Всего одна чашка кофе

      Дни проносились теперь с невероятной скоростью. Удивительно, когда не знаешь, чем себя занять, время замирает ленивцем на одном месте, стрелки циферблата застывают, как приклеенные, и без толку их подгонять. Но когда занят делом или стоит чем-то увлечься, как часы пролетают незаметно: утро сменяется поздним вечером, сил хватает лишь на то, чтобы наскоро принять душ и завалиться в постель. И засыпаешь без сновидений, не донеся голову до подушки, а через миг настойчивый звук будильника заставляет чертыхаться и, не открывая глаз, сползать с кровати, чтобы не опоздать в университет. Я не оставил надежды разыскать свою потерю, порывался подойти в перерывах между занятиями к Вильяму, но его взгляд не предвещал ничего хорошего, нарваться и вылететь из вуза за драку не входило в мои планы. Оставалось заделаться следопытом, проследить за ним и выяснить место проживания, но пришлось отложить это до лучших времен.       Я еле успевал в кофейню после пар, и эти три дня стали настоящим волшебством в моей жизни, не считая знакомства с Олли. Доброжелательное отношение персонала, приветливые лица посетителей, возможность существенно поправить финансовое положение — разительное отличие от предыдущего места работы. Я впитывал информацию как губка, запоминая все, чему меня учили. Да, я был крайне самоуверен, когда заявлял, что знаю о кофе все. Вдобавок Пауло раскритиковал мои достижения в латте-арте и принялся натаскивать с нуля: умение рисовать — одно из главных показателей мастерства бариста. А там не все так легко и просто: рисунок зависит от точности движений, высоты питчера, устойчивости кофейной пены. Но демонстрируя свою фантазию, настоящий мастер доставляет эстетическое удовольствие клиенту, поднимает его настроение, удивляет, вызывает желание посетить заведение еще много раз. Я сосредоточился на процессе, пыхтя и чертыхаясь про себя, под чутким руководством своего сенсея вырисовывал лебедя в чашке латте, когда краем уха услышал мелодичный звон колокольчика на входной двери. За ним раздался радостный возглас Анастасии — нашей самой видной официантки с внешностью славянской красавицы: — Привет, Оливер!       На имя я среагировал мгновенно, как ретривер на сахарную кость, поднял голову и увидел ЕГО. Я не поверил своим глазам! А Олли, лучезарно улыбаясь, ответил на приветствие и поцеловал девушку в щеку. Этого еще не хватало! Но кто сказал, что у него нет девушки? Я выпустил чашку из рук, умудрившись облить не только себя, но и щедро плеснуть горячей жидкостью на наставника. — Марк! — Пауло отступил на шаг и зашипел от раздражения: — Что сейчас-то случилось?       Он принялся развязывать облитый фартук и послал меня за чистыми. — Только не разрушь ничего по дороге, — крикнул мне вслед бариста.       Но я уже ничего не слышал, боясь выпустить из виду собственное божество. Подхватив два чистых фартука, метнулся назад к Пауло. Оливер заметил меня и направился к стойке, широко улыбаясь. Он рад меня видеть! В мире больше сдавшихся, чем побежденных, я вопреки увиденному ранее не упущу свой шанс. — Сенсей, разрешите пять минут перерыва? — Иди, но ненадолго. Клиентов прорва, — недовольно отозвался мужчина.       Пытаясь справиться с волнением, я подошел к душе и свету жизни моей: — Сразу скажу, что я клинический идиот, который не сберег твой номер, — признался ему, поднимая вверх ладони. — А я-то уж думал, что внезапно перестал тебя интересовать, — поддразнил Олли. Его бархатный голос с легкой хрипотцой сводил меня с ума. — Не дождешься! Я пытался узнать номер у Вильяма, но и там потерпел неудачу. Почему он такая свинья? — Ах, это. Не обращай внимания, — Олли недовольно поморщился и быстро перевел тему: — С каких пор ты здесь работаешь? Я довольно часто тут бываю, но ни разу тебя не видел. — Четвертый день. У меня встречный вопрос: что ты делаешь вечером?       Мне до сих пор не верилось, что в огромном городе мы умудрились случайно столкнуться дважды, да еще и за такой короткий срок, что именно "Антейку" оказалось кофейней, куда частенько наведывался похититель моего сердца. Я не мог допустить последующей разлуки и намеревался наметить нашу следующую встречу. — Ничего. Я свободен как птица, — Олли плавным движением убрал челку со лба и, заметив мой пристальный взгляд, смущенно улыбнулся.       