Глухонемой

      Шесть дней злости «Вы быть уверен что необходимость есть идти работа?» «Ты спросить ещё раз, я откусить ухо твоё» — и Ричард замолчал, опасаясь не за сохранность синтетической ушной раковины, а за состояние напарника.       Гэвину после выписки было рекомендовано в течение месяца не выходить из дома, находиться в тепле и безопасности, вдали от стресса и вредных факторов окружающей среды. Но разве он когда-либо кого-то слушал?       Он с трудом пережил выходные, питаясь лечебными шедеврами кулинарии, от которых часами пытался прийти в себя, и погружаясь в расследования, разобраться в которых он не мог из-за отсутствия допуска в базу информации. Зайти в архив он сможет только через служебный вход, то есть, с помощью рабочего компьютера. Поэтому Гэвин, махнув рукой на рекомендации врачей, которые, по сути, являются приказами к беспрекословному выполнению, в пять часов утра без помощи будильника поднялся с кровати и принялся лихорадочно куда-то собираться.       Ричард, читающий очередную статью и записывая в электронном планшете замудрённую методику, поднял голову. На вопросительный кивок головой Гэвин ответил гневной гримасой. Как после выяснилось, детектив принял решение вернуться в Департамент, чтобы продолжить расследование. Он доказал верность своего решения двумя аргументами: во-первых, преступления сами себя не раскроют и он должен способствовать их прогрессу, во-вторых, у него появилась некоторая идея насчёт мотивов убийцы и причины выбора той или иной жертвы. Конечно, его мысли беспочвенны, но на данный момент он единственный, у кого они хотя бы были. Однако, несмотря на чисто рабочий интерес в действиях, где-то в глубине сознания затаилась третья причина: он хотел почувствовать себя дееспособным, по-прежнему полноценным и здоровым, полезным. Он должен был почувствовать себя не сломанным. Но как бы он ни внушал себе это, поверить в свою исправность было выше возможностей самообмана.       Он был подобен котлу, в котором закипали всевозможные негативные эмоции: злость, медленно перетекающая в ярость, ненависть — в отвращение, и тихое, высасывающее ассертивность, чувство несправедливости. Он не заслужил этого. Кто вообще распоряжается приговорами? Кто посмел так поступить? Он делал так, как считал нужным. Говорил то, что хотел. Он действовал по совести и никогда не отклонялся от плана, никогда не противоречил своим принципам. Он был честен с собой и окружающими. Он пользовался слухом и речью так же, как и все, не переступая черту. Чем он хуже остальных? Почему именно он? Ненависть к миру порождает ненависть к своей судьбе, которая, в свою очередь, заставляет ненавидеть её хозяина. И Гэвин следовал по этой цепочке, всей душой презирая свою беспомощность.       Рид переоделся в повседневную форму за две минуты, поэтому за два часа до начала трудового дня успел сделать всё, что можно было сделать: почистил зубы, помылся, перебрал обувь всех сезонов, позавтракал, накормил кота, поиграл с ним, заставил Ричарда помыться и позавтракать. Естественно, такая необычная для детектива активность вызывала некоторые сомнения насчёт его вменяемости. Поэтому RK900 тщательно следил за его словами и действиями.       Андроиды не способны что-либо чувствовать, следовательно, Ричард не должен ощущать то, что всё это время поедало его изнутри. Он не мог найти в себе силы принять ситуацию такой, какой она была в действительности. Перейти этот Рубикон было слишком сложно. Если он сделает это, то Гэвин Рид навсегда изменится в его глазах. И этот новый образ казался ему странным, даже в какой-то степени чужим. Он продолжал искать выходы из тупика: новые подходы, методики, способы лечения. Но постепенно поиски теряли свой смысл и Ричард медленно переплывал эту реку. Невозможно восстановить то, что уже по факту неисправимо. Но даже понимая это, он не мог остановиться. Он продолжал искать, избегая берега, потому что не мог перестать надеяться.       