Глухонемой

      Неделя первая: отрицание.       9 часов утра.       Первое, что обычный сонный пациент может увидеть, открыв глаза — это белый потолок и серые стены. В случае детектива Рида — светло-зелёный потолок, капельница, небольшой сосуд с сильным обезболивающим и катетер, прикрытый бордовой повязкой на сгибе локтя. Новый день в стационаре встречает его запахом медикаментов, сырости и дезинфицирующих средств. Что может быть лучше?       Монотонный распорядок дня убивал своей однообразностью. Гэвин даже подумать не мог, что когда-либо захочет вернуться в реанимационный отдел. Единственное, что занимало его — это мрачный пейзаж за окном палаты.       Серую улицу скрыл густой туман, а солнце спряталось за плотными тучами. Ледяной ветер пронизывал тела прохожих, которые периодически ругались на погоду, пробираясь сквозь мутную пелену. Далеко не летний ветерок пугал жителей Детройта, но как это обычно бывает, пугал не всех.       Гэвин Рид не ощущал холода или тепла. Ему казалось, что он вообще утратил способность чувствовать. Быть может, его не отпускал наркоз. Вероятно, действие препаратов ещё продолжалось, но так или иначе, он был опустошен.       Он не замечал заботливого Ричарда.       Игнорировал беспокойного Коннора.       Не видел хмурого Хэнка.       Единственной связью с реальностью стали еле заметные воздушные потоки, когда они передвигались по палате, или лёгкая вибрация атомов воздуха, когда рядом говорили. Это всё напоминало ему о том, что он ещё живой и что-то чувствует.       С момента операции прошло 5 дней, но Гэвин до сих пор ничего не слышал, не мог ничего произнести. Он знает только то, что ему позволили знать: после обморока из-за болевого шока его в срочном порядке на машине скорой помощи отправили в больницу на операционный стол. И когда он вернул связь с окружающим миром, то есть, через 98 часов, он дважды спрашивал: почему после операции он три дня пролежал в реанимационном отделе, несмотря на относительное развитие в хирургическом деле? Однако, никто не хотел брать на себя ответственность рассказать ему о произошедшем.       И он больше не просил.       Он устал просить.       В этом не было смысла. Если что-то произошло, то этого уже не изменить. Здесь он бессилен.       На четвёртый день его состояние стабилизировалось. Он начал что-то отвечать, к нему вернулось 30% прежней активности. Следуя этим наблюдениям, главный врач (под давлением RK900 и RK800) подписал указ о переводе детектива в обычную палату хирургического отдела на случай, если приступы повторятся, и они будут вынуждены корректировать его состояние скальпелем.       Шёл пятый день.       Пятый день неведения Гэвина Рида. — Я даже подозревать не мог, что мой коллега, почти что брат, способен на такую халатность, — доктор Уайт покачал головой, с сожалением просматривая утренние анализы и попутно сообщая Коннору и Хэнку результаты.       Организм устремил все свои силы на борьбу с воспалением во внутреннем ухе. Он пытался восстановить привычную температуру, понизить давление, заставить пищеварительный тракт нормально функционировать, чтобы хозяин наконец-то поел. Но все попытки были тщетны. Гэвин за всё это время смог съесть лишь кусочек чёрного хлеба и выпить четыре кружки больничного кофе, который по вкусу напоминал мокрый асфальт. Основу его жизни в данный момент составляли вода и воздух.       Ну, и Ричард. Он часто расстраивался, когда замечал его отсутствие. Чувствовал себя никому не нужным барахлом. Но это случалось крайне редко. Бывали ситуации, когда Девятка был вынужден покинуть напарника, чтобы принести еду, к которой тот даже не притронется, или сбегать за свежими полотенцами, чтобы обтереть влажное тело детектива. Его часто лихорадило и Ричард не всегда успевал поменять больничную пижаму и вытереть холодный пот.       Состояние Гэвина нормализовалось, однако, угроза приступа ещё существовала из-за недобросовестной работы псевдохирурга.       