Дьявол Черного моря

Для записи: оценивать себя в отражении стекла – плохая идея. Даже если стекло вмонтировано в дверь в полный рост и прозрачное, а внутри – плохо освещенная проходная, все равно отражению будет недоставать четкости и красок. И все же, несмотря на это, Глинда Гудвич, бывший «номер один» в списке сильнейших Охотников страны, директор уважаемой во всем мире Академии, а ныне – разыскиваемая преступница, не смогла заставить себя прекратить бросать оценивающие взгляды на каждую отражающую поверхность с самого утра, слишком важна была предстоящая встреча. Бледность и сухость кожи, мелкие морщинки и синяки под глазами – все эти признаки возраста, стресса и пренебрежения последних месяцев ей удалось отчасти спрятать под слоем косметики, но, увы, не так хорошо, как хотелось бы; сухие руки, запущенные сильнее всего, – скрылись под тонкими кожаными перчатками. Одежда тоже оставляла желать лучшего. Глинда хотела бы надеть платье, подчеркивающее все еще спортивную, стройную фигуру с высокой грудью, но разыскиваемым преступникам в бедном районе приходится довольствоваться малым: бесформенным спортивным костюмом, купленном в секондхенде, за давностью лет уже и не разберешь – черным или темно-синим. Вместо сложной и красивой высокой прически, которая всегда так нравилась Озпину, золотые волосы пришлось спрятать под капюшон, стянув в безыскусную булочку. Просто обычная тетка из Черного моря: когда-то красивая и пытающаяся следить за собой, но смертельная задолбанная грошовой работой и воспитанием детей. Зато незаметная и куда полезнее для дела, а значит – и для лучшего первого впечатления: уж собственного мужа-то Глинда знала. Мрачно ухмыльнувшись своему отражению, Глинда признала себе, что нервничает, как школьница на первом свидании, и решительно потянула дверь на себя. Разобраться, сможет ли вернуть то, что было раньше, она сможет и позже – а пока у нее было Королевство, которое срочно надо было спасти. Оказавшись в фойе, она бросила на стойку купюру на пятьдесят льен и представилась Джоном Доу. Консьерж – толстая тетка лет сорока в отвратительном розовом свитере – хмыкнула, но вопросов задавать не стала, покорно записав постояльца в журнал... прямо под еще одним с точно таким же именем. Все так же не говоря ни слова, достала откуда-то из-под стойки пакет с одноразовым бельем и протянула «Джону Доу», а следом передала и ключ с номером комнаты. Подниматься на третий этаж в комнату триста двенадцать, Глинда, впрочем, не стала. Она не собиралась здесь ночевать, как и сожалеть о деньгах. Все ее сбережения были арестованы, но муж успел подумать и об этом – в указанном тайнике Глинда нашла внушительную сумму, вперемешку купюрами, чеками на предъявителя, высококлассным Прахом и драгоценностями. А еще – целым списком контактов с очень... интересными людьми по всему Королевству, которые могли помочь ей попасть практически в любое место страны без того, чтобы прорываться с боем сквозь команды бывших воспитанников. Глинда тогда даже не очень-то и удивилась. С Озпином всегда так: что бы ни случилось, у него был план, внутри него – еще с десяток, на каждую неудачу находился запасной и запасной для запасного, и... и где заканчивалась эта цепочка знал один только Озпин. Вместо третьего она поднялась на пятый, прошла по длинному узкому коридору до самого конца и коротко постучала: костяшками слабо, сильно, и кулаком, на что молодой женский голос мгновенно ответил «Проходи, закрыто». Еще одна проверка, потому что подстраховок много не бывает. Глинда положила ладонь на дверь – нежно-лиловая, едва видимая взглядом, аура охватила сначала ручку, потом пропитала замок. Неизвестная широкой общественности грань ее Проявления – телекинез работал только в пределах досягаемости органов чувств. Самое простое и широкое из них – зрение, слух и обоняние работали намного хуже. С другой стороны – кроме пяти чувств у любого Охотника было и шестое: душа и, как один из ее физических аспектов, - аура. Пропитать ею какой-либо предмет – один из самых базовых навыков, того же уровня, что и активация защиты; это делало любой предмет прочнее на порядок, позволяло добавлять к атакам еще и аурные эффекты, перед которыми Гримм были особенно уязвимы. Теоретически, это