***
Уже вечерело. На улице незаметно догорает август, уступая тусклому огоньку осени место. Солнце крайне медленно покидает небосклон, проникая под линию горизонта и оставляя город. Лучи света окрасили потолок планеты нежно-розовым оттенком тепла, с помощью которого облака принимали мутно-бордовые тона. Бесспорно, вид прекрасен. На него можно было смотреть до самой ночи. Но Гэвин не входил в число тех людей, кто умел любоваться закатом. Он сидел на бесполезном комоде, который когда-то выбросил безымянный бухгалтер, и в n-й раз за этот месяц задумался. Как он и предполагал, коллеги воспользовались ситуацией и весь день издевались над ним, смеялись над его слабостью, когда он лишился одного из основных вариантов самозащиты. Что же, ещё 5 баллов в пользу полного разочарования в людях. Он понимал, что подарком никогда не был, и даже обёртка не так привлекательна, какой должна быть. Но неужели из-за сформированного годами характера он заслуживает такого обращения? Он не виноват, что так случилось, что именно таким образом сложилась его жизнь, судьба, как утверждают люди. Что он был вынужден часами блуждать по переулкам, добывая семье денег на элементарное существование. Он не виноват, что отец умер. Что мать теперь страдает от гиперопеки и старческого маразма, и в силу обстоятельств он не может находиться рядом. Что не он ухаживает за ней, а бывший друг, которому с юных лет не доверял. Неужели он виноват в этом? В том, что случилось без его участия? В том, что происходящее не зависело от него, и что-либо изменить он уже не в силах? Конечно, сбрасывать на трудное детство, отрочество и зрелость сложный характер и соответствующее поведение он не имел права, ведь люди меняются и всё такое, но так или иначе, эти события повлияли на него. Причём бесповоротно. Естественно, для окружающих его жизнь могла показаться настоящим подарком судьбы. Его бытие нередко занижали по сравнению с историей Хэнка или судьбой ставшего на тёмный путь андроида. Но у каждого свои проблемы. Каждый решает их по-своему, исходя из собственных представлений, принципов, принимая во внимание те детали, которые, по его мнению, действительно необходимо рассмотреть. Никто не знает обстоятельства ситуации так хорошо, как человек, стоявший в самом её эпицентре. И абсолютно никто, ни один живущий на Земле индивид, не способен решить за человека его же проблемы. Потому что этот индивид обязательно будет помогать, делая выводы из собственных наблюдений, совершенно параллельных действительности, или будет сравнивать со своими проблемами, не понимая, что ни одна человеческая дилемма не познаётся в сравнении, как бы они ни были похожи. И Гэвину не нужна была помощь, жалость или ложь от какой-то бесполезной заводной куклы. Вторая сигарета еле слышно зашипела, когда Гэвин потушил её о чугунное дно старинной пепельницы. Один из самых любимых его звуков: звук умирающей надежды, и последующее угасание огонька слабой веры. И он его не услышал. И, вероятно, никогда не услышит. Пальцы потянулись к пачке за третьей сигаретой. По телу пробежала лёгкая дрожь, когда к плечу деликатно прикоснулась ладонь Девятки. Гэвин поднял голову. Он увидел напарника, стоявшего буквально на расстоянии руки, и усмехнулся своим мыслям. — Детектив... «Ты говорить жесты. Я понимать нет что ты говорить ртом дебил. Запоминать?» — андроид кивнул и заговорил, плавно жестикулируя. Своими действиями Ричард мог успокоить даже девианта, внезапно решившего запустить программу самоуничтожения. Поэтому Гэвин, повинуясь размеренным жестам, потихоньку успокаивался, снова рассматривая глаза напарника, сверкающие лунным сиянием в тусклом освещении двух декоративных ламп. Ричард говорил ему то, что Рид знал уже с детства: люди часто теряют над собой контроль, когда понимают, что содеянное в любом случае останется