Андроид обрезал грязно-красный разветвлённый кончик слухового нерва, разорвав связь некоторых дентритов с волосковыми клетками*. Андроид-хирург аннулировал малейшие проблески прогресса. Конечно, он спас головной мозг от разрушения, а спинной — от паралича, но при этом лишил Гэвина будущего. Трудно сказать, что на самом деле было хуже: смерть, инвалидность первой группы или жизнь в безысходной тотальной тишине.       Они больше не надеялись на что-либо хорошее.       Они ожидали только самое худшее.       Хэнк и Коннор сидели в кабинете лечащего врача Гэвина Рида, пытаясь осознать вынесенный вердикт.       Перед глазами коллег всё ещё стоял образ бледного, полумертвого, безнадёжно апатичного детектива. До омерзения страшная картина для людей, знающих его истинное лицо: агрессивный, вспыльчивый и смертельно ядовитый.       И что они видят теперь?       Труп, который изо всех сил пытается быть живым.       Ричард буквально жил в палате напарника, пытаясь дарить ему хотя бы мизерную надежду. Он тоже не знал, чем закончилась операция.       Эти дни были действительно ужасны. Общаться с безразличным к миру Гэвином, конечно, занимательно, но порой пугает.       Он напоминал Хелен Келлер**. Единственным преимуществом являлось наличие стопроцентного зрения.       Вероятность восстановления слуха снизилась до двух процентов.       Безнадёжно. — По крайней мере, в данный момент, его жизни ничто не угрожает. И приступы, по сути, не должны проявляться. Во всём надо искать плюсы, согласны? — Уайт улыбнулся, раздражая этим лейтенанта ещё больше. — Брехня. Вы так же говорили, когда вставили в его ухо какую-то пластмасску. Почему она позволила этой херне возобновиться? — Да, мы тоже удивились, — доктор кивнул. — Андроид вытащил аппарат, когда начал оперировать. А после мы его проверили — пластинка перегорела. — М-да, — Хэнк горько усмехнулся. — Гэвин просто победитель по жизни. — То есть, теперь вы уверены на 100%, что слух к детективу Риду не вернётся? — доктор поджал губы и покачал головой, не отрывая от Коннора глаз. Он сожалел, что не мог помочь своему пациенту. Во всяком случае, так казалось со стороны. — Однозначно, нет.       Хэнк поднял голову вверх, с силой сжав ладони в кулаки.       Гэвин больше ничего не услышит.       Они больше не услышат Гэвина.       Он не сможет работать.       Не сможет жить в полной мере.       Вероятно, не сможет смириться с этим.       Предполагаемый финал добивал лейтенанта своей изощренной реальностью.       «Долбануться можно. Вот дожили-то. Грёбаный Гэвин Рид забрел на мою тропинку». — Нахрен всё, — Хэнк резко встал и вышел, прикрыв рукой рвущееся наружу злобное рычание. Это было выше его хлипкого терпения и сил.       Коннор и Уайт остались наедине.       Доктор пристально рассматривал андроида, но молчал. Тем временем RK800 обдумывал следующий вопрос: спросить то, о чём он думал, или не стоит? — Доктор Уайт, в некоторых источниках указаны способы восстановления слухового анализатора. Возможно ли, что разработанные специалистами методики помогут? — он решился, будучи уверенным в своём расследовании. Он тщательно выискивал необходимую информацию о лечении внутреннего уха и был убеждён в победе над глухотой детектива. Но доктор снова разбил его веру безжалостным: — Милый мой, всё это сущий бред. — Но... — Коннор, — мужчина через стол наклонился к андроиду и стальным, не терпящим возражений взглядом посмотрел в карие глаза. — Ты и лейтенант Андерсон должны понять одну очень важную жизненную аксиому: невозможное остаётся невозможным при любых обстоятельствах. В случае Гэвина обстоятельства как раз-таки невозможные. Можете тешить себя иллюзиями хоть до конца своего существования, но от этого ничего не изменится. Просто смиритесь, хорошо? — Коннор замолчал, придавленный напором врача и жестокой реальностью. Посчитав попытки разговорить мужчину о методиках лечения бессмысленными, он кивнул и покинул кабинет.