возможно с любым предметом, на практике – проще всего было работать со знакомыми вещами, с которыми у пользователя сформировалась сильная эмоциональная связь: это была главная причина, по которой Охотники, как правило, создавали свое оружие сами или хотя бы максимально полно участвовали в создании. Чем меньше ауропользователь был привязан к предмету – тем больше были потери ауры в процессе, хотя это можно было компенсировать опытом и специальными тренировками. Любой Охотник должен быть уметь провернуть такой фокус с чем угодно: полезность навыка, так или иначе потеряв в бою оружие, подхватить с земли ветку, заблокировать ей удар Беовульфа, а потом проломить твари башку сложно было переоценить. Но это всегда был просто запасной вариант, побочный навык, развивать который за пределы базового уровня не было необходимости... для всех, кроме Глинды. Учитывая, что у нее было тридцать лет практики... Замок щелкнул, слабое сияние, невидимое в свете люминесцентных ламп, мгновенно потухло, втянувшись обратно в ладонь, и на весь процесс Глинда потратила на порядок меньше ауры, чем любой другой Охотник на ее месте. Кроме Озпина, но он не считается. За дверью ее ждала картина, которую местная уборщица, должно быть, назвала бы ужасным беспорядком: вся мебель была сдвинута к стенам, а на полу расстелена огромная крупномасштабная карта города, обложенная с трех сторон картами оборонительных рубежей и прилегающих территорий. И, как будто этого было мало, на самой карте беспорядочно (для невнимательного глаза) была разбросана куча всякого хлама: тут и там, над городом и стенами стояли игрушечные машинки военных кораблей, повсюду лежали маленькие фото – Дьявол и Кошка в Черном море, директора Академий над Биконом, Советники, Адам Торус, Гира Белладонна и многие, многие другие. Тем, для кого не нашлось фотографий или по каким-то другим причинам, нашлась замена – должно быть, купленные в том же магазине игрушек, который Глинда видела за углом, солдатики трех цветов, несколько крошечных плюшевых игрушек... Это заставило Глинду улыбнуться: она угадала с подарком. Вытащив из пакета шахматную доску, она положила ее на тумбочку. Это был подарочный сувенир – Озпин любил дарить такие лидерам команд на выпуск; Глинда нашла ее в том же тайнике, что и деньги. Открыв коробку и вытащив белую королеву, Глинда подошла к карте, внимательно оглядела инсталляцию... нагнувшись, подобрала с области Черного моря еще один сувенир – нагрудный значок, два зеленых топора с герба Вейл на фоне черного силуэта Бикона – и только после этого решилась посмотреть на хозяйку номера. Она сидела в дальнем конце комнаты; скрестив под собой ноги, забралась прямо на стол, чтобы лучше видеть карты, и совсем не была похожа на Озпина. Она была ниже его почти на голову, и гибкая девичья фигурка, которую коротенькие спортивные шортики и топик только подчеркивали, ничем не напоминала фигуру мужа, как и длинные русые волосы, сейчас собранные в небрежную домашнюю булочку, и расслабленно-полуобвисшие кроличьи уши. Вот разве что глаза... карие, а не зеленые, но точно такие же: спокойные, немного усталые и всё-всё понимающие. Глаза, да привычка вертеть в руках что-то в минуты напряжения и задумчивости. Озпин носил для этого (а вовсе не как оружие, как все думали) трость, Куру Скарлатина обошлась обычным карандашом. - Я правильно угадала? – спросила Глинда, стараясь скрыть внутреннее замешательство, и прекрасно понимая, что была для нее... него... для НИХ открытой книгой. – Это я? Дождавшись безмолвного кивка, Глинда поставила на место значка белую королеву, а значок отложила в сторону, за пределы карты. Осторожно обошла модель Королевства по широкой дуге. Немного поколебавшись, присела на стол, четко посередине между бывшей студенткой и краем стола. Какое-то время они молчали, пока Глинда пыталась выбрать, с чем начать: с тем, на которые она ДОЛЖНА была поговорить, и тем, о которых по-настоящему ХОТЕЛА, бросая косые взгляды на соседку, пытаясь отыскать еще что-нибудь, что напоминало бы ей о муже. Куру совсем не пыталась как-то приготовиться к ее визиту, скрыть бледную кожу и круги под глазами, все другие признаки стресса последних недель: она явно не высыпалась и не