безнаказанным. Тех, кто из отдела симпатизировал Гэвину, можно было посчитать по пальцам. Поэтому, узнав о его потере, почувствовали некую свободу и дали себе волю, высказывая всё то, что хотели сказать долгие годы сотрудничества. Он не виноват. Не виноват в том, что случилось. Не виноват в том, что люди внезапно почувствовали превосходство над человеком, не имеющим возможности защититься. Рид слушал, кивал и с каждым жестом становился всё печальнее и мрачнее. «Боги, и так теперь будет всегда? Каждый сраный день терпеть этих уродов? Неужели я настолько ужасен, что они таким образом пытаются мне мстить?» От неприятных мыслей отвлекло бережное прикосновение ладони к щеке. Ричард мягко улыбался, пытаясь внушить ему ту надежду, что он похоронил, и снова разжечь костёр непоколебимой веры. Гэвин нахмурился, почувствовав не характерное ему желание что-то сделать в знак благодарности, которую он не признавал. Что-то такое, чтобы он без жестов и слов сказал «спасибо» и понял, почему табун бесчисленных мурашек появляется именно из-за него — андроида, который так раздражает. Ричард приоткрыл губы, чтобы произнести два часто употребляемых слова, и детектив догадался, что именно он должен сделать. — Детектив Рид, «вы один нет. Я быть рядом в обстоятельства любых почему...» И Гэвин поддался вперёд, коснувшись его губ губами. Это было всего лишь одно мгновение невесомого прикосновения, которое закончилось в ту же секунду, что и началось. Но этот контраст мягких и тёплых, жёстких и прохладных по ощущениям губ навсегда отпечатался в памяти обоих. Это была та самая секунда, которую они избегали, но одновременно ждали. Секунда, за которую они смогли разрушить первый барьер. Ричард три секунды анализировал произошедшее. Но не дождавшись результатов, прильнул к его устам. Сминая губы друг друга в яростном, но ребяческом поцелуе, они не пытались зайти дальше, хоть и понимали, что простых касаний недостаточно. Гэвин ладонью обхватил затылок Ричарда и, сжав в пальцах мягкие волосы, притянул к себе. Они просто хотели близости. Просто хотели дышать одним воздухом. Просто хотели ощущать тепло родного тела. Девятка почувствовал, что теряет равновесие. И чтобы не упасть, ему пришлось опереться рукой о бетонную стену и немного отстраниться. Но так или иначе, он стремился сократить расстояние между ними. Притянув Рида за поясницу ещё ближе, Ричард почувствовал, как тот с желанием прижимается к нему. Они шумно дышали в унисон, несмотря на отсутствие лёгких у андроида, диод которого, как светофор, переливался с жёлтого на красный. Рид пытался создать логическую цепочку, объяснить то, что он делает. Но мысли тут же улетали, когда Ричард своевольно кусал его нижнюю или верхнюю губу. Он хотел услышать, как андроид симулирует дыхание. Как бьётся в его теле тириумный насос. Хотел чувствовать больше, чем чувствовал сейчас. Гэвин зарылся ладонью в каштановые синтетические волосы. Чтобы также не упасть на холодный асфальт, он обхватил пальцами другой руки плечо Девятки и ощутил напряжение в искусственных мышцах. Но в пластмассовом организме он видел самые искренние эмоции и чувства. Бешеный светодиод без слов говорил об истинном состоянии хозяина. Ричард подушечками пальцев провёл через ткань кофты ровную линию вдоль изгиба позвоночника. Чувствовал под пальцами слегка выпирающие позвонки. Он невероятно сильно хотел дотронуться до неприкрытой одеждой кожи. Хотел видеть нагое тело, чувствовать вольный дух и дерзкий взгляд. Хотел услышать его голос. Хотел, чтобы он услышал его. Никто не мог знать, в том числе Элайджа, насколько сильно он хотел этого. Конечно, этого никогда не будет. Но, вероятно, он смог бы попытаться? Спустя некоторое время, андроид осмелился рискнуть, разорвать тонкую нить смешной невинности. И провёл языком по его нижней губе. Но Гэвин вздрогнул и резко