На очередном собрании группа расследования обменивалась новостями исключительно спокойно и миролюбиво. Гэвин поражался этим людям — они за неделю выучили основы глухонемого языка и делились с ним своими мыслями, используя базовые жесты. И каждый во время молчания, повествования или искры конфликта поднимал на него обеспокоенный взгляд. Видимо, волновались за его состояние. Это, бесспорно, трогательно, но подобное внимание только сильнее раздражало детектива. Он горько вспоминал пятое по списку правило жизни: пока гром не прогремит, все будут смеяться над забавными чёрными тучами*. Теперь они боялись не вспыльчивого детектива, а бомбу, заложенную в нём, готовую взорваться в любую секунду. Каждый из них притворялся изнеженным гуманистом, избегая истину в любых её проявлениях. Один Хэнк не пытался оберегать Гэвина, так как понимал, что это неблагодарное дело является одним из самых бессмысленных, что они когда-либо проворачивали. Лучшей позицией, как он думал, является наигранное равнодушие. Таким образом, Гэвин не будет ощущать себя сахарной вазой и ему не придётся мириться с этим. Андерсон убежден в том, что Риду для начала следует свыкнуться с вечной беспросветной тишиной и гробовым молчанием. Остальное придёт вслед за смирением.       Из-за постоянных перерывов, посвящённых пристальному вниманию к детективу Риду, они не смогли сконцентрироваться на обсуждении проблемы и не вникли в идею Гэвина. Сдержанные жесты медленно, но верно превращались в яростные, что выглядело порой комично, но в основном — угрожающе. Они просто игнорировали доводы Рида, больше беспокоясь за его состояние, видимо, не понимая, что сами его и губят.       Следствие зашло в тупик. Быть может, виноватыми были неторопливые сотрудники отдела или члены команды расследования, глухие к словам друг друга. Вероятно, этот слишком осторожный убийца бессовестно перекрывал им без того еле заметные лазейки, «смывая» с места преступления пятна намёков на своё очевидное присутствие. У следователей и детективов создалось впечатление, что они имеют дело с призраком-мстителем: что он хотел — неизвестно, какова его цель — до сих пор потёмки. Это выматывало и лишало их мотивации продолжать расследование. За всё это время они лишь узнали, что тут поработали девианты, и они проверяют на людях свои разработки. Но эта информация не способствовала нахождению каких-либо зацепок для разгадки тайны.       Дни сменяли друг друга мучительно медленно и, одновременно, феноменально быстро. Детективу казалось, что с момента пробуждения прошло как минимум четыре часа, но поднимая глаза на электронный циферблат, понимал, что даже шестидесяти минут не прошло. Но вопреки раздражающей медлительности текущего дня, сидя вечером за кухонным столом в компании RK900, он не мог понять: почему день ускользнул так быстро и на что он его потратил. Гэвин купался в луже данных о преступлениях, с головой погружался в архив, искал улики и следы, временами ссорился с сотрудниками, но результат был ровным счётом нулевым. Абсолютно никакого сдвига. Дни проходили не только медленно с элементами невероятной скорости, но и впустую, а в их случае это просто недопустимо.       Совсем недавно, буквально два дня назад, было совершено очередное убийство, аналогичное предыдущим. Как и всегда, место преступления удивляло своей безукоризненной чистотой. Удивляло настолько, что подозрения падали на каждого мимо проходящего, будь он человеком, андроидом или собакой. Начальство решило некоторое время держать рты всего Департамента на замке, чтобы не волновать общественность. Они приняли решение сообщить народу эту печальную весть только в том случае, если будут найдены хоть какие-нибудь улики, следы или подозреваемые со свидетелями.       