говорил бы об обратном. Есфирь слышала, как что-то закипает. — Валентин? — неуверенно позвала она. — Я пытался вспомнить, в каком направление ты шла, — пояснил свое молчание Повязанный. — Знаешь, волки во время миграции выбирают проверенные пути, но Нью-Йорк для тебя был незнакомой территории. Но если так прикинуть… то да, ты могла попасть в Бейкон Хиллс той дорогой. — То есть, я искала…? — Питера, очевидно, — выдал Кальдарас, будто это было само собой разумеющееся. — Кстати, как там у вас? — Странно. Одновременно и смущаюсь, когда он рядом, и вместе с тем так же сильно хочу быть постоянно рядом. — Волчьим парам сложно находится вдали друг от друга. Подсознательно ты все эти шесть месяцев искала именно его. Теперь твоя волчица пытается наверстать упущенное с Волком, а ты, как человек, не считаешь это стремление… — Приличным? — хмыкнула Есфирь. Внезапно дверь в ванную открылась, и на пороге показался обнаженный по пояс Питер. Он удивленно уставился на болтающую Сиф, и та показала ему указательный палец, намекая, чтобы он дал ей еще пару минут для разговор. Питер коротко кивнул, сложил руки на груди и оперся на дверной косяк. — Да, вроде этого. Если хочешь совет: в полнолуние отдайся инстинктам, и посмотрим, куда тебя это заведет. — Прекрасный совет, — буркнула Есфирь, а Питер, который, очевидно слышал всю фразу Кальдараса, усмехнулся. — Да, а я — прекрасный наставник, — сказал Валентин. — Позвоню ближе к вечеру. Люблю тебя. — И я тебя. Разговор завершился. Есфирь заметила мелькнувшее напряжение в глазах Питера, но оно исчезло очень быстро. Девушка открыла было рот, чтобы что-то сказать в приветствие, как Хейл заговорил первым: — Как у нас обычно с полнолунием? — Последнее проходили полегче, — сказал Есфирь, перехватывая запястье той руки, на которой была метка Кальдараса, словно желая как-то успокоиться, но тут спохватилась. — Доброе утро. Питер кивнул. — Нам связывать тебя? — уточнил он, и Есфирь фыркнула. — Нет, я тихо посижу в комнате. — Хорошо, тогда завтра я тебе кое-что покажу. Он прошел ванную, видимо ожидая, что Сиф уйдет, но волчица заинтересованно приподняла бровь. Хейл наигранно тяжело вздохнул — Наша квартира. Есфирь взвизгнула удивленно и радостно: — Наша квартира? — Да, Сиф, — кивнул Питер, подходя ближе. — Долгая история, но у нас с тобой есть общая квартира, причем ты в ней была и тебе понравилось. — Почему ты не можешь показать мне ее сейчас? — с обидой произнесла девушка. Подобные сюрпризы скорее заставляли нервничать и метаться в ожидании, чем предвкушать, и волчица внутри жалобно заскулила. — Это тебе стимул быть хорошей волчицей в полнолуние, — хитро усмехнулся Питер. Резко вскинув руку, он поднес полусогнутые пальцы к лицу волчицы. Его запах, одуряющий, терпко-острый, ударил в мозг, и Есфирь дернулась в сторону, но неловко ударилась о стоящую слишком близко раковину. Питер удивлённо вздернул бровь. — Прости, но… — Крыша едет от запаха, — подвел итог Хейл. — Понимаю. — Боюсь представить, что будет сегодня ночью во время полной луны, — неловко усмехнулась Есфирь, заправляя за ухо прядь волос, и старательно стараясь смотреть в глаза оборотню. Питер внезапно нахмурился. — Мой волк тебя порвет, — в какой-то прострации проговорил Хейл, а потом внезапно усмехнулся. — Точнее, порвал бы, не проведи мы наедине с друг другом почти шесть лет. Но все равно… тебе лучше побыть вдали от меня. — Предлагаешь провести полнолуние раздельно? — спросила Кальдарас, не зная, радоваться этому или расстроиться. Провести тяжелую ночь рядом с Питером казалось заманчивой идеей, но не хотелось утром проснуться в окровавленной кровати с разодранном боком. Аманда как-то поделилась, что когда Альфа встречает свою Истинную, его волк сходит с ума, и хотя пары не доставляют друг другу боли, чаще всего Альфа заявляет права на свою женщину кровью. А учитывая, как сильным был Питер, вряд ли для самой девушки это закончилось бы чем-то хорошим. Да и инстинкты никто не отменял. Было только утро, а Есфирь уже безумно хотелось вцепиться в Питера, и далеко не зубами… Поэтому