Дьявол Черного моря

Гира проснулся в тот же момент, когда скрипнула дверь. Он всегда спал чутко, но как-то странно – ни шум машин, ни грохот стройки, ничто из простых механических звуков не мешало ему сладко спать хоть на камнях, но стоило кому-то попытаться подойти к нему спящему незаметно, и в голове будто загоралась лампочка. Он тут же просыпался, без привычной сонной мути первых мгновений после пробуждения - напружиненный и готовый ко всему. Потянувшись, он сел на раскладушке и приглушенно охнул, когда спину стрельнуло болью. Пока он, кривясь и ругаясь сквозь зубы, растирал поясницу, гость бросил на столешницу пачку газет и поставил сверху огромную пузатую чашку дымящегося черного кофе – без молока, два сахара. - Шеф, ты вообще в курсе, что у тебя есть своя квартира? - Да, - буркнул Гира. Поднявшись с натужно скрипнувшей под его весом раскладушки, он с хрустом распрямил плечи, выдав очередную порцию ругательств занемевшему телу. – Каждый месяц оплачиваю счета. - Зачем тебе вообще квартира, если ты спишь там раз в неделю? Ты слишком старый, чтобы засыпать на кушетке. - Мне всего сорок. - Я так и сказал. Закончив разминку и кое-как приведя себя в порядок, Гира мигнул ярко-сиреневой аурой и плюхнулся в кресло, подцепил бочонок кофе и цапнул со стола верхнюю газету. - Ты всего на десять лет моложе, Лайон, - проворчал он, сделав глоток и довольно зажмурившись. - И я в ужасе от беспросветной обреченности своего будущего, - заверил его подчиненный. Гира ничего не ответил, с кривой ухмылкой наблюдая, как его старый воспитанник, за прошедшие годы ставший верным другом и соратником, складывает обратно диван, с показным беспокойством отряхивает кожаную обивку. - Слышишь этот шорох, шеф? Это песок. Закончив, Лайон выпрямился, с достоинством поправил алый в желтую полоску галстук и отряхнул воображаемый песок с черного классического костюма, аккуратно поправил рукава белоснежной, почти хрустящей под тонкими пальцами пианиста рубашки. - Ну что, закончил чистить перышки? – ехидно поинтересовался Гира, бегло просматривая новости. Очередное заседание Совета по вопросам турнира Витал, который будет проходить в этому году в Вейл (наконец определились с местом, где будут строить фестивальный городок), прошедшая инициация в Биконе, списки команд (героиня дня – фавн! Приятно...), атлаский флот, который заявится на фестиваль, якобы сопровождая Колизей Согласия, – гигантский летающий стадион, - а на деле – чтобы похвастаться своей армией. А вот об аварии в шахтах на прошлой неделе, в которой погибло семеро рабочих (фавнов, разумеется) – пара строчек на четвертой странице, вместе с вялыми комментарии пресс-центра Министерства охраны труда: «Виновные понесут наказание» (читай – заплатят штраф, который дешевле, чем привести в порядок чертово оборудование!). Про опубликованные им результаты расследования, по которым четко было видно, что приюты фавнов получают ровно на треть меньше денег, чем такие же для людей – и вовсе тишина. «Что ж, для этого ты и купил себе газету, ведь так? Когда все молчат – кто-то должен кричать» Он знал, как все будет. Сегодня он напишет об этом у себя, завтра об этом будут знать все фавны, они будут об этом говорить и спорить, «Голос фавнов» будет продолжать кричать, и через неделю об этом услышит половина Вейл: что-то где-то взорвется – и им придется что-то сказать, а потом – сделать. Все как всегда – сначала они будут смеяться, после – пытаться запретить и заткнуть, а после... после он победит. И двинется к следующей проблеме, а затем – к следующей, еще и еще, снова и снова, а потом вернется к началу, обнаружив, что исцеленная вроде бы рана вновь загноилась. И каждый день он будет отчаянно избегать вопроса: а есть ли финиш у этого забега или он обречен бежать вечно? - Это расизм, - независимо фыркнул его главный редактор, любовно