Hero of War

Чем жестче металл, тем сильнее по нему бьёт молот богов. *** - Одна смотрительница пугала нас историями об обитаемых холмах, - рассказывает Фэнг. - На них деревья не растут, только трава, но ужасно зелёная и сочная. Эти холмы назывались «зиды», и внутри них жили злые элвы – их тоже иногда звали «зиды». Точнее, они не были злыми, скорее максимально чуждыми людям, другими. И раз в год, летом на Занайн, когда миры соприкасались оболочками, холмы-зиды открывались. И начиналось всякое. Потому что по какой-то причине люди и зиды не могли не взаимодействовать. Иногда это было чудо, а иногда – горе. Но чаще всего – оба этих события одновременно. - Это не зид! – почти обиженно (наверняка) отвечает Хьк’кмьеейр, оборачиваясь. Он с ног до головы в снеге и мёрзлой земле. – Там нет никаких элвов! Ирис негромко хмыкает, лёжа в санях. Фэнг продолжает пытаться развести костёр. Рассвет с трудом пробивается сквозь набежавшие снежные тучи. Серая завеса с неохотой светлеет. За ней уже не видны следы ожесточённого боя в соседней звёздной системе. *** - Я откопал вход, - сообщает Феникс, заслоняя собой стоящее в зените солнце. - Мне требуется ещё одна пара рук, чтобы разблокировать механизм. Дремлющая тарка сидит на снегу, а Ирис и Фэнг – на шкурах подле, прислонившись спинами к её боку, а друг к другу – плечами. Втроём им и не так уж и зябко. В котелке над огнём уже булькает каша, заправленная сушёным чилучьим мясом. - Поешь, - сообщает Ирис ящеру. – Готово. Феникс кивает, и накладывает исходящей паром еды в деревянную миску. - Там требуется физическая сила? – уточняет Ирис. Встаёт и пытается тоже наполнить миску, не выронив ни черпака, ни самой миски. И руки, и пальцы её слушаются плохо. - Не для твоих костей и суставов в любом случае, - отрицательно качает головой Хьк’к, поднимая на неё взгляд и следя за неловкими действиями. – Если замок заклинило, силой его всё равно не откроешь. - Тогда будем надеяться, что мне не вырвет имплант из креплений, - хмыкая, резюмирует Фэнг. – А почему заброшенный храм находится под землёй и имеет такую степень защиты? Сколько я их видел, вход в них обычно свободный. О, я понял! Это крипта храма? - Да ну тебя, - кривится Ирис весьма недовольно, чуть обнажив клыки. Фэнг мгновенно краснеет: она явно расценила это как шутку. А кахири за эти крипты погибло уже великое множество. - Да я не шутил, - угрюмо бормочет он. – Разве такие защищённые части не у каждого храма есть? Я думал, это строительная традиция какая-то. Ирис поворачивает к нему морду с обиженно поджатыми губами, но в глазах вместо гнева плещется нечто вроде рациональной надежды. Примерно так выглядит ребёнок, который собрался разреветься из-за неотданной конфеты, но выяснивший, что его ждёт карусель. - А. Понятно, - выдаёт она и возвращается к еде. Фэнга не удивляет её реакция. Его скорее удивляет, что в принципе она вполне адекватна и её не колотит после всего. Нападение, убийства, пытки, побег. Отрезание частей тела и пришивание их. Может, это всё ещё режим «выживания» не даёт психике и телу расслабиться. И всё вылезет после снятия нагрузки, как это произошло и с ним. Когда он вернулся из космоса, и увидел эти пыльные солнечные яруса, зелень и людей – вместо мглистых каменных пустошей, аванпостов и огромных комков материи под названием Ягро, затмевающих мутное красноватое небо… Фэнг опускает голову вниз и со вздохом рассматривает кусок чёрствой «безопасной» лепёшки, пропитавшейся пыльными нотками кладовки. А каша так вкусно пахнет! Ещё и с мясом. Даже имплантам давать можно, как остынет. Он вздыхает ещё раз. Гипнотизирует взглядом содержимое котелка, ощущая, как рот наполняется