да: предложение Альфы казалось не слишком глупым, и девушка понимающе кивнула и вышла из ванны, оставляя волка одного. — Доброе утро, — произнесла порхающая по кухне Надя. Ее свободное платье колыхалось от поворотов и ходьбы, но сама девушка выглядела через чур бодрой и даже счастливой. Есфирь, невольно уловив позитивный настрой Надс, тоже улыбнулась и сделал себе чай, снова прихватив большую кружку Питера. Дерек, какой-то излишне угрюмый, сидел за столом, равнодушно помешивая кофе в кружке и при появление Сиф лишь кивнул. — Хмурый волк, ты чего хмуроволк? Надя тихо рассмеялась. Дерек раздраженно уставился на Сиф, но та, как и в старые добрые времена, не отреагировала на такой взгляд. — В этом доме только один Хейл, который радуется полнолунию, — сказала Надя, вытаскивая коробку печенья и кидая его на стол. Есфирь тут же выхватила из ярко-оранжевой упаковки несколько штук, а Надс открыла холодильник и достала замороженную курицу. — И это — мой сын — Значит, мальчик? — спросила Кальдарас, и заметила, как Дерек слабо улыбнулся. — Ага, — кивнула Надя. — В полнолуние всегда такой аппетит, а с месяца, когда ребенок начал шевелиться, мне только и остается, что есть — спать просто невозможно. — Кстати, о полнолуние, — внезапно сурово сказал Дерек. — Как у тебя с этим? — Не бойся, никого не порву, — ответила Есфирь. — максимум что-нибудь сломаю из мебели. Так я тихая после того, как повязалась с Валентином. — Я не боюсь, что ты кому-то навредишь, — спокойно сказал Дерек. — Но думаю, Питеру мало понравится, если я тебе что-то сломаю, чтобы не дать что-то натворить. — Дерек, — предупреждающе-обвинительно произнесла Надя, и волк дернулся. — Напугал, — фыркнула Есфирь. Надя усмехнулась, но тут тихо выдохнула и оперлась рукой о стол, хватаясь за живот. Волки порывисто вскочили, но девушка помотала головой. — Нормально, — на выдохе произнесла Стилински. — Толчки очень сильные. — На пятом месяце? — с сомнением протянула Есфирь. Ее глаза сияли голубым, Дерека — красным. И несмотря на возражение Нади, он подошёл и поддержал ее за спину. — На следующей неделе пойдет шестой. И волчата сильнее обычных детей, — пояснила ведьма, слегка откидываясь на Дерека. Одну ее руку сжимал волк, другой она держалась за поясницу. — Физически развиваются чуть быстрее, и роды происходят где-то в середине или конце восьмого месяца. Есфирь вскинула брови и села обратно, делая большой глоток чая. Подсознательно, к Стилински тянулись почти все оборотни в ее окружение. Будущая мать ведь светилась здоровьем. Живая, яркая, веселая, счастливая. Рядом с ней, глядя на это безоблачное счастье, можно только радоваться, существуя сегодняшним днем, а мысли о будущем откладывая на завтра. *** Надя и Есфирь сидели на диване на первом этаже и смотрели какой-то фильм в жанре «ужасы», но ничего, кроме периодического смеха это не вызвало. Видимо, прочувствовав на себя реально существующий кошмар, к подобным фильма будешь относиться проще. Фильм полностью соответствовал анонсам. На экране только шли первые титры, а четверых уже разорвало гранатой. Удобно устроившись в кресле, Есфирь приготовилась к двухчасовому сеансу. Надс сдавленно хихикнула. — Что смешное я пропустила? — спросила Есфирь, в этот ж момент отвлекаясь на пришедшее сообщение от Валентина. — А ты не видишь? — шепотом ответила она. — Из этого парня кровь пятиметровым фонтаном хлещет. Разве такое бывает? Когда флагшток пригвоздил к асфальту одного из героев, волчица с ведьмой рассмеялась снова. Они хихикали над нелепой резней вместе, периодически Надс что-то жевала. Один раз ведьма приложила руку Сиф к своему животу, и девушка почувствовала слабый толчок. Прикосновение длилось не долго — с кровати в углу, на которой обычно спала Стилински, раздалось разозленное шипение. Есфирь убрала руку, скорее понимая опасения Дерека, чем подчиняясь недовольству Альфы. Кальдарас на несколько секунд повернулась к Хейлу и увидела, что Дерек не сводит с них горящего взгляда. Разум затуманился где-то уже под конец фильма. Есфирь как-то странно рыкнула, схватившись