питалась правильно. Ни капли косметики... хотя ей это и не нужно было: Куру была красива той особой обыденной и простой красотой, которую любые попытки искусственно усилить только портили, превращая в вульгарность. Глинда никогда не чувствовала любого рода сексуальной привлекательности к женщинам, но... если это единственный способ... - Он тоже так делал? – вздохнула Куру, вырвав своего бывшего директора из задумчивости. - Иногда, - кивнула Глинда, на что девушка досадливо поморщилась. – Ему редко было это нужно. - Слишком много переменных, - буркнула фавн. – Сложно удержать все это только в голове. Приходится вот так... - Озпин, правда, использовал свой рабочий стол, - нежно улыбнулась Глинда воспоминаниям. – Мне было запрещено к нему прикасаться. Кто ж знал, что куче сваленного барахла назначен глубокий смысл? – Она фыркнула. – Я до сих пор не уверена, что ему просто не было лень убираться. Бросив очередной косой взгляд на Куру, она неожиданно встретилась с ней взглядом и внутренне содрогнулась – как же, во имя Близнецов, они были похожи, несмотря на все отличия! Как она не замечала раньше?! Наверно, потому что сознательно отводила взгляд, уделяя ровно столько внимания, сколько любому другому студенту. Когда Озпин был жив, ей не было до этого дела. Когда умер... смотреть стало просто больно. - Ты знаешь, я ведь должна быть уверена, - выболтали ее губы. - Должна, - легко согласилась самая особенная девушка на свете. Вздохнув, она закрыла глаза. Все ее тело напряглось, словно позволить Озпину взять контроль требовало именно физических усилий, уши напряженно распрямились в струну, заходили желваки на скулах, она прикусила губу... и все мгновенно исчезло. Расслабились мускулы, распрямилась спина, лицо приобрело болезненно знакомое безмятежное выражение. Когда она открыла глаза, любые внешние отличия потеряли значение. Мимика, язык тела, поза, нежно-насмешливая улыбка, каждая микроскопическая деталь, изученная за тридцать лет совместной жизни, говорила одно – все это правда. Ее любимый горный хребет вернулся в ее жизнь... а все остальное – ничего не значащие детали. Кому какое дело, мужчина, женщина? Уж точно не ей. - Привет, Утенок, - улыбнулся чужими губами Озпин, использовав детское прозвище, отсылку к сказке о Гадком утенке, которым она была в подростковые годы. – Это действительно я. Глинда зачарованно подалась вперед, протянула руку, стремясь прикоснуться к мечте каждого, кто когда-либо терял любимого человека, но в тот момент, когда кончики пальцев коснулись щеки... все исчезло. Мигнуло и погасло золотое сияние, карие глаза смотрели на нее не с любовью, а с сочувствием и жалостью. Глинда едва не застонала в голос, умоляя вернуть все обратно, но каким-то чудом сдержала себя. - Мне жаль, профессор. Я не Озпин и, пока у меня есть выбор в вопросе, никогда им не стану. Осознав, что все еще ласкает ее щеку, Глинда медленно вернула руку обратно на колени. Сглотнув комок горечи, она заставила себя посмотреть в чужие-знакомые глаза со всей решимостью, на которую была способна. Сейчас, когда увидела это сама, то уже не смогла бы отступить даже если бы попробовала. - Ты – его следующее воплощение, и теперь, когда я знаю... ты не избавишься от меня уже никогда. Это – шанс, за который убивают без раздумий. Куру вздохнула, совершенно не удивленная. - Он говорил, что так будет. Есть только одна проблема... – она неловко передернула плечами, но не отвела взгляд. – Озпин как-то сказал мне, что всегда был слаб к блондинкам: сильным, умным и одиноким. И так получилось... что я свою уже нашла. - Мисс Шни, - выдохнула Глинда, перебрав в уме всех известных кандидаток. - Вайс, - кивнула Куру, тем особым тоном влюбленных, словно лаская языком каждый звук. Это должно было причинить боль, но... - Это ничего не меняет, - покачала головой Глинда, сама немного удивленная тем, что действительно так думала. – Ты – его реинкарнация. Это все, что важно. Нравится тебе это или нет, но ты получила в наследство от Озпина не только его знания, но и... меня. Куру склонила голову на бок, словно рассматривая какой-то интересный экспонат в музее. - Я не понимаю. Чем он заслужил такую преданность? – она кивнула на расстеленную на полу карту. – Посмотрите, профессор. Каждая