Рука, сжимавшая её локоть, тащила куда-то вперед и причиняла неимоверно много боли. Вера прикусила губу, уже зная, что там появятся несколько синяков. А Гордеев упорно тащил её за собой, даже не оборачиваясь.
Едва поспевая за ним, Свешникова заметила, что тот просто ведет её в первый попавшийся закрытый двор. Намерение актёра стало ясно: лишь бы подальше от любопытных глаз. Разговор должен быть строго наедине. Только их, и ничей больше. То, что должно остаться между ними.
Зайдя во двор, Кирилл толкнул Веру к стене дома, вынуждая вжаться в кирпичную кладку вековой давности. А сам встал совсем рядом, нависая сверху. Непозволительно близко. Так, что можно было даже сосчитать количество родинок на его бледной шее.
Пять.
— Ты хотела знать правду? Только смотри, чтобы эта правда не оказалась для тебя слишком жестокой, домашняя девочка, — губы его скривились, но он продолжал, — помнишь, ты спрашивала меня о друзьях? В мои десять у меня появился друг, единственный друг. Маленькая девочка шести лет, которую я долго защищал от дворовой шпаны. А она утешала меня после скандалов с родней, таскала мне домашнюю еду, приглашала на обеды и ужины к себе, умоляла родителей пару раз оставить меня ночевать у них, когда в зиму мать выгоняла меня на улицу. Я любил её и привязался, как к родной сестре. Наверное, даже родную сестру так не любят, как любил её я, — он замолчал лишь на мгновение, чтобы перевести дыхание и тут же продолжил, не давая Вере даже возможности вставить хоть слово или задать вопрос, — Но однажды я вышел во двор, на наше место, а её там не было. Я прождал несколько часов, но девочка не появлялась. Тогда я пошел к ней домой, позвонил в звонок, а соседка сказала, что она с семьей переехала. Меня просто бросили. Ничего не сказав, не предупредив и даже не попрощавшись. Это было предательством. После этого случая мне вновь стало негде укрыться от матери, а вскоре её новый хахаль начал меня избивать, если по его мнению я чем-то «мешал». Это продолжалось довольно долго, пока я не сбежал. Больше меня ничто в этом городе не держало, только воспоминания о той девочке. И этой девочкой была ты, Вера.
Бух-бух. Бух. Это стучало собственное сердце Веры. Те проклятые пять родинок на шее расплывались из-за набежавших на глаза слез. А сознание упорно отказывалось верить в происходящее.
— Это же я, твой Киря. Совсем не узнаешь?! — Не унимался Кирилл.
Он буквально кричал, и голос его был полон боли, отчаяния и обиды. Казалось, впервые Гордеев не мог совладать с собой и полностью контролировать своё поведение. Слова лились из его уст, будто впервые спустя много лет он смог позволить себе выговориться.
— Поэтому я и вытащил тебя из того бара, из лап того пьяного урода. Просто не мог жить спокойно, если бы с той маленькой Верой из прошлого что-нибудь случилось, — тихо продолжил он.
— Кирилл… — также тихо прошептала Вера, чувствуя, как по её щекам текут слезы. И ощущая невероятное желание потянуться к нему и утешить того бедного мальчика.
Её Кирю.
Мальчика, черты которого уже почти стёрлись в памяти. И сейчас Вера по-новому вглядывалась в партнёра по сцене, но сумрак ночи и застилающие глаза слёзы оставляли мало шансов что либо разглядеть. Вера всё ещё не до конца вспомнила и не могла отчётливо связать в голове мальчика из далёкого прошлого и стоящего прямо сейчас напротив неё мужчину, но уже знала — это правда.
— Стой. Это еще не всё, — остановил её актер, как будто чувствуя все эмоции Свешниковой в этот момент, — позже я узнал, не важно от кого, что она смеялась надо мной. Вместе со своим братом. Её забавляло то, каким я был жалким, худым, в поношенной и зачастую не по размеру одежде. Много кто смеялся над этим, я привык. Но эту девочку я считал другом, я верил в её искреннюю привязанность ко мне. Оказывается, я вовсе не был ей другом. А был кем-то наподобие собачки, которая таскает за ней портфели, провожает до дома. Можно получить защиту от хулиганов. Можно похвастаться перед подружками. А я ведь был живым. Я всё чувствовал. Поэтому в тот день, когда я узнал правду, то потерял не только саму ту девочку и её мнимую дружбу. Я потерял последнего человека, который был для меня дорог.
Вера сморгнула слезы и всхлипнула. Он был настолько рядом, но одновременно настолько далек, что не представлялось возможности приблизиться к нему и хоть как-то утешить. В его глазах застыло выражение, как у раненого зверя.
Она сделала шаг вперед и протянула к нему руку, желая утешить, показать, что теперь она рядом, просто прикоснуться в конце-концов.
Но Гордеев отступил.
— Нет. Не приближайся. Дай мне время.
Кирилл посмотрел на неё так, будто в последний раз. Без ненависти. Растерянно и беспомощно. А затем развернулся и стал удаляться. Вера не делала попыток догнать его, но чувствовала, что должна сейчас что-то сказать или сделать.
— Кирилл, мне было так мало лет! Я ведь почти ничего не помню! — крикнула она ему вслед.
Слова оказались не верными. Кирилл покинул двор, ни разу не обернувшись, оставив её в одиночестве на растерзание собственным ужасным мыслям.