огладив пару белых перьев, торчащих из густой черной шевелюры за ушами. - Да, я старый закостенелый расист, - легко согласился Гира. – А ты – полярная сова, у которой в родне затесался целый выводок лис. - Это такая «шутка про маму» Гира-стайл? – фыркнул Лайон, присаживаясь в соседнее кресло. – Моя мама – святая, а будешь спорить – я все ей расскажу, и ты больше никогда не будешь приглашен к нам на ужин. - Ладно, что у нас на сегодня? – спросил Гира, никак не прокомментировав угрозу. Разумеется, не потому что испугался и боится лишиться запеканки матриарха семьи Фонгов. - У меня – работа. А тебе я не покажу макет сегодняшней газеты, пока ты не наймешь себе секретаря. Я задолбался носить тебе кофе, гладить костюм и следить за календарем. Ты наймешь его сегодня – и точка. Так что шуруй в ванную, приводи себя в порядок, расчесывай бороду и что ты там еще делаешь по утрам, чтобы выглядеть стареющим красавчиком. У тебя три собеседования, первое – через полчаса, твоя однофамилица, между прочим, Белладонна. - Ты говоришь так, будто такой фамилии нет у каждого второго фавна семейства кошачьих, - улыбнулся Гира. - Мне без разницы, - нахмурился Лайон и по тяжелому взгляду больших ярко-желтых глаз хищной птицы, Гира понял, что терпению ученика пришел конец. – Сегодня, Гира. Лилия залетела и вышла замуж – она не вернется, смирись. Найми уже, черт возьми, замену, и не отвлекай меня от работы. - Я открыл с ней эту газету, сопляк, - вздохнул Гира. – Ты должен помнить – нас было четверо... - Прошло четыре года и теперь нас четыре десятка. Все меняется. - Ладно, ладно... Где его резюме? - Ее. Внизу, под газетами. Разворошив стопку всех газет Вейл, которые все еще печатались на бумаге, он выудил с самого низа тонкую распечатку. Маленькая фотография молодой девушки с длинными черными волосами и серьезным взглядом умных золотых глаз что-то колыхнула в памяти, болезненно подцепила спицей сердце и дернула на себя. Нахмурившись, Гира попытался понять, почему она кажется такой знакомой, но быстро сдался – смутный образ упрямо ускользал от него. - Блейк... Красивое имя. - Присаживайтесь, мисс Белладонна, - предложил Гира, привычно оценивая кандидатку прямо с порога. Тщательно сбалансированный строгий офисный стиль одежды – черная юбка до колен и того же цвета плотные колготки, белая блузка, коротенькое серое пальто, - делал ее визуально старше, чем она была на самом деле. Гира дал бы ей двадцать пять, если бы в резюме не было заявлено двадцать. Скорее всего, она делала это специально – только-только закончила колледж, опыта мало, амбиций много, окружающие регулярно не принимают всерьез молодую девушку, тем более такую красивую. Отсюда и полное отсутствие косметики и аксессуаров, скромные серьги, черные волосы, собранные в безыскусный хвост на затылке... Она ему уже нравится. Напряжена, но не скована, нервничает, но не испугана. - Добрый день, - улыбнулась кандидатка, протягивая ему ладонь для рукопожатия. – Знаете, для меня честь встретиться с вами. - Оставьте лесть, мисс Белладонна, она не поможет вам получить работу, - добродушно усмехнулся Гира, осторожно сжав такую крохотную в сравнении с его широкими лапами ладошку и был приятно удивлен – тонкие пальчики, едва обхватившие его руку, оказались неожиданно сильными. – Я могу называть вас по имени? Согласитесь, будет странно, если мы будем обращаться друг к другу одинаковыми фамилиями. - Это не лесть, - скупо улыбнулась девушка, присаживаясь напротив. – Вряд ли на планете найдется фавн, более известный, чем вы. И да, разумеется, вы можете звать меня по имени. Я, в свою очередь, предпочту более формальное обращение. «Какая серьезная...» - Дни моей славы давно прошли, - Гира даже не пытался скрыть горечь. Есть раны, которые не зарастут никогда. – Белый Клык решил, что без меня ему будет лучше – с тех