***

— Детектив, вы всё ещё работаете? — Ричард усмехнулся недовольной гримасе Гэвина, выглядывающей из-под одеяла, под которым он рассматривал дела преступления. Близится полдень, а они всё ещё в здравом уме и кое-как живы. Гэвин даже пытался работать. Невиданное чудо.       Девятка радовался вялой активности напарника. Даже его раздражение создавало необъяснимую радость, которая просто не могла не появиться после четырёх суток исключительной пассивности детектива.       И теперь Ричард наконец-то нашёл новый способ оживить его — безобидные, как он думал, издевательства. Он постоянно что-то говорил, не используя при этом жесты, и Рид потихоньку заводился от мучительного неведения, что приносило Девятке наслаждение на уровне садизма. Хоть как-то реагирует на его присутствие.       11:30 часов утра.       Процедуры, анализы, и к шести вечера Рида должны выписать из стационара. Свой курс реактивного лечения он уже прошёл, даже немного переборщил с восстановлением. Перестарался настолько, что навсегда лишился слуха, о чём Гэвин, конечно, ещё не знал. В палату вошли коллеги. Они пытались выглядеть оптимистично, несмотря на неприятное жжение в лёгких лейтенанта и жёлтый диод RK800. — Здравствуй, — Коннор улыбнулся брату, заметив, как он воодушевился по сравнению с предыдущим днём. — Как детектив себя чувствует? — Позавтракал даже, представляете? — Нет, — Хэнк усмехнулся, облокотившись спиной о стену. — Не представляем. — Я тоже, — Ричард демонстративно проигнорировал гневный взор напарника. Пусть злится. Это лучше, чем ничего. — Детектив даже выпил тонизирующий зелёный чай с сорбитом. — Поразительно, — Гэвин страдальчески скривился, когда лицо Коннора озарила добродушная улыбка, и накрыл лицо тяжёлой подушкой, слегка надавливая. — Детектив, вы так не умрёте, — Ричард приподнял брови, потешаясь над напарником. Хотя, его веселила скорее сама ситуация, чем жалкая попытка Гэвина задохнуться. — Солидарен с Ричардом, — Коннор подхватил фишку. — Умирать наиболее эффективно в безлюдных местах, вдали от общества и знакомых. Действует безотказно, особенно если вы живёте один. — Брехня, — Хэнк тихо рассмеялся и помотал головой. — Мне один говорящий тостер не дал подохнуть. И сейчас не даёт. — Коннор, обрати внимание на потребности лейтенанта. — Это опасно для его жизни. Ты лучше беспокойся о детективе. Одинокие люди быстрее поддаются психическим расстройствам, — андроидам нравилось практиковать этот глупый стиль речи. Таким образом они пытались хоть как-то разрядить напряженную атмосферу. — Можешь не переживать. Детектив Рид теперь живёт не один. — Сочувствую, — Андерсон, в шутку изображая сострадание, опустил голову, всем своим видом показывая, насколько сильно сочувствует Девятке.       Гэвин снова почувствовал колыхания воздуха, дышать с каждой секундой становилось всё труднее и он сорвался. Приподнявшись, он начал молниеносно жестикулировать: «Я понимать нет! Вы иметь совесть! Говорить. Жесты. Я находиться рядом когда! Вы говорить жесты! Пожалуйста! Совесть!» — Слушайте, это потрясающе. Он даже вспомнил про совесть и научился вежливые слова выговаривать, — Хэнк поаплодировал.       Он сегодня в ударе. Неестественно весёлый и позитивный, всеми силами пытался приободрить себя и товарищей. Но каждый из них, в том числе сам Хэнк, понимал, что никакие плюсы, никакие шутки не смогут вернуть неподдельный оптимизм. Каждый чувствовал немыслимую грусть и грызущее сожаление. Казалось, что именно они потеряли то самое дорогое, что у них было. То, благодаря чему они могли существовать в этом мире, не боясь неожиданных происшествий. Всего лишь один анализатор, с помощью которого они, выйдя на улицу, смогут вернуться обратно в целости и сохранности.       