Дьявол Черного моря

Башня ССТ всегда была чем-то большим, чем просто узел связи, откуда можно было связаться с другим Королевством. Высочайшие стандарты безопасности, ничем не уступающие военным протоколам, привлекали сюда множество бизнесменов и политиков, желавших приватно переговорить со своими партнерами или конкурентами, и не только в других странах – ССТ Групп была самым надежным, принципиально нейтральным посредником и предоставляла защищенные помещения для переговоров любого уровня, включая межгосударственный. Ну а что нужно после напряженных переговоров, и неважно, успешных или нет? Правильно – вкусно поесть и выпить, чтобы отметить победу или запить поражение. Ресторанный сектор Башни занимал один из самых верхних этажей, совсем рядом со шпилем: открытая терраса на первом, зимой защищаемая тепловой завесой, «закрытый» второй – целиком отданный под приемы и прочие мероприятия, и третий, разделенный на двадцать небольших приватных зон – продолжение все те же услуг переговорной площадки, просто в менее формальной обстановке. И именно здесь, на последнем этаже, Вайс забронировала столик. Это был второй звоночек, что тема разговора предполагается очень щекотливой. Первым был голос: радостный и нервный, звучащий для чуткого сестринского уха как «Я люблю тебя, но кое-что сделала и боюсь твоей реакции». Такое уже случалось раньше – с тех пор, как Винтер поступила в Академию, они стали намного меньше общаться и Вайс могла копить личные сестринские вопросы неделями, накручивая себя в процессе. А уж после ссоры с отцом и поступления на службу, встречу иногда приходилось откладывать по полгода и за это время успевало многое случиться. В прошлый раз тема была относительно невинна: «кажется, мне нравятся не только мальчики». Сейчас же... Винтер ставила на просьбу о помощи с командой – она любила Вайс, но сомневалась, что та сама сможет наладить отношения с выходцем из низов, где зачастую ненавидели всех богачей без разбора. А у этого парня еще и проблемы с полицией были, от которых его успешно отмазал наставник, и оценки едва проходные еще с младших классов... Или, быть может – напарница-фавн, чей брат служил уже десятый месяц в штрафбате Южной стены за связи с Белым Клыком? Это могла бы быть самая настоящая катастрофа. Или последняя, уроженка Мистраля, у которой обнаружилась интересная путаница документов – например, оказалось, что она училась сразу в двух школах одновременно. Винтер не стала сообщать об этом – лямку юная Арк вроде тянула, пусть и болтаясь в самом низу списка успеваемости. Просто предоставила Вайс самой право решать, с кем собирается быть в одной команде – лишь прозрачно намекнула об этом обстоятельстве в одном из собственных писем. Только бы ничего не случилось за время экспедиции. Все, что она знала – Вайс вышла из заварухи в Гленн живой и даже не раненной. А потом генерал отдал приказ, и следующая неделя была заполненна до отказа организацией экспедиции, согласованиями, компромиссами и, временами, безобразной руганью, не подобающей командующим ее ранга. ...И да, она пользовалась служебным положением, чтобы шпионить за Вайс в другой стране. И если кто-то считает это предосудительным, значит, у него нет младших сестер. А что поделать, если ее письма были светски-формальны и все, как одно, говорили только «У меня все хорошо, многоуважаемая сестра». И зачем она прикладывала к ним распечатки учебных ведомостей? Винтер и так знала, что ее сестра умница. Куда больше ее волновало, смогла ли Вайс подружиться на новом месте – ей не надо было рассказывать, как сильно семейное воспитание затрудняет этот процесс: сама так и не смогла его преодолеть... Когда Винтер провернула дверную ручку, приветствовал ее тонкий звон упавшего на стол зеркальца, глядя в которое сестра проверяла свою внешность, и торопливый грохот стула, едва не опрокинувшегося, когда Вайс вставала. Вайс торопливо склонилась в реверансе – чуть торопливее, чем положено, намного глубже, чем официальная наследница должна была приветствовать изгоя с не принадлежащей ей фамилией. Вайс торопливо разогнулась, и пылающие красным щеки подсказали Винтер, что сестра прекрасно знает каждую совершенную ошибку. А вот чего не осознает – так это какую цену Винтер была готова заплатить, чтобы Вайс встретила ее так, как встречала в детстве – с разбегу бросившись на грудь с восторженным писком. Увы, те времена давно в прошлом. Куча условностей, океан традиций, целый горный хребет этикета положили этому конец, выстроив между ними стену, которую немыслимо было разрушить, как бы Винтер этого ни желала. Она просто уже с трудом помнила, каково это – становиться настоящей, отбрасывая вбитые модели поведения. И только одному вечно подвыпившему хамоватому ворону из раза в раз получалось вытаскивать Винтер из этой скорлупы всего парой