Я собрался с духом и выпалил: — Я заканчиваю в десять и был бы очень рад, если бы ты составил мне компанию на вечер.       С замершим сердцем я следил за выражением его лица. Удивление, толика сомнения сменились улыбкой и озорным блеском в изумрудных глазах. — Я не против. Подойду к закрытию, — согласился Оливер. — Марк! — окликнул меня Пауло. — Уже иду, магистр, — отозвался я и повернулся к Олли: — Будешь что-нибудь? Могу сварить лучший маккиато в мире. — Нет, спасибо, я, пожалуй, пойду. У меня внезапно появились кое-какие дела, — и не забыв махнуть на прощание Анастасии, он покинул кофейню.       Впервые за все время моей практики в "Антейку" я не мог дождаться окончания рабочего дня. Это заметил и Пауло. — Ты чего такой дерганый? На часы посматриваешь и лыбишься так странно. Случилось что-то? — спросил он, когда мы намывали кофемашину в конце смены. — Да нет, на свидание собираюсь, — улыбнулся я. — С Оливером? — понимающе хмыкнул бариста.       Я замер с тряпкой в руках и ошарашенно уставился на него. — Тоже мне, тайна мадридского двора! Не ты ли мне своего лебедя выплеснул на штаны, когда он вошел? И скажи спасибо, что фартук мне самое дорогое спас, иначе бы вовек не расплатился. Потом ты отпросился на перерыв, любезничал с нашим постоянным клиентом, и тот, потеряв голову, ушел, ничего не заказав.       Действительно, не понять мог только слепой. Но раз отношение Пауло ко мне не изменилось, то и волноваться не о чем. — А как давно он сюда ходит? — я решил воспользоваться возможностью узнать что-нибудь о парне. — Да почти с самого открытия, уже как четыре месяца. Не каждый день, конечно, но раза два в неделю бывает, — бариста с маниакальной тщательностью натирал поверхность машины до зеркального блеска. — Слушай, а… Настя? Она… — я сомневался, стоит ли задавать этот вопрос. Ревность — плохое чувство, а ревновать того, кто никогда тебе не принадлежал — глупее не придумаешь. Но это чувство не поддавалось контролю. Стоило вспомнить тонкие руки, нежно обнимающие Олли, и его губы, прикоснувшиеся к щеке пользующейся успехом девушки, как глубоко внутри засвербело нечто среднее между обидой и злостью.       Пауло понимающе усмехнулся: — Расслабься. Она уже год как замужем. Мог бы и сам у нее спросить. И на будущее, — учитель наставительно поднял палец, — пора налаживать отношения с коллективом. Тебе необходимо иметь с каждым человеком из персонала если не дружеские, то хотя бы приятельские отношения.       Разговор прервал мелодичный перезвон. — Привет, Оливер, — обернулся мой наставник.       А у меня от предвкушения предстоящего свидания по телу пробежали мурашки. Олли махнул мне рукой. — Иди уж, романтик, — вздохнул Пауло, — я закончу без тебя.       Я снял с себя коричневый фартук-юбку и форменный жилет и, скомканно попрощавшись, рванул к выходу.       Оливер дожидался меня на улице. — Почему у меня такое чувство, что это я приглашал тебя на свидание, а не наоборот? — Потому что ты слишком крут, чтобы быть снизу, — выпалил я, не успев подумать. «Блять! Блять! Блять! Что на уме, то хрен в себе удержишь! Слишком рано, Марк! Ты его спугнешь», — костерил себя я, пылая скулами.       Олли глянул на меня и сделал вид, что ничего не слышал. — В бар? — предложил он. — Только за. Мне определенно нужно напиться, — пробормотал я, искоса заглядываясь на его лицо.       Господи, до чего он совершенен! Он точно не может быть человеком. Такими не рождаются. Таких вылепливают из глины, вытесывают из мрамора и вырисовывают маслом на холсте. Им посвящают книги, стихи, романсы, о них снимают фильмы, запечатлевают на глянце, на них капают слюной и смазкой. Да, бля, я как бронепоезд, фиг меня свернешь с выбранной колеи. Держи себя в руках, Марк, не то не видать тебе больше этого парня.       В ближайшем баре мы устроились в углу напротив друг друга, заказали бутылку виски, закуску и колу, чтобы не дергать лишний раз официантку. М-да, весело будет завтра на учебе.       