отстранился, разрывая до глупости наивный для него поцелуй. Он судорожно выдохнул воздух и тут же наполнил им лёгкие. Мысль о том, что это были не какой-то левый парень из бара или девка по вызову, а, мать его, RK900, накрыла его, подобно испепеляющей лаве. Он просто хотел проверить, просто прикоснуться и посмотреть. Но если это так, то почему Гэвин хотел, но боялся продолжения? Быть может, дело в том, что он не хотел уничтожения второго барьера? Ведь после этого шансы скрыться или убежать заметно сократятся. Детектив мысленно дал себе пощечину и встал на ноги. Отвернувшись от застывшего андроида, он поправил кофту и капюшон. «Я работать» — небрежно кинув в сторону напарника два жеста, Гэвин вернулся в офис, оставив Ричарда наедине с собой и программным сбоем.***
— Детектив, как вы себя чувствуете? — поинтересовался Коннор, уже пять минут наблюдая за Ридом, который, игнорируя его присутствие, активно печатал отчёт на планшете. Это был третий вопрос. RK800 часто забывал о проблемах детектива. Но не из-за того, что его модель устарела и память загружена другой более полезной информацией. Вероятно, он просто не мог привыкнуть к безмолвному глухарю в роли Гэвина Рида и принять этого персонажа. Коннор заглянул за плечо мужчины, который, наконец-то, обратил на него внимание, одарив андроида осуждающим взглядом и поднося к его носу планшет. RK800 улыбнулся, опознав на дисплее старые добрые слова: «Катись отсюда, урод. В другой раз издеваться будешь». Конечно, он тут же стёр послание, так как написал его в оригинальном документе. Две рабочих недели спустя Гэвин смог адаптироваться к старым окружающим условиям, но при новых обстоятельствах. Коллеги относительно привыкли к его сурдомутизму и более спокойно к нему относились. Само собой, первые три дня каждый второй, кого он хотя бы подозревал в насмешках, получал увечья в разные части тела. Бесспорно, отвечать злом на зло — бессмысленная вещь, но именно так Гэвин мог мирно работать, не ощущая издевательские пристальные взгляды на себе. Возвращаться домой травмированным никто не хотел. Именно это способствовало формированию терпимости в Департаменте полиции. Начальник пощадил работягу и не взвалил на его хрупкие плечи тяжёлый груз работы. Всего лишь три нераскрытых дела, длиной в грёбаную Ридову жизнь. И все эти две недели он скрупулезно анализировал данные первого дела, попутно пытаясь разгрести хилые залежи информации второго. Третье вручили Ричарду, так как времени катастрофически не хватало. Если они не успеют раскрыть их, найти девиантов и деактивировать их в сроки, то дела закроют. В обычных делах срок может быть больше года, но они имеют дело с девиантами. Поэтому детективы имеют право проводить расследования и искать следы, сотрудничая с полицейскими из других отделов, но если они опоздают больше, чем на 5 дней после просрочки, дело автоматически переходит в руки более высоких правоохранительных органов. Без сомнений, дела были связаны друг с другом. В обоих — нелегальные эксперименты, лишённые гуманности и логики. Просто пытки без какой-либо цели. На фотографиях с мест преступлений запечатлены окровавленные тела жертв группировки. Отличительные признаки: открытый перелом рёбер, вывернутые запястья и раздробленный череп. Очень много человеческой крови и ошметков головного мозга, анализ которых любезно провёл RK800. Токсичное, но неизвестное науке вещество. Не относится к галлюциногенным препаратам. Химическое строение не поддается изучению. Вероятно, безымянный учёный открыл новый элемент, который умел строить бесконечные цепочки и постоянно видоизменяться. Но если они проверяют на людях свои разработки, то с какой целью эти существа терзают их тела? Предполагается тщательная работа девиантов, возможно, тех самых, кого они так и не поймали в тот злополучный день. Полтора