за голову одной рукой, а другой впиваясь себе в бедро. — Сиф? — позвала Стилински, и волчица встала. Дерек мгновенно вырос между ними, с опасной осматривая Кальдарас. Волчица начала в волнении ходить по лофту, иногда порыкивая. Есфирь чувствовал, что ее тело стало тяжелее. На руках, вместо коротких ногтей, выросли длинные когти; слух стал чувствительнее, она могла слышать каждую каплю, стекающую по трубе; клыки, точнее все зубы, были острыми и крепкими. — Вот проклятье, — прошипела волчица, стараясь успокоиться. Она мотала головой, но волчица рвалась куда-то, и выла, и Есфирь снова поняла, что та ищет Питера — как и в ту ночью в Нью-Йорке. Она обернулась на Дерека. Видела она все через мутную-голубоватую дымку. — Что мне делать? — обратилась она к Альфе. Дерек прищурился, оглядывая ее. — Иди к нему. — Я не… — Ты знаешь, где он. Ты там уже была. Волк приведет тебя. Кальдарас закрыла глаза и начала размеренно дышать, было сложно и больно сосредоточиться на своем внутреннем я, когда внутри протяжно и болезненно выла волчица. — Есфирь! — зарычал Дерек. Волчица подняла взгляд на Альфу, и благодарно кивнула, а через секунд десять ее шаги уже послышались на улице. — Дерек! — возмущенно воскликнула Надс. Она попытался резко вскочить, но из-за живота не получилось, а вот волчонку явно не понравилась такая резкость. Надс поморщилась от неприятного толчка, и Дерек тут же оказался на коленях подле нее, положив широкие ладони на ее живот. — Надо ее остановить, — все еще морщась, произнесла Стилински. — Вдруг она что-то сделает. — Не в этот раз, — покачал головой Дерек. Конечно, он и Надс были уже в курсе, почему глаза Есфирь голубые. Как и Скотт со Стайлзом, которые внезапно стали особняком от них, стараясь уладить дела с Крисом Арджентом и объяснить ему ситуацию с Сиф Кальдарас. — Знаешь, почему она убила тех мужчин? Не потому что они хотели изнасиловать ее, — на этой фразе глаза Надс зло сверкнули. — А потом что они встали на пути волчицы, которая искала своего волка. *** Питер метался туда-сюда по квартире, находясь на грани полного превращения. Телевизор работал впустую, и вскоре его шум настолько надоел волку, что он был выключен, а пульт — откинут в ближайший угол. Он злился, скулил, прятал лицо в ладонях, рычал, выпускал когти и клыки, но удерживал себя от необдуманных поступков. Есфирь никогда не видела его Альфа-релиза, и Питеру не хотелось пугать свою девочку. Альфа знал, что пара где-то рядом, и находиться вдали от нее казалось невозможным. Любая мысль о Сиф — а Питер мог только о ней и думать — приводила Волка в неописуемый восторг. Пожалуй, слово «неистывал» больше всего подходил к поведению Альфы. Надышавшись за эти дни запахом пары, Питеру теперь казалось, что он — везде. Волк требовал женщину в постель, пришлось мысленно шикнуть на него и пообещать, что они с Есфирь встретятся завтра. Альфу это успокоило мало. Зачем ждать целую ночь, когда можно пойти и взять пару прямо сейчас. Когда Питер Хейл успел дойти до влюбленности на уровне преданного песика, который весь смысл жизни видит в ласковых руках одного-единственного человека? В дверь постучались. Находившийся и так на грани нервного срыва волк вздрогнул и раздражённо рыкнул. Видеть никого не хотелось, и Альфа решил просто не открывать. Питер уселся в кресло, прикрыв глаза и стал ждать, когда сердцебиение за дверью исчезнет. Но гость был настойчив: он еще дважды постучался, чем заставляли Альфу раздраженно рычать. Внезапно этот настойчивый кто-то сильно ударил по поверхности двери и сам яростно зарычал: — Питер. Альфа подорвался с места, но смог остановить себя в самый последний момент. Сердце Есфирь билось быстро, а запах обострился из-за полнолуния. Пара была рядом, отделенная от него лишь хлипкой деревянной перегородкой. — Уходи, — рычит он. Когти скребутся по поверхности, и Альфа чувствует острое желание запустить их куда-нибудь Сиф под ребра, и вцепиться ей в загривок или в грудь, оставляя хейловскую метку и заявляя свои права на эту женщину. Только свою женщину. Питер и рад бы поступать