Hero of War

*** — Твои татуировки не работают! — Твой демиург ложный! — Зачем ты вернулся сюда? Проваливай! — Уходи! Перед входом в город Феникс дал ему переводчик, похожий на большую керамическую пуговицу, которую Фэнг приколол к одежде. Дано это было с намерением, чтобы он мог понимать говор народа на улицах. Но теперь эта штука бубнит ему мерзким голосом разнообразные кахирские ругательства. Они миновали ворота, выехали на центральную улицу, уставленную маленькими и многочисленными торговыми прилавками, и тут началось.  — Кадавр! — Настоящие боги тебя накажут! Тебя будут разрывать раз за разом во владениях Девы-Смерти, сто лет подряд! И покупатели, и торговцы. С десяток кахири идут следом за ними и орут, воздевая кулаки к небу. Хорошо хоть ничем не кидаются. Фэнг думает было, что это из-за него, но переводчик ни разу не выплёвывает ничего похожего на «человек» или «лайвахири». Да и кахири не смотрят на него, будто он пустое место или предмет интерьера. Значит, все непонятные претензии действительно относятся к его спутнику. Феникс бросает короткий взгляд на озадаченного человека, и разворачивает тарку на 180 градусов, по ходу успев ударить птичьей грудью кого-то зазевавшегося. И гаркает так, что Фэнг сам подпрыгивает в затормозившей икхефу. — Заткнулись всё. Иначе я применю силу! Практически безразличный тон, просто усиленный до максимально возможной громкости, производит двоякое, но сильное впечатление. Шум голосов временно стихает, однако лица остановившихся преследователей всё ещё агрессивно-злобные. Феникс стряхивает браслет с запястья и демонстративно зажимает первую бусину между указательным и большим пальцем. Торговка в первом ряду, оскалившись, сверлит его ненавидящим взглядом и начинает глухо рычать. Видимо, это правда рычание, потому что «пуговица» молчит. К ней присоединяются ещё несколько кахири, и угрожающий рокочущий звук перекрывает даже стук колёс повозок. Так они и замирают на неустойчивую минуту противостояния — всадник и небольшая, злобно настроенная толпа, которую останавливают только заклинания в его руке. Никто и не думает их разнимать. А где те, что за правопорядком смотрят? А потом кто-то, решивший, что Феникс ничего не сможет сделать в такой ситуации, осмеливается заорать с задних рядов: — Чтоб тебя морриганы самого взяли, вор! — Чёртова мертвечина! Рука Феникса дёргается, приподнимаясь, глаза сужаются. Фэнг замечает, что эти двое уже бегут, намереваясь свернуть в проулок. Два последовательных «треньк», словно кто-то дёрнул за жильную натянутую струну. Летящего заклинания не видно, лишь хлопает знакомый белый искристый взрыв, окутав спины бегущих. Их протаскивает ударом ещё пару-тройку метров, опрокидывая оземь. Толпа отходит на пару шагов, перестав рычать, многие оглядываются. Один пострадавший не двигается вообще, другой чуть шевелит хвостом и стонет. К ним никто не подходит. Траектория для попадания была непрямая. Самонаводящиеся? — Самому активному я отрежу конечность, — обещает Феникс, снова привлекая к себе внимание. Но не останавливается на этом. Он спрыгивает с седла и вынимает меч из заплечных ножен. — Кто ещё хочет мне в глаза сказать? — Сейчас ташей позовём! — бесстрашно орёт торговка, стоящая ближе всего. — Со мной лайвахири, и я имею право обеспечивать его безопасность всеми известными мне способами. Вплоть до физического устранения! Такое ощущение, что Феникс хочет добавить в голос гнева и злости, но у него ничего не получается. — А он тут причём? — возмущается длинноухий кахири рядом. Толпа явно теряет запал, и из задир мгновенно мутирует в любопытных зевак. — А в этом пусть уже таши разбираются! Думаете, я лиц не запомнил? И слух у меня хороший. Стреляю без предупреждения. — Всё равно, — торговка отступает назад. — Расплата тебя настигнет, и ты ещё пожалеешь, что не остался там. — Подам за клевету, — уже не крича, обещает Феникс, убирая клинок и запрыгивая на тарку. Они уезжают, и никто им не препятствует. Кахири расходятся, глухо ворча. За спиной смыкаются обычные звуки торговых площадей и улиц. Спрашивать о том, почему же эти пряники взъярились, бессмысленно — Феникс