слюной. Оно вовсе не кажется ему ядовитым и вредным, скорее наоборот – тем, без чего он резко двинет кони. Запах, усилившийся раз в сто на морозе, манит, как чёрт знает что. Последний нормальный обед был сто лет назад. - Ну его нахрен… - раздражённо рычит он, быстрым движением подцепляя лепёшкой кашу из тарелки Ирис и так же мгновенно отправляя еду в рот. Он жуёт, полуприкрыв глаза. Оба кахири таращатся на него, на секунду замерев на месте от изумления. - Выплюнь, выплюнь, бяка, яд! – вскрикивает Ирис, пытаясь схватить его за нижнюю челюсть. Фэнг отбивается, по собачьей традиции начиная жевать быстрее и успевает проглотить прежде, чем к делу присоединяется Феникс. Ящер сразу влепляет ему в лоб заклинание. Фэнг оперативно наклоняется вперёд, чтобы не досталось куртке, но ожидаемых рвотных позывов не возникает. Он осторожно поднимает взгляд на ксеноса. Тот сидит перед ним на корточках, лениво перебирая в воздухе синие проекции магических таблиц. - Диагностическое, - поясняет Хьк’к. - Ох, спасибо. Ты понял, - человек неуверенно улыбается и садится прямо. - Мне выждать полчаса или можно поесть нормально? - Только если маленько, - строго наставляет его ящер. – Возможно, дело в дозе. Не будем с этим спешить. Пока он говорит, руки Фэнга торопливо выуживают на свет ещё одну миску и ложку. *** Шурф оказывается прокопан метра на три от уровня сугроба. Из ямы веет теплом – чувствуется, когда стоишь на бровке. На небольшом кусочке расчищенной желтоватой стены блестит металлом люк. Крышка его висит на петлях, но внутри не дыра, а панель огромного замка, как на сейфе. Два концентрических круга, один в другом, с парой ручек по ободу. И никаких надписей или украшений. - Вот оно как, - констатирует Фэнг, уперев руки в бока, хотя ничерта ему не понятно. - Оба круга должны двигаться синхронно, - поясняет Хьк’к снизу. - На определенный угол вправо или влево. Человек спускается к нему, конечно же, испачкав сырой землёй штаны. Такого на имплантах ему ещё не доводилось проделывать. - У вас в круге тоже 360 градусов? – уточняет он, наблюдая с отрешённым интересом, что и ладони он угваздал тоже. - Нет. - Тогда циферблат часов? Пятнадцать делений. Совпадает. - Хорошо. Берись за внутренний круг. Механизм оказывается вполне рабочим. Смазанный, но жутко тугой. Возможно, из-за температуры. Фэнг может провернуть круг, но медленно, с большим усилием. Феникс подстраивается под него, чтобы движения были более-менее синхронны, будто две пар рук принадлежат одному существу. Эта ассоциация никогда бы не пришла в голову, если бы Фэнг не знал, что у джанту как раз столько рук и имеется в наличии. Третья пара конечностей – опорные ноги. Только почему Хьк’к так хорошо помнит код, если забыл всё, что знал когда-то о прошлой жизни? Значит, это знание относится к его работе и профессии? Замок вздрагивает, долго гудит где-то внутри и, наконец, утробно щёлкает. Фэнг побыстрее отступает в сторону, но ничего не происходит. Никакая хреновина не отваливается, ничего не распахивается. Лишь Феникс поддевает когтем незаметную панель слева, за ней - столбец светящихся прямоугольников-кнопок. Фэнг приглядывается к ним и ощущает настойчивый муар в глазах. Проморгаться не помогает. - Что за чёрт... - он не выдерживает и закрывает человеческий глаз. Нет, это не магия путала ему зрение. Это цвета, которых он никогда не видел. Феникс, как-то обречённо постучав пальцем по лампочкам, выносит вердикт: - Кажется, придется использовать заклинание поляризации и сужения спектра. Излучение некоторых из них невидимо для обычных кахири, в том числе для меня. - Ты не помнишь, на какую надо нажимать? - Это не кнопки, а индикаторы