так, но банальное уважение к своей паре мешает. Конечно, пару суток назад он рычал, что имеет на нее все правы и более того — поставит метку в любом случае, чтобы избежать будущего посягательства Рассел, но когда дело дошло до метки, стушевался. Оставить метку —значит навсегда привязать волка к себе, Волчицу к Альфе. Но Есфирь — не только Волчица. Она живой человек, со своими мыслями и эмоциями, и Питер, подавляя эгоистичные желания Альфы, не мог ее пленять. — Нет, — рычит девушка, еще раз ударяя по деревянной поверхности. Питер думает, что еще один удар дверь просто не выдержит. — Впусти меня. Питер послушался. Точнее, Альфа протянул когтистую руку быстрее, чем Хейл успел его отдернуть и распахнул дверь. Есфирь выдохнула, смотря на Волка, а тот уставился на нее дикими, остановившимися глазами, расширенными до того, что, они, казалось, перестали умещаться на его красивом лице. Кожаное длинной до колена платье цвета слоновой кости чуть темнело на фоне белой шпаклёванной стены, каштановые кудри отливали медью и сияли, несмотря на то, что освещение на площадке было так себе. — Если тебе Дерек сказал… — Он мне ничего не говорил, — заявляет Есфирь, и голос ее подрагивает. — Я сама нашла квартиру. Просто послушалась совета Валентина и отдалась инстинктом. Волчица привела меня сюда. Я войду? Альфа зарычал. Пронзительно и громко, настолько громко, что стоящая рядом волчица ощутила с лихвой силу. Она внезапно положила руку на грудь мужчины и прежде, чем тот успел понять, что к чему, втолкнула его в квартиру. Кальдарас невольно обрадовалась, увидев в глаза Питера нежность и желание, но выражение его лица было суровым, что составляло резкий контраст с тем, что светилось в голубых очах. Питер хотел спросить: «Зачем ты пришла?», хотел сказать, что он сейчас — не лучшая компания, а пара пахнет так, что желание укусить ее превышало допустимые нормы. А девчонка едва ли понимала, чем для нее это грозит. Пару минут они стоят молча. Есфирь облокотилась на закрытую дверь, а Питер, сложив руки на груди, стоял в нескольких шагах от нее. Волк и Волчица смотрели друг на друга, и оба чувствовали клокотания в другом. Разве что Питер дрожал от желания обладать, а Есфирь — от желания повиноваться. В какой-то момент она отвела взгляд и осмотрелась вокруг себя. Сейчас квартира волновала ее меньше всего, но надо было куда-то смотреть помимо Хейла. Коридор был обычный, недолгий, и Есфирь юркнула мимо Питера в комнату. Судя по тяжелым шагам, Альфа последовал за ней. Большая, просторная комната. Высокие бело-золотые стены. Прозрачная крыша. Лоскутное одеяло каменной плитки на полу. Пузатый угловой камин. Кресло навевает ассоциации со средневековьем. Низкая оттоманка у камина больше похожа на современную. Стеллаж с книгами у дальнего окна как будто перенесли из фильма об Италии. Есфирь развернулась к Питеру, отрывая взгляд от обстановки и решительно проговорила: — Я пришла поговорить. — Сейчас не лучшее время, — рыкнул Альфа, намекая на полную луну за окном. Но Есфирь лишь упрямо качнула головой. Ее глаза поминутно вспыхивали голубым, и Питер находил это невероятно красивым. Несмотря на то, что человеческие глаза утратили голубой окрас, в по-прежнему ней было что-то от самого Питера. — Потом не смогу сказать то, что по-настоящему хочу, — возразила Сиф Кальдарас. Она глубоко вздохнула, а потом начала: тихо и решительно. — Питер, я не знаю, что я чувствую. Внутри меня последний месяц все носится с ужасной скоростью. Ощущаю себя актрисой, где она жизнь — моя реальная, а вторая — отведенная мне роль, настолько въевшаяся под кожу, что от нее не отделаешься, что ты перестаешь различать реальность и постановку. Я оказалась в гуще таких событий, о которых не подозревала и… — тут она сделала паузу и горько усмехнулась. — Думаю, ты понимаешь. Когда ты вышел из комы, ты ощущал что-то подобное? Но есть то одно, что я знаю наверняка, — она подошла к нему, и ее рука легла ему на щеку. — Я тебя люблю. Так сильно, что сама боюсь силой этой любви, но я хочу быть рядом с тобой. Я хочу прикасаться к