месяца эта шайка бегала по Детройту. Они передвигались быстро и бесшумно. За это время никто не смог найти их следы или опознать серию выпуска, поэтому коллегам приходилось ориентироваться только на слепых догадках. Бывали случаи, когда они находили улики, но не обнаружив связи, приходили к тому, с чего начинали: по округе бродит шайка безумных девиантов, готовых на всё ради исполнения мести, цели и причины которых остались в глубине неизвестности. Быть может, если бы девиантов можно было найти в толпе, то дела продвигались бы быстрее. Но нет, они научились искусно прятаться, сливаться с народом. Применяют плотные шапки, униформу меняют и цвет волос, даже диод выковыривают. Вариантов много, но каждый добивается единого результата — затруднение в идентификации робота и человека. Доверие к окружению становится шатким, но власти не хотят менять положение дел. Приняли гениальное решение открыть новый отдел в департаменте по делам девиантов. Пусть они разбираются с этим безумием. Скрытность девиантов конкретно затрудняла работу детектива. Он пытался строить логические цепочки, применял дедукцию, рассматривал происшествия со всех сторон. И пришёл к выводу, что все начала были положены в переулке. На следующий день после патруля в начале лета, Ричард доложил ему о результатах. Он обезвредил грабителя и помог старику пережить эту ночь. Тот, кажется, был слепым. Передвигался на ощупь, кивнул ему и удалился, пересекая любые попытки помочь дойти до дома. Нападающий скрылся, когда Ричард на что-то отвлёкся. На вполне логичный вопрос детектива «на что?» он ответил, что отвлёкся на движение тени. Странно, конечно, но Гэвин не имел права просить кого-нибудь проверить его память просто из чувства долга. Андроид предоставил ему возможность выспаться. Детективу было неловко, но приятно от подозрительной заботы. Естественно, масштабные следствия по делам девиантов занимали больше пространства в его голове, чем напарник. Однако спонтанный поцелуй, произошедший две недели назад, въелся в память и застрял в ней, не желая покидать плодородную почву мыслей, внедряя в неё гниль и смрад. Он снова и снова возвращался к этому моменту и неосознанно тянулся пальцами к губам, ощупывая их, будто не веря, что они могли это допустить. И самое страшное: ему ведь понравилось. Ощущать даже такую детскую близость. Но близость с андроидом выглядела чересчур жутко. Особенно для Гэвина, презирающего роботов всеми фибрами души. Ричард теперь редко находился рядом. Он изучал третье дело, периодически сверяясь с записями Рида и спрашивая его мнение по некоторым вопросам. В основном они, как партизаны, молчали, блуждая по корпусам во время редких перерывов. Иногда разминались в тренировочном зале, когда заставляло начальство. Но в основном RK900 без лишних слов сопровождал его и переводил слова сотрудников. Они, в свою очередь, излагали информацию кратко и предельно вежливо, опасаясь хладнокровного андроида и вспыльчивого детектива. Они друг друга стоили. Жизнь шла своим чередом, и он надеялся, что всё останется так, как есть. Работа напрягала его примерно так же, как и раньше, не считая отсутствия слуха и речи, глухих болей и тонн таблеток. Ожидания не оправдались, и Гэвин был бесконечно рад этому. В первый день с периодическими приступами было тяжело. Если бы не Ричард, он бы точно попал в операционную. Когда Гэвин почувствовал первые симптомы приступа, андроид предложил выпить две таблетки, как обычно. Но легче не стало, и ему пришлось перед возвращением в корпус выпить целую пластинку обезболивающего, то есть — восемь таблеток. Он чувствовал себя полупереваренным овощем и в то же время — свежим огурчиком. Таблетки приглушили разрушающее организм действие приступов, и боль почти не ощущалась. Это означало следующее: препараты приглушали адскую боль сильнейших