состояния среды по ту сторону люка. Мне нужно знать, какой горит, каким цветом, мигает ли. Но я не вижу всех целиком. Феникс тянется к поясу, чтобы достать нужное заклинание из кармашка. - Ммм, нет необходимости, - поспешно, но не вполне уверенно вставляет Фэнг. - Я что-то вижу. Неправильное слово... Как бы воспринимаю. Тут есть излучение, подходящее для не моего глаза. - Хорошо, - такое ощущение, что Феникс не изумлён на самом деле, а не потому что не демонстрирует эту эмоцию. - Опиши очень подробно, как реагирует панель. Фэнг подбирается поближе и рассказывает, как ведет себя свет. На нечеловеческих цветах он вынужден делать бесплодные попытки объяснить, на что он похож из имеющихся. Чёрный-ярко-синий. Чёрный-тускло-грязно-красный. Мелко-жидко-чёрный. Бархатно-насыщенный чёрный. - Это хоть помогло? – безнадёжно вопрошает он. - Индикаторы говорят, что внутри безопасно, - кивает Феникс удовлетворённо. - Нет бактериологической или вирусной опасности, нет химического или радиоактивного загрязнения; нет утечек сырой шайе, уровень кислорода повышен относительно нормы до выбранного уровня. И нет разницы давлений газовых сред. - Это совсем не храм, так ведь? – раздаётся голос сзади. Они одновременно оборачиваются. С бровки, как в засаде примостившись на краю, за ними наблюдает Ирис. Только уши над сугробом точат. - На криптах стоят другие замки, а это больше похоже на модернизированный космический шлюз, - добавляет она. - Это шлюз, но не думаю, что он выдержит вакуум, - после паузы, осторожно отвечает Феникс. – Отойдите, пока я буду открывать, без меня тут могли установить ловушки. Круглый люк с шипением отходит в сторону. В небольшой камере, открывшейся в утренних лучах, виднеется следующий люк. - Один из них всегда должен быть закрыт. Так работает автоматика, - поясняет Хьк’к. - Наверное, мне лучше пойти с тобой, - предлагает Фэнг. - У меня зрение, которое тебе нужно. - А я могу подстраховать магией на случай ловушек, - добавляет Ирис, мелкими шагами спускаясь на дно шурфа. Хьк’кмьеейр раздумывает пару секунд, а потом соглашается с доводами. Первое, что видит Фэнг, когда тамбур-шлюз выравнивает среды и открывается – это две погребальные урны по центру безликого помещения. Невысокие глазурованные сосуды, прямо на полу. Лишь мгновение спустя он замечает по бокам зала занавешенные тканью шкафы, уходящие далеко вглубь. Пыли почти нет. Магические светильники под потолком разгораются сильнее, прогреваясь. Пол оказывается не могильно-серым, а изумрудно-зелёным, каменным. Всё становится гораздо меньше похоже на склеп. Но сосуды - именно урны. И Феникс, застыв посредине какой-то фразы, уставился на них, не отрываясь. Фэнг делает пару шагов вперёд, чтобы прочитать надписи, идущие по ободку. Он узнаёт старинные буквы, потому что раньше видел такие же и читал их. Они гласят: «Цессекц-44» и «Цессекц-45». - О боги… - Феникс низко опускает голову, будто собрался упасть, опирается ладонью на стену. - Хьк’к? Что такое? – Фэнг на всякий случай подставляет плечо и подхватывает его под руку. И не в таких ситуациях сознание теряют. – Садись, садись давай. Ящер действительно начинает на него заваливаться. Вместе они садятся на пол. Феникс глубоко вдыхает-выдыхает, прикрыв веки, сглатывает. Ирис стоит рядом наготове с заклинаниями, но удостоверившись, что ничего страшного не происходит, крадучись углубляется в подземный холл, сверяясь с показаниями какой-то магии в своей руке. Возможную опасность этого сооружения нельзя игнорировать. Должен же кто-то проверить, пока остальные не в строю. - Паническая атака? – подсказывает Фэнг. Ему посчастливилось не только испытывать, но и наблюдать