Дьявол Черного моря

«Есть так много причин, по которым мне не стоит писать это письмо. Это эгоистичное письмо. Это письмо слабого. Это письмо не принесет никому счастья и создаст лишь проблемы, причинит тебе боль. Я могу перечислять причины, по которым мне не стоит этого делать, очень долго. Я могу исписать пачку листов, и каждое слово на них будет правдой, каждый аргумент – логичным, каждый тезис – неоспоримой истиной. Я уже делала это – проговаривала их про себя, переносила на бумагу, читала снова и снова, заучивая наизусть. Но когда я положила все эти правильные и логичные аргументы на одну чашу весов, а на вторую – всего одну причину... весы перевернулись. Я люблю тебя, Вайс. Я не знаю, когда это произошло. Это не было любовью с первого взгляда, но это было чертовски быстро. К вечеру первого дня, на утро второго... к исходу третьего я уже все знала. Я даже понимаю, почему это произошло, вижу каждую вспышку в своем глупом мозге, которая привела к результату, с которым мне пришлось жить. Когда мы впервые встретились, я была отчаянно одинока. Все, что я знала – умерло. Я сама – умерла, и вместо меня на моем месте оказался кто-то другой. Кто-то, кого я не знала. Кто-то, кто умел вертеть окружающими как ему будет угодно, знал, как повести за собой, напугать или вдохновить, заставить или незаметно подтолкнуть. Кто-то, кто видел людей механизмами, уравнениями – сложными, но решаемыми. Я была напугана. Я была растеряна. Я была одна одинешенька в этом мире, в одно мгновение ставшим намного сложнее и глубже, чем когда-либо могла помыслить Вельвет. Мне нужен был кто-то, кто знал и принимал бы меня, а не Вельвет, кто-то, никак не связанный с моей прошлой жизнью. И тогда появилась ты. Одинокая и уязвимая, несмотря на всю свою ледяную броню, уязвимая именно тем, что хотела быть уязвимой. Хотела близости, тепла, дружбы, хотела подпустить к себе кого-то так близко, чтобы оказаться перед ним полностью беззащитной – и знать, что тебе не причинят вреда. Мы хотели с тобой одного и того же, Вайс. И обе получили намного больше, чем рассчитывали. Было так много причин, по которым мне не стоило любить тебя. Эти причины исчисляются десятками, они холодно логичны и неумолимо истинны. Они от начала и до конца неоспоримы. Я не буду перечислять их, ты прекрасно знаешь каждую сама. Я пыталась поступить правильно. Я честно пыталась, Вайс, я полностью уверена, что была тебе лишь другом, и ничем кроме, что не дала ни единого намека, не сделала ни одного лишнего жеста, но... Мне восемнадцать, Вайс. И я влюблена. Наперекор десяткам причин, против всякой логики, я надеялась. Я мечтала. Я грезила наяву будущим, которого не могло быть. Я смотрела на тебя, когда ты делала домашнюю работу: как смешно ты щуришься, сосредотачиваясь на задании, как гневно сверкают твои глаза, когда что-то не получается – ты смотришь на книгу так, будто собираешься воткнуть в нее рапиру... и как самодовольно ухмыляешься, достигая успеха. Я вдыхала твой запах, едва ты оказывалась рядом... я ненавидела твои духи – они мешали мне почувствовать настоящую тебя. Когда ты касалась меня, что-то спокойное во мне взрывалось, а что-то мятущееся – успокаивалось. Когда прикосновение завершалось – что-то во мне умирало. Это было мучительно и сладко, невыносимая боль, которую хотелось терпеть снова и снова – до самого конца этой глупой жизни. Я думаю, что справилась бы с этим. Смогла бы вытерпеть, зазубрив наизусть десятки правильных и логичных причин, повторяя их, как молитву – перед сном и после пробуждения, перед едой и занятиями, каждый раз, когда смотрела бы на тебя. Но потом я увидела ростки того же самого чувства в тебе и все полетело к чертям. Весы перевернулись. Прости меня за это, Вайс. Я смогла бы убить в тебе это чувство прежде, чем ты сама бы его заметила, но... я просто решила этого не делать. Это сильнее меня. Я люблю тебя. Я люблю твои голубые глаза, и не верь никому, кто скажет, будто они ледяные: они как зимнее небо в безоблачный полдень – глубоки и безбрежны. Я люблю, что ты ниже меня. Я люблю твою ледяную броню – проходя сквозь нее твой свет, преломляясь сквозь острые грани, становится лишь прекраснее. Я люблю твои ладошки и то, как