Вера съехала по стене вниз и закрыла лицо ладонями, дав, наконец, волю слезам.
***
Он любил Веру больше всего на свете. Оберегал с самого рождения (он не помнил этого, но был абсолютно уверен, что так оно и было). И именно ему эта маленькая девочка подарила свою самую первую улыбку в жизни, беззубую, но по-младенчески милую и невинную.
Они были такими разными, но одновременно до неразличимости похожими. Их называли близнецами. А они лишь посмеивались.
Они всегда крепко держались друг за друга. В детском саду. Затем он — в школе, но всегда спешил к ней, чтобы поиграть. А когда маленькая Вера болела, страдал вместе с ней.
Саша вбежал в квартиру, с размаху кинув ранец в кресло. Из раскрытого клапана на пол стали вываливаться учебники второклассника, но Свешников, казалось, не заметил этого.
— Ве-е-ер, хочешь за мороженым? — хитро прищурившись, спросил он у сестры, которая сидела у окна, — а то ты вон, весь день у подоконника сидишь, скучаешь.
Сестра откликнулась не сразу.
— Нет, Саша. Я Кирилла со школы жду, — серьезно ответила девочка.
Саша распахнул широко глаза и насторожился. Руки мальчика непроизвольно сжались в кулаки.
— Какого еще Кирилла?!
Но Вера не заметила ревности брата. С радостным кличем она спрыгнула с подоконника и побежала к маме — отпрашиваться гулять. Свешников подошел к окну и взглянул вниз.
У их подъезда ошивался темноволосый пацан в потрепанной школьной форме. Явно старше его и уж тем более старше Верочки.
Впервые Саша почувствовал острое одиночество. И ощутил, как его променяли на другого.
Уже тогда, в свои девять, Свешников понял, какого это — быть лишним. Сестра больше не была его другом. Она была просто… сестрой. Со своими детскими проблемами и идеями, которыми теперь делилась с другим. Не с ним. И от этой мысли хотелось убить этого самого Кирилла.
Переломным моментом стало 25 апреля. День, когда ему исполнилось двенадцать.
— Пойдешь с нами в кино? — поинтересовался он у сестры, пока мама на кухне готовила праздничный обед к приходу друзей.
— Не знаю, Саш, — Вера прикусила губу, смотрясь в зеркало и заплетая себе косички, — Киря обещал сегодня научить меня рыбач…
— Киря, Киря! — вспылил Свешников, — в последнее время и разговоров, что о твоем Кире! Неужели это важнее, чем день рождения родного брата?!
Вера опустила взгляд. Брат ей был дорог. Но Кирилл… занимал особое место в сердце девочки. Она подбежала к брату и обняла за шею, поцеловав в щеку и шепнув «не обижайся на меня».
А затем убежала на улицу. Весь день Саша вяло принимал подарки и поздравления. Почти не ел торт. И всё думал.
А к вечеру решил.
Родители легко поверили ему. Они и сами знали, что друг их дочери был из несколько неблагополучной семьи, но насколько — не имели понятия. Не знали, что у того были проблемы в школе и даже имелись случаи привода в милицию.
Веру тогда заперли дома на все выходные, запрещая выходить на улицу. А вскоре по «счастливому» стечению обстоятельств Владимиру Свешникову предложили работу в Москве, куда он и увез всю семью.
Остался лишь Саша с бабушкой, который должен был приехать после сдачи экзаменов.
— Чего пришел? — с издевкой спросил Саша, выглядывая из-за двери.
В подъезде стоял, переминаясь, высокий мальчик в потрепанной одежде.
— Где Вера? — хмуро спросил он, почти не глядя на Сашу.
— Вера больше не хочет тебя видеть, — хмыкнул он, — хватит тебя уже разыгрывать. Наигралась и достаточно.
— Почему разыгрывать? — упавшим голосом спросил он.
— А ты не знал? Да мы же смеялись над тобой! — презрительно выплюнул Свешников, — всё это время. Какой ты нелепый, наивный и жалкий. Зато хоть на что-то пригодный — портфель вон как таскал ей после школы.
— Ты всё врёшь! — крикнул Кирилл, пошатнувшись.
— А иначе почему Вера не выходит к тебе? Она попросила меня рассказать тебе всё. Потому что не хочет больше дружить с тобой. Ты ей больше не нужен, да и никогда нужен не был.
— Это неправда!
— Никому ты не нужен, даже друзей не смог себе найти никого, кроме сопливой девчонки.
И Саша захлопнул дверь прямо перед носом Кирилла. Та дернулась. Должно быть, мальчик ударил в неё кулаками с той стороны. Но уже нельзя было ничего исправить.
Саша был отмщён. Больше этот дурацкий мальчишка не будет думать, что он главный в жизни его маленькой сестрёнки.
***
Кирил вздрогнул и проснулся. В его беспокойных снах вновь и вновь продолжал всплывать тот далёкий, но всё столь же болезненный момент из детства. Предательство и крушение детских иллюзий, ставшее его главным непроходящим кошмаром на последующие тринадцать лет.
С тех самых пор Кирилл Гордеев не доверял никому, потому что знал — на предательство способны все. Как бы милы и добры не были, казалось, близкие тебе люди, сколь бы не выглядели невинно, удар в спину — это только вопрос времени.