их, различной интенсивности. - Я не должен это помнить, но… - Феникс трёт лоб, речь его становится нехарактерно растерянной и сбивчивой. - Я не оставлял здесь этих вещей, понимаешь? Это он оставил. Убрал всю память по моей просьбе, но, видимо… Если я решу сунуться сюда… Он вернёт мне всё. Всё вернётся. - Это твои погибшие родственники? - Сожжённые, - Феникс смотрит ему в глаза, и никакая редуцированная мимика не помогает скрыть боль в его взгляде. – Мы хороним не так. Сжигают только заражённые трупы. - Цифры имён последовательные. После твоего, - осторожно замечает Фэнг. Колкая мысль о том, что он прямо сейчас спалился, получается блёклой и неважной. - Это были… да, безусловно, это мои дети. Впечатляет не сама гибель - я знаю, что их уже давно нет на свете. Дело не в этом, а… - он замолкает. - Ты сам говорил, что лучше не помнить абсолютно ничего из прошлого. Одно всегда цепляет другое и значит больше, чем для постороннего. Феникс вздыхает, будто пытаясь собраться: - Примерно. - Других ловушек нет, - подаёт голос Ирис из того конца зала. - Если, конечно, тут за полотнами не заспиртованные гомункулы. Я их не люблю. Фэнга немного задевает её деловой тон, но он помогает Фениксу отвлечься. Ирис смотрит на них издалека со смешанными чувствами во взгляде. Хьк’кмьеейр спас её от преследователей, ничего не пожалел, чтобы залатать её тело. Но вот оно перед ними – неопровержимейшее доказательство того, что перед ним тот самый всадник Эпидемия, возвращённый в небытия. Из-за Цессеца-43 вымерли все. Но ведь кто-то оставил здесь урны? Кто-то похоронил его детей за него? Успел до того, как погиб сам? Вряд ли этот факт мог настолько поразить Феникса. Дело в том, кто это тут оставил? - Налево жилые помещения, - Хьк’к поднимается на ноги сам. - Направо должна быть комната с вычислительным оборудованием, а за ней лабораторный комплекс. Там находится установка для регуляции внутренней среды, и я откорректирую уровень кислорода в воздухе. Снова им встречается люк (только побольше размером) с кнопками, но на этот раз без тамбура. И вот там по центру комнаты, заполненной деками, механизмами и кахирскими маго-техническими примочками - сидит какой-то огромный чертила без башки. Определённо живой, сука, чёрный чертила без башки! - Вот дерьмо… - успевает сипло пробормотать Фэнг, прежде чем ноги резво, сами собой, уносят его в предыдущий зал и прячут за самый высокий стеллаж. И там он сидит тихо, почти не дыша, сложив руки на груди, пока к нему так же тихо, бочком, не подкрадывается Ирис. Нельзя сказать, что на лице её паника. Скорее оно напряжено, как у бойца, но при этом испуга не наблюдается. Она показывает человеку оттопыренный большой палец. Фэнг не вполне понимает, что она этим хочет сказать. - Отличные инстинкты, - шепчет она и аккуратно присаживается рядом. - Где Феникс? И словно в ответ на его вопрос, ящер заглядывает в их ряд. - Вы можете посмотреть. Я оплёл его заклинаниями сдерживания, и он пока не проснулся. - А что будет, если проснётся? – шепчет Фэнг. - Идём, идём, - толкает его Ирис. Зверь имеет вместо лица два гигантских антрацитовых тюльпана, три разномастные лапы и три части сегментарного массивного тела. У него есть мех, чешуя и что-то хитиновое. Где-то из жопы и холки торчат перья, а гофротрубка (или гофрошланг?) из его живота уходит в разъём в полу. По периметру его окружает магическая граница Феникса. - Это священный зверь! – произносит Ирис тоном торжественным и благоговейным, словно презентуя. - Это та тварина, что я на тропинке в лесу вчера вечером видел, - мрачно пыхтит Фэнг, держась за спиной ящера. - Только почему он на подзарядке?! - Никто не угадал. Это