Hero of War

То, что начинается, как лёгкая прогулка, нередко заканчивается столкновениями небесных сфер.

*** — Моё имя Хьк’кмьеейр. — Хи-ки-ки… как? Простите. Можете повторить помедленнее? Он повторяет. — Хекики-мейер, — стараясь и непроизвольно кривясь, произносит Фэнг. Кахири медленно моргает, что, видимо, выражает некую эмоцию. Любую — от раздражения до изумления. — Лучше вам не знать, что это означает на нашем языке, — говорит он после паузы. — Называйте меня по прозвищу, на обоих наречиях оно звучит почти одинаково. Феникс. — Феникс. — Отлично. Комната ожидания производит странное впечатление. Металлическая обшивка стен, две большие кожаные подушки на полу и две пустые корзины. И больше ничего. Оживают спрятанные где-то динамики, произносят по-кахирски, затем дублируют на слегка корявом человеческом без всяких «спасибо-пожалуйста»: — Снимите всю одежду и украшения, сложите в ёмкости. Все вещи будут выданы при возвращении. Заранее посетите уборную. Портальный зал будет доступен через полчаса. Фэнг уже научился самостоятельно одеваться и раздеваться, особенно если воспользоваться хватательным зажимом на кресле и зубами. В уборную, слава хорькам, не хотелось. Он возится с пуговицами на поясе, а кахири, стоя вполоборота, слитным движением стягивает тунику через голову. Фэнг, замерев на секунду, прикипает к нему взглядом. Да, как он и подозревал, белья на нём не оказывается. Хорошо развитые мышцы, волос нет нигде вообще. Кахири не бреются, значит, он недавно проходил через портал с Вахравы, чётко за неким Йинглеем. А ещё значит — он не шёрстный, а ящер — кайлихири. Разноцветные узоры татуировок струятся по бокам, по кубикам пресса, переходят на бёдра. Он чуть поворачивается, чтобы кинуть вещь в корзину, и на спине тоже обнаруживаются узоры. Не менее достойные внимания ягодицы же чисты от рисунков. А потом этот пряник, стоя к нему спиной, как ни в чём не бывало наклоняется, чтобы заняться креплениями сандалий. — Да ёптвоюмать, — шипит Фэнг, опуская взгляд, заливаясь краской и начиная с утроенными силами избавлять себя от одежды. На стояк он, конечно, не рассчитывает, но вот культурной неловкости ему обеспечено. Потому что жопа и всё к ней прилагающееся у Феникса пока ещё абсолютно человеческое. Он расправляется со штанами, перевешивает их через подлокотник и замечает, как закончивший с обувью кайлихири стоит напротив и сверлит его фирменным никаким взглядом. Рожа — как у абстрактной статуи. — Помогать? — Не-а, — пыхтит человек, расстёгивая пуговицы на рубашке. Он давно сообразил, что не стоит носить вещей, которые снимаются через голову. Собственно, подъехать и отправить всё это нехитрое богатство вместе с трусами в ящик он тоже может сам. Ну вот он и остаётся голый в своём кресле. Кайлихири безразлично тупит в стену и не выказывает к нему никакого научного интереса и не рассылает по комнате волн неловкости. Что ж, в этом несомненный плюс. — Кхем… Можно вопрос? — откашливается Фэнг. — Да. — Если мне надо оставить коляску здесь — очевидно, что надо, она электрическая — то как я перейду через портал? Дико извиняюсь, но на одной руке я скакать ещё не научился, а других конечностей у меня нет. Кахири вообще не дёргается на этот взрыв красноречия, редко кого способный оставить равнодушным. Только поворачивает голову и смотрит ему в глаза. — Я перенесу. На той стороне ждёт устройство. — А. Вот как. Даже перчаточки не будете надевать? — он не удерживается от жёсткой усмешки. Ксенос смотрит на него с минуту, скорее всего, пытаясь понять смысл вопроса и его подоплёку. Либо он в принципе не знает таких слов на человеческом. Но Феникс рушит все предположения. — Если я вас подниму, площадь соприкосновения будет гораздо большей, чем просто