на это не ответит, как и на прошлые личные вопросы. — Не думал, что ты способен так жёстко… — наконец, нарушает молчание Фэнг. — Впечатляюще. У тебя явно есть опыт в подобном. Ты сейчас в ярости? — В состоянии боевой готовности, я бы сказал, — Феникс наклоняется и гладит тарку по толстой пушистой шее. Пытаясь так успокоиться? — Адреналин в крови, лёгкость в конечностях, холод на переносице? Да, почти как ярость. — Я не должен был говорить это всё им, как робот, но иначе у меня не получилось. И да, это работает в обратную сторону: на слух я плохо распознаю и тон, и мимику. Я заново запомнил базовые выражения лиц, но в основном полагаюсь на контекст и опыт. — Значит, если кто-то материт тебя со счастливой улыбкой, ты не поймёшь? — Фэнг, он же материт. Я не идиот. Трудно объяснить, как это ощущается изнутри, когда сломан модуль социального взаимодействия, а ты помнишь его работающим. Как всё время должен искать альтернативные варианты. — Участок мозга, — оживлённо вспоминает Фэнг. — За него отвечает определённый участок мозга! Это лечится на диагностах. — У людей. У нас это связано с привязкой и вхождением душ. Электричеством не исправляется. — Нет, я понимаю, — он абсолютно искренен, и надеется, что Феникс будет способен почувствовать это. — Ощущается как стеклянная стена, которая глушит все звуки. Кайлихири поворачивает на него голову. Это очень смахивает на молчаливое согласие. Тарка останавливается у высокого деревянного забора и резных ворот с калиткой. За ними виднеется старый сад и поросшая розоватым мхом крыша. — Тебе придётся запомнить адрес на общевахравском. Здесь мы будем жить на время исследования и лечения. *** — Это похоже на то, как если бы наш диагност убежал в лес, там одичал, десять лет питался вашими глагирами с болотной водичкой, отчего у него провода наружу повылазили — и в заключении вернулся к хозяину. Косматый, всклокоченный, глаза навыкате, магией плюётся. Электроды на башке Фэнга — а он искренне надеется, что это электроды, а не что похуже — от его тепла не нагревались и держали его череп, как в тисках, не давая шевельнуться ни на миллиметр в сторону. Несколько сотен жёстких прозрачных палок касаются его кожи, будоража шестое чувство и намекая, что они копаются у него в мозгу. Он искренне удивлён, раз это считается безопасным. Что там видит Феникс на маленьком экранчике на боку машины, он даже предполагать не хочет. — Как я вижу, фантазия в порядке, — констатирует ящер. — Но не стоит оскорблять Ацену. — Только не говори, что эта штука мне её простимулировала и сейчас начнёт стимулировать всё остальное. Там содержится много неприятных вещей, знаешь ли, и мало хороших. Операторы за пультом управления снова перестраивают какой-то режим, потому что цвет этих трубок снова меняется. И кушетка неудобная, хоть они и обложили её подушками — лежать-то тут должна туша кахири. — Да, понимаю, — на краю зрения Феникс подкручивает регуляторы, нажимает какие-то кнопки на верхней консоли, нависающей над Фэнгом. — Если самым приятным человек называет процесс глажения домашней кошки, Felis silvestris catus, из этого можно сделать определённые выводы. — Да? И какие же? Гул Ацены становится выше октавы на две, зрение Фэнга расплывается и он захлопывает веки. — Человек хочет покоя, — размеренно отвечает кайлихири. — Чтобы все от него отстали. И владеть местом, где он будет жить вместе с этой кошкой. Имелась в виду явно не уличная особь. — А твоё? Самое хорошее воспоминание? Рождение детей? Свадьба? Победа в войне? — Я не помню, Йинглей, и это к лучшему. Это было слишком давно. А то, что я помню на данный момент, в целом нельзя назвать хорошим. — Ты осознаёшь, до какой степени это странно звучит? — Теперь тебе необходимо немного помолчать — это требуется для двух оставшихся режимов. — Ох, ладно. Понял — отстал. — Следом я проверю внутренние органы и телесные жидкости. Для этого я перемещу тебя на вторую машину. — Магический дефектоскоп? — не удерживается Фэнг, приоткрывая один глаз. Феникс держит руку на одном из переключателей, но пока не нажимает. — Понятия не имею, что имелось в виду, но машина с помощью