Мне хотелось всего и сразу: распирало от вопросов и от желания прикасаться, я старался не пялиться бесцеремонно на его губы и при этом не сбиваться с мысли. Почему так легко трепаться ни о чем с обычным собеседником и так сложно начать общаться с тем, кто небезразличен? Но стоило нам после первой рюмки разговориться, как оказалось, что точек соприкосновения тьма-тьмущая, мы перескакивали с темы на тему, заканчивая друг за друга названия музыкальных групп и любимых бейсбольных команд. А опустошив полбутылки, мы единодушно признали поэзию чисел и математическую выверенность ямбов и хореев. Я, на удивление, больше не молол такого, за что пришлось бы краснеть, что крайне странно, учитывая, что с каждой выпитой рюмкой контролировать себя мне становилось все сложнее. Олли запрокидывал голову в смехе, беззащитно обнажая кадык, провакационно вытянул под столом длинные ноги, разместив их между моими, случайно сталкивался руками, чокаясь в очередной раз.       Он становился все обворожительнее, малахитовая зелень призывно светилась в неярком свете помещения, а волосы сексуально лезли в глаза. Не выдержав, я заправил непослушную прядь ему за ухо, коснувшись лица подушечками пальцев. Оливер на мгновение замер, а потом резко встал и дал знак следовать за ним.       В туалете он огляделся, убедился, что мы одни и, впечатав меня в стену, уткнулся носом в мою шею. И от точки соприкосновения жар волной прошелся по телу, сбив дыхание и заставив подгибаться колени. Я не мог поверить своему счастью. — Блять, да почему меня к тебе так тянет? — прошептал Олли мне в ухо. — Я же не гей.       Говорить я не мог, сглотнул набежавшую слюну и согласно закивал, а потом впился в его рот поцелуем. Таким, каким мечтал с момента знакомства, каким присваивал его во сне: собственническим, жестким, сминая губы и обшаривая тело руками. Он ответил, разрешив проникнуть языком в приоткрытый рот, попутно задирая на мне рубашку. Через плотную ткань джинсов я ощутил его стояк, резко поменял нас местами, и прижав к кафельным плитам, потерся бедрами. Олли застонал мне в губы.       На периферии затуманенного сознания пронеслась мысль, что все происходящее неправильно. Так, блять. Слишком быстро. Олли натура тонкая, творческая. И секс в туалете явно не то, чего он достоин. Картина перепиха у писсуаров на трезвую голову введет его в депрессию как минимум. А оно мне надо? Нет! Я осторожно отстранился и в ответ на недоуменный взгляд Оливера прошептал: — Не сейчас. Не здесь.       Он тряхнул головой, прогоняя наваждение, и провел рукой по моим волосам. — Что ты за чудо такое, Марк? — Аналогичная ситуация, — пробормотал я, чувствуя, как от прикосновений Олли плавится кожа. Я прижал его ладонь к своей щеке, потерся о нее, легонько поцеловал и, отойдя в сторону, дрожащими руками заправил рубашку.       Мы вернулись к столику, касаясь пальцами друг друга, устроились на свои места. Но говорить больше не хотелось, мы молча допили виски и, рассчитавшись, вышли на улицу. Ветер приятно холодил разгоряченную кожу и трепал волосы. — Мне пора, — улыбнулся Олли, — а так не хочется уходить. — Почему каждая наша встреча заканчивается твоим: «Мне пора»? — У меня… напряженный график.       Я рассмеялся. — Парень, ты нигде не работаешь и не учишься. — Только вот не надо думать, что я гоняю балду, — обиделся Оливер и, притянув меня к себе, поцеловал. — Есть планы на выходные? — поинтересовался я.       Он задумался и помотал головой. — Теперь есть. У меня. Дома. — Хорошо, — улыбнулся мой наверноепареньомг и, еще раз поцеловав, ушел.       Дождавшись, пока Оливер скроется за углом, я подпрыгнул на месте и исполнил победный танец не вполне трезвого самца дикобраза, чуть не грохнувшись в обморок от всего случившегося.       Я и Оливер Адамс едва не трахнулись. Точнее если бы не мой рыцарский поступок, который потребовал от меня невероятной силы воли, то непременно бы это сделали, но я определенно поступил правильно. Зато во время следующего уикенда, который состоится всего через день, это точно произойдет.       Я в полной эйфории направился домой, где не стал принимать душ, чтобы не смыть едва уловимый запах парфюма Олли, а быстро разделся, рухнул в кровать, натянул одеяло и моментально провалился в сон.