они мерзнут на улице, и то, как тонут в моих. Я люблю, как ты танцуешь в бою – свободная, будто ветер и опасная, словно пламя. Я люблю решимость, с которой ты движешься к цели. Я люблю твое упрямство. Я люблю твой смех – он так редок, и тем драгоценен. Я люблю тебя, Вайс. Я не могу уйти, не сказав этого. Я встретилась кое с кем в Гленн – с тем, кто убил Озпина. Он будет искать меня и после ухода Гудвич я больше не чувствую себя в безопасности даже в Биконе. Мое спасение не в толщине стен и количестве Охотников, но в скрытности, поэтому... я ухожу. Когда и если мы встретимся в следующий раз... не верь ни единому моему слову. Заранее будь уверена в том, что все, что я говорю – ложь, каждое слово – манипуляция, а ты – просто инструмент, которым я буду пользоваться, пока он будет полезен. Прошу тебя, отнесись к этому серьезно. Я никогда не лгала тебе, Вайс, и не лгу сейчас: поверь мне, один единственный самый последний раз – поверь мне. И больше не верь никогда» Вайс опустила листок. Аккуратно сложила вчетверо, положила обратно в конверт, в котором нашла его три дня назад. В том же конверте лежала флешка – та самая, что постоянно крутилась у Куру в руках последние месяцы – с приклеенным стикером: «открой ее после. Ты будешь знать столько же, сколько знаю я». Вайс отказалась ее читать. Прижав колени к груди, она поудобнее устроилась на широком подоконнике и, прислонившись лбом к прохладному стеклу, невидящими, совершенно сухими глазами уставилась на внутренний двор Бикона. Это была любимая поза Куру. Любимое место – отсюда был прекрасно виден и двор, и комната: входная дверь и рабочий стол Вайс. А еще, по-видимому, – Вайс крепче прижала к груди конверт – теперь здесь сидела ее любимая девушка. Это не должно было стать открытием, но почему-то стало. Три дня назад, проснувшись утром и обнаружив на аккуратно заправленной кровати напарницы это письмо, Вайс читала его так, будто и не таяла под ее взглядом, и не дрожала от прикосновений. Восторг, сдавивший горло и взорвавший сердце на словах «Я люблю тебя», был таким потрясенным, как если бы не ходила с ней на свидание и не танцевала на балу. Она читала эти строки так, словно после боя в Гленн Куру не утащила ее почти насильно в сторону, не прижала к стене и не впилась в губы самым безумным поцелуем в жизни Вайс – с такой жаждой и страстью, словно это станет последним, что она сделает в жизни. ...И отчаяние и страх, когда она дочитала письмо до конца, были столь разрушительными, как если бы она и правда верила, что у этих воображаемых отношений может быть будущее. Когда она перечитала письмо в третий раз, просигналил Свиток – исполняющий обязанности директора профессор Облек требовал ее в свой кабинет. Срочно. Вайс, вопреки приказу, не торопилась, пытаясь сообразить, как собирается прикрывать побег напарницы и сколько времени сможет этим купить, и как будет искать. Потому что она не оставит это так. Куру не могла бросить ей в лицо такие слова, а потом просто уйти! Прибыв же в кабинет директора, Вайс очень быстро поняла, что сглупила, недооценив напарницу – у Куру, разумеется, был план. Оказалось, что поздним вечером, уже после окончания рабочего дня, она украла у Вайс флешку с врученным компроматом и отослала все файлы на директорскую почту... с телефона Вайс. С сопроводительным письмом. «Когда ее брат присоединился к Белому Клыку в прошлом году, - непривычно серьезно, без единого следа той страстной скороговорки, которой он обычно читал свои лекции, сказал ей профессор, пока Вайс пыталась переварить новости. – Директор Озпин поручился за него в суде, позволил мисс Скарлатине уйти в академический отпуск и попробовать вновь. Очевидно, это была ошибка – мы не допустим расизм любого рода в Биконе, поддерживают ли его люди или фавны» Куру действительно была смертельно серьезна в своих намерениях. Она жгла мосты, уничтожала каждый способ, которым Вайс, возможно, могла бы вернуть ее обратно. «То, что она сказала на том видео, преступления, которые совершила... это еще не конец. Перед побегом она взломала оружейную Бикона – пропали винтовка, которую она арендовала для тренировок, и полный набор праховых боеприпасов. Она ушла в Изумрудный лес и