проникающих заклинаний проверит состояние тканей. Проанализирует образцы с помощью магических и химических индикаторов. — То есть… даже кости сможет проверить? Телепортирует грамульку себе в чашку Петри? — Это безболезненная процедура. Заклинания анализируют прямо внутри твоего тела, ничего не требуется извлекать. — До чего техника дошла, пресвятые хорьки. Ладно, теперь точно молчу. *** — Надеюсь, это всё? — он растирает зудящую кожу головы. — Хочется вымыться и поесть. Такое ощущение, что я с ног до головы покрыт пыльцой фей, которые вдобавок украли завтрак прямо у меня из желудка. Он садится на узкой кушетке, подложенные подушки проскальзывают по покрытию, и он едва не наворачивается на пол с весьма серьёзной высоты. Хорошо, что кто-то предусмотрел поручень с одной из сторон. — Да, в лаборатории на сегодня завершено. Лаборанты принесут общий отчёт, когда он будет сформирован. Не раньше завтра-послезавтра, — Феникс подаёт знак операторам за стеклом, что процедуры закончены. — Остальное запланированное я проведу дома после отдыха. — Что остальное? К постаменту второй, более удобной для возлежания машины, уже подковыливает его икхефу, совершенно по-идиотски подмигивая огоньками. — Реакции на стандартные раздражители. Также проверить бы степень чувствительности глаз и ушей к проявлениям магии. А ещё провести некоторые тесты для людей, наподобие тестов Роршаха, на глубинные подвижки психики. Система Эггерта считывает лишь комплексные показатели, вроде неврозов, изученных языков и некоторых навыков. Феникс бросает последний взгляд на экран, подхватывает Фэнга подмышки и пересаживает на средство передвижения.  — Я на этой штуке как вечный ковбой, — усмехается человек. — Юху, блин. — Усмешка грустная, — успешно определяет внимательный Феникс. *** Чаша бассейна — тёплая, почти горячая, а вода, спадающая с глиняных труб — прохладная. Когда ранее Фэнг увидел, куда его несут и хотят посадить, то было запротестовал — теперь глубина любого искусственного водоёма была для него запредельной. Но в этой небольшой заводи гладкое каменное дно оказалось очень близко к поверхности. И теперь он сидит в этой воде, и смотрит, как в основной, глубокой и широкой части бассейна плавает под водой Феникс, будто радужная форель. Только гибкая. И раны совсем не щипет. Фэнг знает, что с этой водой что-то не так. Её цвет и запах… необычные. Особенно, если посмотреть обоими глазами и прислушаться к её течению. Однако сформулировать, что же именно другое, он не способен. Будто у него нет органа для интерпретации полученных данных. Только смутные подозрения. — Тут лечебная магия? — кричит он ящеру, когда тот выныривает на мгновение, чтобы заглотнуть воздуха. Тот остаётся на поверхности, встряхивает головой, чтобы вытряхнуть воду из ушей. — Тут комплекс монашеских ритуалов, химии и биологической магии. Вода заживит твои повреждения, пока я не смогу взяться за разработку подходящей мази для регенерации. Вытянет из них заразу. Пить нельзя! — Да что я, на дурака похож? — притворно оскорбляется Фэнг и тут же вспоминает детский анекдот. — Люди, не пейте воду, в ней рыбы трахаются! Отстранённое выражение лица Феникса становится совсем уж сложным. Человек смеётся, показывая, что всего лишь пошутил. Кайлихири расслабляется и с всплеском снова ныряет в тёмные глубины. Тёмные — по большей части из-за зернисто-синего, почти чёрного цвета камня чаши и затянутых серыми тучами небес. Вода-то сама прозрачнее спирта, даже жалко использовать её для плаванья после того, как основную грязь смываешь в купели. Густые кусты, обрамляющие чашу, почти касаются нижними ветками ровной глади. Чёрт побери, и это всё общественная собственность храма? Любой может воспользоваться? А потом устраивают совместный субботник и наводят красоту? Феникс подплывает быстро, подмахивая хвостом под водой, как какая-нибудь мифическая морская тварь. Причём ассоциации очень способствует периодически поблёскивающая в тусклых лучах лиловая чешуя. Он выныривает прямо перед Фэнгом, едва не снеся его поднятой волной — тот вынужден инстинктивно схватиться за его плечо, чтобы удержаться на месте. — Хочешь