Дьявол Черного моря

Блейк всегда, сколько себя помнила, любила книги. В детстве мама, растящая дочь в одиночку, оставляла ее утром даже не в настоящем детском садике, на него не было денег, – на попечение семьи Тоддов, у которых и своих детей было трое. Тетя Фелиция, как привыкла называть ее Блейк, официально нигде не работала, но зарплаты мужа не хватало, чтобы прокормить жену и троих детей, и она стала брать к себе под присмотр всех окрестных ребятишек на день, за весьма символическую плату. Уровень «преподавания», разумеется, был под стать оплате. Тете Фелиции надо было накормить все эту ораву, убрать за ними, при этом проследив, чтобы непоседливые дети не покалечились и не расквасили друг другу носы – и все это вдвоем со старшей дочерью, которая в те годы как раз заканчивала школу и не испытывала никакого желания возиться с малышней. Карандаши, раскраски, развивающие фильмы, книжки со сказками, игрушки – все это собирали «с миру по нитке» со всей улицы: их приносили семьи, чьи дети уже выросли, иногда покупали родители или заходил священник ближайшей церквушки, принося с собой пожертвования. Фелиция Тодд, вопреки своему нежному цветочному имени, была мощного телосложения медведицей – и дисциплина в «банде спиногрызов» поддерживалась железная. Даже самым отпетым хулиганам было достаточно всего один раз получить воспитательную затрещину и съежится от звуков ее рассерженного рыка, действительно похожего на рев взбешенной медведицы, чтобы раз и навсегда заречься нарушать порядок. Блейк рано научилась читать – ее мало привлекали мультики, которые обожали все остальные (да и лучшие места всегда занимали старшие дети), не было интересно возиться с глупыми куклами, и грубые мальчишки с их деревянными мечами и водяными пистолетами ей тоже не нравились. Она предпочитала тишину и спокойствие – и чаще всего пряталась от шумного бардака, которым был дом тети Фелиции, где придется – под столом или креслом, забиралась на подоконник или забивалась в угол. Так получилось, что детей именно ее возраста в группе больше не было – все они были либо старше ее минимум на год (треть ее жизни!), либо младше. Когда она пожаловалась маме – та научила дочь читать и с этого момента книги стали ее лучшими друзьями. Когда мама умерла, Блейк немногое досталось в наследство. Счет на полторы тысячи льен в банке, украшения (сережки из того набора она носила до сих пор), фотоальбом... еще из ее вещей Блейк забрала два томика со стихами любимого маминого поэта. Они были слишком сложными для нее в первые годы, но она все равно читала их, снова и снова, до рези в глазах, острой боли в висках, когда учила наизусть каждое из трех сотен стихотворений. Любовь к книгам, общая страсть, была единственным живым, настоящим чувством, что связывало ее с мамой. Это не принесло ей много друзей. Привычная тактика – спрятаться где-нибудь и погрузиться в чтение здесь не работала. В приюте не было тети Фелиции, которая поддерживала железный порядок, и которую боялись бы хулиганы, не решаясь по-настоящему задирать тихую, не по годам умную девочку, которой было слишком скучно с ровесниками. Синяки, там, где их не было видно под одеждой, вырванные клоки волос, расцарапанная щека... Блейк била в ответ с не меньшим, а зачастую и превосходящим гневом, вымещая так всю боль от несправедливости мира, каким-то звериным чутьем, инстинктивным знанием догадавшись – если ее собьют с ног, подняться уже не позволят. Как она тогда смогла выстоять: осиротевшей, растерянной, отчаявшейся, одинокой? Рядом с приютом была школа, а в школе – уроки литературы, а на уроках – единственный учитель во всей этой старой, обшарпанной школе, для которого его работа была не способом заработать