я видел ее оценки – скорее всего, она уже очень далеко отсюда» Бросив на нее сочувствующий взгляд, Облек, кажется, совершенно неправильно истолковал ее бледное лицо и прикушенную губу: «Вы правильно поступили, мисс Шни, что отправили мне эти файлы. Я понимаю, как трудно это, должно быть, было для вас, но посмотрите, чем это закончилось – она планировала это какое-то время, и вы опоздали всего на несколько часов. Если бы не вы, мы бы сейчас, возможно, искали ее скорее беспокоясь о том, что случилось, не зная, как давно она сочувствовала Белому Клыку. Мы... подозревали, что в Биконе есть предатель. Кажется, теперь мы его нашли» Куру жгла мосты. И делала это так, чтобы Вайс стояла в центре пожара – чистенькой, совершенно незапятнанной чужими грехами, в полной безопасности. Бдительной идеальной Охотницей, раньше всех разглядевшей предателя в их рядах. Последующие дни прошли как в тумане. Вайс злилась на Куру за то, что та была такой чертовски умной, как всегда оказавшись на шаг впереди нее. Вайс боялась, что Гримм убили ее где-то по пути от Бикона и сейчас зверье растаскивает ее косточки по Изумрудному лесу или что ее нашел тот, от кого она бежала. Вайс перечитывала письмо снова и снова, твердя себе, что пытается найти какую-то подсказку, но на деле лишь вновь раздирая себе сердце. Вайс переживала о том, есть ли у Куру крыша над головой, постель, чтобы спать, еда, чтобы есть... И хуже всего – Вайс знала способ, как ее найти. Просто об этом способе Куру тоже подумала заранее и уговорила не сотрудничать. Вздохнув, Вайс вытащила из кармана Свиток. Это была старая, безумно устаревшая модель – даже кнопки были – врученная Кошкой еще до Гленн для связи. Свиток, который не принадлежал никому, с единственным номером в памяти, который тоже не вел никуда. - Да? – ответил динамик. - Кошка, - ровным голосом поприветствовала Вайс. - Она в порядке, - вздохнула преступница. – У нее есть крыша над головой, еда в тарелке и даже душ в комнате. А еще она не хочет тебя видеть. - Я хочу видеть ее. Кошка фыркнула. - И почему я должна помочь ШНИ найти ФАВНА, который прячется от нее? Держаться подальше от этой фамилии – самое нормальное желание для любого из нас. - Я... Вайс замолчала. Крепко прижав конверт к груди, она в сотый раз попыталась придумать, как убедить Кошку нарушить данное слово. Прежде все ее попытки провалились, потому что каждая идея, которую она могла придумать, пришла в голову Куру намного раньше и была сожжена с той же безжалостной эффективностью, как и ее шансы вернуться в Бикон. - Мы можем встретиться? – наконец, сказала она. – Где ты захочешь, когда ты захочешь. Я приду одна, без оружия, никому ничего не сказав, без Жанны с Кардином для подстраховки. И я заранее согласна на любые другие твои условия. Мгновение Свиток молчал и Вайс уже было совсем пала духом, решив, что и это не сработало, но... - Ахиллес очень ценит тебя, ты знаешь?.. – вздохнула Кошка. - Мы друзья. - Вы видились один гребанный раз, а потом не общались полтора года. - И все же – мы друзья. - Да, он говорит то же самое, - фыркнула фавн. – Ладно, Шни. Я пришлю адрес. Одна, без оружия, без страховки. - Я согласна. - И захвати что-нибудь пожрать, что ли. Этот парк был очень непохож на те, к которым привыкла Вайс. Пожухлая, выцветшая листва, рваный газон с проплешинами, заросший тиной пруд, небрежно сформированные кустарники – не классическими прямоугольниками, а какими-то бугристыми булыжниками. Под ее ногами что-то хрустнуло. Подняв ногу, Вайс вздрогнула, разглядев раздавленный шприц, яростно вытерла подошву о траву и пообещала себе, что сожжет всю одолженную у Жанны одежду, когда вернется домой. Лучше она ей что-нибудь новое купит, гардеробу Жанны не помешает немного стиля. Осторожно шагая по тропинке и на сей раз внимательнее смотря себе под ноги, Вайс считала повороты. Было бы очень обидно заблудиться в трех соснах (почти буквально!), забыв простейшие инструкции. Она легко могла представить себе самодовольный голос Кошки, если наследнице придется звонить ей и переспрашивать дорогу. Фавн и без того терпит ее только ради Ахиллеса. И прямо сейчас ей было очень, очень важно мнение бывшей радикалки. Место встречи было в