контакт ладоней. Уел. Скорее всего, эти лапы окажутся чётко под его задницей, а рука Фэнга — на татуированной шее. И он сам весь будет прижат всеми частями тела к этому… очень спортивному мужчине неопределённого возраста. Поэтому Фэнг предпочитает заткнуться вплоть до объявления готовности к телепортации. Время выходит, и стена комнаты отъезжает в сторону, открывая зал, заполненный монахами загадочного пола в чернильных мантиях, а также взводом совершенно огромных воинов-кахири в человеческом обличье и мельтешащими местными работниками. Бряцают доспехи или ещё что-то, рычаще-хрипяще-свистящие объявления сыпятся из динамиков, работники с грохотом тащат деревянные ящики, громкие многоголосные песнопения монахов отражаются от стен из жёлтого камня. И в центре всего этого базара зияет широкая вертикальная трещина от пола до потолка, края которой исходят пламенем цвета индиго, местами переходящим в радужные переливы. Глядя на всё это светопреставление, Фэнг не успевает приготовиться к тому, что Феникс подхватит его под бёдра, вздёрнет вверх и опрокинет себе на живот, придержав между лопаток. И с впечатляющей скоростью припустит к порталу, не дав ему опомниться и хотя бы морально подготовиться к пугающему переходу между двумя мирами. «Только бы не обделаться», — с пугающей ясностью думает Фэнг и зажмуривается от дикого сияния. *** — Можете отпустить мою талию. Теперь его человеческий звучит ещё отвратнее, и глубокими перекатами вибрирует где-то на уровне грудной клетки. Приходится потратить некоторое время на расшифровку. А заодно осознать, что его бёдра действительно со всей дури сжимают кого-то, а подушечки пальцев определяют, что касаются вовсе не кожи, а чего-то похожего на более плотную версию гладкой змеиной шкуры. Фэнг ослабляет давление мышц и открывает глаза. Он в большом арочном зале, переходящем с одной из сторон в открытую галерею. Звука литургий он не слышит, портала не видно, как и скопища снующих кахири. Значит ли это, что он на мгновение вырубился или перешёл в режим автомата, раз его успели перетащить в другое помещение? — Я пересажу вас на подушку и дам одежду, — уведомляет Феникс и наклоняется. Фэнг чувствует прохладную ткань и отпускает свою опору. Смотрит во все глаза, включая невидящий, на кайлихири в исходном состоянии. Он был прав изначально — это ящер. Его чешуя — приглушённые переливы изумрудного и лилово-фиолетового, исчерченные изгибами и вензелями татуировок. Рост остался примерно таким же, но вот общие габариты — абсолютно звериные, куда там человеку до такой грудной клетки и мышц. Длинный жёсткий хвост, корона коротких частых рогов на голове. Морда и шея не такие вытянутые, как он предполагал. На трёхпалых ногах — когти. И на руках, протянувших ему голубую тунику с поясом — тоже, только обработанные. Фэнг заглядывает в золотые глаза. Большие и совершенно нечеловеческие. Зрачки вертикальные, как и предполагалось. Этот гораздо красивее тех кахири, с которыми Фэнг имел дело. Да и не разглядывал он их никогда в голом состоянии, на базе все ходили закутанные, а в бою тут же менялись. — Как вы себя чувствуете? Собственно, прибавки мимики или интонаций он и не ожидал. Ящер присаживается рядом с ним на корточки, прикладывает указательный палец ему на шею, под челюсть. Фэнг готов поклясться, что за мгновение до этот самый палец зажегся подозрительным жёлтым светом. — Вполне, — отвечает Фэнг. — Дайте мне время привыкнуть. Кайлихири отнимает палец. Кивает и поднимается на ноги. Больше в зале никого нет, если только никто не прячется за колоннами. Ближе к ним стоят какие-то три странные шестиногие табуретки разной величины. Фэнг путается в тунике и её лямках, потому что всё время пытается рассмотреть всё вокруг. Вот Феникс