на жизнь, но – призванием, удовольствием и наградой. Мистер Брэсс. Он помог ей пережить самый трудный первый год. Он позволял ей задерживаться в школе после уроков, приходил в приют, за свои деньги покупая и раздаривая книги, он объяснял ей стихи из маминых книг, которые Блейк не могла понять сама. Мистер Брэсс стал ее первым другом... Когда в приют пришел Белый Клык, он вступил в ряды организации сразу вслед за Блейк. Как девушка узнала намного позже – даже не потому, что верил в их дело, но только лишь для того, чтобы молодежь, с энтузиазмом, едва ли не наперегонки вступающая в Белый Клык, не оставалась совсем уж без образования. К сожалению, его арестовали в самом начале – ничего по-настоящему серьезного, он получил всего год, но... после этого обратно в школу он уже вернуться не смог бы. Подцепив кончиками пальцев желтую оградительную ленту, Блейк проскользнула под ней, окунувшись в темноту закрытого здания. Черные закопченные стены и остовы стеллажей и мебели только усугубляли отсутствие освещения – весь торговый зал, неожиданно просторный после пожара, казался одним большим сгустком мрака, целиком сделанным из углей, золы и отчаяния. Блейк наметанным взглядом видела места, где вспыхнул огненный Прах, откуда огонь распространился по залу, пожирая и книги, и дерево, и пластик... и тело. Она остановилась вокруг обведенного белым силуэта на полу – скрюченного, прижавшего колени к груди... Два из пяти очагов пожара находились рядом с ним. Блейк видела следы на бетоне – пара десятков глубоких царапин, сгруппированных по пять линий. - Мне так жаль, мистер Брэсс... – прошептала она. Белый Клык нашел ему применение. Фавн-наследие мистера Брэсса – выдвижные когти, и единственное, что выдавало в нем фавна в обычной жизни – специальный штамп в паспорте. Ему достали новые документы, без этого сине-зеленого клейма на первой странице, помогли открыть маленький магазинчик... «Книжный магазин Таксона» стал укрытием для тех, кто прятался от копов, местом, в потайном подвале которого хранилось очень много всякого, за что можно было надолго сесть в тюрьму или вовсе попасть в штрафной батальон на Южной оборонительной линии, которую еще называли Стеной Смерти. - Почему... ну почему вы меня не послушали?.. С трудом оторвав взгляд от белого силуэта, она посмотрела на противоположную стену, на красную надпись: «Предатель» и алую волчью голову, что скалилась багровыми клыками на фоне трех рваных ран от когтей. У Блейк не было и тени сомнений, чьей кровью было написано послание. Как и о том, чьей рукой... и кому оно на самом деле предназначалось. Уши под капюшоном ветровки рефлекторно дернулись, когда Блейк расслышала слабый металлический лязг – он чем-то походил одновременно и на звук раскладывающейся телескопической дубинки и стальной шорох звеньев кольчуги. Не оборачиваясь, Блейк вытащила черную маску и долгую секунду смотрела в смотровые щели, будто пытаясь отыскать по ту сторону чьи-то глаза, а потом привычным движением надела ее на лицо. Блейк не узнала шагов – слишком легкими они были, почти невесомыми, но при этом лишенными той настороженной целеустремленности хищника, с которой учили подкрадываться ее саму. Подростки, заметившие ее и в беспечной юношеской отваге отчего-то решившие побороться за справедливость и глупые законы? По весу подходит... В любом случае, их нужно заставить убраться отсюда как можно быстрее. Адам слишком хорошо ее знал, а она слишком хорошо знала его. Кто бы они ни были, если окажутся между ней и ее бывшими соратниками, то просто умрут без пользы и смысла. Блейк хотела крови – но не этой. Шаги остановились у нее за спиной. Не отрывая взгляда от белого силуэта на полу, девушка пыталась