пор прошло пять лет, и теперь я – просто владелец далеко не самой крупной или читаемой газеты в Королевстве. Я сомневаюсь, что за это время меня не забыли в других странах. - Люди? Возможно. Фавны?.. Никогда. Отвечать Гира не стал – он был более чем осведомлен о кратковременности человеческой памяти: золотые рыбки и то лучше запоминают лица. Вместо этого он еще раз вгляделся в гостью, пытаясь разобраться в этом чувстве дежавю, вновь вгрызшемся в сердце, едва Блейк переступила порог. Черты лица, цвет волос и глаз, этот чуть вздернутый носик, форма ушей, даже фигура – все это было мучительно знакомым. - Мы не встречались раньше? – спросил он. – С тех пор, как увидел ваше фото в резюме, не могу отделаться от чувства дежавю. - Нет, не думаю. Я бы запомнила. Прах, она казалась действительно искренне недоумевающей. - Ладно, оставим это, - решил он. – Я встречался со многими людьми и фавнами – наверное, вы просто напоминаете мне кого-то из них. Может, это старческая рассеянность... Блейк вежливо улыбнулась на шутку, но улыбка эта не достигла глаз. Гира на мгновение почувствовал себя неуютно и даже не сразу понял, в чем дело, а когда понял – неосознанно напрягся, и тут же заставил себя расслабиться. Ее движения, ее взгляд, ее улыбка. Фавны семейства кошачьих никогда не жаловались на недостаток грации, но Блейк двигалась далеко за гранью того, что могли обеспечить даже самые лучшие гены – с манерами сытой пантеры. Это сходство только усиливали золотые глаза, серьезные и умные, цепкий взгляд и сухая улыбка. - Хорошо, давайте оставим вступление, Блейк, - услышал он свой голос будто со стороны, пока мозг перебирал варианты, которые могли привести к нему фавна с явным боевым опытом и соответствующим обучением. Вариант был только один, на самом деле. Что от него понадобилось Белому Клыку?! Гире казалось, что они с Сиенной поняли друг друга: «Мы не согласны с методами друг друга, но уважаем цель». Пять лет с тех пор, как он покинул пост президента Белого Клыка, это работало... что изменилось сейчас? - Меня удивило ваше резюме. Школа с отличием, гуманитарный колледж, хорошие оценки, студенческая газета... Вы могли бы попробовать найти работу получше, чем приносить старому журналисту кофе и следить, чтобы он не забыл о встрече. - Фавнам, особенно с образованием, нелегко найти работу, - пожала плечами девушка, хотя и не было заметно, что это как-то особо беспокоило именно ее. - Но возможно. У меня есть пара знакомых – я могу позвонить, они могут дать вам шанс. Не в штат, конечно, на полставки или стажером. - Спасибо за предложение, но – нет. В «Голосе фавнов» сейчас нет вакансии журналиста, как нет денег и ресурсов на стажеров. Я хочу работать здесь, и я буду работать здесь. Секретарем? Пусть будет секретарь – я подожду, пока не появится возможность изменить статус. - Это может затянуться, - предупредил Гира. – Мы не сказать, чтобы купаемся в деньгах. - Не проблема, - пожала плечами Блейк. – Я могу учиться у вас, и думаю, что всегда могу попробовать что-то написать и упросить вас проверить. Она улыбнулась, и впервые Гира действительно почувствовал, что она искренна. - Вы ведь не откажете девушке в такой малости, как наставничество? - Но все же, почему здесь? – настаивал Гира. – Я последний, кто скажет вам, что талантливым фавнам также легко пробивать себе дорогу, как людям, но вы не кажетесь той, кого пугают трудности. Я хочу, чтобы вы понимали, моя газета – это не про карьеру и деньги, Блейк. Так уж вышло, что я всегда собираю вокруг себя вполне определенных людей, с определенным целями и характером – и, если вы не разделяете эти ценности, вам будет тяжело прижиться в коллективе. Если же разделяете – я всегда найду вам место и работу, в какой бы области ни лежали ваши таланты. Блейк ответила не сразу и Гира мысленно поставил ей за это еще один