берёт свои вещи из плетёной корзины, и пояс на новой тунике широкий и увешанный мешочками и кармашками. Чёрный шерстяной плащ тот застёгивает под горлом, а поверх затягивает перевязь с мечом. Дикертангами у себя они так не пользуются. И финальным штрихом, слегка изумившим Фэнга — нанизывает на запястья кипы разноцветных браслетов, распределяя их равномерно чуть ли не до локтей. И на шею — парочку ожерелий из разнокалиберных разноцветных бусин. Остальные ювелирные изделия тот прячет в кармашки. Завязывать узлы одной рукой Фэнг ещё не научился, и ксенос молча перехватывает тесёмки пояса. Накидывает ему на плечи тёплый плащик, интересно пахнущий каким-то неизвестным животным. Застёжка приходится на грудь. — Что дальше? — спрашивает человек. — Опять же, я дико извиняюсь, но тащить меня на руках — не самая хорошая и удобная идея, согласитесь? Вдруг невзначай порву вам ваши… бусы. — Вот средство передвижения, — ящер указывает на подозрительные табуретки. — Вам подойдёт по размеру та, что справа. Фэнг приглядывается к ним и понимает, что же его так в них смутило помимо количества конечностей. Сиденье изгибом больше походит на седло, а впереди есть выступ, похожий на манипулятор на его собственном кресле. То ли держалка, то ли действительно для управления. Ножки штуковины имеют несколько перегибов — теперь ясно, что механических суставов, покрытых искусственной чёрной кожей — и заканчиваются не палкой, а разветвлённой мягкой лапкой, способной адаптироваться под неровную поверхность. Феникс касается указанной модели, запуская её. Она чуть дёргается, внутри неё ожидаемо что-то начинает ворочаться и тихо гудеть, а поверхность механизма зажигается бодрыми красно-белыми огоньками, словно бортовой компьютер. Феникс присвистывает что-то по-кахирски и слегка подпинывает чудо техники к человеку. Оно подбредает к его подушке, комично приподнимая ноги и останавливается, продолжая весело перетекать огоньками, теперь с вкраплениями синего и зелёного. — А можно у этой табуретки отключить иллюминацию? — критически осведомляется Фэнг. — Не хочется ехать как рождественский олень. — Иллюминацию? — с трудом выговаривает слово ящер. — Но в икхефу её нет. Тут ничего не горит. — Ну как же нет? — хмурится тот и осмеливается потыкать пальцем, куда следует: — Вот тут и тут, а ещё вот здесь несколько маленьких огоньков. Они довольно яркие, неужели вы их не видите? Кайлихири внезапно приседает рядом с ним и замирает, чуть приоткрыв рот. — Если постараюсь — могу, — неожиданно тихо, словно задумчиво, произносит он. — Это ключевые места заклинаний, которые приводят механизм в действие. Центральные и второстепенные узлы распределения, а также аккумуляторные точки. Посредине, самое большое по площади — управляющее плетение. — Занятно. То есть так и будет сиять, — со вздохом заключает он. — Вы не поняли, — теперь золотые бесстрастные глаза направлены на него. — Люди не видят этих частей заклинания. Вы в принципе не можете видеть сработавшие заклинания, только ветви живого плетения. Кахири тоже не увидят, что здесь горит, потому что оно под обшивкой. Но вы видите очень ясно. — Что, бл… кхм. Что это значит? — Значит, ваши глаза должны быть тщательно исследованы в том числе. Это ненормально для человека. — Один был повреждён… Постойте… — вдруг неприятно осеняет его. — Вы же не просто сопровождающий? Боже, только не говорите, что именно вы — мой лечащий врач! Ох, срань господня. — Что не так? — Мне доводилось раньше иметь дело с кахири, и я, клянусь, был свидетелем, как они улыбаются, хмурятся, кричат, злятся или смеются. И по тону часто можно было понять, чего они хотят, даже без переводчика. Феникс мешкает с ответом. Фэнга начинает напрягать, что определить, в гневе ли