поплавать со мной? — предлагает кайлихири. — Ты умеешь задерживать дыхание и открывать глаза под водой? Фэнг разглядывает мокрую морду настолько обескуражено, насколько может. Господи, ну не предлагают такое врачи своим пациентам, будь они хоть сто раз ксеносами с альтернативными методами лечения! И Фэнг был бы клиническим идиотом, если бы отказался. — А я удержусь? Кажется, ты скользкий, — он на пробу проводит по его плечу туда-сюда. Феникс мгновенно подтягивается к нему ещё ближе, словно собирается обнюхать его нос, как любопытный пёс. В кустах за спиной что-то громко хрустит. Феникс мгновенно вскидывает голову, верхняя губа приподнимается, слегка обнажая белые клыки. Человек оглядывается и успевает заметить мелькнувшую среди листьев морковно-оранжевую робу. — Кто это? Один из наших тихих соседей? Ящер вздыхает — кажется, тяжко. — Здесь часто проходят обучения мелкие группы странствующих монахов. Это был послушник Великого выдра Аохиджи, их здесь трое вместе с учителем. Они используют этот пруд для занятий. А в северном крыле, что выходит на сад и оранжерею — живут четверо юлалинов. — Не помню таких. Что делают? — С помощью благословений Юлали они здесь выводят реликты. Лекарственные и наркотические. Фэнг рассматривает ухоженные бежевые рога на голове кайлихири. Он мог бы попробовать ухватиться за них… Но момент был уже упущен. В кустах снова трещит, и на тропинку вываливается серошёрстная кахири. Фэнг так и не понял, кем она тут приходится. Хозяйка? Ответственный смотритель? Снабженец? Феникс смотрит на неё исподлобья, и отплывает от Фэнга на расстояние, приличествующее незнакомым людям. — Ах вот вы где! — раздается из переводчика на икхефу. — Я принесла еды для человека. Он всё ест? — Не жаловался. — Я оставила корзину у входа в ваши комнаты. — Мы бы нашли. Повисает неприятная, тягостная пауза. Может, хозяйка ничего и не замечает, но Фэнг ощущает упрёк, спрятанный в словах, почти физически. — Спасибо, — наконец, отвечает Феникс. Хозяйка показывает ему какую-то последовательность знаков на пальцах, разворачивается на деревянных подошвах и уходит. Увы, заклинание не переводит бесшумную речь. Вероятно, это что-то неприятное, раз не предназначено для его ушей. Фэнг вглядывается в застывший профиль Феникса, по косвенным признакам пытаясь определить, что же сейчас произошло, о чем тот думает и что чувствует. Но, естественно, у него ничего не выходит. *** — Как твоё самочувствие? Ты поел и отдохнул? — осведомляется Феникс, заходя в комнату, которая играет роль зала, столовой и кабинета одновременно. То есть предназначенная для всего общественного, кроме сна. Самая большая из тех трёх, что им предоставили — с окнами, выходящими на заросший сад и цветники (Фэнг испытывает смешанные чувства, когда вспоминает, что это, возможно, кахирские наркотики).  — Готов к нескольким несложным тестам? Несколько физических, несколько психических, — в руках ящер держит какие-то небольшие приборы и пачку бумаг. — Управимся за час. Или раньше, если ты устанешь. Фэнг кивает. Ящер убирает посуду и остатки еды с низенького стола, протирает его и усаживается напротив человека на подушку. — Какие тесты? — спрашивает человек. — С картинками. — С симпатичными? — Зависит от того, кто смотрит. Для того они и нужны. — Ну, рассчитываю посмеяться с них. В кино Роршах всегда выглядит забавным, а уж если предположить, что эти рисовал явно кахири… Разводы на бумаге оказываются не только чёрными, а всех цветов радуги, словно у художника каждой краски был дефицит, и он ляпал чем осталось. Фэнг увидел того глагира, что подходил к их костру; какой-то угрожающий безумный прибор, состоящий из шприцевых игл и поршней; россыпь перевившихся между собой орхидей слегка анатомического вида; очертания космических кораблей, проходящих через туманность; стаю летящих высоко в небе перелётных птиц, о которых писали в детских учебниках… И многое другое, смысла в чём он тоже не углядел. — Твоя квалификация позволяет понять, что означают мои ответы? — изгибает он бровь. — Я склонялся к мнению, что ты военный хирург. А это уже психоанализ. — Врачи кахири должны