прикинуть, сколько времени у нее есть. Минут десять-пятнадцать, возможно? Может, получится просто их напугать?.. - Здесь сгорел мой друг, - она пыталась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул. – Я уверена, он был еще жив, когда повсюду рассыпали огненный Прах... Возня за спиной началась даже прежде, чем Блейк успела закончить. Она расслышала натужный треск ткани, удивленный возглас и... - Кошка?.. - Вельвет? – удивление было тусклым, каким-то вымученным. Для удивления в ней не было места. Она стояла над белым контуром, отметившим место, где погиб один из самых дорогих ей людей на свете, она пришла сюда пролить кровь тех, кого раньше называла друзьями. В ней было место для горечи и боли, для гнева и решимости, но удивление? Оно просто не помещалось. - Что ты здесь делаешь? – спросили они одновременно. - Мы... я здесь гуляла, - напряженно ответила Вельвет после паузы. Только после этих слов Блейк догадалась, кто спутница Вельвет и почему та молчит, в чем смысл возни, произошедшей, когда кролик ее узнала. Если она сейчас обернется, то увидит белое платье и того же цвета болеро с алой оторочкой, ледяные глаза и вертикальный шрам, длинные платиновые волосы, собранные в хвост на затылке. О, в любой другой день у Блейк было столько всего, что она могла бы сказать наследнице гребанных Шни, но сейчас у нее не было на это времени. - А ты?.. – осторожно спросила Вельвет, когда поняла, что Блейк не собирается отвечать. Вместо ответа Блейк вытащила из кармана фонарик и посветила на стену. Ночное зрение ночным зрением, но, когда здесь все закончится, уходить ей придется местами, где освещения просто нет, никакого. - Я предупреждала его... в ночь, когда печаталась газета с моим интервью и ничего уже нельзя было отменить, я связалась с ним и еще несколькими людьми и рассказала обо всем. У них должно было быть сутки или двое на то, чтобы решить – бежать, оставаться или попытаться что-то изменить. Я даже не знаю, что он выбрал... его могли убить по любому поводу и даже просто потому, что он был дорог мне. За ее спиной кто-то прерывисто вздохнул, едва фонарик осветил эмблему Белого Клыка. На мгновение что-то внутри нее зашевелилось, довольно заурчало от прозвучавшего в этом красивом мелодичном голосе страха. Шни боится Белый Клык. Так ведь и было задумано, не так ли? - Я сожалею о твоем друге, - нарушила тишину Вельвет. Она ощутимо расслабилась, переступила с ноги на ногу... но попытку напарницы выйти из-за своей спины решительно пресекла. - Тебе стоит уйти отсюда, Вельвет, - предупредила Блейк, доставая из кармана Свиток и набирая короткое сообщение. Она не могла работать с властями напрямую, зато у нее был неприкосновенный Гира Белладонна, который смог убедить копов опустить ее вниз в списке приоритетов для поимки или ликвидации – до устранения Адама или ее смерти. Тем более, что второе было куда вероятнее... - Почему? - Потому что я на войне. Адам знает, что я не могу не прийти к мистеру Брэссу: сюда или на похороны. А если он знает место, где я рано или поздно окажусь... – она пожала плечами, не видя смысла объяснять дальше. – Так что уходи и забирай с собой ту, что прячется за твоей спиной и не путайся у меня под ногами. - Я должна тебе. - Это не твои тренировки в Биконе, девочка, - скривилась Блейк. – Это даже не Гримм – эти враги намного опаснее даже самых сильных из Тварей Темноты. - И если я уйду – ты останешься против них в одиночестве. - Меня не просто так называют Неуязвимой, - отрубила Блейк. – Я говорю тебе в последний раз – уходи и забудь про этот выдуманный долг. Белому Клыку в любом случае не нужен был воин, способный растаять от женских слез. Это ты оказала нам услугу, не наоборот. - Не пытайся казаться