Коллеги хотели помочь.       Хотели, чтобы Гэвин снова слышал, чтобы они слышали его едкие высказывания.       Хэнк с усмешкой провёл аналогию с детскими капризами.       Лейтенант понимал, что жизнь — это не фабрика по выполнению людских желаний и мечтаний. Зачастую, она просто игнорирует их. И Хэнк уже давно смирился с этим. — Когда скажем ему? — спросил Коннор, улыбаясь среднему пальцу детектива. Губы Ричарда задрожали. Притворяться, оказывается, так сложно. Даже для андроида, вся жизнь которого является сплошной имитацией. — Когда рак на горе свистнет, — Девятка смилостивился и начал отвечать на бесконечные вопросы и требования напарника жестами. В него снова полетела подушка. — Чем быстрее, тем лучше, вы так не считаете? — Однозначно, нет, — Хэнк спародировал слова доктора, изобразив подобное ему в тот момент выражение лица. — Что сказал доктор Уайт? — спросил Ричард, вступив в очередную невербальную баталию с детективом Ридом. — Сказал, что это конец. — Что? — Ричард дёрнулся, и архиспокойная маска мгновенно исчезла. Гэвин удивился такой резкой смене настроения. Даже логические цепочки не надо было строить, чтобы понять, в чём состоит дело. Андерсон что-то сказал, и RK900 чему-то удивился. Его верный друг и спутник жизни. Подозрение вновь вернулось к нему. — Не беспокойся, Ричард. Я попытался узнать возможные методики, но он отказался сотрудничать. Однако, я уверен на 77 процентов, что доктор утаивает от нас истинное положение дел, — Коннор включил режим детектива. — Ты на что намекаешь, жестянка? — Полагаю, что этот врач не квалифицированный и с такими пациентами, как детектив Рид, ранее не встречался. — Вероятно, ты прав. Он мне тоже показался подозрительным. Стоит ли проверить уровень подготовки Уайта и достоверность его диплома? — Ричард снова мирно улыбнулся Гэвину, объясняя своё поведение. — Господи, вы, два придурка, оставьте его в покое. Чёрт с ним, всё равно ничего не добьёмся, — заворчал Хэнк. — Ну, если вы станете более целеустремлёнными, чем сейчас, то, быть может, что-то да выкопаете в моём огороде, — доктор вошёл в палату. Лейтенант промолчал, так как вступать в конфликт с врачом он не собирался. — Думаю, настал момент истины, что скажете? — коллеги нервно проглотили мерзкий ком горечи.       Гэвин вопросительно выгнул бровь. «Боже, опять траур на морды натянули. Что на этот раз случилось? Умер, что ли, кто?»       Доктор присел на край койки Рида, подняв на мужчину и андроидов взгляд. — Если хотите, я ничего ему не скажу, но в таком случае вам придётся объясняться с ним самостоятельно, — они понимали, что кто-то должен ему рассказать.       Но реакция детектива была непредсказуема: агрессия, злость, равнодушие, горе — они не знали, как он отреагирует. Как бы Рид ни кривлялся, каким бы безразличным к своему сурдомутизму он ни был, в любом случае, он беспокоился о своём будущем и надеялся, что когда-нибудь услышит звуки мира. Надеялся, что это «когда-нибудь» наступит, так или иначе. Быть может, после того, как они расскажут ему истинное положение дел, Гэвин потеряет последнюю надежду. Вероятно, они испепелят его крохотную веру. Что же тогда будет?       Но Хэнк взвесил возможные последствия выбранного решения и кивнул, попросив врача рассказать это максимально обнадеживающе и спокойно. Уайт повторил кивок и начал медленно жестикулировать.       