слабость, которую они используют, каждая дыра в заборе – он знал о них. Все люди, которые были ранены или убиты, потеряли близких, работу или свободу в тюрьме... все они пострадали потому, что Озпин позволил, полностью понимая, что делает и какова будет цена. В шахматах это называется гамбит. В жизни – манипулятивный ублюдок. Глинда послушно скользнула взглядом по карте города, вспоминая все отчеты о жертвах, раненных и арестованных... а потом указала чуть в сторону, на карты оборонительных рубежей, усеянных солдатиками полков и дивизий, машинками боевых кораблей. - В жизни это называется война. Мы посылаем солдат в бой, зная, что часть из них умрет. Иногда мы даже знаем, что умрет каждый. - Это риск, который принимает на себя каждый солдат. Они знали, на что подписываются, вступая в армию. Эти люди – не знали. Их страдания и смерть, их разрушенные судьбы – просто декорации, черно-белые квадратики, по которым двигаются фигуры. Ахиллес научил меня одной вещи, профессор: «ты всегда в ответе за то, что не пытался предотвратить». Какое-то время Глинда молчала, не в силах опровергнуть сказанное, и не способная смириться с тем, что кто-то оскорбляет Озпина. Даже если этот «кто-то» - в основном он сам. - Знаешь, что самое трудное в роли учителя?... или родителя... честно, иногда сложно заметить разницу. Позволить вам, моим ученикам, которых я воспитываю и берегу... совершать свои ошибки. Ты думаешь, Черное море – идея Озпина? Ты думаешь – он толкнул Белый Клык на путь террора? Он придумал дискриминацию фавнов? Нет, это просто я, позволившая студенту выбрать очевидно неверную тактику, а потом, после поражения, объясняющая ему и всем остальным, почему это была ошибка на примерах. Когда ты оцениваешь Озпина, нельзя мыслить в категориях жизни и смерти одного человека или даже сотен и тысяч: там, где рабочий – кусок гальки, директор компании – булыжник, а я или Советник – скала, Озпин – горный хребет. Если мое наследие и ответственность, мои... дети – это студенты и Бикон, то его – Королевства и человечество. Куру была подозрительно тиха, пока она говорила. Скосив глаза на девушку, Глинда пару секунд оценивала напряженно прикушенную губу и нахмуренные брови, едва заметные золотые вспышки в глазах... - Ты знаешь, что я права. Просто ты хороший человек, и часть тебя отказывается соглашаться с этим. - Если я – это Озпин, - фавн скривила губы в презрительной усмешке, - то я – не хороший человек. - Есть много вещей, которые отличают плохих и хороших людей. Одна из них – хорошие люди совершают плохие поступки без удовольствия, а с болью в сердце. Вторая – хороший человек никогда не просит других о жертве, которую не готов принести сам. Озпин соответствовал этим определениям до самого конца. На секунду Глинде показалось, что она возразит: заупрямится, откажется слушать факты, как часто поступали молодые горячие ребята под ее опекой, но... закрыв глаза, она устало вздохнула и пожала плечами. Не согласие, но очень близко к нему. Вместо продолжения спора Куру сменила тему: - Я могу обещать вам только одно, профессор: прямо сейчас я надеюсь прожить всю мою жизнь с другой женщиной. - Мы можем вернуться к этому, когда Королевство не будет готово взорваться у нас под ногами. В конце концов... всегда есть варианты. Куру подозрительно прищурилась. Глинда подняла бровь, гадая, осмелится ли девушка задать вопрос... но фавн зябко передернула плечами и, очевидно, решив, что иногда счастье в неведении, пробормотав себе под нос что-то о том, что разберется с этим позже, отвернулась к карте. Улыбка Глинды стала шире. Прошли десятилетия, прежде чем она научилась хотя бы иногда выигрывать эти разговоры с мужем. Кажется, с его молодой версией это будет немного полегче – хотя бы ближайшие пару лет. Она так была похожа... моложе, мягче, добрее, чем тот мужчина, рядом с которым она просыпалась полгода назад, но точно такая же, как тот парень, с которым впервые поцеловалась. «Я заставлю это работать, - пообещала она себе. – Не знаю как, но заставлю» Она никогда не простила бы себе, если бы не попыталась. Осторожно, словно подкрадываясь к... кролику, да, Глинда пододвинулась ближе, но Куру и ухом не повела, уже сосредоточенная на