тот, невозможно. А если он всё же благополучно перешёл черту и прямо сейчас эта гора мышц на него разозлилась? Должен же быть предел разрешённого нахальства. — Я не всегда такой был, — коротко бросает ящер, поднимаясь на ноги и возвращаясь к корзине. Выуживает объёмный заплечный мешок и надевает его поверх перевязи. А вот это очень плохо. И дело вовсе не в том, что его жизнь и сохранность здесь зависят от этого ящера. — Простите меня, пожалуйста, адар Феникс, — предельно серьёзно просит Фэнг, стиснув край подушки и, сам не зная как, вспомнив вежливое обращение. — Я был груб и не подумал, что ваша отстранённость и безэмоциональность может быть результатом каких-нибудь травм или особенностей. Иногда мой язык работает вперёд мозга. Мне очень жаль, что я вас обидел. Впредь такое не повторится. — Я тебе верю, — помолчав и погипнотизировав корзину, отзывает тот. — Это не болезнь как таковая, но я действительно практически не могу использовать мимику и интонации. Диапазон очень узок. — То есть… это касается лишь внешнего? — осторожно уточняет человек, но нужного ответа ожидаемо не получает. — Мне помочь залезть в икхефу или вы справитесь сами? Фэнг приглядывается к машине, оценивая высоту и степень болезненных ощущений в культях ног. Всё-таки, какая забавная вещь — мигает, гудит… И тут его осеняет второй раз за день, да так, что ему становится действительно плохо. Это становится последней каплей. Кровь отливает от лица, он начинает судорожно втягивать воздух и пытаться где-то пристроить ладонь, схватиться за что-то. — О господи… — шепчет он, почти задыхаясь. — Эта штука… гудит? Она гудит? Палец кайлихири снова под его подбородком, и он абсолютно точно сияет магией. — Да. Я могу услышать на этой частоте. — А у меня, блин, это гудит только в одном ухе! — вскрикивает Фэнг. — В том, что как раз не слышит! — Успокойтесь, — голос Феникса становится густым и вибрирующе-низким. Не послушаться его сложно. — Закройте здоровый глаз и посмотрите на икхефу. Фэнг со всей силы хватается за что-то — это большая чешуйчатая рука — и поэтому может исполнить просьбу. — Что вы видите? — Полную тьму и огоньки этой сатанинской раскоряки. — Открывайте оба, — разрешает Феникс. Сердце и дыхание никак не могут прийти в норму. О, как знакомо! В любом узком пространстве. В любом тёмном помещении. — Что это, чёрт побери, такое? — чувствуя, как дрожит челюсть и пальцы, выдавливает он. Ксенос не имеет ничего против того, что в него больно вцепились ногтями. — Вероятно, это именно то, почему вы здесь, мистер Йинглей. *** Фэнг думал, что у него в конечном итоге отвалится башка от такого неистового смотрения по сторонам. Он одновременно видит столько всего, что почти не может понять, на что смотрит и на что смотреть. И дело касается не только архитектуры и диковинных растений и запахов. По городу струятся толпы кахири всех форм и расцветок, морд и фигур, не соблюдающих никаких общих правил в одежде — Фэнг буквально не может понять, в каком временном отрезке он находится. И говорят они будто на всех своих языках разом, но отлично понимают друг друга. Ещё кажется, что слишком много воинов и вооружённых кахири, хотя он не знает, сколько их должно быть обычно. Здесь нет ярусов, плотный траффик идёт прямо по поверхности: гужевой транспорт, пугающая механика и биомеханика. И по всей столице — чёртовы бесконечные, ослепляющие вспышки магии, отчего ему приходится накрепко залепить левый глаз, чтобы остался только видимый спектр. Сам Феникс едет на огромной сизой тарке. Эта птица больше похожа на обросшего грязно-голубыми перьями по самый клюв динозавра. Даже на мощных бёдрах — слой перьев. В породах животных он не сечёт, но она кажется выносливой. Для холодных районов? Но тут