приступов. Но это его не особо волновало. Главное — его работоспособность не изменилась. Он не сломался. Он ещё что-то может. На следующий день доктор Уайт предложил какую-то новую разработку. Он утверждал, что она блокирует неприятные сигналы в мозг и тело, а значит — боль будет притупленной и станет возможным жить своей жизнью, выпивая в день всего лишь одну таблетку данного препарата. Но он предупредил, что принимать больше ни в коем случае нельзя, меньше — тоже нежелательно. Гэвин согласился. Тем более, доктор предлагал это совершенно бесплатно. Ему было всё равно — что принимать и в каких количествах. Он просто хотел дожить без происшествий хотя бы до Нового года. Лейтенант подошёл к коллегам и, облокотившись о плечо Рида, из-за чего тот наклонился в сторону, взглянул на экран планшета. — Что он так долго делает? — спросил он, рассматривая маленький шрифт. Гэвин больше часа сидел в одной позе и, как казалось окружающим, даже не моргал. Только пальцы шустро печатали замудренный текст. — Печатает отчёт о результатах расследования. — А они есть? — В этом и проблема, — Хэнк еле слышно хмыкнул и постучал по плечу коллеги. Гэвин с раздражением повернулся к Андерсону. Даже Ричард понял, что он занят, и ушёл, а они элементарных намёков не понимают. «Группа находить что?» «Ничего, — Рид сбросил тяжёлую руку. — Ты работать язык больше усердно. Я понять нет почти ничего. Вы валить отсюда лучше. Никто ждать нет вас», — он усмехнулся и вернулся к работе. — Как его каждый чёртов день терпит Девятка? — Полагаю, так же, как я терплю вас. — Заткнись, Коннор. — Лейтенант, вы же знаете... — Лейтенант Андерсон, Коннор, — Ричард появился рядом с ними, кивнув в знак приветствия головой. RK800 ответил тем же жестом. — Как себя чувствует детектив? — Как всегда, — андроид пожал плечами. — Хреново, то есть. — Полностью согласен. — А ты чего с ним не нянчишься? — Хэнк нахмурился. — Вечно тостеру приходится ошиваться вокруг этой мимозы, в то время как ты где-то прохлаждаешься. Мне, между прочим, Коннор нужнее. У нас... Его перебило лёгкое прикосновение к плечу. Андерсон повернулся к Гэвину, который, не отрываясь от экрана, показал ему средний палец. — Универсальный жест. — Ежедневно практикует. По наблюдениям, даже больше, чем другие, — Ричард кивнул. RK900 посмотрел на сосредоточенного детектива и, сам того не осознавая, вернулся к анализу своих действий. Почему он избегает его? Чего опасается? Контроль у него железный. Терпение стальное. Тогда почему? Именно детектив проявил инициативу. Он только поддался. Так почему ему кажется, что Гэвин жалеет об этом? Его осторожность была неуместной. Ведь это даже поцелуем нельзя было назвать. «Бессмысленный анализ, не имеющий адекватных результатов». Гэвин опять утонул в работе. Чтобы шеф ни говорил, три тонкие папки без какой-либо важной информации, которые им вручили, были, наверное, самыми важными из всех существующих. Потому что раскрыть их не могут уже достаточно долгое время. К их группе также подключили RK800, лейтенанта Андерсона и троих полицейских с отдела криминалистики, тесно связанного с отделом по делам девиантов. Ровно в семь часов вечера они садились в специально обустроенный для них кабинет и делились друг с другом теориями, предположениями, обнаруженными следами и тому подобным. В итоге, беседа длилась от силы двадцать минут, так как докладывать было абсолютно нечего, а идеи закончились на четвёртом собрании. Расследования так и не сдвинулись с изначальной точки. Они впервые за свою карьеру оказались в тупике. Даже Хэнк с дилерами «красного льда» справился быстрее. Семь часов. Очередное собрание. Коллеги и три левых криминалиста, которые знали друг друга уже две недели, но до сих пор так и не потрудились запомнить имена вынужденных товарищей, начали пустое обсуждение положения дел. — Я думаю, что