гайвариск, – сообщает Хьк’кмьеейр, игнорируя протестующий взгляд Ирис. - Очевидно, гайвариск перепрограммированный - прямо через эту центральную деку. Иначе бы он среагировал сразу. Я в логах не силён, вижу только, что механику манипуляторов ему переделали и отрезали хвостовые пики. - Зачем он здесь? Для чего? Охранник? – недоумевает Фэнг. - Я тоже сперва так подумал. - Давайте просто посмотрим логи? – простодушно предлагает Ирис. – Можно запустить деку? Феникс молча кивает. Ирис проводит ладонью над почти музыкальным изгибом длинной керамической панели на металлических ножках. Она загорается внутренней магией, разворачивает свою начинку. Ирис запускает руки в светящиеся сплетения. Признаться, раньше Фэнгу не приходилось видеть язычницу-айтишницу. Впрочем, по большому счёту этой профессией можно охарактеризовать всю эту расу. Ирис разворачивает светящиеся насыщенным красным голоэкраны и не особо реагирует, когда зверь за её спиной шевелится, перебрав суставчатыми лапами и обдав всех присутствующих волной жара. Охранное заклинание отзывается негодующим треском, Фэнг – новой попыткой побега. - Насколько я могу судить, у него другое назначение, - бросает она короткий взгляд на них. – Посмотрите на средние лапы, там есть дополнительно циркулярные пилы на манжетках. Также заменены захваты на передних лапках, чтобы упростить копание. А на задней паре на бабке огниво и трут. Что вы смотрите так недоумённо? Это похоронный священный зверь. Он переделан, чтобы находить и сжигать трупы. Не удивительно, что он не просыпается автоматически, а должен быть пробуждён. А то выберется да как начнёт раскапывать могилы, чтобы добраться до останков, причинять санитарию да наносить утилизацию. Феникс растирает лицо ладонями, не особо заботясь об их чистоте, и тихо матерится. Фэнг не помнит, чтобы раньше слышал от него что-то подобное. Он всегда держал себя в руках. - Это что, тебе в каждой комнате персональный подарочек для порчи настроения оставлять будут? – осведомляется Фэнг. – Вот людям делать нечего! Им бы в руки по метле. Феникс коротко пожимает его руку в знак признательности. Страшно подумать, что он найдёт следующим. Но Хьк’к всё же проверяет индикаторы состояния сред, вводит код и отпирает шлюз в лабораторию. Их встречают столы с оборудованием, накрытые стеклянными куполами, сдвинутые к стенам. Много-много столов, много-много загадочных устройств. И какой-то небольшой механизм, оснащённый двумя небольшими рупорами, конечно стоит по центру, как пенёк посреди болота. Гораздо больше вопросов вызывает ряд катушек (высотой Фэнгу до колена), на которых намотаны странные чёрные верёвки. Верёвки непростые: они литые, словно из резины, но испещрены какими-то сложными узлами и наростами. Напоминают то ли битумное кружево, то ли спутанную чёрную нить. Из того же битума. Такая же катушка, только пустая, закреплена на основании механизма с рупорами. - Это узелковое письмо? – первой приходит в себя Ирис и указывает на катушки. - Да. Нет, - вздыхает Хьк’кмьеейр. - Это аудиограммы. Традиционные аудиограммы джанту, - заканчивает он, наконец, останавливаясь у этого странного граммофона. – Надо прослушать. - Как скажешь. Он подбирает первую запись и садится прямо на холодный пол у механизма. Зажимает конец верёвки валиками приёмника, опускает в отверстие бусину для магической подпитки. Валики начинают затягивать ребристую нить, пропуская через коробку (с разпознавателем, очевидно), а потом наматывают её на пустую катушку. Фэнг ожидает какой угодно речи или даже музыки, но из граммофона внезапно начинает литься натуральный скрежет. Потом - странный шелест, глухой клёкот, с щепотками пронзительного