плюсик. Она выпрямилась в кресле, откинулась на спинку и прикрыла глаза, лицо, строгое и собранное еще секунду назад, дрогнуло – и как-то сразу забылось, насколько она молода: не юная девушка, старающаяся казаться старше, чем она есть, но женщина, выглядящая точно на свой возраст. - Вы уже прочитали, - тихо начала она. – Я выросла в приюте. Когда умерла моя мама, была зима. Как раз ударили первые морозы, я помню снег, и хруст под ногами, и парк, и то, как не хотела уходить. Я помню переулок, и машину, и визг тормозов, и первые две цифры номера. Первое, что я помню о приюте – холод: чтобы хоть как-то сохранить тепло, воспитатели сдвинули кровати в каждой комнате – мы спали вчетвером под четырьмя одеялами, и все равно было холодно. Иногда, в самые лютые морозы, воспитатели спали с нами – они были старше и больше, и тепла от них тоже было больше, чем от четырех девочек шести-восьми лет. Когда приходили семьи, желающие приемного ребенка, это почти всегда были фавны. Через три квартала от нас, на человеческой половине Черного моря, был приют для людей – и там не было таких проблем с отоплением. Иногда мы убегали от воспитателей, чтобы посмотреть на него через забор – такое же здание, как наше... просто чуть поновее и аккуратнее. Такой же крохотный садик... только освещен лучше и качелей было три. Такие же дети – только голода в глазах на капельку меньше. Так было со всем – учебниками, одеждой, обувью: они не купались в деньгах, но всегда имели больше, чем мы. Мальчишки все время дрались, чуть ли не каждый день, девочки – реже, но страшнее, поговаривали даже о том, что приюты надо разнести подальше друг от друга... только денег на это ни у кого не нашлось. С тех пор прошло десять лет. Я выросла, я теперь понимаю, что в том приюте тоже жилось несладко, и воспитатели точно так же экономили на всем ради необходимого, точно так же пытались дать детям лучшее из того, что могли... просто могли они больше. Я выросла... но два приюта, стоящие рядом, выросли вместе со мной. Колледж? Мы лучше возьмем человека, или заставим платить за обучение даже тех фавнов, кто проходит по государственным квотам на бесплатное обучение. Работа? Мы лучше наймем человека... или фавна – так ведь можно сэкономить и заплатить меньше, и я даже молчу про шахты. Так во всем и везде – где-то лучше, где-то хуже, где-то, очень редко – почти незаметно... но два приюта – они всегда стоят рядом, и один всегда лучше другого. Я живу с этим всю жизнь. Я всю жизнь наблюдаю, как с этим живут другие. Поверьте, я видела в разы больше расизма, чем выпадает на долю среднего фавна. Я всю жизнь боролась с этим, так или иначе, тем способом или другим – не все из этих попыток кончились хорошо. Но за эти десять лет я четко уяснила одно, однажды и навсегда, так же четко, как свое имя... Она открыла глаза и Гира подавил желание отшатнуться. В ее совершенно сухих золотых глазах было много скрытого гнева, океан упрямой решимости, капелька черной ненависти, немой вызов всем, кто посмеет встать на пути. Это был очень знакомый взгляд – он так часто видел его, сотни, тысячи, десятки тысяч раз... в зеркале, ранним утром или поздней ночью, когда ему было двадцать, тридцать пять или полчаса назад, в туалете редакции. - Я не намерена терпеть это. Я положу этому конец. Здесь или в другом месте, с помощью «Голоса фавнов» или без него. Потому что это тот бой, который я выбрала, и никто не будет вести его за меня. ...Когда она ушла, Гира еще долго сидел в кресле, перекладывая туда-сюда документы, начиная их читать и тут же бросая, снова и снова возвращаясь мыслями к сухим золотым глазам, черным волосам, чуть вздернутому носику, тонкой, но не хрупкой фигуре и все никак не мог ухватить за хвост назойливое дежавю, сверлящее сознание, без остановки твердящее: «в ней есть что-то знакомое. Ты должен вспомнить – что!»