было бы неплохо проверить склад за углом пятого дома той улицы, — Хэнк в очередной раз предложил эту идею. Он страшно устал говорить очевидные вещи, которые никто не хотел даже просто обдумать. — Я такого же мнения. Мы не раз замечали группу подозрительных лиц, бродящих между этими домами, — Коннор в очередной раз пытался поддержать лейтенанта. — Задрали. Как два попугая. Откуда вы можете знать? — первый полицейский рассердился. — Может быть, это просто бомжи, а вы их арестуете. — Кто-то сказал, что мы собираемся их арестовывать? — Хэнка перекосило от такой агрессии. — Да по вам видно. — Чувак, успокойся, — мирный, как обычно, офицер пытался успокоить своего друга, но тот был непоколебим. — Не чувакай мне тут. Вы меня достали. Две недели над этим делом колдуем. А результаты-то где? Всё в пустую! — он поднялся. — Офицер, в ваших интересах... — Заткнись, сраный андроид! — Хей! — Андерсон немедленно поднялся. Только он имел право оскорблять Коннора и свободно распоряжаться этим написанным законом. Ну, Гэвина остановить он не мог, как бы ни старался. — Этот кусок металлолома ничего плохого конкретно твоей мерзотной персоне не сделал. Прояви к нам хотя бы мизерное уважение. Мы тоже устали. — К вам?! А вы кто, вообще? Кем вы себя возомнили? — ссора, подобно стихийному урагану, сметала остатки терпения полицейских, а Хэнк усиливал её действие, отвечая на злобу яростью. Коннор изредка встревал в конфликт. В основном он следил за руками детективов, пытаясь исключить попытки превратить беседу в мордобой. Ричард просто наблюдал за буйными мужчинами, так как коллизии людей его не интересовали. Его список интересов составляли подводные создания, детектив Рид и работа. На этом можно было подвести черту. В разгаре яростной ссоры ни один из сотрудников не замечал Гэвина, чьё состояние буквально минуту назад резко ухудшилось. Гэвин, дрожа от острой боли, с ужасом осознал: он забыл принять таблетку утром, в следствие чего появились первые признаки приближающегося конца. Нарастающая боль в висках теперь распространилась на весь головной мозг, проникала, казалось бы, в неприступные жизненно важные центры, волнами будоражила организм, перекрыла кислороду доступ в лёгкие. Тело страшно знобило. Приступ приближался с неумолимой скоростью. Крики становились всё громче, напряжение между коллегами, казалось, можно было ощутить пальцами. Гэвин не слышал их резкие высказывания, не мог вникнуть в суть конфликта, но это было не важно. Враждебная атмосфера разрушала его, сжимала в тиски, усиливая боль и дрожь. Он пытался контролировать себя. Держать в руках, не подавать виду. Но в какой-то неопределенный момент он не смог справиться с бесконечными приливами невыносимой боли. Приступы достигли своего апогея. Гэвин впервые за долгие полтора месяца провалился в чертоги всепоглощающего мрака. Боль добилась желаемого эффекта: он потерял сознание от болевого шока.***
— Детектив, дышите только, прошу вас, дышите, — Ричард быстро тараторил невыполнимые просьбы, вместе с медицинской каталкой пробегая в операционную отдела реанимации. Хэнк и Коннор бежали следом, но одышка лейтенанта не позволила им провести Гэвина в самый страшный и серьёзный бой: битва в буквальном смысле за жизнь. Теперь всё зависело от ответственности квалифицированных врачей и силы воли организма Рида, его желания жить. Когда Гэвин соскользнул со стула на холодный пол, в комнате мгновенно образовалась гробовая тишина. Создалось впечатление, будто полицейские забыли как дышать. Они просто смотрели на бледно-серое подрагивающее тело детектива, на искаженное в безумной агонии лицо, покрытое испариной. Ни Ричарду, ни Коннору не требовалось проводить анализ, чтобы понять причину бессознательного состояния детектива Рида. Слуховой нерв возобновил процесс саморазрушения, но теперь он смог поразить