Город превратился в настоящую обитель зла. Покидая дом, ни в коем случае нельзя терять бдительность. Если это произошло, то человеку придётся забыть про гарантию сохранности и невредимости своей оболочки при возвращении домой. Никто не мог быть уверен в том, что эта банда психопатов не выберет именно его в качестве новой жертвы.       Начальник кожей ощущал напряжение в воздухе и нечеловеческую усталость сотрудников. Поэтому предложил устроить спарринг каждому, кто хотел отвлечься от рутины. Кто отказывался — обязан был вернуться к работе, то есть, мероприятие по характеру являлось добровольно-принудительным.       Но большинство полицейских были рады выпустить пар и отдохнуть среди друзей хоть где-то, помимо бара и стрип-клуба.       На входе в спортзал собрался весь отдел по делам девиантов, включая женщин. У широких дверей стоял высокий громогласный мужчина, местный «физрук». Его священной обязанностью было следить за порядком в зале и оказывать первую медицинскую помощь пострадавшим, чьи партнёры случайно забылись в процессе тренировочного боя. — Ну, правила вы, надеюсь, знаете, да? — громко спросил мужчина, отмечая каждого в списке. — Забыли. Напомните, пожалуйста, — один из офицеров решил поиздеваться. Ничего нового, в принципе. — Идиоты, — он тяжело вздохнул и быстро протараторил. — Не бить ниже пояса, если целитесь в лицо, то избегайте переломов и выбитых глаз, и не искушайте Хэнка: не предлагайте ему выпить после спарринга. — Я думаю, это давно можно было вычеркнуть из списка, — заметил лейтенант, когда коллеги тихо засмеялись. — Детский сад, штаны на лямках. — Я спрошу у начальника, — он криво улыбнулся. — А, новое правило: Гэвина не раздражать. Он теперь у нас одуванчик божий, поэтому берегите его и своё здоровье. — То есть, всё остальное с ним делать можно? — захихикал один полицейский, некоторые подхватили его смех. Ричард дёрнулся в неконтролируемом желании стереть мерзкую улыбку с его лица, но внимательный взгляд детектива не позволил ему совершить это противоправное по закону, но справедливое по морали действие.       На немой вопрос он отрицательно помотал головой. Опять обманывает, но поступить иначе для него просто неприемлемо.       Коллеги заняли свои места в раздевалке. Они торопились переодеться и приступить к тренировке. «Мы вместе?» — спросил Девятка, открывая личный шкафчик рядом с напарником. Гэвин кивнул, скидывая с плеч кожаную куртку и снимая футболку через голову. Ричард, как всегда, скосил глаза на голый торс, разглядывая его рельеф и провожая бледно-серую кожу внимательным взором, когда Рид спрятал её под спортивной майкой. После задержался взглядом на сильных бедрах, и поспешно отвернулся, когда Гэвин поднял голову.       Тириум ускорил своё движение по организму после неожиданного воспоминания о происшествии в курилке. Иногда Ричард думал: какие последствия понесло бы за собой продолжения поцелуя? Какие повороты ждали бы их, если бы тогда он выбрал иной путь?       Гэвин коснулся его плеча. «Ты готовый? — андроид кивнул, но получил в ответ полный скепсиса взгляд. — Ты одеться нет за время всё».       Ричард улыбнулся, как показалось Гэвину, с чуть виноватым сожалением, и поспешил переодеться. Каждая модель андроидов в комплекте имела собственную униформу для тренировок, если они входили в их обязанности и функции. Конкретно для RK-линии был изготовлен комплект из плотной кофты с длинным горлом и спортивных штанов. И Гэвин искренне любил эту форму. Он исключительно редко видел обнажённого напарника, но этих моментов было достаточно, чтобы полюбить каждый лоскуточек ткани на его теле. Он ненавидел ту реакцию, которую RK900 вызывал в нём. «Мы идти» — Гэвин кивнул, и они вышли из раздевалки в тренировочный зал.