тебе, ощущать твои прикосновения, слышать твой голос, я хочу быть твой парой. Это была эйфория. Все чувства, казалось, обострились в одно мгновение, оставляя только потрясающее чувство любви. Его просто распирает от желания сейчас же завалить Есфирь в постель, но он не хочет опошлять момент. Слишком сильно. Иногда противоположности притягиваются. Они образуют крепкие союзы, две разные вещи — прекрасную комбинацию, а два разных человека — идеальную пару. — Я люблю тебя, — внезапно выдает Питер. — Я хочу показать всем как я счастлив и какой я на самом деле везунчик, что ты появилась в моей жизни. Есфирь выдыхает. — Тогда ты можешь для меня кое-что сделать? — Есфирь запнулась, отбросила короткую прядь с лица и снова посмотрела на Хейла. — Все, что угодно, — решительно ответил Питер, непонимающе глядя на нее. Его голос все еще отдавал холодом, но теперь Есфирь знала, что это всего лишь маска. Волчица тяжело вздохнула и неловко улыбнулась. Выглядела она крайне озабоченной и расстроенной. — Я знаю, что ты хочешь поставить на меня свою метку. Хорошо. Я согласно. Но взамен… — Что, Сиф? Она посмотрела на него, мрачная и желающая. — Ты отдашь мне мои воспоминания. — Если бы я только мог. — Но ты можешь. И тут ее красноречивый взгляд скользнул по его руке, останавливаюсь на пальцах. Потом она перевела взгляд обратно. И Питер понял, что именно она желает от него получить. Он сжал свою ладонь, нажимая на руку пальцами и не отводя от пары испытующего взгляда. Это было чертовски заманчивое предложение — взять и вонзить когти ей в позвоночник, и позволить увидеть все, что было. Все его чувства, эмоции, планы, страхи и надежды — все это стало бы частью ее самой. И она сама его об этом просила. И все же… ― Есфирь, ― начал Хейл. ― Ты ― моя пара, и врать я тебе не буду. Я выбрал тебя, чтобы использовать против Скотта, чтобы заставить его быть в моей стаи. Сначала было так, ― Есфирь посмотрела на Хейла мутными зелеными глазами. ― Но потом… ты стала моей Парой, я влюбился в тебя. Да, я знаю о тебе не так много, Надя или тот же Скотт, Стайлз или Джексон на вопросы о твоей личной жизни ответы куда больше, чем я. Я мало знал тебя, ты мало знала меня. ― К чему все это… ― с горечью начала Есфирь, но Питер внезапно с силой дернул ее на диван и сел напротив сам, накрывая ее руку своей, призывая к молчанию. ― Я знаю, что ты хорошо разбираешься в вине, потому что в детстве тебя и твою сестру отправляли к дедушке, который держал винный магазин и учил вас этому. Ты прекрасно готовишь и знаешь историю тех блюд, которые можешь приготовить. Ты любишь чернику, ненавидишь клубнику и куришь только крепкие сигареты. Любишь раскраски по номерам высокой сложности. Ты всегда была ответственной и вдумчивой, взвешивала все решения, и искренне боялась того, как быстро согласилась пойти со мной на первое свидание, ― Есфирь хихикнула, в ее глазах стояли слезы. Хейл положил руку ей на щеку, Кальдарас смотрела на него с глупой улыбкой. Воодушевлённый, Питер продолжил вещать. ― Я сравнивал твою кожу с кварцем, потому что она идеально. Ты знаешь русский, и читала «Три сестры» Антона Чехова. Тебе не нравится Джейн Остин, но любишь Джоана Бойна и Льюиса Стивена, ― Есфирь схватила руку Питера, которая лежала на ее щеке и сжала ее в своих теплых пальцах. ― Ты уникальная Есфирь, ты прекрасна. Я очень сильно тебя любил. Есфирь всхлипнула и, уткнувшись Питеру в плечо, тихо расплакалась. Хейл положил ей руку на длинные каштановые волосы и поглаживал, желая успокоить. ― Верни мне их, Питер, ― простонала Есфирь. Она отстранилась. Видеть плачущую Пару было невыносимо, но в Питере зародилось еще одно чувство ― облегчение от того, что девушка здесь, искренняя и такая открытая. ― Верни мне наши воспоминания. Есфирь повела ладонь Хейла к задней части своей шеи. Питер хотел отдёрнуть руку, но хватка молодой волчицы была сильнее. ― Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я вспомнила те ужасные вещи, что ты делал, ― сказала Есфирь. ― Но я о них знаю. И я все равно… Я хочу помнить себя, Питер. Тебя. Нас. Пожалуйста…? Когти