Мозаика

      Пахло мокрым деревом, морской солью и самую малость водорослями. Иногда истошно кричали чайки где-то вдалеке. Солнце висело у самой воды, грозясь вот-вот быть потопленным. Пляж был пуст. Они не думали, что задание пройдет так быстро и легко, обычно “легко” у них никогда не случалось.       Барнс сидел в тени валунов у самой кромки воды и устало смотрел на подвижную воду. Он все еще привыкал к свободе. Хотя Наташа была категорически против того, чтобы он ввязывался во всю эту супергеройскую ерунду. Но свое мнение она предпочитала держать при себе, тем более, что Баки теперь сам решал, как жить свою жизнь.       С другой стороны Наташа любила с ним работать. Еще бы — они оба мыслили как убийцы, пусть уже ими и не были давно. Но эта чуть ли не ментальная связь, что возникала между ними, не могла не будить в груди что-то. Что-то, чего там быть не должно было. Наташа мотнула головой, освобождая рыжие пряди от тугой косы, а себя от безрадостных мыслей.       Забрать их должны через два с половиной часа, так что Наташа не собиралась упускать возможность окунуться в прохладные объятья моря (черт знает когда еще выдастся шанс).       Костюм черной змеиной кожей упал к ногам, Баки обернулся на звук и тут же отвернулся — кончики ушей алели огнем.       — Черт, могла бы и предупредить, — буркнул он, чтобы хоть как-то скрыть смущение.       Наташе нравилось его дразнить, тем более, что это было почти так же легко, как и дразнить Кэпа. Ох уж эти бруклинские мальчики из сороковых.       — Мы на пляже, а джет прибудет через два с половиной часа, до точки сбора чуть больше километра, а пляж совершенно дикий и безлюдный.       — Не помню, чтобы в твоем костюме был карман под бикини, — усмехнулся Баки, расслабляясь.       Он и в сороковые пуританином не был, но времена и нравы, всё же, были немного другими, и видеть вот так просто и обыденно раздевающуюся до нижнего белья женщину можно было разве что в своей спальне.       — С таким шрамом можно только сказать "прощай-прощай, бикини", — усмехнулась Наташа и сделала несколько шагов перед.       Прохладные волны тут же схватили её за лодыжки, облизали.       — Каким шрамом? — Баки обернулся и увидел.       Даже регенерация от сыворотки не смогла залечить его. Бугристые края — рану явно зашивали быстро, неаккуратно. Такие разрывы тканей остаются от крупного калибра, например от снайперской винтовки, что он использовал, будучи Зимним Солдатом. Перед глазами замелькали картинки: какой-то полный одутловатый мужчина, горная дорога, машина, всполохи рыжих волос и его палец, спускающий пусковой крючок.       Она никогда не говорила ему об их первой встрече — не считала нужным, не хотела ворошить и без того кровавое прошлое, которое он до сих пор пытается искупить. Она не многим лучше него.       — Это был я, — не вопрос — утверждение.       И глаза полные боли и вины.       — Это был Зимний Солдат, а не ты, — пожала Наташа плечами и резко погрузилась в воду, прохлада тут же смыла усталость и запах крови, что будто въелся в неё навсегда.       — Почему ты никогда не говорила о том, что я сделал?       — Прости, ничего не слышу из-за шума волн, — усмехнулась Наташа и сделала пару мощных гребков.       Прохладная вода обнимала, уносила все тревоги куда-то далеко в Океан.       — Ты меня прекрасно слышишь.       — Не-а, ни черта не слышу, — мягкий смех.       Баки стоит на берегу моря и пытается понять, что он испытывает к этой женщине. Благодарность за то, что не пытается вмешиваться в его жизнь? Признательность за то, что не жалеет? Обиду за то, что не рассказала о том, что он сделал? Уважение, за силу духа, с которой она принимает свое прошлое? Что-то еще?       Возможно, они попадают на совместные миссии чаще, чем ему хотелось бы. Потому что каждый раз, действуя как слаженный механизм — машина по уничтожению врагов — он думает об их схожести и различиях. Или потому, что по утрам он вспоминает обрывки снов — рыжие всполохи, грудной смех, касания… Вряд ли она думает хоть о чем-то подобном.       — Если мистер Зануда хочет что-то сказать, то ему придется залезть в воду, — вдруг смеется Наталья, лениво покачиваясь на волнах у самого берега.       Баки зачем-то стаскивает с себя вещи и заходит в воду.       Солнце уже опустилось в воду наполовину, расплескав по небу красное. Еще пару минут назад голубая вода теперь манит своими таинственно-фиолетовыми глубинами. Воздух наполнен чем-то неуловимым. Наташа стоит молча, чего-то ждет. Баки не понимает в какой момент его грубая шершавая ладонь накрыла отвратительный бугристый шрам. Он тонет в зелени её глаз, сгорает заживо в пламени волос.       — Прости, — он не уверен, говорит ли это вслух.       — Заткнись Джеймс, не смей просить прощения, глядя на меня так.       Её кожа под его пальцами покрывается мурашками и голос предательски дрожит. Наташа стоит неподвижно, смотрит прямо в глаза, и всё становится смазанным пятном где-то на периферии сознания, потому что весь мир теперь занимают её глаза и губы. И если он сейчас её не поцелует, то умрет. Она жмется к нему так, словно утопает. Он пытается думать, но это так сложно, так чертовски сложно, когда Наташа впивается ногтями в его плечи, дрожит, а между ними лишь два куска мокрой и тонкой ткани. Он подхватывает её под бедра, прижимает так тесно, как только может. От её поцелуев мир снова становится цветным, от её поцелуев зависит его существование, от её поцелуев веет прощением, в котором он так отчаянно себе отказывает.       Закатное солнце напоследок окрашивает всё лилово-оранжевым и тонет где-то в глубинах Океана. Баки и Наташа целуются так, словно у них есть всё время мира. Хотя его нет. Зато есть еще как минимум час.       — Думаю, тебе нужно все же завести в костюме карман для бикини, — тихо усмехается Баки, когда они загружаются в джет.       Наташа громко смеется.