хуже, чем ты есть, Кошка. Ты могла бы обмануть кого-нибудь другого, но только не меня. Блейк недовольно дернула ушами – Вельвет уже успела отойти от внезапности встречи, и этот насмешливый тон кошке определенно не нравился. Куда делась та отчаявшаяся девчонка, со слезами в голосе благодарившая ее за помощь?.. «Может, если бы здесь была только Вельвет...» Блейк с трудом оторвала взгляд от белого контура на полу и оглянулась: - Тогда что насчет нее? В первый момент она даже подумала, что ошиблась. На всех фотографиях, которые были в деле Вайс Шни, собранных Белым Клыком, молодая наследница всегда была в изысканных дорогих платьях светлых оттенков, чаще всего – в том самом белоснежно-алом варианте «формы» Охотниц, которую этикет предписывал носить на пышных светских мероприятиях. Джинсы, футболка, курточка, белые кеды, бейсболка – самая обычная девчонка, и лишь платиновые длинные волосы, цвет глаз, едва заметный, замазанный косметикой шрам и рапира выдавали в ней дочь одного из самых богатых людей планеты. Почему-то именно это разозлило Блейк. Что они делали здесь? Гуляли? Развлекались? Смеялись и тратили бесконечный сундук льен, который Шни таскала в бумажнике? Здесь и сейчас она была там, где прошли последние секунды жизни мистера Брэсса – мучительные, полные боли и страха секунды, а теперь она стояла здесь как ни в чем не бывало, чистенькая, беспечная и настолько ни хрена не понимающая в происходящем, что хотелось намотать эти прекрасные волосы на кулак и ткнуть безупречным личиком в обугленный пол, повозить тонким носиком по белому контуру... Блейк ничего не сказала, она даже не пошевелилась, но, должно быть, Шни смогла разглядеть что-то в ее глазах – голубые глаза расширились в страхе, она отшатнулась, поднимая рапиру... обзор Блейк перегородила Вельвет, и кошка в очередной раз поймала себя на том, что не узнает старую знакомую. Та Вельвет никогда не смотрела прямо в глаза и невозможно было представить на ее милом нежном личике это выражение лица, похожее на посмертную маску, – неподвижное, холодное и равнодушное. - Тебя они, может, и не станут всерьез пытаться убить, - тихо сказала Блейк. – Ты все-таки фавн и студентка Бикона. Но подумай, Вельвет... что они сделают с ней?.. Представь, какая судьба ее ждет, окажись она в руках Адама. Попробуй... а если у тебя не получится – так я могу рассказать. И вот это ее проняло. Посмертная маска дрогнула, на дне темных глаз мелькнули понимание и страх. Усмехнувшись, Блейк отвернулась, бросив через плечо: «Решай быстрее, времени мало». Она подошла к окну, стараясь не вслушиваться в тихий разговор за спиной, выглянула наружу и быстро огляделась. Это был в основном нежилой район - маленькие магазинчики и кафешки вперемешку с офисными зданиями, совсем недалеко от набережной. Большинство уже закрылось, и прохожих на улице было немного... но они были. Достав пистолет, Блейк взвесила в руке привычную тяжесть, прикидывая время. «Да, пожалуй, уже пора» - решила она и, вскинув оружие, расстреляла все фонари на улице. Прислушавшись к испуганным возгласам и топоту ног, довольно кивнула: те, у кого есть хоть капля мозгов, обойдут это место по самой широкой дуге, а кто нет... что ж, идиоты проблемы себе на мягкое место найдут всегда, с ней или без нее. Ей надо было продержаться всего минут пять – и, если Гира все сделал правильно и власти не решат ее кинуть, по вызову с этой улицы с места сорвутся отнюдь не обычные патрульные... Наконец, тихий разговор за спиной завершился крайне неожиданным для Блейк образом. - Я не оставлю тебя здесь одну! – прозвенел голос наследницы, с такой яростью, будто ее обвинили в убийстве младенца. - Вайс... - Нет! Быстро оглянувшись, Блейк посмотрела