глубине этой пародии на парк – на берегу скованного бетоном ручейка, совсем рядом с... коллектором, наверно – какой-то арочной конструкции из грязного белого кирпича с перекрытой решеткой дырой в центре, в которой исчезал ручеек. Кошка сидела на лавочке, в тени чахлого клена; подогнув под себя стройные ноги в черных джинсах, она склонилась над какой-то пухлой книгой в мягкой кожанной обложке. Первыми отреагировали уши – два острых кошачих придатка развернулись в ее направлении, но ничем иным Кошка не выдала, что заметила постороннего. Глубоко вздохнув, Вайс присела на край лавочки, поставив между ними пакет. Вайс украдкой посмотрела на фавна и тут же отвела взгляд, увидев черную повязку с вышитым символом старого Белого Клыка. Жанна рассказала ей о ране Кошки, но лично наследница видела это впервые, и... хорошо, вряд ли преступница гордилась своим увечьем, как гордилась Вайс своим шрамом. Секунду они молчали – Кошка невозмутимо читала, даже не взглянув на Вайс и наследница, подождав пару секунд, тяжело вздохнула, поняв намек. Это Кошка нужна была Вайс, не наоборот. Еще бы она действительно знала, как именно будет убеждать Кошку нарушить слово... - Итак... книга? – спросила Вайс. Тяжело вздохнув, Кошка закрыла книгу с таким видом, словно делает великое одолжение. - О чем она? «Как грабить поезда для чайников?» - подумала Вайс, но, к счастью, удержалась от того, чтобы произнести это вслух. Кошка, впервые с момента встречи, посмотрела прямо на наследницу и Вайс подавила рефлекторную дрожь. Она всегда считала себя храброй – она охотилась и убивала монстров, рисковала своей жизнью, посвятила сражениям всю жизнь... но было что-то в этих золотых глазах, что каждый раз пускало мурашки по коже – спокойная расчетливая жестокость, так отличающаяся от слепой ненависти Гримм. И каким-то образом Кошке удалось сделать свой взгляд еще более давящим с одним глазом вместо двух. Все так же молча фавн протянула Вайс книгу. Осторожно приняв ее, Вайс внезапно поняла, что обложка самодельная, специально вырезаная, чтобы защитить книгу от любых повреждений: без названия или рисунка. Открыв книгу наугад, наследница удивленно вскинула брови: - Это... стихи. Вайс посмотрела на Кошку, будто впервые увидела. Та в ответ вызывающе ухмыльнулась, без всяких слов бросив ей в лицо: «Что, думала тупые фавны не понимают поэзию?» - Ты читаешь стихи... – по инерции продолжила Вайс. Ухмылка стала шире: - Я знаю их все наизусть. Вайс оценивающе покосилась на книгу. Она была толстой – страниц четыреста, и шрифт мелкий. - Сто тридцать вторая страница, - предложила Кошка. Бросив скептичный взгляд на преступницу, Вайс, тем не менее, послушалась и, едва открыла книгу где попросили... - Над яблоней гудит пчелиный рой, Смеются дети в зарослях малины, В краю, где не сражаются мужчины, Где властно беззащитное добро. Там кроткого достоинства полны Прекрасных женщин ласковые лица. Мне этот край до смерти будет сниться. Край Тишины. Священной Тишины. Кошка споткнулась на мгновение, но тут же продолжила – еще глуше, чем раньше, с оттенком неизбывной печали, столь глубокой, что она заставила Вайс вздрогнуть: -...Но долог путь и яростны враги И только сила силу остановит. Как в Тишину войти по лужам крови, Меча не выпуская из руки?.. Кошка замолчала. Осторожно подняв глаза, Вайс мгновение рассматривала ее – отрешенную и задумчивую, рассеяно потиравшую кончик торчащего из-под повязки шрама. Поняв, что заканчивать она не собирается, Вайс сделала это сама, заглянув в книгу: - Я не устану день и ночь шагать, Не замечая голода и жажды. Я так хочу придти туда однажды! И ножны ремешком перевязать.