Сначала Гэвин решил, что ему проведут инструкцию по лечению его проблемы и профилактике приступов, выпишут новые таблетки и отправят домой, но его ожидания не оправдались.       Он смотрел на руки врача. Их подъемы, падения, смотрел на ловкие пальцы и надеялся, что доктор просто очень плохо знает глухонемой язык, и всё, что он понял, какая-то ошибка. Думал, что он за эти пять дней забыл все слова мёртвого языка и просто неправильно перевёл. Он смотрел, смотрел и не мог поверить. Единственная эмоция, которую коллеги смогли заметить на застывшем лице — отрицание. Они понимали, что скоро начнётся ожесточенная внутренняя борьба детектива с реальностью. После слов доктора он вступит на длинный путь пяти кругов ада — пять стадий смирения. Доктор вынес свой приговор: «Ты остаться глухонемой. Мы можем нет изменить это».       Гэвин смотрел в серые глаза и искал хотя бы намёк на шутку, на очень хреновую шутку, но не нашёл. «Это я поверить нет. Это быть нет. Я. Это» — руки безвольно упали на постель. Что бы он ни говорил ранее, что бы ни думал, как бы ни убеждал себя в безнадёжности ситуации, он верил. Действительно верил в то, что он может вернуться к привычной жизни. Что он сможет слышать коллег, мелодичный голос матери, что он сможет сказать Ричарду, как сильно «ненавидит» его.       И теперь он не сможет? Тогда к чему всё это было? Зачем он проходил через эти тернии?       Неужели он окончательно сломался? «Этого не может быть. Какого чёрта? Зачем тогда?.. Нет. Они врут. Шутят, что ли? Что за херня? Они... Боже», — он почувствовал осторожное прикосновение к плечу и поднял голову. «Я сожалеть сильно. Ты жить слух нет придётся дальше. Прости» — доктор покачал головой. Похлопав по плечу пациента, он поднялся и покинул палату.       Гэвин беспомощно посмотрел на коллег. Они рассматривали пол, не в силах поднять на него глаза. Ричард пытался смотреть в ответ, но не знал, что должен сейчас сделать. Как помочь ему хотя бы пережить эти дни, принять неизбежность, смириться и жить дальше?       И единственное, что он придумал — это подойти, сесть на место врача и обхватить его ладонь, в попытке успокоить. Внушить ему ничтожный покой и веру в то, что даже если будущее не представляется светлым, то оно хотя бы будет.       Рид смотрел на андроида, который взглядом провожал ускользающий огонёк надежды в его мутно-голубых глазах. Гэвин продолжал отрицать слова лечащего врача, но хотел подтверждения своей уверенности. Он свободной рукой спросил: «Это правда?»       Ричард не мог ему соврать. Он думал, что ложная надежда поможет Гэвину справиться с суровым фактом. Но самообман никогда не спасает. Самообман — это бомба замедленного действия. И когда она взорвется, вместе с ней погибнет её хозяин. Андроид слишком сильно дорожил своим человеком, чтобы допустить это. Поэтому он просто кивнул, лбом прикоснувшись к его холодной ладони. — Я бы всё отдал, чтобы это было ложью, детектив.       Хэнк рвано выдохнул и вышел из палаты, снова убегая от неумолимой действительности. «Я слишком стар для этого дерьма. Корвалол ещё продают в сраных аптеках?»       Диод Коннора переливался с жёлтого на красный. Он подумал, что даже если должен будет стереть эту картину, то не сможет: бессильный брат, сжимающий слабую ладонь своего напарника, и детектив Рид, погруженный в борьбу с реальностью. Два существа: андроид и человек. Смогут ли они всё пережить, как он с лейтенантом?       Коннор задумчиво перевёл взгляд на серую улицу за окном палаты.       Плотный туман становился гуще.