на спорящих. Они отошли подальше от окна, придвинулись друг к другу вплотную в тщетной попытке скрыть разговор от ее ушей, и как раз в этот момент Шни взяла Вельвет за руку. - Ты мой партнер, Куру, и я тебя... ты мне... – наследница замялась на секунду, но потом тряхнула головой и решительно закончила: - Ты мой друг, но если еще раз предложишь бросить тебя – я очень сильно обижусь. Вельвет покачала головой, сделала совсем крохотный шажок и уткнулась носом в макушку наследницы. - Такая упрямая... – прошептала она, потерлась о Шни щекой, ластясь, как соскучившаяся по хозяину кошка. Блейк почувствовала, что у нее открыт рот и торопливо захлопнула его. Она узнала движение – точно так же она сама когда-то тянулась к Адаму, касалась и ластилась. Это была почти физическая потребность – ощутить его тепло, вдохнуть запах, поделиться теми чувствами, что сжимали сердце. «Да не может этого быть...» Шни не должны быть благородными. Шни не должны дружить с фавнами, не должны... Они не должны влюбляться в них. - Тебе это нравится, я точно знаю, - улыбнулась наследница. Она не должна был отвлекаться, не должна была отворачиваться от окна, но открывшаяся картина слишком сильно выбила ее из колеи, противореча всему, во что она верила еще пару недель назад. Зазвенела по почерневшему бетону осколочная граната, заставив всех замереть на мгновение, следя за зеленой смертью. Они пришли в себя в тот же миг, когда граната остановилась в центре зала – Блейк прыгнула спиной вперед, пользуясь тем, что стояла рядом с окном, Вельвет, вытянув руку, толкнула от себя зеленоватую аурную волну, которая вышвырнула гранату обратно на улицу... прямо под ноги Блейк. Прогремевший взрыв швырнул ее в привычное небытие. Те, кого она иногда брала туда с собой, рассказывали о пустоте, в которой не было ничего – ни воздуха, ни света, ни даже собственного тела, но для самой Блейк все было иначе. Она продолжала воспринимать реальный мир, застывший в абсолютной неподвижности – весь выцветший, с тусклыми красками, он будто был где-то под ней, и вне ее, и... без нее. Время останавливалось, эмоции растворялись и за тот неразличимый миг, который проходил в реальности, она успевала охватить взглядом все вокруг в радиусе перемещения и выбрать точку, в которой вновь вынырнет на поверхность... или, скорее, нырнет обратно в бушующий океан настоящего мира. Ей повезло – рядом была припаркована машина и радиуса как раз хватило, чтобы материализоваться за ней, отгородившись от взрыва и лавины осколков жестяным корпусом. Даже прежде, чем стих грохот взрыва и дробь осколков, изрешетивших улицу, она нашарила в кармане детонатор и зажала кнопку, добавив в представление собственную череду взрывов на крышах вокруг – в местах, где сама бы на месте Адама поставила стрелков. Крики боли, едва не потонувшие в грохоте взрыва, подсказали ей, что хотя бы дважды она угадала. Новая граната прозвенела под днищем. Блейк терпеливо дождалась взрыва, переместилась еще раз, на другую сторону машины, но не успела включить ауру, чтобы «нырнуть» вновь – на сей раз, чтобы спастись от рванувшего в топлива. Огненная волна взрыва сбила ее с ног, протащила по асфальту, ободрав кожу на ладонях и ссадив скулу. Аура вернулась как раз вовремя, чтобы рычащий двигателем стальной клинок развалил пополам клона, вспорол десятками крупных зубьев цепного лезвия асфальт. Убегать на этот раз она не стала. Враг был прямо перед ней, в радиусе телепортации, и Адам хорошо научил ее, как надо поступать с врагами. Блейк воплотилась за его спиной, почти прижавшись к земле, подсекла ногу, заставив завалиться назад, рубанула тесаком снизу-вверх, от правого бедра вверх по туловищу, через бок и лопатку чиркнула