уметь многое из-за особенностей наших болезней. Тем более, у меня особое положение. Моя роль скорее исследовательская и я должен разбираться в любой поступающей информации. Теперь надо снять тунику, приборам нужен доступ к коже. Фэнг уже не путается в ткани и тесёмках. И то, что ему не предоставили белья, потому что сами кахири его не носят, уже не работает как смущающий фактор. Причины, по которым они ходят закутавшись с головы до пят или в одной тряпочке на бёдрах, похожей на низ от фартука, для него непостижимы. Феникс подбирается к нему, и благодаря второму глазу Фэнг наблюдает за пульсирующими огоньками в цилиндрах на столе, выдающих информацию, и в анализирующих присосках, что ящер прикладывает к различным частям его тела. — Нервная проводимость. Всплески гормонов на раздражение, — серьёзно декламирует доктор. — Мне нужно несколько раз ущипнуть тебя, уколоть, погладить различными способами и пощекотать. — Не одновременно, пожалуйста, — стоически вздыхает Фэнг. — Я буду предупреждать. — Ну давай, коновал. Сложно себе представить что-то более странное, что Фэнг испытывает после. Для уколов Феникс использует лишь кончики собственных когтей на мизинцах, и щипается он не так, словно сознательно пытается подвести к болезненной грани. Он словно текстуру оценивает в разных местах тела, будто он людоед, а Фэнг — его обед. И постоянно косится на датчики, испускающие в воздух крохотные проекции символов и цифр. — Я перехожу уровень дискомфорта? — интересуется Феникс с этим его непробиваемо-неколебимым выражением лица. Пальцы проводят по шее сбоку, по груди и останавливаются там. — Поверьте, никакому доктору ещё не приходило в голову гладить меня голыми руками. Наверное, они подспудно считали меня «грязным». — Я сравню плотность и отзывчивость нейронной сети на разных участках, чтобы понять её состояние на повреждённых операциями местах. — Валяйте, — разрешает Фэнг. Впрочем, он разрешил даже если бы Феникс заявил, что ему просто любопытно потрогать настоящего человека. И, как обещал, Феникс вдумчиво проводит ладонями по всему его телу, включая те области, где оно трагически заканчивается. Видимо, волшебная вода из бассейна действительно помогла — болезненных ощущений прикосновения не вызывают, не осталось ни жжения, ни натяжения. Единственное место, которого ящер избегает — это пах. — И последнее. Позволишь? — произносит Феникс, как назло кладя свою лапу именно туда. — Это самый простой способ определить, как работают в связке нейронные цепи и половые гормоны. А также оценить степень глубинного стресса и истощения нервной системы. — Да ничего там не работает, — непроизвольно кривит губы тот. — Можешь и не пытаться. Большая рука кайлихири очень тёплая. Греет и не шевелится. Он внимательно — изучающе? — смотрит в глаза человеку. — То есть дело будет совсем не в ситуации? — уточняет он. — Вероятно, — равнодушно пожимает плечами Фэнг. — Раньше мне никогда не требовалось особых условий. Скорее наоборот, всё было весьма… неуместно. Проверяй, чего уж там, составляй анамнез. Феникс опускает взгляд. Аккуратно проводит по мягкому стволу вниз, обхватывает двумя пальцами и чуть сжимает, расслабляет, сжимает снова, сдвигая кожу по головке. Второй ладонью он поглаживает его по внутренней стороне бедра. Не сказать, что это неприятно… Но пульсация крови, возникшая, словно кто-то щёлкнул переключателем, настолько неожиданна, что Фэнг теряет дар речи, вытаращившись на лиловые змеиные пальцы, нежно ласкающие стремительно твердеющий член. И дыхание… чёртово дыхание сбивается. Что происходит? Почему? Он погрешил бы, что в еду был добавлен какой-нибудь возбудитель, но тогда не было смысла в таких тестах. Ящер никак не комментирует то, что у Фэнга благополучно встал и вовсе не останавливается со словами «чего и требовалось доказать». И сами ощущения после длительного перерыва… Господи, в таких случаях пенису реально всё равно, кто и что его касается? Или же Феникс правда всё делает на отлично, и его чешуя действительно особо приятна при скольжении? — Когти… — с опасением вышептывает он, глядя, как эта лапа подбирается, чтобы огладить головку