***

— Я думаю, детектив сегодня особенно злой, — задумчиво произнёс Коннор, наблюдая за Гэвином. Он двигался быстро, как молния, через каждую секунду наносил новые, сильнее предыдущих удары. Ричард был не менее быстрым и мощным, но отвечать с той же силой он не собирался, принимая всю злость, что копилась в напарнике. — Я думаю, ты правильно думаешь, — ответил Хэнк. Напарники понимали причину такого поведения, поэтому бездействовали. Но если Рид перейдёт черту, то им придётся вмешаться, чтобы спасти Ричарда от горячей руки. Очередной клинической смерти одного из товарищей они не перенесут. — Ты что-нибудь накопал? — Нет, — вздохнул RK800, признавая свою бесполезность. — Личное дело доктора Уайта числится конфиденциальным. Мне не удалось его открыть. — А взломать? Ты же робот, значит можешь взломать систему, скачать файл и всё в этом роде. — Лейтенант, не смешите мои запчасти, — Коннор около недели практиковал человеческий юмор. В поисках верных методик лечения детектива Рида он случайно наткнулся на интересную рекомендацию специалистов: так как юмор продлевает жизнь, поддерживает в человеке надежду и сохраняет душевный баланс, людям следует чаще шутить, смеяться и без обид принимать шутки окружающих. Конечно, с этим фактом не поспоришь, но порой Коннор переступал черту, начиная с безобидных шуток и заканчивая жестоким чёрным юмором. — Я, конечно, продвинутая модель... — А как же Ричард? — ...ладно, тут вы меня уели, — Андерсон глухо выругался. — Коннор, ты не обязан выворачивать себя наизнанку, чтобы до деталей симулировать человека. — Лейтенант, я вовсе не это пытаюсь имитировать, — андроид выдохнул после некоторой паузы, опуская руки на колени. Хэнк проследил за мимолётным разочарованием. — Что же, в таком случае, ты пытаешься имитировать целую гребаную неделю? — Оптимизм. Надежду, если вам угодно. Я должен вам помочь. Вам, лейтенант, и Ричарду, — Коннор поник, осознав, что задуманное неисполнимо. — Детектив Рид, так или иначе, меня не услышит, поэтому помочь ему таким образом я не смогу. Жесты не способны передать необходимую интонацию, а над натуральной мимикой я до сих пор работаю. Я предполагал, что подобными действиями смогу помочь вам справиться с проблемами. Но это, очевидно, не имеет смысла, — Хэнк заметил, как всё человеческое из андроида медленно улетучивается, и на место Коннора снова возвращается RK800. Он отчаянно хотел задержать это видение. Почувствовать рядом с собой именно Коннора-человека, а не робота. — Эй, тостер, — Коннор повернулся к лейтенанту. — Ты не падай духом, понял? — тот кивнул. — Ты же знаешь нашу, человеческую, мотивационную фразу? — Лейтенант, я андроид. Мне не нужна мотивация, чтобы действовать. — Заткнись и слушай, — Хэнк глубоко вздохнул. — Когда ты потерял надежду, и всё кажется бессмысленным, а идти больше нет сил — не останавливайся. Просто... Чёрт, просто иди медленно, маленькими шажками к своей цели. — Вы долго над этим думали? — Всю жизнь. — Да, это долго, — Коннор кивнул, проигрывая в голове слова напарника, произнесённые низким, ворчливым голосом. Самым тёплым и приятным, что он слышал с момента активации. Андроид некоторое время рассматривал его профиль, отмечая те черты лица, которым раньше не придавал значения. Эти наблюдения он проводил с особым энтузиазмом и желанием, никогда не останавливаясь на достигнутом. Новые многозначительные морщинки, изгибы, интересные линии — всё это увлекало, открывало совершенно иной мир неординарной личности лейтенанта Андерсона. Но оглушительный свисток вернул его на землю. Они подняли взгляд на Гэвина, который взмахнул ногой, намереваясь разбить партнёру нос, что, само собой, являлось нарушением правил безопасности. — Рид, ещё один прокол и будешь отсиживаться рядом с Хэнком! — Хватит делать акцент на моём возрасте, кретин! — крикнул лейтенант. Конечно, он сердился над такими детскими подколами в свой адрес, но больше всего ему не нравилось демонстративное игнорирование проблемы Рида.       