Паутина, тыквы, две катаны

Питер был уверен, что он в раю, примерно целых пятнадцать секунд. Потому что только в раю может так пахнуть горячими клубничными пончиками. Потом он попытался дотянуться до пакета с этими райскими плодами, стоящими на полу возле кровати, и… эта попытка оказалась кошмарной ошибкой, о чем ему немедленно сообщила совсем не райская боль во всем теле. — Ага, вот он какой, ад, — он усмехнулся, решив, что лучше будет не шевелиться, и последовав этому решению незамедлительно. — Никаких пончиков, Питер Паркер. — Тони очень обидится, если узнает, что ты называешь Башню адом, — крайне серьезным тоном сказал появившийся в этот момент в дверях Капитан Америка. Наверняка притащился по зову главного местного ябеды, который лишь по недоразумению был искусственным интеллектом. Или вообще сидел под дверью. Питер не сомневался, что его гиперопека может и до такого довести. — Если это он решил меня дразнить пончиками, то пусть… — Паркер собирался сказать "обижается, сколько влезет", но резко замолчал, потому что его осенило: Старк вряд ли бы их вообще принес, скорее, сожрал бы по дороге, даже приди ему в голову такая идея, а Кэп был сторонником более здорового питания. Пакет притащил Уилсон, совершенно точно — эдакое "прости, я был мудаком четвертый раз за эту неделю, хотя сегодня только вторник" — и Питеру было очень интересно, как именно он это сделал, учитывая неусыпный кэповский контроль в частности и нежелание Старка видеть хоть что-нибудь черно-красное на своей территории в целом. — Не трогай, — Капитан, судя по всему, тоже заметил пакет — и только мертвец не почувствовал бы запах — и заметно напрягся. — Я не знаю, откуда это здесь. — Зато я знаю, — Питер решил предпринять вторую попытку захвата пончиков, пока Кэп их не забрал, и она наконец увенчалась успехом, несмотря на то, что его руки и спина были крайне нелестного мнения о всей этой затее. — И вообще, слишком много запретов на трогание в последнее время. — Джарвис? Отчет о посещении за последние двенадцать часов. — Простите, мистер Роджерс, я обещал ему молчать, — Питер готов был поклясться, что слышит в почти настоящем голосе насмешку. Он засунул пончик в рот и начал жевать, потому что знал, что это единственное, что его утешит, когда до Кэпа тоже дойдет, а потом Башня и в самом деле станет филиалом ада на Земле — лекции от Кэпа (особенно те, которые про "Дэдпулу нельзя доверять") еще и не на такое способны в своей убийственной занудности. Спустя полчаса — потому что он, конечно, угадал — Питер уже жалел, что вообще пережил падение. Единственное, кроме пончиков, что его хоть как-то утешало — ценная информация насчет того, что сюда его притащил именно Уэйд, а не Мстители, как он до этого думал.

***

Еще больше он жалел, что снова заснул — хоть это и было величайшей милостью со стороны его мозга, потому что Кэп уже начинал повторяться, а это никогда не случалось раньше получаса с начала лекции. Пропустить уже второе загадочное появление Уэйда было вдвойне обиднее. — О, Спящая красавица проснулась, — оживился Уилсон, сидевший на полу. Судя по разбросанным вокруг карандашам, он рисовал очередной комикс про обитателей Башни, чтобы убить время. Питер уже видел пару штук и был сыт по горло этим произведением искусства заранее. — Или Спящий Паук? Паукокрасавица? Неважно, я как раз собирался провернуть эту штуку с волшебным поцелуем! — Попробуй только, я все еще могу отпинать тебя как следует. Плюс одна ведьма со щитом будет очень недовольна, что ты разрушил ее проклятие. — Оу, Пити, ты пережил нудение малыша Стиви? Мои соболезнования. — Если он услышит, что ты зовешь его "малыш Стиви", то соболезнования будешь получать уже сам, причем посмертно, — вздохнул Паркер. — И, вообще-то, если кто-нибудь тебя тут заметит, ты их в любом случае получишь. Уэйд закатил глаза с такой силой, что Питер не понимал, как они не провалились куда-нибудь внутрь головы. — Недооцениваешь меня? Опять? Обидно вообще-то, Пити! — Кто должен тут обижаться, так это я. Если бы ты не надулся по самому тупому поводу на свете, я бы тут, может, не валялся. Питер знал, что давит на больное, потому что комплекс вины у Уэйда иногда разрастался до невероятных размеров, несмотря на тщательные попытки это скрыть, но, в конце концов, он и правда немного обижен. Пусть и не настолько, насколько мог быть. Уилсон молчал. И молчал долго — может, ему просто нечего было возразить — но, насколько Питер его знал, он, скорее всего, спорил сам с собой. Не знал только, о чем, но любые предположения не очень-то радовали. — То есть, не то чтобы я тебя виню в этом, честное слово. Ты и так меня сюда принес, так что я должен сказать спасибо, наверное. Но было уже поздно — Уилсон скрылся за дверью.

***

Вернулся из-за нее он только тогда, когда Питер начал думать, что этого больше не произойдет. — Пошли, Спящая красавица, свалим отсюда, — Уэйд сгреб его с кровати вместе с одеялом, и Питер даже не стал спорить, несмотря на активный протест спины и всего остального. Он больше всего хотел убраться подальше от Кэпа и его лучших побуждений, из-за которых ему разрешат хотя бы встать примерно никогда, и Уэйд это знал без разговоров, и он знал, что Уэйд знает. В коридорах никого не было, из чего Питер сделал вывод, что сейчас ночь (о более мрачных вариантах с участием некоторых наемников он думать не хотел). Правда, шли они не вниз, а вверх — и когда выбрались на вертолетную площадку, то его догадка подтвердилась. — Время традиционных посиделок на крыше, Пити, клише-клише! — Паркер собирался было спросить, почему клише, если это и правда их традиционные посиделки после беготни по городу или, по крайней мере, их замена, потому что кое-кто все просрал, но вид гнезда из пледов прямо на краю площадки (второй пакет пончиков и тыквенный латте в комплекте) его отвлек. Световое загрязнение в Нью-Йорке давно сказало звездам "прощайте, ублюдки", но огни города внизу сейчас успешно заменяют их Питеру. И, несмотря на то, что ему все еще больно даже просто шевелиться (пусть и паучья регенерация делает свое дело), и что Уэйд накрошил ему пончиком прямо за шиворот, потому что есть аккуратно явно не входит в его набор сверхспособностей, он чувствует удивительную безмятежность.