умеренный климат. Личная Феникса? В квартале для проживания людей, пристроенном к портальным залам, ящер покупает ему безопасной для людей еды и воды в дорогу. — Почему вы до сих пор ездите на животных? Их очень много по отношению к технике. Нехватка топлива? — В случае голода ты не съешь металл. — О как. А куда мы едем? — Соседний город в полутора днях пути — Джуитроссе. Там расположены научные и исследовательские лаборатории и особые производства. И дом, выделенный храмом для нас обоих. В Дитхизине больше торговые и военные дела. — А вон тот высокий шпиль на окраине? — Фэнг указывает на золотую иглу, достающую до самого неба. — Башня, в которой спят боги, ушедшие на войну с Ягро. Тон не изменился, но каким-то подспудным чувством человек ощущает, что вопрос пробудил в Фениксе не самые хорошие воспоминания. Что ж, про это не стоит расспрашивать подробнее, даже если очень хочется. Ведь как можно одновременно уйти и остаться? Они минуют ворота, рощу старых плодовых деревьев, поля медленно вращающихся ритуальных ветряков, и Фэнг с изумлением ощущает, что ему хорошо. Раскоряка, чуть покачиваясь под ним, прекрасно преодолевает все препятствия и ямки на дороге, сложенной из притёсанных камней. Солнце здесь тоже осеннее, греет, не припекает. Но свет его, преломляясь в атмосфере, какой-то неуловимо другой. Живой? Вдали от дороги попадаются фермы и группки домов, навстречу — повозки и всадники. В середине дня Феникс наклоняется к седлу и вручает ему какой-то пирожок из белого теста и бутылку с водой. «Надо же, я что, молчал с самого выезда?» — замечает Фэнг, жуя странную по вкусу, но точно не отравленную еду. И тут же исправляет упущение: — Как я присяду в кусты, если приспичит? Я не могу опираться на суставы, они всё ещё воспалены. — Я врач. Я подержу. Не стесняйтесь, у меня было двое детей. — Сколько им сейчас? — Они умерли. — Сочувствую. Что случилось? Молчание. Что ж, этот ксенос не отвечает на множество вопросов, и уж тем более на личные. — Попытайтесь под меня не подстраиваться, — после паузы произносит ящер. — Я был выбран именно из соображений лучшего взаимодействия. Эмоциональный отклик или некое эмоциональное оценивание вызывают в вас негативные реакции. — Но нам же можно разговаривать? Или это был намёк на то, что нам не следует переходить границ доктор/пациент? — Говорите. Просто будьте спокойнее. Я вижу, мои реакции для вас всё ещё необычны. — Да уж, — хмыкает Фэнг. — Я, как солдат, привык, что вы рычите и бросаетесь на врага без одежды и оружия, превращаясь в тварину прямо в воздухе безо всяких порталов. Это то ещё зрелище. Феникс оборачивается на него, причём довольно резко. — Ту тварину, — быстро поясняет Фэнг. — Ягро. Что на планете жила и скушала немного меня. — Что она сделала? — Говорю же. Прожевала. Вместе с бронёй. — Но почему не до конца? — Потому что, как мне сказали, в этот момент её убила ваша Валькирия. Они высаживались тогда на поверхность. Я видел. — Она тебя нашла? — Нет. Был бой. Как она могла понять, что я внутри? Никто не стал бы разгребать такое количество плоти просто потому что. Ящер моргает и смотрит на него, терпеливо ожидая продолжения. А сам-то про себя ничего не рассказывает! Фэнг вздыхает: — Меня нашли свои по маячку в скафандре. Он всё ещё показывал, что я дышу дыхальцами, нервничаю нейронами и сердечничаю сердечком. — Как ты выжил? Мне известно, что там непригодная для дыхания людей атмосфера. — Плоть или слюна ягро залепили пробоины скафандра. Я мог дышать по большей части родной воздушной смесью. И кровь не текла почти. Я там провалялся два часа, прежде чем к той местности смогли пробраться отряды людей и извлечь меня. — Было очень больно? — Нет. Я был под огромными дозами отборнейшей наркоты, что