другом. - Итак, насколько все плохо? – спросила директор, заметив нахмуренные брови и карандаш, вновь начавший танцевать меж тонких пальцев. Она знала свою роль – благодарного уха, которому можно высказать мечущиеся мысли, упорядочивая и медленно, кирпичик за кирпичиком, выстраивая из них систему. Сотни вечеров они провели так и, если Близнецы будут к ней благосклонны, еще сотни ждут впереди. - Мне не нравится, как они заставили всех смотреть на Черное море, - проворчала фавн. – Вся паранойя Вейл сосредоточена здесь. Будь я на месте брата Озпина, я бы этим воспользовалась. Глинда подвинулась еще чуть-чуть ближе. - Думаешь, беда придет не оттуда? - На этот раз Самаил работает с людьми, - чуть подумав, протянула Куру. – Он подбирает отверженных и обиженных, а такие всегда хотят трех вещей: силы, власти и мести. Самаилу все равно, что станет с Королевством после того, как он заберет Реликвию... а вот им – нет. Порт может обеспечить им желаемое, но только если не будет сожжен дотла. Могу поспорить, Черное море должно пережить фестиваль с наименьшими потерями. Еще на один сантиметр ближе... - Это плохо? Куру нахмурилась еще больше, глаза вспыхнули слабым золотым сиянием мысленного диалога с Озпином... а Глинда вздрогнула, почувствовав прикосновение. Опустив взгляд, она ошеломленно уставилась на узкую ладошку, накрывшую ее собственную, лаская золотое колечко на безымянном пальце, которое Глинда и не подумала снимать. Она осторожно взглянула на соседку, но та будто не замечала, что часть ее тела действует самостоятельно. Сообразив, наконец, что происходит, Глинда перевернула ладонь, крепко сжала в ответ, и тот же миг Озпин вырвался из ее хватки, вернув руку обратно на колени, а глаза Куру утратили потусторонний блеск. - Нет, - проворковала девушка, растягивая губы в хищной улыбке. Так, наверно, мог бы улыбаться кот, заставший у мышиной норы в момент, когда добыча высунула наружу самый кончик мягкого розового носа. – Неважно, что мы не знаем первый шаг, второй, или третий. Важно только то, что знаем последний. Тот, который они не смогут пропустить. Она посмотрела на Глинду, и директор поспешно стерла с лица счастливую улыбку. - Ты привела их? -...Разумеется, - чуть заторможено кивнула Глинда и одни только Близнецы знают, чего ей стоило заставить себя вернуться в деловой настрой. – Но... ты уверена? Куру ответила не сразу. Бесконечно долгую секунду она смотрела на Глинду, подозрительно сощурив глаза... в тот момент, когда директор уже было решила, что маленький трюк Озпина сейчас раскусят, девушка пожала плечами и, казалось, выкинула это из головы. - Из Жанны получится хорошая Дева. Она еще совсем юна и не выработала собственного стиля – будет легко встроить в него способности Осени. Да и Проявление не известно – часть сил можно будет использовать открыто, замаскировав под него. И самое главное – я ей доверяю. - А мисс Роуз? Она еще так юна... Куру чуть вздрогнула, но твердо встретила ее взгляд. - Я клянусь тебе, что это не навредит ей. Глинда просто кивнула: Озпин не стал бы ей врать. - Что важнее... готова ли ты к тому, что предстоит? - Я тридцать лет готовилась, - пожала плечами директор. - К чему? – настояла фавн. - Сидеть тихо и беречь силы, - легко повторила Глинда единственный приказ, который попросил ее передать Озпин всем остальным, - а потом идти за серебряным светом. - Хорошо, - довольно кивнула девушка. – Но для этого нам нужна мисс Роуз. Позови ее, пожалуйста. Жанну оставим на потом. ...Когда Глинда вернулась двадцать минут спустя, Куру уже успела сгрести «игрушки» в сторону, постелить поверх карт ковер, а в центре комнаты поставить журнальный столик и два стула – один для гостьи, один для себя. Не говоря ни слова, директор шагнула в комнату и встала за плечом самой особенной девушки на свете, игнорируя удивленные взгляды юной Роуз, которая все никак не могла взять в толк, почему ее профессор столь явно и легко демонстрирует свою подчиненную роль. Сцепив пальцы в замок, Куру наклонилась вперед, опершись локтями на стол, зажигая в удивленно распахнутых глазах Роуз отблески золотого света, и самым доброжелательным голосом на свете сказала: - Добрый день, мисс Роуз. Боюсь, мне нужны ваши глаза. Обещаю, я верну их обратно.