Гэвин, естественно, не услышал первое и, к сожалению, последнее предупреждение. Он нанёс новый сильный удар в корпус Ричарда, который всё-таки пошатнулся, но смог удержаться на ногах. Андроид усмехнулся напарнику, получив ответную усмешку. — Гэв, будь добр, покинь площадку! — Да не слышит он! — взмолился Хэнк и взмахнул руками. — Не слышит! Это так сложно для твоего понимания?! — Не сложно, чёрт возьми, Хэнк! — ответил совершенно другой офицер, стоящий рядом с надзирателем. — Просто это настолько иронично, что... — полицейский не смог договорить, из-за непроизвольного ехидного хохота. — Ему что-нибудь скажешь, а в ответ тишина! Тишина, догоняешь? От Гэвина Рида! Тишина! — после резкого удара в солнечное сплетение он неожиданно перестал смеяться. — Даже Девятку довёл, — лейтенант хмыкнул, поднимаясь с пола. Ричард смотрел на полицейского сверху вниз, пронизывая его всем презрением, на которое был способен. Он не обратил бы внимания на издевательства в сторону андроидов, если они, конечно, не были бы адресованы Коннору, но глумиться над себе подобными — это вершина нравственной деградации.       Гэвин тяжело дышал и, вытирая подолом майки капли пота, наблюдал за небольшой потасовкой. Её причины были Риду неинтересны.       Он наслаждался моментом.       Борьба с реальностью на время остановилась, и он просто наслаждался жизнью. Физическая нагрузка, высвобождение эмоций и возможность лицезреть по-человечески озлобленного Ричарда. Без сомнений, этот день был самым лучшим на этой неделе.

***

      Гэвин поспешил с выводами.       После спарринга начальник отпустил сотрудников на все четыре стороны, взяв с них обещание, что завтра они вернутся в офис свежими и воодушевленными за два часа до начала рабочего дня. Воспользовавшись случаем, коллеги разбежались кто куда: кто домой, кто в бар, кто доделывать работу. Хэнк с RK800 решили отдохнуть дома и посмотреть научный фильм про глухонемых, о чём Риду знать было не обязательно.       Все были заняты своими делами, личной жизнью, а Гэвин около получаса смотрел на экран телефона и постепенно терял самоконтроль. Он очень сильно хотел разбить гаджет, чтобы купить новый, но при условии, что о нём будут знать только три человека, в число которых миссис Рид не входила. «Сыночек, столько дней прошло, а ты ни сном, ни духом» — гласило очередное СМС с той же смысловой нагрузкой, что и первое, которое он совершенно случайно открыл из всех семнадцати. «Гэвин, я же вижу, что ты прочитал. Ответь, пожалуйста». «Мам, всё нормально. Как ты успела заметить за 32 минуты нашего общения, я всё ещё жив». «Что значит всё ещё???? — Гэвин не успел ответить, — Ты хочешь сказать, что скоро можешь быть не жив?!!!!!» «Мам, всё нормально. Ты принимаешь лекарства?» — детектив усмехнулся своим мыслям. Перенял семейную традицию, так сказать. «Ты точно в порядке? Голос у тебя грустный, милый».       Вроде бы столько лет прошло с начала первых признаков деменции, но до сих пор непривычно. Миссис Рид называет «милым» только отца, которого — увы — уже не было на этом свете. Его смерть, вероятно, и стала толчком болезни. Он не врач, поэтому не разбирался в этом. И, видимо, люди, отдавшие медицине лучшие годы, тоже не были врачами, так как не знали, что с ней происходит.       А теперь они не могли помочь ему. Такие безалаберные. Отсиживают на сиденьях роскошных кабинетов свои задницы, гробят здоровье клиентов и деньги за это получают. Гэвин ненавидел их. Ненавидел, наверное, сильнее, чем андроидов. «Не беспокойся, мам. Я постараюсь приехать во время зимних праздников». «Милый, ты обещаешь приехать? Наш сыночек, кажется, заболел».       