входят легко и уверенно. Есфирь открывает рот в немом приступе боли, и Питер подхватывает ее, когда она по инерции начинает падать вперед. Он вытаскивает когти и аккуратно переворачивает девушку таким образом, что она оказывается прижата к его груди, а голова ложится на плечо. Глаза ее широко открыты, черные зрачки бегают туда-сюда очень быстро, словно она наблюдает какое-то активное действие. Есфирь видела все. Начиная первой встречи… ― Вы не это ищете? ― Да, спасибо! Не могу поверить, что я их потеряла. ― Есфирь. ― Питер. ― А что значит само имя «Есфирь» вы знаете? ― Не малейшего понятия ― Что же, тогда завтра здесь вы мне это расскажете. ― С чего вы взяли, что я приду? ― Я буду ждать …и заканчивая последними словами, что они сказали друг другу. — Я ненавижу тебя… — Ты любишь меня. Не безответно, конечно. Есфирь зарыдала. В прямом смысле этого слова. Питер сжал ее в объятьях. ― Ты их вытащил, ― прорыдала Есфирь, и оборотень с удивлением понял, что она еще и смеется. ― Мои ключи… Как ты их вытащил? Питер усмехнулся. ― Это не важно, ― он уткнулся носом в мягкие волосы девушки. ― Уже не важно. Она прикрыла глаза, с упоением вдыхая его запах, запах, не поддававшийся описанию. Ее ладони легли на шею Питера, и пальцами Сиф почувствовала мерно пульсирующие венки у него под кожей, отражающие биение его сердца. Горячая большая ладонь Хейла легла ей на затылок и зарылась в волосы. Питер чуть отстранился от нее, но только для того, чтобы поцеловать. Его губы тяжело накрыли ее, и Сиф, не успев сделать вдох, вновь ощутила то приятное тепло, так сладко волнующее тело, и мягкое покалывание его бороды на своей коже. Все тело заволокло теплом и свело жадной судорогой, вызывающий крупную дрожь. Питер целовал ее нежно, медленно, никуда не спеша. Он наслаждался ее трепещущими ресницами, мягкими, столь податливыми губами и слабостью, которую вызвали его поцелуи. Кальдарас казалось, что это все нереально, что это сон, мечта, фантазия. Но разве в фантазиях бывает все настолько реально? Разве горячее дыхание способно опалять кожу, разве ласковое перебирание волос может быть настолько нежным, разве в фантазиях мир вокруг может сжаться до вас двоих и сосредоточиться только на ваших прикосновениях, ласках и взглядах? Нет, не может. И именно поэтому Сиф знала, что это реальность. Упоительная, живая реальность. *** Надя тяжело вздохнула. Она очень волновалась за Есфирь, хотя обострившаяся интуиция подсказывала, что с Кальдарас все в порядке. Автоответчик голосом Питера спокойно оповещал, что звонок не был принят, и в какой-то момент Надс просто решила, что подруга сейчас со своей парой. Волнение беременной ведьмы это не уменьшило, но в какой-то момент ее внимание сместилось с волнения о Сиф на волнение об Альфе, который сидел на диване и почти не шевелился. Когда Есфирь ушла, Дерек попытался успокоить пару, но сделать это было почти невозможным, кроме того полнолуние было в самом разгаре. Хейл сел на диван, и лишь иногда бросал на ведьму редкие взгляды. — Дер, ты в порядке? — обеспокоенно спросила Надс, подходя ближе. Девушка хотела прикоснуться к плечу волка, но внезапно на нее уставились горящие красные глаза. Надс отдернула руку. — Нет, — медленно и обманчиво мягко произнес Дерек. Ему и Волку не понравилось то, что Стилински его внезапно испугалась. Хейл встал; Надя удержала себя от порыва сделать шаг назад, но оборотень наверняка услышал, как бьется ее сердце. — Я устал от этого. — От чего? — слегка подрагивающим голосом спрашивает Стилински. Дерек подходит к ней настолько близко, что ее выпуклый живот касается его твердого. Дерек слегка наклоняет голову и глубоко вдыхает запах ведьмы. Волосы Нади едва уловимо касаются его носа. — От того, что ты не моя пара, — выдыхает он ей практически на ухо и отстраняется. Надс видит, как сверкают его кровавые глаза, в которых нет ничего человеческого. Рефлекторно она подается назад, но Хейл хватает ее за плечи и мягко тянет обратно. Наде не больно и даже не страшно — скорее, она слегка волнуется из-за того, что она не