используется как раз для таких случаев. Применяется, когда солдат знает, что ему придётся мучительно умирать, и не хочет это делать в сознании и с работающими нервными окончаниями. — Фэнг улыбается на солнце, но даже сам чувствует, что улыбка выходит совершенно вымученной. — Больно стало потом. — Если есть болезненные ощущения прямо сейчас или будут, я могу применить на вас соответствующую магию. Жидкие и твёрдые лекарства кахири почти не используют. — Нет, док… сейчас всё терпимо. Похоже, его ожидает слишком много прикосновений. Но змеиная кожа на ощупь гораздо лучше латексных перчаток. И он до сих пор слишком отчётливо помнит, как его бёдра сжимали эту талию. Жаль, вдохновенного дыхания возбуждения он не чувствовал уже очень давно и вряд ли почувствует, с такими-то заклинами в голове. Тем более, разве это правильно? Феникс смеривает его внимательным взглядом и снова переключается только на дорогу впереди. *** На закате ящер направляет тарку прочь с дороги в полоску густого леса между полями. — Здесь холодные ясные ночи. Запрещено разжигать большие костры, заповедная зона. Только чтобы приготовить еду. — Значит, мне придётся выбирать между отмороженными почками и палаткой? Как это ни парадоксально, предпочту первое. Его икхефу прыгает за таркой в траву, залитую косыми лучами почти спрятавшегося за горизонтом светила. На неровной местности она комично высоко приподнимает ноги и раскачивается гораздо сильнее, но удар кочек держит. — У нас нет палатки. Я помню, что у вас клаустрофобия и предпочёл не провоцировать. — Ага, — удивлённо бормочет Фэнг, не ожидавший такой заботы. Хотя почему нет? Это же его работа. — Ещё я не переношу темноту. — У нас не бывает тёмных ночей уже очень давно, — он выруливает на полянку, окружённую редкими кустами. В центре её — круг из камней, в котором явно не раз разводили огонь. — Я буду вас греть, чтобы вы не заболели. Я теплокровный ящер, и масса моего тела больше. Пожалуйста, не возражайте. — И не собирался. В сгущающихся сумерках Феникс обустраивает ночёвку, отправляет тарку пастись, разводит маленький костёр и разогревает ужин. Как ни странно, наблюдая за его приготовлениями, Фэнг вовсе не ощущает себя бесполезным. Это всё-таки не его территория. Он гость и имеет право сидеть на месте и не помогать, даже если мог бы. Усталость берёт своё. Он знает, что это со стороны выглядит как обычное раздражение и язвительность злобного человека, но чувствует он только отчаяние, которое теперь нет сил усмирить. Это никогда не поддаётся контролю, и он считает это досадной частью болезни, которая закономерно затронула не только его тело, но и мозг. — Что вы планируете со мной делать? — спрашивает он. — Как лечить? Что лечить? Они выращивали копии конечностей из моих клеток, пришивали. А те отторгались. Даже нервы не присоединялись, поэтому я не чувствовал, как они гниют. Кровоток был плохой. Синели и отваливались. Представляешь это? Вся эта отрава всё равно сочилась в меня. И так несколько раз… Потом была кибернетика. С ней было тоже адски больно, но как-то по-особенному. Там контакты присоединяются к моим нервам. Сигнал не шел к проводам. Было лишь больно. Все мои культи после этих пыток будто заново грызли и жевали. Они стали короче и посмотри, в каком состоянии. Феникс снимает с камня у огня пирожок с рыбой и протягивает человеку. Возможно, он видел и похуже, раз это не вызывает у него никаких восклицаний ужаса. — Почему они так старались? — вместо этого ровным голосом осведомляется он. И эта ровность расходится со смыслом сказанного, Фэнг это отлично улавливает. — Есть же механические протезы. Их не надо привязывать к телу и легко снимать. Или вы были для них делом принципа? Моделью военной пропаганды? Ведь прежде