кончиком лезвия по шее, заставив ярко сиять серую ауру. С силой ударив себя кулаком по бедру, переместилась еще раз, заслоняясь его телом от остальных, схватила за горло, удерживая Амона, теперь, после ее ухода, видимо, правую руку Адама на вытянутой руке, так, чтобы лишь она удерживала его от падения. Приставила горящее едва сдерживаемой энергией темно-лиловое лезвие к горлу, прямо под своими пальцами. Долгую секунду они смотрели друг другу в глаза. Амон Тайлер, Лейтенант – паренек, которого Адам забрал из приюта вместе с ней, на два года старше, на две головы выше, в три раза тяжелее и шире в плечах, он возглавил штурмовой отряд после смерти его предшественника полтора года назад. Именно его команда штурмовала укрепленные шахты на Темных землях и транзитные поезда... и слава у него была страшная, даже внутри совсем не плюшевого Белого Клыка. Маленькие темно-карие, почти черные глаза блестели позади белого забрала, горели почти той же ненавистью, что она видела в глазах Адама. Ничто не могло сравниться с тем зеленым пламенем, но это было очень, очень близко. Впервые с момента начала боя у Блейк появилось время оглядеться по сторонам, оценить количество и силу отряда, который Адам прислал за ней. Прямо перед ней, всего в нескольких шагах, застыла невысокая изящная фигурка, с ног до головы затянутая в черную кожу. Длинный хлыст, собранный из гибких стальных сегментов, смотрел острым кончиком прямо ей в лицо, чуть извиваясь, будто был живой змеей. Илия Амитола, бывшая ученица одной из подготовительных школ в Атласе. Год назад ей пришлось бежать из страны, после того, как родители погибли в шахтах после очередной аварии и отравлении глубинным газом – старые противогазы давно испортились, но закупить новые никто, разумеется, не озаботился. Будучи фавном-хамелеоном, она легко прятала от одноклассников свою расовую принадлежность, но когда те начали смеяться над ее трагедией, услышав в новостях очередной сюжет «Произошла крупная авария, погибло двадцать фавнов, предварительное заключение комиссии – нарушение техники безопасности рабочими», сорвалась, сменила цвет кожи и... о том, что произошло дальше, сама Илия, скалясь, говорила: «Не надо меня жалеть, Блейк. Я позаботилась о том, чтобы теперь «уродами» они могли называть только самих себя, и исправит это лишь пластический хирург». Ее наследие хамелеона, – способность менять цвет кожи, - в сочетании с Проявлением, позволяющем распространять мимикрию и на одежду, предопределило ее «карьеру» в Белом Клыке: диверсант, разведчик... и ликвидатор. И, разумеется, здесь был он. Черное пальто, белая майка, стальное забрало, выкрашенное в бело-алый, клинок в черных ножнах, зеленые глаза... Когда они встретились в прошлый раз, ее сердце едва не разорвалось на части прямо там – от страха, от прошлой любви, которая все никак не могла вытащить свои острые когти из ее души, от боли свежих шрамов расставания. Сейчас Блейк не почувствовала вообще ничего. Все старое догорало в ней в ту ночь две недели назад, когда она тащила на себе потерявшего сознание Ахиллеса и обрабатывала его раны. От него остались лишь едва теплые угли на третий день, когда один из самых сильных и благородных людей, которых она знала, впервые очнулся... и понял, что произошедшее с ним уже никогда не исправить и не вылечить, что он навсегда останется слепым. Все, что осталось в ней сейчас – знание, простое и однозначное, столь же незыблемое, как «солнце встает на востоке» и «Гримм – зло»: в самом конце истории ее первой любви их обоих будет ждать смерть, чтобы забрать с собой одну, и только одну жертву. Ни она, ни Адам не смогут жить спокойно, пока жив другой. Нет никакого третьего варианта или иного пути, есть