***

      Выходные.       Бурная река жизни на время остановила своё течение. Люди покидали рабочие места и подобно муравьям разбегались по своим норкам.       Гэвин буквально четыре часа назад вернулся в свою обитель. Расцеловав каждый косяк и накормив кота, он проверил дом на чистоту и порядок. Уже под вечер детектив сидел за кухонным столом и читал какой-то журнал, перед этим проверив обложку на подозрительные статьи. Ричард только вчера накупил на его же деньги медицинские энциклопедии и журналы, наверное, полагая, что от них что-либо изменится. Но, конечно же, ничего не изменится. «Чёртов тостер. Вроде бы навороченный до омерзения, на 99,99% состоит из понтов, а толку нет».       Андроид возился на кухне, применяя на практике новый собственный рецепт: рыбные котлеты с варёной морковью. Как раз то, что Гэвин ненавидел до глубины души. Ричард где-то прочитал, что эта божья отрыжка способствует улучшению слуха. Он, видимо, забыл, что у Гэвина слух не просто ухудшился — он отсутствовал.       Обвинять андроида-хирурга или человека-хирурга он не собирался, так как не видел в этом смысла. Человек был занят чем-то более важным, чем он, а в функции робота, видимо, не входило полное руководство процессом операции. Они не виноваты в этом. По крайней мере, он заставлял себя верить, что это было так.       Отрицание продолжалось. Он не верил, не принимал, потому что знал: процент возвращения слуха существует. Пускай мизерный, два из ста, но существует же. Однако, нечто скользкое, тёмное и отвратительное, тихо шептало: «Прости, Гэв, но чудеса в мире давно исчерпали свои ресурсы».       Естественно, он не слышал этот шёпот. Но видел жестокие глаза, злую усмешку, представлял как кривой рот произносит эти страшные слова. Этот голос он давно забыл. А сейчас просто не мог воспроизвести его в памяти. Наверное, это самый главный плюс в приобретённом сурдомутизме.       На плечо легла прохладная ладонь андроида. «Я закончить готовить. Вы есть пока еда остыть нет», — Гэвин кивнул, посмотрев на идеально круглую котлету, скрытую под аккуратной горкой нарезанной морковки. Хоть фотографируй и публикуй. Он скользнул по вилке пальцами, но так и не решился её взять, почувствовав, как желудок протестующе скукожился от одного вида этого деликатеса. И Рид застыл в одной позе, рассматривая полную тарелку.       Гэвин думал о будущем, которое было буквально тёмным. Он никоим образом не мог себе его представить. Поэтому подсознательно воскрешал мысли о возвращении блудного слуха, чтоб хоть как-то жить.       Не может же он до конца жизни остаться глухим, да ещё и немым. Это просто невозможно. Он с рождения слышал, ближе к 13 месяцам начал говорить. Пусть не всё было так хорошо, как он хотел. Пусть он не всегда мог сказать то, что думал. Но он хотя бы мог. Он столько пережил, через сколько прошёл. Неужели из-за одного удара он лишился всего этого? Сложно поверить. И он не верил.       Гэвин поднял голову, чтобы посмотреть на электронные часы, но столкнулся взглядом с Ричардом. Он уже около пяти минут наблюдал за детективом, лицо которого почти не менялось. Единственное движение, которое он смог уловить — это подрагивание бровей и челюстей, когда мысли уплывали в иное русло.       После разговора с врачом, Гэвин был сам не свой. Куда-то улетал, часто терялся, отвечал агрессивно и в то же время отстранённо. Ричард надеялся, что вскоре напарник смирится, и к нему вернётся старый ершистый, но родной Гэвин Рид. Не говорящий и не слышащий, зато с прежними качествами, что придавали его персоне особую привлекательность, порой отторгаемую окружающими.       