***
[А мы тебе говорили, что ты вконец его заебал! А ты нас не слушал!] (Меня сюда не приплетай. Я только сказал, что пора пойти принять душ.) [Ты хоть думал, Уэйди, каково с паучьим чутьем вообще находиться с тобой рядом после недели без душа? Нет, ты не думал, ты хренов эгоист!] (Идиот, паучье чутье не так работает.) [Да ладно, как будто читатели в этом разбираются.] (Уж получше тебя.) [Зануда! Лучше возьми мысленный попкорн и смотри, как Уэйди сейчас будет оправдываться.] — Нет, ты прав, Желтый, — Уэйд равнодушно пожимает плечами, проходя мимо какой-то старухи, проводившей его удивленным взглядом. — Пити просто слишком вежливый, чтобы это сказать. [...] (...) [...вот это да. Детка, ты совсем головой повредился?] Уилсон даже не удостаивает его ответом, размышляя, стоит ли ему сразу застрелиться, когда он придет домой, или можно сначала протупить весь вечер, смотря что-нибудь максимально бессмысленное, а уж потом прострелить себе мозги.***
— ...а где Уэйд? — осторожно интересуется Роджерс, который стабильно заглядывает к Питеру пару раз в сутки и это первый из них за последние несколько дней, когда он не обнаруживает там нежелательных гостей. — Я все испортил, — глухо отзывается Питер из глубин подушки. — Какой смысл быть гением, если я все равно такой дурак? — Меня тоже иногда интересует этот вопрос, — смеется Стив, садясь рядом с кроватью. Паркер наконец поднимает голову, и — помимо того, что наконец можно нормально вдохнуть — он готов поклясться, что Капитан Америка покраснел. Стоило переломать себе все кости ради такого зрелища. Не говоря уж о том, что Уэйд будет рад услышать о том, что некоторые его теории, кажется, верны… Черт. Будет ли он вообще теперь его когда-нибудь еще слушать, вот вопрос. — Но мы тут не обо мне говорим, — быстро поправляется Стив. — Так что произошло? — Я сказал, что лучше бы ему пойти домой, — вздыхает Паркер. — Потому что он устал, и не спал почти, и не ел толком. Но это же Уэйд, он всегда придумывает худший вариант из возможных и до последнего будет держаться за него и думать, что надоел мне или еще что-то в этом роде. Питер ждет, что Кэп сейчас задвинет речь из серии "как хорошо, что ты наконец прислушался к голосу разума в моем лице и больше не общаешься с самым безумным наемником Нью-Йорка", но... — Подкинуть пару баксов на такси? — Что? — переспрашивает Питер, не уверенный, правильно он расслышал, или это сотрясение оказалось серьезнее, чем они все думали. — То есть, мне не поздоровится, когда доктор Беннер узнает, но, думаю, вам стоит хотя бы поговорить. — Нет, спасибо, я на метро проедусь, — качает головой Питер, собираясь быстрее, чем когда-либо в жизни, даже с учетом того, что у него все болит. — И, честное слово, Стив, я оценил порыв, но в этом веке за пару баксов тебя в Нью Йорке и до следующего светофора не довезут.***
К тому моменту, когда Паркер наконец добирается до уилсоновской берлоги, он вымотан настолько, что мало какая из его прошлых драк с этим сравнилась бы. Паутина все еще отказывается ему повиноваться, так что приходится еще и подниматься по лестнице — страшно подумать! — аж на четвертый этаж. Он звонит в дверь, думая о том, что, если Уилсон шатается по каким-нибудь барам или еще где, и уже успевает придумать целую проповедь, которую произнесет Брюс, когда Человек-Паук впервые, начиная с пятнадцати лет, простудится от лежания на холодном кафеле лестничной площадки и общей ослабленности организма. Но дверь все же открывается, являя миру недовольного Уэйда с пистолетом в руке. Правда, он тут же от него избавляется, а недовольное выражение меняется на крайне удивленное. — Пити, ты с ума сошел? Учти, я не готов делиться своим местом главного безумца, оно очень удобное! Паркер только неопределенно улыбается. Примерно через минуты три он, конечно, уже затащен внутрь, устроен на любезно очищенном от хлама диване и даже завернут в плед с единорогами. И, честно говоря, это охрененно, несмотря на его попытки протестовать и заявлять, что он не развалится от небольшой прогулки. — Хочешь какао? Или пиццу? Или все сразу? — Уэйд, похоже, даже забывает о том, что он без маски, в своем порыве энтузиазма наседки, и Питер не собирается ему напоминать. — Нет, я хочу, чтобы ты сел и послушал меня наконец, — он вздыхает, потому что Уилсон, конечно, сразу напрягается и замолкает. Но все-таки садится рядом, а это уже прогресс. — Чего я не хочу, так это чтобы ты думал, что я не хочу тебя видеть, понял? Просто, ну, я тоже беспокоюсь и все такое? И мне не будет лучше, если ты свалишься от усталости, потому что даже твоя супервыносливость не бесконечная. Питер замолкает, надеясь, что не несет совсем уж нечто несвязное. Еще он надеется, что диван разверзнется и он провалится прямо в ад, чтобы больше ни секунды не чувствовать этой неловкости. Диван, к сожалению, не разверзается, зато Уэйд хлопает по его плечу. — Конечно, Пити, какие вопросы? Мы же лучшие подружки! Вот я только сделаю какао и все будет отлично! И подозрительно быстро убегает на кухню.***
Какао выходит действительно отличное, а еще они потом заказывают пиццу, смотрят максимально идиотские сериалы и валяются на диване, хотя поместиться там вдвоем с Уилсоном — задача сложнее, чем можно подумать. Питер чертовски устал и уже не чувствует, как закрываются глаза, а Уэйд забирает из рук пустую кружку. И хотя боль и усталость — последнее, что Паркер все-таки чувствует перед тем, как заснуть, он не жалеет.