могла предсказать поведение Хейла. Но одно она знала точно — как бы Волк не сходил с ума, он скорее разорвет себя, чем хоть один маленький шрам появится на теле пары по его вине. — Дерек, я… — начала Надс, но громкий, судорожный вздох мужчины перебил ее нестройное словоизлияние. Ненавязчивые объятья мигом обратились в стальной капкан. — Да, ты рядом, — сказал Дерек. — Ты всегда рядом, и я могу слышать тебя, дышать тобой, иногда даже прикасаться к тебе, — с каждым словом он оттеснял Надс к стене и в какой-то момент девушка почувствовала ее позади себя. Дерек по-прежнему находился к ней слишком близко, но из-за полнолуния чувства ведьмы тоже обострились. — Но, Надс, мне мало, — внезапно горько произнес Волк. — Мне чертовски мало того, что ребенок будет знать своего отца, мало того, что я буду рядом с тобой, пока ты беременна. Я хочу, чтобы наш сын рос с нами вместе, чтобы ты была рядом не только во время беременности, а всю мою чертову жизнь после нее. Чтобы я имел возможность целовать тебя, когда хочу, прикасаться к тебе, когда хочу. Мне всегда будет мало тех нормальных отношений, которые мы пытались выстроить. Потому что ты — моя пара, и ничего нормального в этом никогда не будет. Всегда будет сильнее и ярче. Я хочу всю тебя. Без остатка. Навсегда. Надя хочет аккуратно накрыть его губы своими и нежно, почти невесомо поцеловать его. Но Дерек перехватывает управление и целует ее страстно и требовательно. От этого Надс задерживает дыхание и ощущает его влажные губы. Они пытаются заполнить пустоту многих месяцев этими мгновениями и кусают друг друга до крови, ощущая сладкую боль, что дарует им желание поглотить друг друга полностью. Дерек резко разрывает этот поцелуй и смотрит в самые глаза Нади. Та глубоко дышит и аккуратно смотрит в ответ, желая скорей приступить к большему, Дерек стягивает лиф ее платья вниз, Надс дрожит, а потом чувствует, как острые передние клыки входят в ее ключицу. Место укуса начинает гореть, едва Дерек отстраняется, и ведьма морщится. Все, что остается Дерек — это прижать пару к себе настолько крепко, чтобы чувствовать два сердцебиения, и надеяться на то, что она не сильно разозлится завтра, когда на ключицах расцветет метка Хейлов. Сердце тяжко ухнуло и забилось о ребра, сладкая дрожь пробежала вдоль позвоночника и ударила в голову. — Скоро станет легче, — успокаивающе шепчет Дерек, пока Надс, несмотря на бьющую ее тело временный жар, медленно обмякает в его объятиях. — Обещаю. *** Когда Валентин Кальдарас подошел к квартире Рассел, дурное предчувствие усилилось. Незапертая дверь была слегка приоткрыта. На лестничную площадку оттуда пробивался луч света. В квартире потухли все лампы до единой. Альфа даже зажмурился на мгновение. На небольшой полке из кованого железа, как всегда, лежали ключи и бордовая сумка. — Агата, — позвал Валентин, проходя в гостиную. — Я знаю, что ты здесь. Ответа не последовало. Альфа прошел в гостиную. В распахнутые окна врывался легкий ветерок, от которого тонкие белые шторы колыхались, словно бешеные привидения. Дуновение стихло, и шторы безвольно повисли. Кальдарас огляделся. Только теперь он заметил, что диванные подушки валяются по всей комнате, некоторые распороты, наполнитель разбросан по полу. Книжные полки вместе с содержимым опрокинуты. Скамеечка, стоявшая около пианино, лежала на боку. Картины пострадали больше всего. Каждая из них была выдрана из рамы и разорвана на тонкие лоскуты, усеявшие пол. Наверное, кто-то орудовал ножом — холст голыми руками так не порвешь. Пустые рамы напоминали обглоданные кости. Рассел сидела в высоком кресле, прикрыв глаза рукой как при головной боли и, казалось, даже не дышала. В руках у нее был недопитый бокал с красной жидкость, от которой шел терпкий запах вина, а на полу у ее ног лежала разбитая бутылка. На ковре темнело пятно от впитавшегося разлитого вина. Альфа прошел и поднял кресло, присаживаясь напротив женщины. Валентин молчал, ожидая первых слов от ведьмы. — Чем стала я, зачем еще дышу? — внезапно произнесла она. — Я тело без души, я тень былого. Носимая