и размазать каплю смазки на уретре. Тот послушно убирает руку, и с тем же невозмутимым спокойствием наклоняет шею вниз, раскрывая челюсти. Член опускается на большой, подвижный язык, и закрывается со всех сторон горячей пастью. По нервам будто автоматной очередью прошивает, Фэнг крупно вздрагивает, с ног до головы покрываясь мурашками. Это оказывается так резко, неожиданно и сильно, что собственная реакция пугает. Реактивное возбуждение — абсолютно точно. Та самая химия, которой не нужно разрешения ошалевшего разума. Толстый и длинный язык обсасывает его член, обвивается вокруг головки и двигается вдоль. Сама челюсть движется вслед за головой — пенис проходит между длинными боковыми клыками, едва касаясь рядов гладких и мелких, совершенно безопасных зубов. С паническим замешательством Фэнг отмечает, что давно у него не было такого каменного стояка… И чёрт знает, было ли когда-нибудь так приятно, ведь человеческий рот совсем другой. На лбу выступает пот, он вцепляется в жёсткие края подушки и изо всех сил зажмуривается. Чувство времени пропадает. Между началом минета и его завершением проходит целая вечность. Он всхлипывает, всхныкивает, с трудом заталкивая невыносимый стон обратно, потому что он давно забыл, что такое оргазм, и тело навёрстывает, безжалостно напоминает ему, выкручивая нервы на изнанку. Оргазм долог и больше похож на то, от чего можно умереть. Когда он открывает глаза и заставляет себя отцепиться от подушки, Феникс сидит перед ним на циновке с особо нечитаемым видом. Сердце выстукивает неровный сильный ритм и не желает приходить в себя сразу. — Ну вот… Удивительно, но реакция есть, — Фэнгу очень не хочется, чтобы кайлихири первым сморозил что-нибудь неловкое, что заставит его захотеть провалиться сквозь землю. — Да. Есть, — подтверждает тот, пока не встречаясь с ним глазами. И, сука, облизывается. И язык этот именно такой, как ему и показалось — длинный, красный, разве что не раздвоенный. И он ведь, судя по всему, всё-таки сожрал его сперму. Ох, испанский стыд! — Надеюсь, тебе не придет в голову проверять, как быстро я смогу возбудиться и кончить снова, — привычно шутит Фэнг и осекается, потому что его расплывающийся взгляд всё же замечает. Кое-что, из-за чего ящеру и пришлось расположиться поудобнее, усевшись на задницу практически по-человечески. Нечто белое, стоящее аккурат под хвостом, между раскинутыми и согнутыми задними ногами. Это определенно стоящий колом член, покрытый неплохим таким слоем смазки. Снизу его подпирают внушительные яйца, тоже все в смазке. Туника задрана до бёдер, чтобы не испачкать. Что ж, ксенос возбужден. По крайней мере, физически. Фэнг пялится на этот пенис и пялится, потому что раньше никогда такого не видел, а мозг его ещё не включил рациональное и логику. На выдающейся головке корона мягких шипиков. Белое начинает приобретать оттенки — размытые крапинки розоватого и бирюзового. Клетки реагируют на свет. И яйца у него не слитные, хотя и туго обтянуты такой же тонкой кожей. По человеческим меркам это более чем внушительный размер. — У кайлихири у всех примерно такие же, — без тени замешательства замечает его интерес Феникс. И тон такой ровный, почти лекторский. — Лишь форма немного меняется в зависимости от племени. — В смысле? — не догоняет тот. — Вариативность размеров и выступов незначительна, не как у людей. Нам очень важно быть оптимально совместимым с любой нашей женщиной. — Ааа-ага. Ясно. Нет ничего страннее — вести подобные научно-изыскательские разговоры, во-первых, с тем, кто только что тебе отсосал, во–вторых, — отсосал в научных целях, в-третьих — с ксеносом, у которого тоже встал. Причём если тот успешно делает вид, будто ничего особенно не произошло и не происходит. Но, возможно — только возможно, — судя по паузе, ящер сам не знает, как выйти из сложившейся ситуации. — Наверное, нам нужно привести себя в порядок? — предлагает Фэнг, когда тот так ничего и не говорит, статуей застыв на циновке. Кайлихири оживает тут же. — Да. Да, определённо. Я отнесу тебя в купальню. Дай мне минуту. Интересно, что высказала бы ему хозяйка на этот раз, если бы узнала?