Гэвин стиснул зубы, чувствуя отвращение к себе, отцу и матери. Вся его жизнь — это череда каких-то нелепых случайностей, частью которых стало некогда рождение в этой семье. Он любил их всей душой. Но держать всё, что они с желанием переложили на его плечи, было слишком трудно. Это бремя, казалось, не выдержит и Атлант. Пальцы пробежались по сенсорному экрану и написали короткое: «Обещаю». «Я люблю тебя». «И я тебя», — он несколько секунд смотрел на романтичное эмодзи, почувствовал непреодолимое желание сделать задуманное и взмахнул рукой. Он хотел было отпустить телефон, позволить ему разбиться так же, как жизнь разбила его, но Ричард не позволил этому свершиться, осторожно забирая его.       Андроид некоторое время рассматривал карикатурный поцелуй, и лишь только когда прочитал имя отправителя, со спокойствием выдохнул. «Оказывается, детектив знает и такие слова», — он невольно усмехнулся. К его сожалению, это действие от напарника не скрылось. «Ты смеешься чего?» — резко спросил он, рывком открывая шкафчик. — Детектив, отворачиваться от собеседника после того, как что-то спросили — не очень выгодно в вашем положении, — произнёс андроид, всё ещё рассматривая последние четыре сообщения.       Он не понимал, почему мама детектива написала эти слова. У неё есть сын от Гэвина? Сын от сына? Он, конечно, лишится уха, если спросит, но, быть может, стоит попытаться? Он прикоснулся к его плечу, и Рид немедленно развернулся. «Вы иметь ребёнок?» — Гэвин выхватил из его рук телефон и кинул его в сумку. «Это мать моя!» «Вы хотеть сказать нет?» «Нет! — Ричард планировал задать следующий вопрос, но Рид ответил на все вопросы одним жестом. — Она больная слабоумие старое. Я говорить нет эта тема, понял?» — Андроид кивнул в надежде, что когда-нибудь придёт время и Гэвин сам расскажет то, что ему необходимо знать. RK900 проанализировал состояние детектива: 78 процентов стресса.       Видимо, отрицание дошло до такой степени, что он готов рвать и метать. Если смотреть на него со стороны, то может показаться, что это, вроде бы, обычный безмолвный Гэвин Рид. Лишь резкие движения и напряженное лицо раскрывали признаки острого стресса. И на протяжении развития только ему известной мысли, уровень стресса поднимался. Ричард несколько месяцев назад прочитал инструкцию по снятию напряжения у людей в целях прогресса расследования, но ни один из пунктов, кроме единственного, детективу не подходил. Он отметил это неудачный вариант, полагая, что сможет таким образом расслабить напарника. Он снова прикоснулся к его плечу. Гэвин, будучи серьёзно раздражённым, опять резко развернулся. «Я сделать массаж вам. Вы напряженный». «Ты сделать массаж мозги себе, — андроид сел на лавочку и развел ноги, предлагая ему расположиться посередине. — Ты засранец делать что?» «Вы садиться. Так будет удобно я делать массаж, — Гэвин посмотрел на него, и Ричард увидел в его взгляде весь скепсис этого мира. — Вы садиться. Это для вас полезно».       Детектив взвесил всевозможные «за» и «против» и, в конце концов, наплевал на свои принципы, стягивая с тела влажную майку. Быть может, он сможет расслабиться и успокоиться. Целую неделю мужчина пребывал в страшном раздражении, а сейчас всё только усугубилось письмами матери. Если бы он мог говорить, то сказал бы ей, что она пишет сыну. Что отец умер, и она, как сам Гэвин Рид, не может этого изменить. Он бы сказал это максимально нейтрально, как всегда. Так, как общаются с людьми, страдающими от старческой деменции.       Гэвин устроился между раздвинутых ног, готовясь к профессиональному массажу. Если учитывать непревзойдённые навыки Девятки в кулинарии, то это действительно будет потрясающе.       