фраз... чаще всего доводя до белого каления. - Рада видеть вас, капитан Шни, - чопорно произнесла Вайс, пряча глаза. - Курсант Шни, - поддерживая заданный тон, сухо кивнула Винтер. – Без чинов, - и уже нормальным голосом, улыбнувшись так тепло, как только была способна, добавила: - Я рада видеть тебя, Вайс. Она чуть приподняла руки, раскрытыми ладонями вперед – так, чтобы если Вайс решит не принимать приглашение, можно было сделать вид, что имела ввиду совсем иное. Ярко-голубые глаза удивленно расширились, ее взгляд заметался между ладонями и лицом сестры, но прежде, чем Винтер успела передумать, Вайс решительно шагнула вперед и прижалась к ней, спрятав лицо на груди. - Я соскучилась. - Я тоже, - шепнула Винтер, осторожно обнимая сестру в ответ. Они застыли в объятьях друг друга и с каждой секундой Винтер чувствовала, как расслабляется в груди тугой узел беспокойства, о существовании которого она и не подозревала до этого момента. Оказывается, мало читать письма сестры и отчеты разведки, приглядывающей за ней в обмен на пару одолжений, чтобы не просто знать, но чувствовать, что она в порядке: единственный способ – увидеть своими глазами, что она не ранена, не выглядит изможденной или не выспавшейся, и нигде не видно ужасных кровавых ран, полученных Близнецы знают где и как. Винтер заставила себя разорвать объятья на мгновение раньше, чем они недостойно затянулись. Как ее учили в детстве: «единственный способ, чтобы тебя не поймали за чем-то неподобающим – вести себя достойно всегда». Вайс отступила к накрытому столу: - Я взяла на себя смелость заказать заранее, - улыбнулась она все той же «радостной-но-нервной» улыбкой, подтверждая ранние выводы Винтер. – Надеюсь, твои вкусы не изменились. Следующие десять минут были потрачены на обязательные светские вопросы – сложной ли была дорога, ее новое назначение, каковы самочувствие матери и успехи младшего брата в школе. Безупречная формальность ужина, от которой они обе не могли отказаться, чуть треснула лишь однажды: когда Винтер похвалила стейк из лосося, который здесь готовили немного иначе, добавив томаты Черри и изменив соус, на что Вайс очень не по-светски злорадно ухмыльнулась, объяснив это тем, что одной ее знакомой он тоже очень нравится и она ждет не дождется, когда сможет рассказать, что у нее одинаковые вкусы с Винтер Шни. - Ладно, Вайс, - наконец, вздохнула Винтер, аккуратно промокнув уголки рта салфеткой. – Я же вижу – ты очень хочешь что-то мне рассказать, но боишься начать. Сестренка виновато склонила голову, нервно перебирая пальцами салфетку. - Выкладывай, у нас нет времени до утра, - продолжила Винтер и мысленно поморщилась. Она не хотела говорить так резко, словно отдавая приказ, но... кажется, годы в армии не пошли ей на пользу. Вайс вздрогнула, но прежде, чем Винтер успела попытаться смягчить ситуацию, резко выдохнула, набрала воздуха в грудь и выпалила: - Я влюбилась! И только абсолютная внезапность этой новости могла объяснить, почему первой реакцией Винтер был вопрос: - В мальчика или девочку? - Девочку... – пробормотала Вайс, пряча глаза и отчаянно краснея. – Она очень красивая! «Отличная причина!» - едва не ляпнула Винтер, но каким-то чудом сдержалась. Вместо этого она быстро пробежалась через простенькую дыхательную гимнастику, восстанавливая на мгновение потерянное хладнокровие, и только закончив, посмотрела на Вайс. Сестра, понурив голову, сверкала из-под челки полными опаски и надежды глазами, а салфетка, которую она все еще мяла в руках, выглядела так, словно ей пытались прикрыться от взрыва гранаты. И чего она распереживалась? Такое со всеми случается. Даже с ней самой вот... Встав, Винтер обошла столик, волоча за собой кресло за спинку, поставила рядом с Вайс и, присев, легонько подтолкнула ее плечом. Наградой ей стала широкая искренняя улыбка, совсем как в детстве... разве что зубы все были на месте. И плюшевого кролика не хватало... - Мне нужны все подробности. Это сломало плотину. Вайс, нетипично горячась и перескакивая с одного на другое, начала рассказывать: как они впервые встретились, как стали напарницами, как Куру вела их в бою на инициации... и, наверно, поэтому не сразу заметила, насколько фальшивой стала улыбка Винтер. Она разбила этот поток всего одним словом, вбросив его в небольшую паузу: - Фавн. И радостная горячность тут же исчезла, сменившись холодной высокомерной маской, которую их обоих учили одевать в любой ситуации. В глазах на мгновение отразилась эмоция, которую Винтер никогда не ожидала увидеть обращенной на себя: ледяной обжигающий гнев, бессловесный свирепый вызов: «И что?!» - Я говорю о нашем отце, - поспешила объяснить Винтер. Вайс медленно выдохнула, расслабляясь. Пару секунд расстроенно смотрела на разорванную пополам салфетку, а потом бросила ее на тарелку: - Я знаю, - буркнула