из людей на планете ягро никто не выживал. Треснул скафандр — и конец. А вам повезло. Вот они и раздувают, что у всех есть шанс. Что даже съеденные в бою способны вернуться и стать прежними без потери здоровья. Им не хочется признавать, что на их победоносной войне не только героически погибают за родину, но и страдают после вот так. Теряют себя — и оттого будущее. — Становятся инвалидами. — Это вовсе не одно и то же, Фэнг. Потерять себя и руку — разные вещи. Зрение — более серьёзная потеря. — Но близко, правда? — лучезарно усмехается он. — Слушай, а ты можешь просто меня убить? Кахири же за это ничего не будет? Скажешь, напали хищники, не смог спасти. Или местный вирус, или сам отраву сожрал, у вас ведь тут всё для меня отравленное. — Нет, прости, Фэнг. Меня накажут за твоё убийство. Некоторые кахири умеют читать мысли, от них я ничего скрыть не смогу. Вздох. — Как жаль. И начинает грызть пахнущий дымом пирожок. То, что ест кайлихири, больше похоже на жареные чёрные лапки больших насекомых. Размером с кота, например. — Почему же ты обратился в кахирское консульство? — похрустывая, осведомляется Феникс. — По приколу. Чтоб доктор отвязался и не зудел. Я отвечал на тест, как попало. Ума не приложу, почему ваши департаменты отреагировали. — Тогда почему пошел за мной? — А что, веселее было остаться? В кронах поднимается ветер — холодный и сильный. Остановись они в поле, их бы сдуло. Костёр, затрещав, сыпет искрами за границу положенного круга, Феникс хлопает ладонью по земле, и искры гаснут, словно натолкнувшись на стену. Должно было уже стемнеть, но вовсе не темнело, словно в вышине над ними ненавязчиво горит гигантский одинокий фонарь. Фенг задирает голову. Небо между пушистыми ветками малахитовое по краям. Свет лун отражается от стратосферы, пробивается через стволы и заросли, падает на землю. Вот и весь секрет. А на его, человеческой стороне планеты, — всегда тьма. — Я заполнял форму на эвтаназию, когда ты пришёл, — произносит он в тишине. Будто в этом больше смысла, чем в простой констатации факта. Хотя Фэнг давно в такое не верит, в сказочные пришествия. Если человек выбирается из дерьма — значит, это он сам себя за волосы из него вытащил. Сам вытянул. Сам выдюжил. — Я вырос в приюте, где ценилась только сила кулаков. Образования там не было никакого. И на этой силе кулаков я и собирался пробить себе дорогу в нормальную жизнь. Занимался, как проклятый, чтобы меня взяли в звездный флот… Чудом прошёл. Хотел выбраться со дна. Увидеть чужие звезды и ксеносов, летать в космосе. Так получилось, что единственные мои друзья остались там. Ну как друзья… мы довольно долго служили вместе, а бой и стресс… объединяют. Может, не знаю, я скопил бы деньги и вернулся. Теперь путь назад заказан, а нового нет. Я только хочу, чтобы всё это прекратилось. Он вовсе не испытывает неловкости, когда ящер усаживается позади него. А так как переложенный плащ теперь закрывает Фэнга спереди, то между его спиной и животом Феникса лишь тонкий слой ткани, без проблем пропускающий тепло. Эта чужая бесстрастность на самом деле успокаивает. Все прочие врачи старались быть дружелюбными, следуя базовым психическим советам. А этот — почти такой, как он. Понимает, потому что травмирован сам. Фэнг верит на сто процентов, что всё именно так. Руки кайлихири забираются под его плащ, касаются живота и груди, но Фэнг не ощущает в этом жесте ничего эротического. Он просто проверяет. — Здесь тепло, — констатирует ящер. Ну вот, он был прав. А слова с извечным рычащим послевкусием проходят вибрацией через его позвоночник. Чужие ладони проходят по его бёдрам вниз и обратно вверх, до самого паха. Проверяя температуру, разгоняя кровь. Зачем ещё ему это проделывать? Феникс