На плечи опустились две прохладные ладони. Они аккуратно сжали их, сминали в пальцах мышцы, постепенно снимая напряжение. Сильные, но в то же время нежные руки массажировали затекшие плечи, медленно опускаясь на спину. Пальцы разминали спинные мышцы. Они бережно касались выпирающих позвонков, с нажимом проводили вдоль позвоночника ровную линию. Скользнули вдоль позвоночника вверх к голове, нажимая на ключевые точки. Уверенно массажировали шею, и Рид медленно улетал в нирвану, повинуясь сильным, но осторожным рукам.       Длинные пальцы дотронулись до ушных раковин, массируя хрящи, козелки и мочки ушей. Гэвин больше не ощущал реальность. Он лишь чувствовал приятное тепло, которое волнами разливалось по организму, даруя невообразимое наслаждение, сродни эйфории. Рука прикоснулась к груди, опустилась к животу, который рефлекторно сжался, огладила рельефный торс.       Конечно, будь Гэвин в ясном сознании — Ричард за своеволие давно получил бы между глаз. Но сейчас тот не осознавал действия напарника. И это было выгодно для обеих сторон.       Ладонь опускалась всё ниже и ниже, провела пальцами три дорожки по бедру, коснулась его внутренней стороны. Другая скользнула вверх по шее, обвела очертания кадыка и приподняла голову, открывая взору андроида изгиб шеи.       Диод засверкал ярко-жёлтым светом.       Он понимал, что это будет ошибкой для него и детектива, но он обязан расслабить напарника, чтобы его напряжение не мешало расследованию. И он это сделает во имя Департамента полиции. Над истинным поводом он подумает позже.       Мягко прикоснувшись губами к шее, он рукой скользнул под ткань штанов. И Гэвин проснулся, резко дёрнувшись, когда пальцы прикоснулись к возбужденному органу, вызывая дрожь. Он мог освободиться, врезать андроиду и спокойно уйти, но прохладная ладонь на эрегированном члене не позволяла даже тронуться с места. Осторожные, медленные движения пальцев по стволу, прикосновения к ноющей головке сводили с ума. Его разум снова затуманился, он вновь отдался Ричарду и его безмерно нежным рукам. Ладонь плавно опускалась и поднимаясь, вызывая новую волну. Мутное сознание сконцентрировалось на остром возбуждении внизу, он также чувствовал нежные прикосновения синтетических губ к шее. Лёгкие поцелуи, осторожные касания, равномерные движения руки — андроид сдерживал себя, пытался не перейти черту дозволенного. Засосы детектив вряд ли одобрил бы, как, собственно, и текущие действия.       Большой палец дотронулся до нежной кожи пульсирующей головки, собрал вязкую жидкость, размазывая её по всему стволу. Указательный провёл дорожку вдоль напряженной вены. Рука резко опустилась вниз.       Раздался приглушённый хрип.       Ричард остановился на мгновение, прислушиваясь. Никого в раздевалке не было, кроме них. Неужели это был?.. Девятка ускорил движения, надеясь ещё раз это услышать. Этот хрип был в тысячу раз лучше других звуков. И он пытался уловить ещё раз хоть что-то подобное.       Пальцы обводили контур возбужденного органа, размазывая смазку, тем самым, улучшая трение. Характерные хлюпающие звуки эхом раздавались в помещении. Невольно прислушиваясь к этой симфонии, вспоминая недавний хрип, Ричард впервые в своей «жизни» почувствовал возбуждение на уровне человеческих инстинктов, которые у роботов по факту отсутствовали. Он притянул максимально близко к себе вздрагивающее от резких движений тело и прижался губами к сонной артерии, чувствуя бешеный ритм родного сердца. Гэвин сжал его запястья, он приближался к своей кульминации. Ричард ощущал его дрожь.       За секунду до бурного оргазма с губ Гэвина Рида сорвалось хриплое, еле слышное восклицание: — Ричрд!.. — он излился в синтетическую ладонь. Мужчина обмяк в руках робота, пытаясь вернуть себе сознание, а сердцу — прежний ритм.       Ричард уткнулся лбом в изгиб шеи, чувствуя настоящую радость.       Первое слово. Пускай оно было не совсем связным и понятным, но это первое слово, что он произнёс за долгие полтора месяца беспощадного безмолвия.       И этим словом было имя его андроида.       Они перешли через второй барьер.       Гэвин способен говорить.