стрёкота. В общем, все эти звуки в самых причудливых и мерзких комбинациях. Фэнг с чистой совестью затыкает уши. Хьк’кмьеейр морщится, отгибает боковую ручку и принимается вращать сам, регулируя скорость прокрутки, а может, и рельефность звука. Так как после этого становится ясно, что уши можно уже не зажимать. Феникс слушает очень внимательно. Больше никто нихрена не понимает. Человек переглядывается с Ирис. Она пожимает плечами (излишне активно), отчего кривится и хватается за рёбра. Хьк’кмьеейр докручивает до какого-то определённого момента послания и останавливается. Вид у него такой, что в гроб краше кладут, но мало кто, кроме Фэнга, способен это распознать. Ему кажется, что у него самого было такое лицо, когда он умирал, исходя фиолетовыми пятнами. - Что за послание оставлено? – спрашивает Ирис без задней мысли. - Говорится, для кого и кем? Ящер медлит несколько секунд и, наконец, отвечает: - Это довольно саркастичные рассуждения о том, за какой временной отрезок одна особь способна утилизировать, то есть сжечь, примерно сто пятьдесят миллионов заражённых трупов, а также предметов и мест, с которыми они соприкасались. - Проще построить машины, которые выполнят большую часть работы. - Он так и поступил, - многозначительно вздыхает Феникс. В образовавшуюся паузу протягивается ещё несколько метров джантовой верёвки. Треск от неё стоит такой, что вероятность не услышать собеседника гораздо выше вероятности пропустить что-то с записи. - Это сохранилось здесь со времён Истребления? – снова подаёт голос Ирис. - Судя по эмоциям на записи, да. - Уже после твоей смерти? - Да. - Кто мог оставить здесь столько посланий, персонально для тебя? - Думаю, ты должна узнать этот почерк. Не так-то много у них общих знакомых. Ящер поднимается, чтобы открыть остальные части лаборатории. Во всех отсеках на полу он находит катушки с аудиограммами. - А у нас не надо сжигать мёртвых, - негромко признаётся Фэнг, наблюдая за тем, как тот ставит новую запись. - Наши мёртвые хоронятся в чёрных дырах. Распыляются в горизонте событий. Сливаются с ними. Фактически сверхмассивные дыры - это наши общие могилы. И мёртвые медленно-медленно изливаются из них тончайшим излучением, чтобы снова повториться в материи, в звезде, в планете, а затем снова расцвести на Великих ветвях, упасть созревшим плодом и стать ягро. Мы говорим: пока Ягро существуют, горят звёзды. - Пока Оно не сказало «ночь», звёзды горят, - возражает Ирис. - И не горят, пока Оно не скажет «свет». Хьк’кмьеейр складывает пальцы в знаке «неудовольствие»: - Радуйся, что это «оно» тебя сейчас не слышит. По шапке ведь надаёт. Она знак замечает: - С каждым днём у меня всё сильнее впечатление, что мы с тобой говорим о совершенно разных существах. - Кто знает. - Может быть, он просто добр к каждому из вас, - предполагает Фэнг. К его удивлению, эта мысль надолго затыкает обоих и начинающийся спор. Хьк’к ставит в аудиограф последние метры записи. Когда они заканчиваются, он сам нарушает тишину подземного зала: - Он говорит о том, как впервые увидел кйондовый ветер, поднимающийся в абсолютно пустых городах, точно чёрный песок к самым небесам. И жалеет, что не осталось ни одного монаха. - Что это за ветер? – спрашивает Фэнг. - Кйонда – душа нашего тела. Монахи-левлиты своими обрядами дают ей покой. Чаще всего она сливается с местом и способом захоронения. Может стать огнём, водой, землёй, камнем, лесом и льдом. В малых количествах, на самом деле, неважно, что будет с кйондой. Она не представляет угрозы, растворяется сама. Но когда происходят настолько массовые смерти и убийства, кйонды сливаются между собой и с камнем города. Они