лишь выбор между двумя неизбежностями: или Адам убьет ее... или она убьет Адама. Заглянув ему в глаза, Блейк увидела там точно такое же знание. Все слова были излишни, все споры давно стали бессмысленны, все мосты сожжены, все точки расставлены. Единственный вопрос, который оставалось задать Блейк человеку, которого любила, был: - Ну и где твоя желтоглазая сука? - Прямо передо мной, - оскалился Адам. Могучие мышцы горла напряглись под ее пальцами – Амон обрел равновесие. Опустив взгляд, Блейк посмотрела через его плечо в черный провал магазина мистера Брэсса и успела увидеть приглушенное белое сияние, темный силуэт, с силой выпущенного из пушки снаряда летящий к окну. Прежде, чем цепной меч разорвал пополам ее иллюзорное тело, Блейк еще успела выпустить все накопленное в мече в одном сиреневом взрыве, осветившим темную безлунную ночь. В темно-сером, лишенном красок и жизни Ничто Блейк успела и убедиться, что траектории полета отброшенного взрывом Амона и Вельвет пересекаются, и выбрать следующую цель. Хотя... разве был у нее какой-то выбор на самом деле? Адам – вот ее противник. Его Проявление, причина, по которой власти не рисковали связываться с ним в городе, против нее ничего не стоит. Один, сколь угодно мощный удар, если площадь поражения меньше шести метров тридцати двух сантиметров, не сможет ей навредить. Блейк просто надо держаться поближе к нему, чтобы переместиться за конус атаки – и она переживет все, что угодно. Она дернула клинок из ножен, едва вынырнув на поверхность. Тесак ударил в горло, Адам поднял меч, чтобы заблокировать и поглотить атаку, но за секунду до столкновения Блейк чиркнула себя лезвием второго меча по колену и растворилась в воздухе, не дав ему набрать заряд. Настоящий удар был направлен в спину, но остановлен ножнами. Щелкнул курок и дуло маскирующихся под ножны ружье выплюнуло ей в лицо разрывную пулю... и все повторилось опять, вновь и вновь: она скакала вокруг Адама, в этом мире и в ином, атакуя со всех сторон, постоянно держа занятым и не давая накапливать заряд, насколько это было возможно. Она знала его как облупленного, каждое движение, каждый выпад и атаку. Вокруг звенели клинки, сверкали ауры и желтые сполохи молний, рассыпаемых хлыстом Илии, загремели выстрелы то ли отставших, то ли пришедших в себя от взрыва врагов, но Блейк не могла позволить себе отвлекаться – всего одна единственная ошибка, аура, вновь включенная на долю секунды позже, и Адам, прекрасно знавший об этой слабости, убьет ее одним ударом. И не понадобится ему для этого никакого Проявления. Очень скоро она убедилась в том, что знала всегда – Адам был быстрее, сильнее, опытнее, он научил всему, создал ее, как скульптор создает свой шедевр. Как бы она ни старалась, как бы ни выкладывалась, как бы ни рисковала – он всегда будет быстрее, сильнее, опытнее, опаснее, чем она. Багровый клинок в его руках сиял все ярче, впитывая в себя энергию заблокированных атак, которые она не успела остановить, и Блейк знала – с каждой ошибкой они приближаются к финалу. Адам или сможет поймать ее в момент выхода из телепортации, или нет – и тогда, в первый момент после того, как он выпустит всю накопленную энергию, она сможет нанести свой удар. Она поняла, что что-то не так, когда губы Адама сложились в оскал, блеснули в свете разрушенной луны белые зубы. В глубине зрачков отразился белоснежный свет. Блейк, стоявшая прямо перед ним, четко разглядела отражение белой снежинки, Проявления Шни, которое стало прообразом их герба. В тот же миг клинок нестерпимо вспыхнул алым, обжигая сетчатку, ее иллюзорное тело растаяло, сметенное обезумевшей стихией. Мир остановился, багровый серп превратился в серый, почернели огненные волосы