пять процентов спинного и головного мозга. Это было невероятно много, ведь каждая клеточка способствует полноценной жизнедеятельности организма. Вероятность того, что Гэвин выйдет хотя бы живым, составляла 68 процентов. А это было чертовски мало, учитывая относительное развитие медицины и её возможностей. Двери реанимационной захлопнулись. Андроидов и тяжело дышащего Хэнка проводили в зал ожидания. И они ждали. Другого варианта им не предоставили. Минуты убивали коллег своей неопределенностью. Секунды шли исключительно медленно. Они не чувствовали беспокойства или волнения. Они ощущали омерзительный, пожирающий их адекватность ужас, невыносимый страх, что Гэвин не просто может остаться глухонемым до конца своей жизни — он мог просто не выйти из операционной живым. Они сходили с ума от мысли, что именно сегодня, возможно, увидят серый и холодный труп Гэвина Рида. Хэнк впервые за всю свою долгую жизнь читал несуществующие молитвы. Он пытался верить в благоприятный исход событий. Коннор беспокойно отбивал ногой по белой плитке собственный ритм и считал прошедшие минуты, периодически поднимая взгляд на часы. Ему казалось, что прошло больше часа, но на самом деле идёт только двадцатая минута. А Ричард... Ричард чувствовал, что скоро взорвется от перегретого процессора. Он просчитывал возможные результаты операции, попутно разгребая залежи архива. Он пытался воспроизвести в памяти голос напарника. Ругательства, надменные и нахальные высказывания, многочисленные тирады, уставший хриплый голос, называющий его кем угодно, но только не Ричардом. Он пытался всё это воспроизвести. Вспомнить. Ощутить знакомое спокойствие, слушая его низкий тембр. Но не мог. Произошёл жестокий сбой, и программа отказывалась работать. Им оставалось только ждать. Ждать. Надеяться. И верить. Размеренным шагом мимо них прошёл доктор в белом халате. Они некоторое время смотрели на него, искренне надеясь, что ошибаются. Но никакой ошибки быть не должно. Это был тот самый хирург, который, по логике, сейчас должен оперировать детектива. — Какого хера?.. — прошептал Хэнк, не в силах отвести от мощной спины взгляда. Коннор подбежал к мужчине и, схватив его предплечье, развернул к себе. — Прошу прощения, разве не вы должны сейчас оперировать Гэвина Рида? — андроид говорил быстро, но без уверенности, которая немного обнадеживала его. Однако, она тут же воссоединилась в огромный страшный монолит после короткого: — Да, я, — они растерялись, не понимая, что происходит. — В таком случае, почему вы здесь? — Случились некоторые обстоятельства и я не успел прийти вовремя, — хирург объяснял коротко и быстро. — Мне сообщили, что на Гэвина Рида перед самым началом операции снова накатила острая боль. Те, кто находился поблизости были вынуждены провести операцию без моего присутствия. Я как раз туда спешу. Она, по сути, уже должна закончиться. — Но... Тогда кто его всё это время оперировал? — Ричард ничего не понимал. Он не в том состоянии, чтобы что-то понимать. — Андроид-хирург. Недавно вернулся в операционный кабинет помогать нам, хирургам. Но я отсутствовал, поэтому ему пришлось делать всё самому. Простите, я спешу к вашему другу. Я должен проверить, как андроид всё сделал, — мужчина попытался обнадёжить полицейских лживой улыбкой и удалиться, но Хэнк с нарастающей паникой в тёмных глазах остановил его. — Погоди. Модель. — Что? Извините, я очень спешу... — Модель у этого андроида какая?! — лейтенант закричал, умоляя бога, чтобы модель андроида оказалась не той, от которой он отчаянно пытался избавиться в кошмарах. Но хирург озвучил именно её. С губ сорвалось тихое обреченное: — Блять... Изначально процент успешности проведённой операции составлял около 68 процентов. Но теперь процент успеха стремительно близился к нулю. Шансов на благоприятный исход больше не осталось.