она. - Когда он узнает – и он узнает – то заставит тебя выбирать между ней и наследством. И дело не только в его личных убеждениях, будь так, у тебя еще были бы варианты... нет, это политика всего консервативного блока даже не Атласа – всего мира: клиенты, партнеры, должники, инвесторы. Поступи он иначе, и это будет стоить ему много денег и влияния, и мы с тобой обе знаем, что всегда было для него важнее семьи. Мать не станет тебя защищать – ее вообще уже много лет ничего не волнует, кроме ее зоопарка и садов, винного погреба и вечеринок. Я не смогу помочь – я и себе-то помочь не смогла. - Я не собираюсь просто бросать ее, - огрызнулась Вайс, упрямо насупившись. Потянувшись, Винтер положила ладони на руки сестры, сжатые в крохотные кулачки. - Вайс, посмотри на меня, - дождавшись, когда та неохотно подчиниться, должно быть, ожидая очередной лекции, Винтер продолжила: - Я просто должна убедиться, что ты понимаешь, во что ввязываешься и не сделаешь то, о чем потом пожалеешь. Вайс в ответ лишь печально улыбнулась. Придвинувшись ближе, она положила голову сестре на плечо, разжала наконец кулаки и, перплетя пальцы с пальцами Винтер, тихо сказала: - Боюсь, уже поздно, Винтер. Теперь это не мой выбор. Прижав к себе сестру, Винтер осторожно гладила ее по волосам, пытаясь припомнить, сколько именно зарплат, наградных и боевых, накапало на ее счет за эти годы. Должно было получиться прилично – если честно, она почти ничего не тратила, не считая редких отпусков и увольнительных, которые предпочитала проводить с сестрой. На то, чтобы оплатить оставшиеся три года Бикона, точно хватит, а там... что ж, видимо, Шни придется родиться заново. Высвободив руку из крепкой хватки сестры, Винтер постучала кончиком пальца по столу, привлекая внимание к веренице крохотных глифов, засиявшим на столешнице. Проявление Шни, согласно официальной версии, было наследственным – каждый, в ком текла кровь основателя фамилии, обладал одинаковой силой. Это было правдой, но лишь отчасти – эффекты колебались от носителя к носителю. Например, Вайс легко давалось сопряжение глифов с Прахом, тогда как сама Винтер до сих пор испытывала трудности в этой части семейного наследия. С другой стороны – призыв она освоила еще в тринадцать лет, а сама Вайс до сих пор не могла подчинить его себе. Стандартные белые глифы, совершенно плоские, обрели объем и глубину, превратились в колодцы. По ту сторону сияющей поверхности сгустился густой туман, а потом – одновременно четыре когтистых, но крохотных лап схватились за столешницу. Опираясь на нее, в реальность выбрался квартет седых как лунь проекций Беовульфов, крошечных, едва с палец, копий Гримм. Беовульфы выстроились в линию, поднялись на цыпочки и, взяв друг друга крест-накрест за лапы, просеменили сначала на один край стола, а потом на другой, сноросисто выделывая балетные па под мелодичный голос Вайс, напевавшей классическое: «Па-пара-па, па-па-па, па-па-па-паа, па-па-па-паа» «Танец маленьких Беовульфов» - из десятков представлений, что ставила для нее Винтер в детстве, это было самым любимым. Когда она получала четверку на экзамене или выговор от отца, выматывалась на тренировке или видела страшный сон – четверка белоснежных голубоглазых Беовульфов неизменно поднимала ей настроение. Когда номер закончился, проекции чинное поклонились и рассыпались облаком мерцающих искорок под бурные аплодисменты единственной зрительницы. - Я всегда буду на твоей стороне, Вайс, - прошептала Винтер, поцеловав сестру в макушку. - Я знаю, – выдохнула сестренка, сжав ее в объятьях так, что это почти причинило боль. Когда Вайс ее, наконец, отпустила и заглянула в глаза, и Винтер с ужасом увидела на ее губах еще одну нервную улыбку. «Прах, это что, еще не все?!» - Это все дело будущего, - сказала сестра. – Прямо сейчас есть проблема ближе. Вайс сглотнула под требовательным взглядом Винтер и, отодвинувшись еще дальше, осторожно продолжила: - Куру сейчас, совсем чуть-чуть, - она показала размеры этого самого «чуть-чуть», оставив между пальцами всего пару миллиметров, - в розыске. Так что, пожалуйста... не арестовывай мою девушку?.. -...Винтер? – пискнула Вайс, когда сестра резко поднялась с кресла и направилась к стене, куда был вмонтирован бар. Капитан не ответила. Открыв резную дверцу, она оглядела представленный ассортимент. - Скажи мне, что она хотя бы не делала то, в чем ее обвиняют, – наконец, спросила она, выбирая между бутылкой мартини и крепкого виски. - Ну, чисто технически, – застенчиво протянула Вайс, – делала. Я могу объяснить! Это не то, чем кажется! Вздохнув, Винтер взяла виски и тяжелый граненный стакан. Вернувшись к столу и плеснув темной, резко пахнущей алкоголем жидкости в стакан, потребовала, на этот раз совершенно не сожалея при виде съежившейся от интонаций сестры: - Ну так объясняй.