оставляет одну руку на бедре, а второй находит его озябшую ладонь, неловко торчащую из рукава, и накрывает своей. Змеиная кожа такая приятная на ощупь, что Фэнг решается её погладить. На запястье поблёскивают в свете догорающего костра стеклянные бусины с искрами внутри. — Мы можем лечь? — бормочет он, убаюканный шёпотом листьев и теплом. Вдруг оранжевая нить с резким звоном, точно молния, вспыхивает где-то в районе кустов, ограждающих поляну, и гаснет. При таком уровне освещения Фэнг не может оценить расстояние правильно. Он мгновенно напрягается, хотя не слышит ни шороха по направлению нити. А вот то, что за его спиной тут же напружинивается кайлихири, выпустив обе руки из-под плаща, пугает не на шутку. Но почему он не встаёт? Силуэт и рожа, промелькнувшие в свете костра, заставляют человека автоматически дёрнуться и отпрянуть, вжавшись в Феникса. Это что-то насекомовидное, но при этом массивное, со множеством отвратительных сегментов, шишечек, щетинок и прочего. И, кажется, у него глаза на рогах. Не менее дюжины. Тарка где-то за пределами ореола костра взвизгивает, раздаётся звук глухого удара. Между пальцами Феникса зажата прозрачная бусина с серебром внутри. Он ждёт, и солдат в Фэнге тоже предпочитает молчать и больше не шевелиться. Далее — дело нескольких мгновений. Появление рожи в трёх метрах от них — щелчок пальцев, отправляющих бусину в полёт — струя белого шипастого света бьёт чётко в лоб чудовищу. Оно взревывает от боли, как двигатель челнока, вставая на дыбы, и стремительно бросается обратно в чащу. С топотом и треском. Фэнг резко выдыхает. — Это кто был на хрен мать его за ногу? — Глагир, — отвечает ящер, принимаясь приводить в одному ему известный порядок многочисленные тугие браслеты. — С таркой всё в порядке, если тебя это интересует. Это животное создано для боевых столкновений. Всё чудеснее и чудеснее. У его доктора в собственности птица, очевидно служившая в тяжёлой бронированной кавалерии. — Так это не украшения? — он протягивает пальцы, но не касается опасных бусин. — Конечно же нет, — Феникс указывает на группы браслетов. — Вот врачебный комплект, а это боекомплект. Тут — бытовые заклинания. — А на шее? — Для экстренных случаев. — Но это тварь была очень большая! Что, если она вернётся ночью, пока мы будем спать? — Сработает периметр, я проснусь и атакую её. Убивать зверя смысла нет, он не занесён в список истребления. — Что ж, теперь понятно, отчего у вас ещё леса-поля остались, а не земля голая. — Ты хотел лечь, Фэнг. Способен сейчас заснуть? — руки Феникса опять возвращаются под плащ и легко проводят по его телу. Вызывает это трудно расшифровываемые, двусмысленные ощущения, будто что-то тянет его одновременно в противоположные стороны. Ему и противно, и приятно, и чёрт его знает, почему всё это так сильно. — А мы точно в безопасности? — Я маг довольно высокого ранга. Также — любого зверя, обитающего в округе, я способен уничтожить вручную, если эта информация тебя успокоит. — Ох, да, спасибо. Стало получше. Интересный ты врач. Феникс опрокидывает его на бок вместе с собой, придавливает рукой поверх плаща, притягивает вплотную. Подбородок ящера оказывается аккурат над его макушкой. Как ему рога лежать не мешают? Либо фокус, либо чудо. Никогда прежде Фэнг не ночевал под открытым небом. Жар костра ложится на лицо, его сметает периодически поднимающийся прохладный ветер. На циновке жестковато даже с учётом толстой шерстяной подстилки, но холод от земли не проходит сквозь неё. Спиной он чувствует, как мощно и медленно бьётся сердце ксеноса. Он никого не предупредил в Нью-Исине, что куда-то собирается, и исчез — и в этом было нечто исключительно прекрасное. — Как вы там говорите у себя? В новую ночь? — В новую ночь.