никуда не уходят. Если с ними не разберутся специалисты. - Это опасно? - Для живых? О, ещё как. И страшно, - Феникс вздыхает, нервно почёсывает висок. Коротко смотрит на Ирис и снова на аудиограф. – Он рассказывает… Про заросшие поля. Дикоросы задушили выведенные растения, и теперь они произрастают наравне, вперемешку, измельчав. Все дома за считанные сезоны приходят в упадок, подтачиваются дождями, суховеями и морозами… Про волны экосистем: резкий рост популяции падальщиков, потом рост тех, кто их ест; гибель падальщиков. Говорит о том, насколько малы и слабы теперь проявления Вахравы, и как поверхностны Горны по сравнению с теми, что были давным-давно. Когда некому их сдерживать, он может сравнить. Он говорит, что меднокровые люди действительно не болели, но их надо было изолировать, чтобы помешать болезни мутировать в их телах и стать заразной и для них тоже. Многие протестовали, но всё равно весь народ снова оказался закрыт в Карзо-Таре, под щитом, который на этот раз нельзя преодолеть ни живому, ни мёртвому. А перед этим пришлось собирать «ковчег» по всей Вахраве. Ковчег с образцами всех селекционных животных и сельскохозяйственных растений, всех одомашненных удуг-улов, чтобы надёжно сохранить и воспроизводить. Иначе всё будет утрачено, и когда придут новые кахири, их встретит пустыня и новые тысячелетия выведения и одомашнивания. Ирис сидит на полу, слушая, руки позабыто лежат на коленях. - Почему же он сам не умер? – недоумевает Фэнг. - Если у него был иммунитет и нужные антитела, то почему из этого не создать вакцину? - Не было антител, - твёрдо отвечает Хьк’кмьеейр. - Я не знаю, как именно работает его иммунитет, но на этот раз тот предпочёл изменить геном всего тела, чтобы сделать носителя невосприимчивым к данной болезни. Вероятно, за короткое время он естественным способом перебрал все комбинации и пришёл к такому решению. Ибо я тоже перебрал всё и не нашёл лекарства. Секвенирование геномов живущих сейчас кахири показало, что в них внедрены эти самые участки, отвечающие за невосприимчивость. Повторная эпидемия невозможна, даже если не всё на Вахраве было выжжено и санировано. - Он не генетик и не биолог, - резко замечает Ирис. – Он не смог бы вот так просто встроить кусок ДНК в чужую. Это не его специализация. Даже если бы было подходящее оборудование, я глубоко в этом сомневаюсь. Есть ли объяснение? - Нет. Лишь в конце записи есть пара абстрактных фраз, и я не знаю, о чём они: «Мне постоянно приходится возиться с мёртвыми, но когда нужно сделать обратное, я впадаю в истерику. Мне никогда это не нравилось и не понравится. Я могу вдохнуть дух, но не заставляйте меня создавать тело – я ничего (на самом деле тут было слово потяжелее) не смыслю в ваших экстренных установках. Зимние боги, вы подадите карету в небеса или под землю?» Примерно так. - Тоже не знаю, о чём это, - признаётся Ирис. – Этого нет в хрониках. Полагаю, из соображений секретности и безопасности. Никто и не должен знать. - Я прикоснулся к тайне, к которой прикасаться не должен был? - спрашивает Фэнг, чувствуя, что начинает глупо, но нерадостно улыбаться. - Я тоже не должна была, - Ирис в напряжённой задумчивости поднимается на ноги, предварительно встав на четвереньки, и бредёт к выходу из лаборатории, на свежий воздух. – Пойду загоню тарку внутрь… Фэнг помнит, как вылуплялись созревшие плоды на отяжелевшей ветке, и газово-жидкостные ягро с твёрдой косточкой внутри падали на подушку из жидкого метана, что покрывал поверхность планеты голубым ореолом. Может, где-то растёт мировое древо Конца Света, с которого падают новорождённые, может даже взрослые кахири. А Зимние боги ловят их внизу.