* Пару секунд они молчали. Наконец, Вайс закрыла книгу и со вздохом признала: - Хорошо, это совершенно не то, чего я от тебя ожидала. - Ты тоже не совсем похожа на то, что я ожидала от Шни. Вайс медленно кивнула. Она могла себе представить, чего ожидала Кошка и, разумеется, она отличалась. - Хорошо. И... как так получилось? Потому что я все еще уверена, что большинство преступников не учит наизусть тома классической поэзии. - Эта книга принадлежала моей матери, - пожала плечами Кошка. – Это, в основном, все, что у меня от нее осталось. Вайс аккуратно закрыла книгу и протянула ее обратно. Она очень хорошо понимала, что такое семейные реликвии – у нее самой был целый зал, на содержимое которого облизывались все музеи Атласа. Благодарно кивнув и спрятав книгу в рюкзак, брошенный под скамейку, Кошка сунула нос в пакет, который принесла Вайс. Выудив продуктовый контейнер, приоткрыла крышку, вдохнула запах... - Что это? – нежно промурлыкала фавн, зачарованно смотря на блюдо. - Стейк из лосося, - довольно ухмыльнулась Вайс. – С рукколлой, томатами черри, пармезаном, под соусом бальзамик. Там еще кусочек лайма есть, надо выдавить сок прямо перед тем, как начать есть. - Ты сама это приготовила? – Кошка так удивилась, что даже от еды оторвалась. - Заказала в ресторане, мне доставили в Бикон, - пожала плечами наследница. – И если он хотя бы наполовину так хорош, как я за него заплатила, то это будет лучший обед в твоей жизни. Это, казалось, разрушило волшебство, превратившее суровую преступницу в восторженную девушку: - Вот теперь ты похожа на Шни: подкупаешь фавнов едой, - фыркнула она. Ухмыльнувшись еще шире, Вайс вытащила из пакета упаковку мистралийских палочек для еды и протянула Кошке: - Это сработало? - Нет, - заявила Кошка тоном, который сказал «да, но позже», и резко выдернула палочки из рук наследницы. Пока она ела (и губы Вайс дергались в самодовольной ухмылке каждый раз, когда она тихо стонала от удовольствия), наследница пыталась собраться с мыслями и все-таки решить окончательно, что именно она будет говорить. Простые слова и прямая просьба не сработают. От жалоб на собственное беспокойство о благополучии напарницы Кошка просто отмахнется – Куру не маленькая, и в состоянии позаботится о себе. И... хорошо, Вайс была уверена, что если предложит ей деньги, это хрупкое, осторожное дружелюбие, которое они построили за эти несколько коротких встреч, будет разрушено навсегда, без шанса на возрождение. Кошка не позволит ей встретиться с Куру, пока не услышит настоящей причины. По крайней мере она, кажется, знает, что такое любовь... Запустив руку за пазуху, Вайс вытащила из внутреннего кармана конверт, аккуратно развернула письмо. Взгляд сам собой отыскал самые важные слова, которые она когда-либо читала: «Я люблю тебя» Когда Кошка поела, аккуратно вытерла рот салфеткой и выжидательно уставилась на Вайс, наследница молча протянула ей письмо. Также, не проронив ни слова, наблюдала, пока она читала, определяя каждую значимую веху по выражению лица: спокойное внимание, удивление, шок, отрицание... Наконец, спустя вечность, она закончила. - Есть так много причин, по которым я должна просто забыть о Куру, - горько улыбнулась Вайс, поймав ее взгляд, легко цитируя письмо почти дословно, с той же легкостью, с которой Кошка цитировала любимые стихи своей матери. - Я могу перечислять причины, по которым мне не стоит этого делать, очень долго. Я могу исписать пачку листов, просто перечисляя их, и каждое слово будет правдой, каждый аргумент – логичным, каждый тезис – неоспоримой истиной. Но когда я положила все эти правильные и логичные аргументы на одну чашу весов, а на вторую – всего одну причину... мои весы перевернулись. - Я... – Вайс облизала пересохшие губы, но заставила себя продолжить, не дрогнув и не отведя взгляда. – Я люблю ее. И не могу позволить ей уйти, не сказав этого. Проси все, что хочешь, я согласна. Просто дай мне шанс поговорить с ней, пока она не сделала что-то глупое. Мгновение Кошка с непроницаемым лицом смотрела на нее. Вайс сглотнула, гадая, какие именно мысли крутятся сейчас в ее голове. Она сочувствует? Злиться? Она принесла с собой диктофон? Отец будет в ярости, если узнает... Наконец, фавн вздохнула. Сунув руку в карман, она вытащила листок бумаги и протянула его Вайс. - Это адрес, - сказала она. - Спасибо, - выдохнула наследница, жадно вырвав бумажку из ее рук. - О, Ахиллес будет таким самодовольным мудаком, когда узнает, что я позволила себя уговорить, - пробормотала фавн себе под нос. - Кошка, я... – начала Вайс, собираясь повторить свои слова о «проси все, что захочешь». - Блейк, - оборвала ее фавн. – Этот псевдоним все равно дал мне Белый Клык, и давно пора было от него избавиться. Меня зовут Блейк Белладонна.