по воле вихря злого, У жизни только смерти я прошу, — ведьма сделала паузу, оторвала руку от лица и посмотрела на Волка горящими кошачьими глазами. — Почему она, Валентин? Ни Гана, ни Фред, ни Сергей — она, которую ты знал всего месяц? — Это не так происходит, Агата, — мягко возразил Кальдарас. Он прекрасно видел, что его названная сестра страдает, и не хотел усугублять ситуацию, но и просто отвернуться от Есфирь он уже не мог. Ему надо было разыграть ситуацию максимально удачно: дать Побратиму право быть со своими, но при этом защитить от гнева Питера Хейла эту давно разбитую женщину. — И давно ты принял это решение? — спросила женщина. — Когда впервые услышал ее голос, — честно признался Кальдарас и пытливо посмотрел на Рассел. — Агата, ты была с ней больше, чем каждый из нас. Она — вылитый Джонатан. У Фирь похожая судьба с моим первым Повязанным, даже души их кажется похожими… Ты привела ее в наш дом, таких совпадений не бывает. — А еще это кольцо… — пробормотала женщина, будто и не слышал последних слов Кальдарас. — Джонатан выбрал Есфирь моим новым Братом. Как я мог оставлять ее несчастной? Агата какое-то время молчала, и мужчине показалось, что Рассел его не слушала. А потом она внезапно сказала, причем голос ее звучал так, будто она вела светскую беседу с подружкой о новых платьях, чем о решение своей судьбы. — Я знала, что такое произойдет, — длинные ногти отбили какой-то короткий незамысловатый ритм по деревянному подлокотнику кресла. — Что вечно она со мной не будет. Но я так отчаянно пыталась ее удержать, что перетянула поводок. Агата сделала паузу. Валентин слушал ее молча, внимая каждому слову. Рассел была чем-то похожа на бывшую Мартин, это никто не мог отрицать. Поэтому подобное откровение и было для Альфы в новинку. — Я же никогда этого не хотела. С момента рождения Есфирь я просто хотела быть счастливой… — Не ценной ее счастья, — не удержавшись прорычал Кальдарас. Агата прищурила глаза, но Валентин не собирался отступать. — Прости, моя милая сестра, я не позволю тебе разрушать ее счастье. Агата смотрела на него равнодушно, лишь поджатые губы говорили о том, что она слышит и осознает. Не надо стремиться афишировать свое равнодушие. Это не показатель Вашей независимости. Равнодушие — это паралич души. Становится пусто и холодно внутри. Вы ёжитесь и протестуете. Всего каких-то несколько слов, а как глубоко проникают они в душу, занозой впиваются в сердце и остаются гнить, иногда напоминая о себе. Человек не может жить без уверенности в том, что он кому-то нужен, что его любят. Он чахнет, переживает, замыкается в себе, погибает. Худшее преступление, которое мы можем совершить по отношению к людям, — это не ненавидеть их, а относиться к ним равнодушно; в этом — суть бесчеловечности. В тонких пальцах ведьмы Валентин замечает какую-то маленькую бутылочку, похожую на те декоративные подарочные упаковки виски, которые дарят в алкогольных магазинах. — Что это? Рассел любовно погладила плотно стекло. — Пепел ее воспоминаний. — Агата… — зарычал Альфа, и глаза его загорелись красным. В полнолуние всегда непросто, сколько бы лет ты не был оборотнем. Валентину сейчас было еще сложнее — решалась судьба его Побратима. — Чем больше контроля и силы, тем больше сопротивления, — внезапно сказала Даграта Рассел. — Но это не касается людей. Чем больше их контролируешь и запугиваешь, тем больше им это нравится и тем больше они хотят, чтобы ими управляли. И чем больше вранья — тем усерднее они верят в навязанные иллюзии. И тем больше они хотят их слышать. Женщина тяжело вздохнула, а потом внезапно уверенно и холодно посмотрела на мужчину. Если бы Валентин не привык бы к таким взглядам, то его бы бросило в дрожь. А так —только Волк внутри недовольно зарычал на ведьму. — Это современная сказка: никакого счастливого конца, никакого ветра в наших парусах. Но я не могу представить свою жизнь без захватывающих дыхание моментов, которые меня разрушают. — Я сделаю то, что должна была сделать с того момента, как Повязались, — сказала Агата и сильно сжала бутылочку.