Гэвин вопросительно наклонил голову, мысленно обращаясь к андроиду: «Опять завис. Сломался наконец-то, бесполезная точилка?» — Нет, ничего. Не обращайте внимания, — Ричард вернулся к чтению научного журнала. Рид в ответ закатил глаза и снова посмотрел на полную тарелку.       Нет, запах, конечно, изумительный. Спасибо всем богам и Иисусам, которые сжалились над детективом и оставили ему обоняние, но желудок решительно объявил хозяину голодовку. Однако суть голодовок состоит в следующем: все голодающие рано или поздно начинают тихо похрумкивать в дальнем уголке забастовки. Конкретно желудок Гэвина около недели питался самим собой. «Вы питаться нет неделя целая», — Рид почувствовал колыхания воздуха и поднял голову. Но осознав значение жестов, невольно разозлился. «Это касаться нет тебя». «Вы принимать пища обязательно...» «Ты замолчать».       Очередной спор, не имеющий адекватного конца. «Вы понимать что еда необходимость для организм ваш? Вы похудеть 5 килограмм. Это плохо». «Я делать что? Могу нет питаться! Ты понимать это?» «Доктор выписать рецепт таблетки. Вы принимать нет. Почему?» «Ты смотреть меня! — Гэвин развел руками. — Я таблетка сплошная!» «Это так нет». «Отвали», — Ричард в поражении повесил голову, изобразив вселенскую печаль. Этот метод убеждения действовал исключительно редко. Но кто не рискует — тот не пьёт шампанское. Рид посмотрел на поникшего андроида и смутился. «Ублюдок, пытается меня разжалобить».       Он пытался не поддаваться искусным манипуляциями андроида, но увидев в уголках его лазурных глаз блестящие капли, сдался. Дамбу протеста прорвало и он обхватил пальцами вилку. «Скотина».       Детектив затолкал в рот котлету, запил все восемь кусков морковки овощным соком и, проглотив комок противной пищи, прислушался к организму. Неужели желудок принял сие блюдо, и он наконец-то сможет почувствовать насыщение? Ну, конечно же, нет.       Целую ночь он провёл в объятиях фарфорового друга, проклиная RK900, который лечил его синим углём и противорвотными таблетками, и его поварской «талант».       После андроид по традиции на руках перенёс в спальню уже спящего человека. Положив на постель истощённое тело, Ричард некоторое время с тоской рассматривал осунувшееся лицо. На впалых щеках образовалась густая щетина, кончик носа и подбородок заострились, а тёмные круги под глазами казались ещё темнее при свете ночника. Болезненный вид, ничего не скажешь. Но Ричард не замечал в нём действительно больного и слабого человека, несмотря на недавние сравнения с беспомощным котёнком. Он видел сильного и бойкого мужчину, который героически сражался со всеми невзгодами. И он видел, как этот образ чахнет с каждым днём. — Как вы это делаете? — спросил он тихо, скользнув ладонью по колючей щеке. — Получить столько ранений, несколько раз стоять на пороге смерти, неделю жить святым духом и водой, но по-прежнему привлекать своей внешностью, — подушечка указательного пальца обвела контур нового рубца на левом виске. — Пожалуйста, — голос снизился до самых низких частот, — прошу вас, вернитесь к нам. Мы так скучаем по вашему голосу... Я так хочу услышать вас, Гэвин.       Ричард укрыл его тёплым одеялом и, обессиленный, сел на пол возле кровати, усиленно вчитываясь в текст, отмечая необходимую для лечения детектива информацию.       Гэвин нахмурился, погружаясь в третий по счёту сон.       Ему почудилось, будто он что-то услышал. Нечто знакомое, тёплое, близкое сердцу... Но, вероятно, это был всего лишь сон.