Адама, а зеленые глаза превратились в два темных провала. Зависнув в небытие, Блейк с холодком, пробежавшим по коже, поняла – Адам целился не в нее. Его целью была Шни, каким-то образом оказавшаяся у нее за спиной. Наследница не попала в радиус перемещения, поэтому Блейк не могла ее видеть, но четко знала одно – Адам станет бить только наверняка. Она не сможет защититься. Вот он ее шанс. Пусть наследница умирает. Какое ей дело до дочери человека, который виновен во всем? В его шахтах каждый год десятками умирают фавны, сотни и тысячи теряют здоровье, надышавшись испарениями Праха, его политические сторонники не дают ее народу поднять голову, останавливают и давят всех, кто пытается это изменить. Пусть он потеряет дочь, пусть горюет о ее смерти, пусть пожалеет обо всем, что сделал и кому навредил. «Такая упрямая...» - нежно прошептала девушка с кроличьими ушами, ластясь к дочери человека, который виновен во всем. «Тебе это нравится, я точно знаю...» - улыбнулась Шни в ответ. У Блейк был всего один неразличимый, несуществующий в реальности миг, чтобы принять решение – попытаться убить Адама или пожертвовать этим шансом, чтобы попытаться спасти молодую Шни. В попытке принять решение она обратилась к тому, что знала, что подсказывал ее опыт, то, чему ее учили... раньше такой способ неизменно приводил ее к одному и тому же вопросу, после ответа на который она принимала решение: «Как бы поступил Адам?» «Он бы пожертвовал кем угодно, чтобы достигнуть цели, - поняла она. Пришла к ней и другая истина: - Ни одно убийство, совершенное Адамом, не может быть праведным». Она вынырнула на шесть метров и тридцать два сантиметра дальше своей цели, на шесть метров и тридцать два сантиметра дальше от своей судьбы и конца истории своей первой любви. На шесть метров и тридцать два сантиметра дальше от того, чтобы превратиться в того, кого ненавидит. Алый серп Адама был стремителен, но Блейк перемещалась мгновенно. Клинок вонзился в бедро – слишком быстро и торопливо, прежде, чем вернулась аура и глубоко вспорол кожу. Сжав зубы, Блейк провернула лезвие в ране и вновь ушла в невзрачный застывший мир серого и черного, вынырнула за спиной Шни, едва начавшей оборачиваться. Вспыхнул лиловым черный тесак, ослепительно засиял силой ее души и навстречу алому серпу помчался сиреневый – все, что у нее оставалось, каждая унция ауры столкнулась с Проявлением Адама, поглотив своим сиянием все вокруг – разбитый боем асфальт и изрешеченные машины, догорающую легковушку, разбитые фонари и черные провалы окон домов. Лицо опалило волной нестерпимого жара, Блейк почувствовала, как сгорают ресницы и дымятся волосы... а потом, всего за одно мгновение, жар открытого горна сменился арктическим холодом, мгновенно проморозившим ее до костей, все вокруг затянуло пронзительно-синим слоем льда толщиной с бетонную несущую стену. Обернувшись через плечо, Блейк увидела наследницу, инеевую дорожку, протянувшуюся от нее к морозной крепости, разбитый пузырек с ледяным Прахом. Заглянув в голубые глаза, рассерженно прошипела, прервав это тошнотворное «спасибо»: - Заткнись! Клянусь, если ты когда-нибудь заставишь меня пожалеть об этом, я убью тебя сама! И, не дожидаясь ответа, в последний раз ударила себя, переместившись под землю, в темную и смрадную канализацию. Над ее головой, сквозь решетку уже ревели сирены, мегафон требовал сложить оружие и спустить ауру, надсадно гудели двигатели воздушных транспортов. Тяжело дыша и держась за стенку, зажимая ладонью кровоточащую рану, Блейк заковыляла по туннелю на запад. - Хотя бы Амона вы должны взять, - проворчала она себе под нос. – Черт, ну не можете же вы быть НАСТОЛЬКО криворукими... Я принесла вам его на блюдечке...